Ваша оценкаРецензии
Аноним26 мая 2025 г.Философия добра и смерти.
Читать далееТем, кто уже прочёл новеллу Акутагавы Рюноскэ " В Чаще" ( ссылка на мою рецензию здесь: https://www.livelib.ru/review/4795582-v-chasche-ryunoske-akutagava), будет и легче, и интереснее тропой витиеватой идти к конечной цели, имея разные исповеди тех персонажей, что наполняют это очень ёмкое и глубокое произведение. Не хочется называть его рассказом или новеллой, пожалуй, это есть ИСПОВЕДЬ ТРЁХ ДУШ и они ЧЕСТНЫ ПРЕД СОБОЙ И ПЕРЕД БОГОМ.
Три части, три исповеди, ведущие к горькому, но глубоко философскому финалу.
РАССКАЗ АМАКАВА ДЗИННАЯ.
Знаменитый вор, о котором слагают легенды, которого давно ждёт плаха и топор, пробирается ночью в храм не для того, чтобы поживиться чем-либо, а для того, чтобы попросить священника помолиться за упокоение души СОВЕРШЕННО НЕЗНАКОМОГО ЕМУ ЧЕЛОВЕКА. Но, видимо, без подробного рассказа никак не обойтись, тут и ставит автор перед нами первый поворот истории.
История же, начинаясь как простое ночное ограбление богатого дома "Торговый дом Ходзея", перерастает сначала в подслушивание ночного разговора престарелых хозяев, оказавшихся перед фактом внезапного банкротства, а затем перед воспоминанием молодости о добре, которое было со стороны самого хозяина дома. Да, он, будучи мореплавателем, спас молодому Амакава Дзиная жизнь. ДОБРО ДОЛЖНО БЫТЬ ОТПЛАЧЕНО ДОБРОМ, а потому ...
О том, что было дальше, вы можете догадаться и без моего рассказа. Я дал обещание отплатить за добро: чтобы выручить «Дом Ходзея» из беды, я обещал в три дня, ни на день не погрешив против срока, достать шесть тысяч кан] серебра…РАССКАЗ ХОДЗЕЯ ЯСОЭМОНА.
Два года прошло со времени ночного непрошенного визита вора, обещавшего выручить из беды хозяина.
Это случилось два года назад, зимой. Из-за непрерывных штормов мой корабль «Ходзея-мару» затонул, деньги, вложенные в дело, пропали, – одна беда шла за другой, и в конце концов «Торговый дом Ходзея» не только разорился, но и совсем дошел до крайности. Как вы знаете, среди горожан есть только покупатели, а человека, которого можно было бы назвать товарищем, нет. И наше дело, как корабль, втянутый в водоворот, пошло ко дну. И вот однажды ночью… я и теперь не забыл ее… ненастной ночью мы с женой разговаривали, не думая о позднем часе. И вдруг вошел человек в одежде странствующего монаха, с иноземным капюшоном на голове. Это и был Амакава Дзиннай. Я, конечно, и испугался и рассердился. Но когда я выслушал его – что же оказалось? Он пробрался в мой дом, чтобы совершить воровство, но в чайной комнате еще горел свет, слышались голоса, и когда он через щель фусума заглянул внутрь, то увидел, что Ходзея Ясоэмон – тот самый благодетель, который двадцать лет назад спас ему, Дзиннаю, жизнь.
И вот, по словам Дзинная, оказалось, что он в отплату за старое добро хочет, если это будет в его силах, выручить «Дом Ходзея» из беды и спрашивает, как велика сумма, потребная в настоящее время. Я невольно горько усмехнулся. Чтобы деньги мне достал вор – это не только смешно. У кого водятся такие деньги, будь это хоть сам Амакава Дзиннай, тому незачем забираться в мой дом для воровства. Но когда я назвал сумму, Дзиннай, слегка склонив голову набок, как ни в чем не бывало обещал все сделать, предупредив, что в эту ночь ему трудно, а через три дня он достанет. Но так как потребная сумма была немалая – целых шесть тысяч кан, то ручаться, что ему удастся ее достать, нельзя было. По моему же мнению, чем полагаться на то, сколько выпадет очков в игре в кости, лучше было считать, что дело это ненадежное.
