Фата-моргана любви с оркестром

«...Если жизнь не сон, тогда надо в ней бороться за правду и расширять её господство на земле; а если жизнь сон, то и тогда надо творить добро, ибо, где бы мы ни проснулись, лучше проснуться с чистой совестью».
(Из комментариев переводчика пьесы «Жизнь есть сон» Кальдерона)

Чили, основное время действия — 1928–1929 годы, место — Пампа-Уньон, поселение с очень дурной репутацией, в котором любили повеселиться все шахтёры с окрестных выработок. Здесь случилась история, красивая, как рассвет в пустыне, и такая же изнемогающе печальная. Под впечатлением от книги я даже думала не писать рецензию — это трудно, ведь меня до сих пор переполняют чувства, хотя мысли за три месяца немного улеглись.
Но если вначале мои чувства были наполнены ярким, как русалочья чешуя, восторгом, то в свете последних событий (РБ, 9.08.20) отношение к книге стало немного глубже и окрасилось в печальные тона. Одна из основных сюжетных линий рассказывает о том, как цирюльник Сиксто Пастор Альсамора, в одиночку воспитавший дочь, захотел наконец восстановить в стране социальную справедливость и убить диктатора. Взорвать его к чертям собачьим! Как сладок замысел! И как печальна его судьба. А мы по опыту знаем, что с диктаторами не срабатывают ни мирные протесты, ни искренние просьбы, ни доброжелательные переговоры. Надеюсь, история белорусских выборов закончится лучше, чем история Сиксто Пастора Альсаморы.

Вторая сюжетная линии повествует о его дочери, Голондрине дель Росарио — страстной красавице, получившей монастырское воспитание. Я уже говорила про русалочью чешую? Голондрина была облеплена ею с головы до ног (в переносном смысле, конечно). В романтичном мире музыки и поэзии она была как рыба в воде — никто не умел чувствовать так, как она. И никто не умел любить так, как она, — никто кроме Бельо Сандалио. Представьте, какими красками, звуками и вкусами взрывается мир, когда такие неординарные личности встречаются. Их занятия любовью чем-то походили на искусство (ага, на перфоманс), и мне как читательнице было чему у них поучиться, чтобы стать чуть-чуть русалкой во всех этих делах. Их первая встреча была случайной (а впрочем, закономерной, если ты романтична и чувственна, а за стенкой твоего дома лучший в городе бордель, куда приходят, скажем так, интересные мужчины). Бельо навсегда завоевал тело и сердце Голондрины, но в дальнейшем их отношения развивались под знаком злого рока. А всё потому, что отец девушки, решив, что пристроил её в хорошие руки, собрался подорвать чилийского диктатора, однако не учёл, что последствия его поступка принесут горе многим и многим людям — и в первую очередь самой девушке.

Самое забавное в сюжете то, что если бы книгу написал кто-то другой — ту же историю, только другими словами, — роман стал бы невыносимо пресным. Потому что сама по себе история скучна: в Пампа-Уньон организовывают оркестр для помпезной встречи президента. Повсюду запустение, в шахтах ужасные условия труда, люди только и могут, что пьянствовать, блудить, ходить в синематограф или танцевать на выходных под оркестровую музыку. Но книга так хорошо написана, что затрагивает все струны души: от чувства юмора до чувства прекрасного, от волшебно-чувственной фантазии до самого горького сопереживания. Автор много внимания уделяет главным героям, заставляя то злиться из-за несправедливости, то смеяться от разных нелепиц, то замирать от красоты языка, то плакать из-за испытаний, выпавших на долю героев, то кусать локти из-за того, насколько им хорошо вместе. Но за спиной у персонажей всегда можно заметить пыльное, грубое, разнузданное поселение, которое... умирает.
Пампа-Уньон — это полулегендарное злачное поселение недалеко от города Антофагаста. В начале романа — едва зародившееся селение, но в конце — Пампа-Уньон уже много лет как мертво. По словам Риверы Летельера, оно просуществовало едва ли 40 лет, и когда писатель приехал туда в поисках материала для романа, там уже будет пустынно… как в пустыне, чего уж там (да я сегодня мастер подбирать слова). Но неистовое воображение писателя, зацепившись за обрывки историй, вернуло Пампа-Уньон к жизни, снова заселило его живыми героями из плоти и крови, и воссоздало с их помощью трагедию цирюльника-социалиста, его прекрасной дочери и бродяги-музыканта. Роман написан по мотивам реальных событий, хотя я и не знаю даже, правда ли всё, что написано в нём. Для меня — правда, ведь писатели никогда не лгут (только приукрашивают).