Прошло условленное время. Когда хозяин ночью обратил внимание на шум во дворе, то увидел картину борьбы двух людей. Один из них был Дзинай, переодетый монахом, а вот другой же, менее сильный сумел убежать и перелезть через ограду.
Когда пробила уже третья стража, в саду за чайной комнатой вдруг раздался шум, точно там кто-то дрался. В душе у меня, конечно, блеснула тревожная мысль о Дзиннае: уж не поймали ли его караульные? Я раздвинул седзи, выходившие в сад, и посветил фонарем. Перед чайной комнатой, в глубоком снегу, там, где свешивались листья бамбука, сцепились двое людей, но не успел я разглядеть их, как один из них оттолкнул накинувшегося на него противника и, прячась за деревья, бросился к ограде. Шорох осыпающегося снега, шум, когда перелезали через ограду, и наступившая затем тишина показывали, что человек благополучно перелез и спрыгнул где-то по ту сторону: Но тот, кого он оттолкнул, не стал гнаться за ним, а, стряхивая с себя снег, спокойно подошел ко мне.
Так кто же был тот, кто напал на вора?
Так кто же посмел поднять руку на легендарного и искушённого в драках Дзиная?
НЕ ТОТ ЛИ, КОГО САМ ХОЗЯИН ВЫГНАЛ ИЗ РОДНОГО ДОМА?
НЕ ТОТ ЛИ, КТО С ДЕТСТВА ЗНАЛ ЭТОТ ДОМ?
Но вскоре, после благодарственного визита Дзиная с обещанными деньгами разнеслась молва о его поимке. Конечно же, хозяин дома пошёл смотреть на отрубленную голову вора, выставленную на площади для всех.
НО КОГО ЖЕ ОН УВИДЕЛ?
ЧЬЯ ГОЛОВА БЫЛА НАСАЖЕНА НА ТРИ БАМБУКОВЫХ ШЕСТА?
УЖ ВЕРНО НЕ ДЗИНАЯ!!!РАССКАЗ ПОРО ЯСАБУРО.
Он и проливает свет на финал этой истории.
Он и расставляет все точки над теми вопросами, что были до этого.
Он и СТАВИТ ВОСКЛИЦАТЕЛЬНЫЙ ЗНАК ЭТОГО ПОВЕСТВОВАНИЯ.
НО ОН И ОСТАВЛЯЕТ ФИЛОСОФСКОЕ МНОГОТОЧИЕ : что есть добро для нас, и есть ли смерть добро для нас.
Читайте, размышляйте. Проза Акутагавы Рюноскэ восхитительна и многослойна.31116- Аноним12 апреля 2025 г.
Удивительные и фантастические превращения Хандзабуро.
Читать далееСколь много различий между нашей и японской литературой и сколь много общего. Этот философско-фантазийный рассказ Акутагавы Рюноскэ есть ещё один пример этого. Но начну, пожалуй, с отрывка из рассказа А.П.Чехова "Сапожник и нечистая сила", написанного в 1888 году.
Заказчик поднялся и молча стал примерять сапоги. Желая помочь ему, Федор опустился на одно колено и стащил с него старый сапог, но тотчас же вскочил и в ужасе попятился к двери. У заказчика была не нога, а лошадиное копыто.Рассказ "Лошадиные ноги" был написан Рюноскэ спустя 37 лет, в 1925 году, всего лишь за два года до его самоубийства. Его можно воспринимать и как продолжение чеховского образа, и как философскую фантазию, помноженную на болезненное восприятие мира самим писателем. Он ПРЕПАРИРУЕТ ПОНЯТИЕ ГЛАВЕНСТВА УМА НАД ОСТАЛЬНЫМИ ЧАСТЯМИ НАШЕГО ТЕЛА. Серьёзно ли это, или лишь сатира над философами, что веками разум выше всего у человека ставят? Ответ вы так и не найдёте, но вот задуматься стоит.
Сюжет довольно прост, но и малопредсказуем.
Обыкновенный "серый", ничем не примечательный человек, в рассвете сил, по имени Осино Хандзабуро вдруг умер ( дал дуба, склеил ласты, крякнулся, сыграл в ящик и т.д.)
В это утро Хандзабуро, как обычно, усердно занимался бумагами за своим служебным столом в здании Дундуань-пайлоу. Говорили, что сослуживцы, сидевшие напротив него, не заметили в нем ничего необычного. Однако в тот миг, когда он, видимо, закончив одну из бумаг, сунул в рот папироску и хотел было чиркнуть спичкой, он вдруг упал лицом вниз и умер. Скончался он как-то слишком внезапно. Но, к счастью, не принято строго судить о том, кто как умер. Судят лишь о том, кто как живет. Благодаря этому и в случае с Хандзабуро дело обошлось без особых пересудов. Мало того что без пересудов.Необычного в этом ничегошеньки нет.
Все мы в свой час умрём. И это факт!
Но смерть героя рассказа есть не конец его земной жизни, а лишь начало её трансформации. Попав на небеса, он, с удивлением узнаёт, что ОШИБОЧКА ВЫШЛА. НУ, ПРОСТО ПО ОШИБОЧКЕ ЕГО НА НЕБЕСА ПРИЗВАЛИ. БЫВАЕТ ОДНАКО...
А делать-то что? Возвращать ведь его обратно надо, а как? Ведь время прошло и у Хандзабуро уже не стало ног! А пока прибудут новые, то и всё тело уж разложится!!! Беда!!! Значит, надо приставить то, что под рукой сейчас тут есть! А это "свежие" конские ноги, только что с рынка, где лошадь пала.Судя по этому разговору, похоже, что ему собираются приставить лошадиные ноги. Оказаться человеком с лошадиными ногами – какой ужас! Все еще сидя на полу, он умоляюще обратился к пожилому китайцу:
«Прошу вас, избавьте меня от лошадиных ног! Я терпеть не могу лошадей. Пожалуйста, молю вас во имя всего святого, приставьте мне человеческие ноги. Ну, хоть ноги Генри-сана или кого-нибудь еще – все равно. Пусть даже немножко волосатые – я согласен, лишь бы это были человеческие ноги!»
Пожилой китаец сочувственно посмотрел на Хандзабуро и закивал.
«Если бы только нашлись – приставили бы, но человеческих ног как раз нет, так что… Что ж делать, случилось несчастье, примиритесь с судьбой! Но с лошадиными ногами вам будет хорошо. Только время от времени меняйте подковы, и вы спокойно одолеете любую дорогу, даже в горах.»
Тут опять откуда-то плавно появился молодой китаец с парой лошадиных ног в руках. Так мальчик в отеле приносит сапоги. Хандзабуро хотел убежать. Но увы – без ног подняться ему было не так-то просто. Тем временем молодой китаец подошел к нему и снял с него белые ботинки и носки.
«Нет, нет! Только не лошадиные ноги! Да, наконец, кто имеет право чинить мне ноги без моего согласия?!»Пока Хандзабуро кричал и протестовал, молодой китаец всунул одну лошадиную ногу в отверстие правой штанины. Лошадиная нога точно зубами впилась в правое бедро. Тогда он вставил другую ногу в отверстие левой штанины. Она тоже накрепко вцепилась в бедро.
«Ну вот и хорошо!»
Двадцатилетний китаец, удовлетворенно улыбаясь, потер пальцы с длинными ногтями. Хандзабуро растерянно посмотрел на свои ноги. Из-под белых брюк виднелись две толстые гнедые ноги, два рядышком стоящих копыта. Хандзабуро помнил лишь то, что произошло до этой минуты. По крайней мере дальнейшее сохранилось у него в памяти уже не с той отчетливостью. Он помнил, что как будто подрался с обоими китайцами. Затем как будто скатился с крутой лестницы. Но все это представлялось ему не вполне ясно. Как бы то ни было, когда он после скитания в мире смутных видений пришел в себя, он лежал в гробу, установленном в казенной квартире на улице N. Мало того, прямо перед гробом молодой миссионер из храма Хонгандзи читал заупокойную молитву.