Писательское мастерство, историзм, социальная справедливость — это всё прекрасно, однако в первую очередь книга имеет ценность с точки зрения художественной литературы. Чилийская культура неразрывно связана с испанской, которую я неплохо знаю, поэтому значение романа Риверы Летельера мне проще всего определить в сравнении с испанской литературой. Например, неприкрытый и, скажем прямо, местами преувеличенный драматизм истории отсылает читателя к страстям, воспетым в классическом испанском театре. Я верю каждому слову в книге, верю всем персонажам до единого, но не могу признать того, что они говорят, чувствуют и ведут себя излишне театрально, как-то слишком на показ, хотя у них и в мыслях, конечно, подобного нет. Роман остаётся романом, но описанный в нём мир больше импонирует сцене, чем реальной жизни.
Или, например, Бельо Сандалио — это такой типичный донжуан с нетипичным концом: безнравственный и удалой искатель чувственных приключений, который однажды влюбляется, причём взаимно, раз и навсегда. А архетип донжуана — так же известного как Дон Хуан, — восходит к испанской литературе XVII-го, кажется, века. Автор просто слишком умён, чтобы использовать архетип напрямую, в неизменном виде. Другой знаменитый испанский архетип — Дон Кихот, — оказал определённое влияние, как мне кажется, на образ Сиксто Пастора Альсаморы. Тот получился у автора благородным, умным, смелым, справедливым народным героем (практически Зорро, только без маски) — и в то же время его героический поступок оказался бесполезным, безуспешным, неудачным в силу нескольких упрямых фактов (герой благородный, но ослеплённый мечтой — ну точь-в-точь Дон Кихот).
Несмотря на некоторую типичность, оба персонажа у автора получились как живые. Для третьего главного героя (точнее, героини) я не нахожу прямых аналогий — всё-таки я не столь начитанна, как мне хотелось бы, — однако по поводу Голондрины у меня есть одна интересная мысль. Сложно судить объективно, но мне кажется, что эта героиня — воплощённая женщина-мечта, причём, мечта эта принадлежит мужчине, выросшему в испаноязычной культурной среде. Только такой мужчина может мечтать о чистой, высоко духовной, верующей, верной и одновременно столь склонной к чувственным удовольствиям женщине. (Кстати, надо спросить у знакомых испанцев, если не забуду).
Кроме сценической выразительности тексту в целом свойственна некоторая ирреальность. Ну да, ну да, в нашем (моём) представлении латиноамериканская литература вся такая. Но, строго говоря, «Фата-моргана» не относится к магическому реализму — из более чем десятка жанрообразующих элементов в романе можно найти едва ли один (или три, если с натяжкой). Но в некоторых местах автор описывает события так сказочно, так символично, с таким фантастическим колоритом, что невольно вспоминается третий знаменитый архетип испанской литературы — «вся жизнь есть сон» (по пьесе «Жизнь есть сон» Педро Кальдерона де ла Барка). Пожалуй, основную идею пьесы можно вместить в строчках:

И именно так, с полной самоотдачей, и живут герои Риверы Летельера. Только сам автор явственно даёт нам понять, что их жизнь видится ему сном — миражом — фата-морганой. И вот эта вот ирреальность делает роман цельным, законченным, внутренне подчинённым одной связующей мысли — и потому прекрасным.

***
Господи, читать эту книгу и не перечитать!.. За три месяца чего только я о ней не передумала! Из-за «Фата-морганы» мне хочется быть чуть-чуть русалкой в латиноамериканской и особенно чилийской литературе, хотя раньше я интересовалась только испанской. Ради «Фата-морганы» хочется выучить испанский язык и преодолеть все тяготы чилийского диалекта и чилизмов. Это целый пласт — истории, культуры и символов, — который хочется знать и понимать. И почему я не заплывала в это море раньше?

Заезжий музыкант целуется с трубою.
Пассажи по утрам, так просто, ни о чем...
Он любит не тебя, опомнись, Бог с тобою.
Прижмись ко мне плечом. Прижмись ко мне плечом.

Я не особенный поклонник иберо-американской литературы. Не мой темперамент, не мои герои. И если бы не необходимость найти и прочитать книгу о Чили, вряд ли я выбрала бы ее. Но выбрала, и как это оказалось кстати! Заброшенный городок Пампа-Уньон в чилийской пустыне, возникший из ниоткуда и спустя десяток лет так же стремительно исчезнувший, ожидаемый приезд главы государства, воинственного самодура Ибаньеса, для торжественной встречи нужен оркестр. И вот городок заполняется музыкантами. Что ни человек – то целая история. А в центре – рыжеволосый трубач Бельо Сандалио. И кроткая пианистка, каким-то чудом выросшая на бесплодной выжженной солнцем почве, Голондрина дель Росарио, по словам соседки – «чистый фарфоровый вазон» . ( Право же, имена носят для русского слуха слегка пародийный оттенок, словно ансамбль из знаменитого спектакля Образцова «Необыкновенный концерт» - трио Лос Самомучас) И любовь! Ох, какая любовь, горячая, жаркая, яркая! Чем-то напоминают Донну Флор и Вальдомиро Гуляку из романа Амаду. И музыка, описанная так объемно, что словно звучит со страниц читалки . И трагедия, завершившая эту любовь – она тоже по южному яркая, взрывная, на всех нервах, с плачем и стоном…

Тебя не соблазнить ни платьями, ни снедью:
Заезжий музыкант играет на трубе!
Что мир весь рядом с ним, с его горячей медью?..
Судьба, судьбы, судьбе, судьбою, о судьбе...

Где-то посреди пустыни на железнодорожной линии "Антофагаста - Боливия" стоит Пампа-Уньон - город, которого нет. При наличии четырех тысяч человек постоянного населения, электростанции, школы, собственной газеты и великого множества лавок, пансионов и увеселительных заведений, этого города официально не существует и нет на картах. Когда-то отставной военный врач пытался построить посреди пустыни госпиталь, чтобы рабочих с селитряных приисков, которым требуется более серьезное лечение, чем липовый отвар и лейкопластырь, не нужно было везти до самого побережья в Антофагасту. Госпиталь в пустыне долго не просуществовал, но за время стройки место обжили торговцы и проститутки, и так возник официально не существующий Пампа-Уньон -место, где рабочие селитряных приисков могли кутить по воскресеньям и купить продукты и другие необходимые товары по рыночным ценам в обход монополии "фирменных" лавок при приисках.

В этом городе-фантоме живут такие колоритные персонажи как цирюльник-анархист, ветеран войны 1879 года, дважды умерший от жажды в пустыне, Китаец-с-Воздушными-Змеями, но самое главное - Дама за Фортепьяно Голондрина (Ласточка) дель Росарио и рыжий трубач Бельо Сандалио.

Сеньорита Ласточка воспитывалась в монастырском пансионе и переехав к отцу в Пампа-Уньон сохранила в себе добродетельную благовоспитанную девицу. Хотя она конечно знает, откуда берутся дети и не приходит в ужас от того, что люди на улице под одеждой голые, в конце концов, через забор от парикмахерской ее отца бордель. А Бельо Сандалио- авантюрист и донжуан, в свои гладко выбритые тридцать три работавший единственный раз в жизни и едва ли полмесяца. Зато на трубе играет лучше консерваторских из Вальпараисо. Очевидно же, что пианистка и трубач, барышня и авантюрист, обречены влюбиться друг в друга, да?