А дальше - воскресение из мёртвых! И медицина разведёт руками, не зная как трактовать это. Потом, конечно же, банкет в честь возвращения господина Хандзабуро обратно столь непонятным, но зримым образом.
Но сам герой ведь этому не рад!
Он вынужден скрывать свои лошадиные ноги от всех.
Он даже вынужден спать рядом с женой, не снимая высоких сапог.
А запах, конский запах?! Теперь постоянно надо чистить, мыть и удалять блох с гнедой шерсти.Больше всего Хандзабуро остерегался навлечь на себя подозрение сослуживцев. Может быть, поэтому он, при всех своих страданиях, держался сравнительно непринужденно. Но, судя по его дневнику, ему постоянно приходилось бороться с разного рода опасностями.
«… июля. Право же, молодой китаец приставил мне отвратительные ноги. Их можно назвать рассадником блох. Сегодня на службе ноги у меня чесались до сумасшествия. Во всяком случае, надо на время отдать все свои силы изгнанию блох…»
«… августа. Сегодня ходил по одному делу к управляющему. Во время разговора управляющий все время потягивал носом. Кажется, запах моих ног пробивается и сквозь сапоги…»
«… сентября. Свободно управлять лошадиными ногами куда труднее, чем ездить верхом. Сегодня перед обеденным перерывом меня послали по срочному делу, и я быстро побежал вниз по лестнице. Всякий в такую минуту стал бы думать только о деле. И я на миг забыл о своих лошадиных ногах. Не успел я ахнуть, как мои ноги соскользнули на семь ступенек…»
«… октября. Понемногу научился управлять своими лошадиными ногами. Если разобраться, все дело в том, чтобы сохранять равновесие бедер. Сегодня потерпел неудачу. Правда, тут не только моя вина. В девять часов утра поехал на рикше на службу. И вот рикша вместо двенадцати сэнов стал требовать двадцать. К тому же он вцепился в меня и не давал войти в дверь. Я очень рассердился и изо всех сил отпихнул его ногой. Рикша взлетел в воздух, как футбольный мяч. Понятно, я раскаивался. И в то же время я невольно фыркнул. Во всяком случае, двигать ногами нужно гораздо осторожнее…»
«… июля. Самый злейший мой враг?Цунэко. Под предлогом необходимости жить культурно нашу единственную японскую комнату я в конце концов обставил по-европейски: таким образом, я могу в присутствии Цунэко оставаться в сапогах. Цунэко, кажется, очень недовольна тем, что убрали татами. Но даже в таби такими ногами ходить по японскому полу для меня просто немыслимо».
«… сентября. Сегодня продал двуспальную кровать. Когда-то я купил ее на аукционе у одного американца. Возвращаясь с аукциона, я шел по аллее сеттльмента. Деревья были в полном цвету. Красиво блестела вода в Императорском канале. Но… теперь не время предаваться воспоминаниям. Вчера ночью опять слегка лягнул Цунэко в бок…»
«… ноября. Сегодня сам снес в стирку свое грязное белье: к трусам, кальсонам и носкам всегда прилипают конские волосы», «… декабря. Носки рвутся отчаянно. А платить за носки без ведома Цунэко – поистине задача не из легких…»
«… декабря. Даже на ночь не снимаю ни носков, ни кальсон. Кроме того, весьма нелегкое дело прятать от Цунэко ступни. Вчера, ложась спать, Цунэко сказала: „Какой вы зябкий! Что это? Вы даже поясницу кутаете в меха?“ Кто знает – не близок ли час, когда мои лошадиные ноги будут обнаружены?..»
Что стало далее?