Хотя временами роман балансирует на грани фантасмагории, исторический фон прописан максимально реалистично и подробно. Коммунистические лидеры, государственные чиновники, известные промышленники и деятели культуры названы настоящими именами и гуглятся, как и некоторые упомянутые события. Подробно описывается добыча селитры, промышленные поселки, которые станут призраками, как только запасы селитры исчерпаются, засилье иностранных компаний, 14 часовые рабочие дни, диктатура военных, расстрелы забастовок, наконец, опасное ремесло независимого торговца в пустыне, которому такие места, как Пампа-Уньон, были обязаны существованием:

И на этом мрачном и безнадежном фоне расцветает любовь, вечная и прекрасная, как в сказках. При этом обстоятельства встречи главных героев, да и личные характеристики Бельо Сандалио вполне соответствуют грязному городку, населенному авантюристами и проститутками. И тем не менее, любовь сеньориты Ласточки и рыжего трубача, скрепленная музыкой Шопена, поднимается из этой грязи, как лотос из ила.

В общем, яркий пример того, как латиноамериканские авторы умеют жизнерадостно писать про смерть и красиво про отвратительное.

За что люблю латиноамериканскую литературу – в ней вроде все тоже, что и везде, – любовь и смерть, личное и социальное, преданность и предательство – но при этом совершенно, завораживающе иное.

Идея истории любви и страсти в богом забытом месте на фоне больших и малых трагедий не нова, книг на эту тему написано и читано-перечитано много. И все же происходящее между Голондриной дель Росарио и Бельо Сандалио выбивается из общего ряда: автор создает вокруг них и между ними такую атмосферу, что описанное им может быть в равной степени и правдой, и миражом. Любовь, которая случилась не с первого взгляда, а с первого звука: звука трубы для нее и звука пианино для него. Город, которого нет на карте, но где кипит такая жизнь, какую не всегда увидишь в тех местах, которые на карте есть. Папа-цирюльник, он же анархист. Старый вояка, который всегда носит с собой фляжку с водой. Семейная пара, у которой все дети умирают через три дня после рождения. Кабаки, бордели, синематограф, где тапером работает прекрасная Голондрина, и оркестр, собранный для торжественной встречи диктатора, в котором играет Бельо.

Здесь нет многословия и подробной характеристики персонажей, но каждый штрих, описывающий личности героев, их действия или просто погоду за окном, настолько ярок и к месту, что другие слова уже и не нужны. Очень насыщенный, чувственный и трепетный текст, где нежность Голондрины чередуется с грубыми шутками мужчин, где (авторам любовных романов можно поучиться) секс описан одновременно страстно и возвышенно, как чудо, или как искусство, где даже в моменте смерти есть жажда жизни.

Ожиданий от книги малоизвестного в России чилийского автора не было никаких. Попробовала слушать аудио, но капризное переборчивое ухо отвергло интонирование чтеца. В самом начале книги настораживает гриф 18+, которого часто не бывает даже на кровавейших триллерах.
Ничего особо криминального тут нет, разве что некоторые откровенности больно прямолинейны. В этом как раз ничего удивительного. Южная Америка - смешение всех земных рас и народов. В стихийно зародившемся городке Пампа-Уньон посреди пустыни Атакама живут каждой твари по паре, и не по одной. Все жители городка сбежали от закона государства, произвола промышленников селитренных приисков и от нищеты в других странах. Естественно, что незаконный город-мираж стал торговой площадкой и местом развлечений для рабочих на выходных.
Но не только лавками, борделями и пивными славился Пампа-Уньон. Рождались дети, горожане сами устроили начальную школу и планировали среднюю. Анархический мирок в пустыне. Одной из активных горожанок была образованная дочь местного цирюльника-анархиста. Она убедила жителей собрать средства и огородить кладбище от собак стеной. Ещё много проектов по благоустройству города замышляла Голондрина Дель-Росарио, но вдруг... Началась основная сюжетная линия.
Её, основную сюжетную линию, можно было бы описать по-другому, тогда бы из всей истории получился бы обычный бульварный роман. Но нет, Летельер не пошёл по простому пути. Из латиноамериканцев относительно недавно, пару лет назад, я читала аргентинца Сабато. У обоих писателей есть объединяющая их творчество черта: умение ёмко, без приукрашиваний и лишних отступлений рассказать о порой страшных страницах истории своей страны, рассказать, не любуясь происходящими зверствами, но и не прикрываясь эвфемизмами. Также ёмко они рассказывают и истории из жизни второстепенных героев. Именно из-за этих эпизодов главная любовная сюжетная линия отходит на второй план. Хочешь найти в романе вспыхнувшую страсть? Пожалуйста. Хочешь послушать речей недовольных правительством, очередным жестоким диктатором, продажными местными промышленниками, подлизывающимися к американцам? Да сколько угодно. Хочешь услышать воспоминания о войне, пустыне и погибании от жажды? И это будет. Не сразу въезжаю в географию перевёрнутого южного полушария, когда направление на север означает жару.
Нравятся мне по звучанию музыкальные многосоставные португальские и испанские имена. Может, виной тому сериалы середины 90-х, где часто песни были важней бесконечно извивающегося сюжета? Возможно, но звучание испанского языка, слышимое в именах персонажей, ласкает слух. Горожане не стали разбираться в иероглифах китайских паспортов и переименовали приезжих китайцев. Музыкальность имён не означает их лёгкую запоминаемость, но характерные персонажи легко различаются.
Однажды в городе к приезду диктатора собрался оркестр из колоритных личностей. Я смеялась от их первого загула по барам, хоть шутки и были рассчитаны на уставших за неделю рабочих. Понравился перевод, где нравы не смягчены. Неграмотные рабочие, трудящиеся практически в концлагерях с запретом на передвижение по стране, естественно не выражаются как воспитанные в пансионе барышни. Смеялась я над тем, как рабочие определяли разнокалиберность баров, особенно когда обнаружили в одном из них хлыща - второго трубача.
В общем, книга хорошая. Прочла её за день, не прерываясь до двух часов ночи. Грусти истории придаёт эпилог с разъяснением реальности происшедшего в 1929 году. Незаконный город-призрак просуществовал 40 лет, а сейчас там развалины.

У меня довольно сложные взаимоотношения с латиноамериканской литературой. Зачастую я не могу вовлечся в переживания героев, все эти люди для меня чужие, и даже если вызывают симпатию, всё равно чужие. Особенно странно то, что латиноамериканцы и латиноамериканки, с которыми мне довелось общаться лично, захлёстывали меня волнами своего обаяния, если в моём любимом проекте "Голос" появляются участники, из Латинской Америки, я сразу начинаю млеть и таять. Также я с удовольствием слушаю латиноамериканскую музыку, обожаю язык. А вот литература в эмоциональном плане проходит мимо.

Эту книгу я также прочла с холодным сердцем. При этом умом оценила все её достоинства. Порой всё происходящее казалось мне какой-то пародией: инфаркт от боязни путешествий на корабле, рассветный рояль со взрывчаткой. Но послесловие убедило в том, что никакой пародии не было. Просто такие вот они темпераментные эти люди, не могут наполовину жить и чувствовать. Опять же, через музыку я отлично ощущаю и принимаю это состояние, а через текст не получается.

Но были в этой истории моменты, которые проняли как следует. Роковые смерти детей в семье одного из героев, расправа с оркестрантами. И, конечно, страстная романтическая история любви. Ну как тут не проникнуться, когда очаровательная, ангелоподобная во всех отношениях сеньорита знойной ночью наслаждается далёкими золотыми звуками трубы, а потом знойный трубач сваливается в её патио, и дальше случается то, о чём вы подумали. Дальнейшее же развитие любовной истории происходит в таком же музыкально-знойно-романтическом ключе.