Конечно, вам уж интересно, но я не буду раскрывать сюжет и предоставлю лично убедиться в неуёмности богатой писательской фантазии. Она же здесь ведь далеко не ради развлечения читателя, а для того, чтоб вам задуматься о том, что ТАК ЛИ ВАЖЕН МОЗГ, ИЛЬ ЭТО ПРОСТО ПРЕУВЕЛИЧЕНИЕ ФИЛОСОФОВ?
P.S. Закончу же тоже выдержкой из русской литературы, которую так любил Акутагава Рюноскэ. Быть может именно в ней кроется зерно той болезни, что свела его в могилу так рано.
Литературы великих мировых эпох таят в себе присутствие чего-то страшного, то приближающегося, то опять, отходящего, наконец разражающегося смерчем где-то совсем близко, так близко, что, кажется, почва уходит из-под ног: столб крутящейся пыли вырывает воронки в земле и уносит вверх окружающие цветы и травы. Тогда кажется, что близок конец и не может более существовать литература. Она сметена смерчем, разразившемся в душе писателя.
А. Блок.31197 - Аноним8 апреля 2025 г.
Пять пазлов мира японского интеллигента.
Читать далееПять коротких, но очень показательных сюжетных зарисовок, складываются в единый образ японского интеллигента. Ясукити преподаёт английский в школе морских офицеров. Он, конечно, гражданский, но находится в среде военных, состоящих во многом из иностранцев. Вот это и интересно!
Гав.
Зарисовка ожидания лекции в маленьком и неопрятном ресторанчике, где он вынужденно убивал время, но...
Вдруг Ясукити обратил внимание на двух морских офицеров, пивших пиво. Один из них был интендантом военной школы, где преподавал Ясукити. Они были мало знакомы, и Ясукити не знал его имени. Да и не только имени. Не знал даже, младший он лейтенант или лейтенант. Словом, знал его постольку, поскольку ежемесячно получал у него жалованье. Требуя все новые порции пива, эти офицеры не находили других слов, кроме «эй» или «послушай». И официантка, никак не выражая своего неудовольствия, со стаканами в руках сновала по лестнице вверх и вниз. Потому-то она все не несла Ясукити чай, который он заказал.
Они пили пиво и громко разговаривали. Ясукити, разумеется, не прислушивался к их разговору. Но неожиданно его удивили слова: «А ну, погавкай».Ясукити увидел, что иностранцы обращаются к нищему, стоящему под окном.
– Погавкай. Погавкаешь, получишь вот это.
Лицо нищего мгновенно вспыхнуло от жадности. Ясукити временами испытывал к нищим какой-то романтический интерес. Но никогда это не было состраданием или сочувствием. И он считал дураком или лжецом всякого, кто говорил, что испытывает к ним такие чувства. Но сейчас, глядя на этого ребенка-нищего с запрокинутой головой и горящими глазами, он почувствовал что-то вроде жалости. Именно «вроде». Ясукити действительно испытывал не столько жалость, сколько любовался фигуркой нищего, точно выписанной Рембрандтом.
– Не будешь? Ну, погавкай же.
Нищий сморщился.
– Гав.
Голос у него был очень тихий.
– Громче.
– Гав, гав.
Нищий громко пролаял два раза. И тут же из окна полетел апельсин. Дальше можно и не писать. Нищий, конечно, подбежит к апельсину, а интендант, конечно, засмеется.
Через неделю после этого, Ясукити представилась возможность отреагировать на увиденное. Но это же японец, а потому и продолжение той некрасивой сцены было непредсказуемым для иностранца.
Не прошло и недели, как Ясукити в день зарплаты пошел в финансовую часть получать жалованье. Интендант с деловым видом раскрывал разные папки, перелистывал в них какие-то документы. Взглянув на Ясукити, он спросил односложно: «Жалованье?» – «Да», – в тон ему ответил Ясукити. Интендант, возможно, был занят и все не выдавал жалованья. В конце концов он просто повернулся к Ясукити спиной, обтянутой военным мундиром, и начал нескончаемое перебрасывание костяшек на счетах.
– Интендант.