Раньше страной контрастов для меня была Индия. Теперь же это место заняла Чили. Шумные притоны соседствующие с благопристойнейшими домами, грубые работяги и возвышенные пианистки, изнуряющий труд и отвязное веселье, необузданный разврат и любовь, которая дороже жизни. Пусть описанные в романе события происходили сто лет назад, для менталитета это не слишком большой срок, вероятно, в тех краях по сей день бурлит такое же раскалённое, пряное, экзотическое эмоциональное варево.

В Атакаме, самой засушливой пустыне мира, мы становимся свидетелям редкого явления - фата-морганы. Это миражи, которыми, по преданию, Фея Моргана, живущая на морском дне, обманывает моряков. Абсурд? Да. Но тем не менее. И в пустыне такое бывает - невероятно реалистичные видения того, что находится где-то далеко. Или не находится. Или находится, но совсем не то.
Пампа-Уньон - самое разгульное селение селитряной пампы, появляется на мгновение, чтобы стать свидетелем невероятной любви и исчезнуть, став призраком, каким и была, по сути, всегда. Вторая Тихоокеанская война, в которой победой на море была завоевана пустыня, проносится перед нами в воспоминаниях старого бойца, не расстающегося с фляжкой воды. Ноктюрны Шопена разливаются над пустыней, свидетели торжества несправедливости и любви, которая сильнее всего. Грязь, политика, нищета, похоть и безудержное пьянство сливаются в безумном танце и превращаются в самую возвышенную поэму о любви прекрасной сеньориты Голондрины дель Росарио и бродяги-трубача с волшебной улыбкой.
И хотя вся история абсолютна реальна, и даже случилась когда-то на самом деле, кажется, что над селением и героями тяготеет то же проклятие, что и над родом Буэндиа, и Пампа-Уньон унесена в небытие в финале тем же смерчем, что и Макондо...

Не знаю, что написать про эту книгу. На протяжении чтения хотелось ее либо закрыть, либо ругать. Я понимала и не понимала одновременно, почему она получила столько положительных оценок. Сумасшедшая смесь Амаду, Маркеса, Кортасара... Латиноамериканские авторы вообще любят преувеличивать. Размах страстей, творящихся в их книгах, не имеет рамок. Я была готова поставить и три, и два, в какой-то момент стала склоняться к нейтральному - без оценки. Нельзя отрицать, что за всей круговертью минусов, меня оттолкнувших, объективно очень много жизни. Людей, времени, историй. Они есть. Они настоящие. Их много.
А сейчас я сижу, и рука тянется поставить пять. И может быть, добавить в любимые. Чтобы когда-нибудь, в другом настроении, перечитать, и видеть в романе уже не недостатки, а красоту.
Забавно, насколько могут перевернуть восприятие пять страниц эпилога. Разве изменилось уже написанное? Нет. Просто автор ненавязчиво (или наоборот?) напомнил: все, что происходило ранее - жизнь. И если она казалась мне излишне гиперболизированной, сумбурной, пьяной, ненормальной - это только мои проблемы. Или проблемы человека западного мира - как посмотреть. Потому что есть где-то городок Баия, там все вечно молодые и вечно пьяные, кашаса льется рекой. И был где-то Пампа-Уньон, то ли городок, то ли железнодорожная станция. Различие людей или континентов? Мы украшаем свои исторические романы, чтобы сделать их живыми, добавляем момент фантастики. А яркость романов о Латинской Америке надо преуменьшать. Люди там настолько живые, свободные, чувства и момент для них настолько важнее приземленности, быта и всего остального, что мы отказываемся верить. До последнего слова.
А потом пьяница и повеса, от которого за метр несет пивом, неожиданно преображается в романтического героя. Потому что это - правильно.