Это умоляюще сказал Ясукити, подождав немного. Интендант повернулся к нему. С его губ уже совсем готово было сорваться «сейчас». Но Ясукити опередил его и закончил свою мысль:
– Интендант, может, мне погавкать? А, интендант?
Иностранцы.
Два портрета коллег-иностранцев.
В этой школе было два иностранца, они обучали разговорному и письменному английскому языку. Один – англичанин Таундсенд, другой – американец Столлет.Таундсенд - лысый добродушный старичок, прекрасно знал японский язык. Издавна повелось, что преподаватели-иностранцы, даже самые необразованные, любят поговорить о Шекспире, о Гете. Но, к счастью, Таундсенд не претендовал на осведомленность в литературе. Видимо, совместная дорога домой и предрасполагала к их общению, но одно из высказываний Таундсенда достойно быть акцентом в духовной жизни.
Дверь в таинство открыть не так трудно, как думают невежественные люди. Наоборот, страшно то, что трудно ее закрыть. Лучше не касаться таких вещей.Столлет, совсем еще молодой, был охотником до шуток. Зимой он носил темно-зеленое пальто и красный шарф. В отличие от Таундсенда, он время от времени просматривал книжные новинки. Во всяком случае, иногда читал на английских вечерах лекции на тему: «Современные американские писатели». Правда, по его лекциям получалось, что самыми крупными современными американскими писателями были Роберт Луис Стивенсон и О'Генри!
С ним также общался Ясукити во время поездок и, говоря на совершенно бытовые темы, вдруг неожиданно высветилась яркая точка, их объединяющая в профессии преподавателя.
Педагог – не профессия. Это скорее дар божий.Дневной отдых.
Прелестная фантазия, достойная подзаголовка "Импрессионизм бытия за гранью реализма".
Ясукити вышел из столовой, расположенной на втором этаже. Преподаватели языка и литературы после обеда шли, как правило, в находившуюся по соседству курительную комнату. Ясукити же решил не заходить сегодня туда и стал спускаться по лестнице во двор. Навстречу ему, точно кузнечик, перепрыгивая через три ступеньки, взбегал унтер-офицер. Увидев Ясукити, он приосанился и отдал честь. Видимо, немного поторопившись, он проскочил мимо Ясукити. Ясукити слегка поклонился пустоте и продолжал спокойно спускаться с лестницы."Ясукити слегка поклонился пустоте..." - лишь за одну эту поэтическую фразу Рюноскэ возможно ставить в высший ряд поэтов.
А далее будет поздравление магнолии с индивидуальностью (ведь даже далеко не всякого человека можно с ней поздравить), встреча с механиком, оказавшимся Полем Гогеном, слушание звука пустой пушки, наблюдение за ящерицей, за игроками в мяч, подслушивание разговора двух бабочек о людях, которые лишены чувства прекрасного (по их мнению), встреча с коллегой, преподавателем химии, преобразившимся в Дьявола, рассматривание на доске нестёртого чертежа, который при том и говорить умеет, и в финале быстрое своё состаривание в зеркальном отражении.
Стыд.
Пожалуй, эта зарисовка наиболее точно характеризует врождённую дисциплинированность и трудолюбие японского характера. Преподаватель японец просто НЕ МОЖЕТ ВЕСТИ УРОК СПУСТЯ РУКАВА, НО ОН НЕОЖИДАННО ЭТО ДЕЛАЕТ. СТЫД ГУСТОЙ КРАСКОЙ ЗАЛИВАЕЕТ ДУШУ ЯСУКИТИ.
Доблестный часовой.
Заключительная часть вроде бы уже и не характеризует самого Ясукити, вроде бы есть пересказ одного из происшествий морской школы. Суть в следующем.
Глубокой ночью два-три дня назад несколько вооруженных бандитов пристали на лодке к берегу позади училища. Заметивший их часовой, который нес ночную вахту, попытался в одиночку задержать их. Но после ожесточенной схватки бандитам удалось уплыть обратно в море. Часовой же, промокнув до нитки, кое-как выбрался на берег. А лодка с бандитами в это время скрылась во мраке. Часового зовут Оура. Остался в дураках.Но...