Вряд ли я когда-либо заметила эту книгу, если бы не отзыв буктьюбера, к мнению которого я прислушиваюсь. Помимо прочих комплиментов она назвала этот роман лучшим о любви для нее. И несмотря на то, что наши мнения о книгах часто не совпадают, мне почему-то захотелось прочитать "Фата-моргана для любви с оркестром".
У меня эта книга почему-то вызвала ассоциации с Домом духов Альенде. Возможно из-за того, что и там и тут сильна тема политики и тяжелого положения населения.
Летельер с легкостью увлекает читателя в свое повествование. Его слог лиричный и образный. Не замечая, оказываешься втянутым в сюжет его романа. Поначалу он знакомит нас с главными действующими лицами, политической обстановкой и бытом людей неотмеченного на карте города Пампо-Уньон. Здесь все степенно, порой даже чопорно. А когда мы уже поддались магии слога автора, он позволяет нам заглянуть поглубже в житье-бытье местных жителей. Его тон ироничен или даже саркастичен в данный момент. Этим он расслабляет читателя и вводит в заблуждение относительно характера происходящего. Ты уже веришь, что все прекрасно, но тут резко автор переводит нас на реалистичный тон и показывает нам действительность такой как она есть. Финал, хоть и логичен, все равно заставил меня перечитать его дважды на случай, если я где-то ошиблась и что-то не так поняла. Фантасмогоричная концовка не оставляет надежды на иное завершение этой истории. И даже здесь слова Летельера не теряют своей поэтичности.
На мой взгляд роман построен на контрастах: воспитанница монастыря живет по соседству с борделем, яркая вышивка на фоне серого быта, игра музыкантов для уставших от непосильного труда селитрянных рабочих, да и любовь в тоталитарном обществе выглядит как яркий лучик чилийского солнца.
От чтения этой книги я получила только удовольствие. И даже смогла почувствовать жаркое солнце Латинской Америки. Не могу представить, что кого-то этот роман оставит совсем равнодушным.

Под музыкальные ритмы, которыми буквально напитана эта книга, раскрываются будни чилийского города-миража. Пампы-Уньон нет на картах, но это не мешает ему жить и дышать. Город, полный искателей успеха всех мастей, торговцев, борделей и бедняков. Живущий моментом и мечтающий оказаться на карте и получить законные права. А дать это может только указ Президента. Человека, которого ненавидят и презирают, диктатора с оружием на перевес. Но одновременно единственного, кто может наполнить реальной жизнью мираж. Достаточно одного удачного визита и указа, который изменит всё.
Поэтому город трепещет, живет и готовится к желанной встрече. Для этого и нужен оркестр.

Оркестр, который состоит из разнообразных мужчин. Таких разных и так нужных друг другу. Тайный гей, держащийся особняком от остальных. Старик-ветеран войны 1879 года, несколько раз умиравший от жажды и всё же живой как никто из них. Простодушный горнист, влюбляющийся в каждую обитательницу борделя. Бес с Барабаном и беременной женой, дети которых не переживают свой третий день. Тарелочник по имени Баклажан. Последний, конечно же, тот самый мужчина, который наполнит книгу музыкой и любовью, а ночную комнату превратит в морскую толщу - Трубач. Его Дама за Фортепиано.
И их история любви. Где-то смешная, часто абсурдная и всегда полная отчаянной щемящей нежности. Потому что влюбиться в звуки трубы - это казалось бы немыслимо. Любить так что ты оказываешься где-то под водой, окруженная морскими обитателями - невероятно. Играть до стерты пальцев наперекор отчаянию, несправедливости, отправляясь на встречу смерти - невозможно.
Но пока есть город-мираж кажется что возможно всё. И вот девушка подводная загадка, воспитанная монахинями и насквозь пропитанная музыкальной чувственностью, встретит свою любовь. А легкомысленный повеса согласится забыть даже о своей трубе ради женщины, равной которой он не встречал. И старый цирюльник забудет о жизнерадостной вдовушке, дарившей ему счастье в шорохах ночной парикмахерской, и задумает поднести огонь к тлеющему огню социальной борьбы.

Горько. Абсурдно. Пронзительно и бессмысленно. Нежно и наполнено смыслом.
Немного чилийской любви сотворили с московской осенью что-то невыразимо душно душевное.