Но через несколько дней Ясукити на вокзале столкнулся с эти часовым и, разговорившись, понял, что в уставе нет порядка действий на данный случай, что часовой в любом случае даже не был бы представлен к награде, что часовой действовал не во имя караульной служ бы, а во имя традиции БУСИДО.
Ясукити уверен, что в тот день он по-настоящему разгадал тайну этого доблестного часового. Той самой спичкой чиркнул он не только для Ясукити. На самом деле Оура чиркнул ее для богов, которых он призывал в свидетели его верности бусидо.30219 
Аноним18 марта 2025 г.Читать далееРюноскэ Акутагава покончил с собой 24 июля 1927 года, а данный рассказ датирован 7-м апреля того же года. Писатель страдал жуткой депрессией, это видела семья и близкие, а потому его уход из жизни был предсказуем. Может ли кто-то лучше описать состояние больного, чем он сам, тем более, когда есть талант писательства, мастерство владения словом. Герой рассказа сам Акутагава, он не скрывает этого
Сэнсэй, А[кутагава]-сэнсэй – в последнее время это были самые неприятные для меня слова. Я был убежден, что совершил массу всяких преступлений. А они по-прежнему называли меня: «сэнсэй!». Я невольно усматривал тут чье-то издевательство над собой. Чье-то? Но мой материализм неизбежно отвергал любую мистику. Несколько месяцев назад в журнальчике, издаваемом моими друзьями, я напечатал такие слова: «У меня нет никакой совести, даже совести художника: у меня есть только нервы…»Мир видится совсем иначе, то, на что человек в здравом уме не обратил бы никакого внимания, превращается в глобальную проблему, мозг разрывается от решения неразрешимого. Акутагава описывает свое мироощущение. События последовательны, но все настолько перепутано и бессвязно. У героя наблюдается тяга к определенным цветам, мерещатся мифические животные, водяные зубчатые колеса, повисшие в воздухе, пожары, за спиной чувствуется преследование духов мщения, во всем знаки, отношение окружающих кажется враждебным. При погружении во внутренний мир, внешние события выпадали из памяти, он не узавал знакомых, а потому, когда говорили, что видели его там-то и там-то, то был уверен, что речь идет о двойнике.
Антидепрессанты снимали приступы лишь ненадолго, было огромное желание выглядеть, как все, страх, что семья сдаст в психиатрическую клинику, где когда-то находилась мать писателя.
Жить в таком душевном состоянии – невыразимая мука! Неужели не найдется никого, кто бы потихоньку задушил меня, пока я сплю?30575- Аноним25 января 2025 г.
Первая японская антиутопия.
Читать далее1927 год. Год, ставший последним в жизни писателя.
Он устал о жизни.
Ему - 35.
Всё больше и больше его сознание уходит в сторону иллюзорности от надоедливого реализма жизни.
Именно в этом году Акутакава прекратит борьбу с жизней, добровольно уйдя в потусторонний мир.Повесть - притча "В стране водяных" воспринимается многогранно. Это:
- Насмешка над реальностью.- Антиутопия.
- Кривое зеркало Японского общества.
- Сюрреализм бытия.
Герои повести - Каппы, известные ещё в японской мифологии.
Главный же герой, находясь на лечении в психиатрической больнице, вспоминает своё пребывание у них.
Когда я наконец очнулся, меня большой толпой окружали каппы. Я лежал на спине. Возле меня стоял на коленях каппа в пенсне на толстом клюве и прижимал к моей груди стетоскоп. Заметив, что я открыл глаза, он жестом попросил меня лежать спокойно и, обернувшись к кому-то в толпе, произнес: «Quax, quax». Тотчас же откуда-то появились двое капп с носилками. Меня переложили на носилки, и мы, в сопровождении огромной толпы, медленно двинулись по какой-то улице. Улица эта ничем не отличалась от Гиндзы. Вдоль буковых аллей тянулись ряды всевозможных магазинов с тентами над витринами, по мостовой неслись автомобили.Тут, пожалуй, надо сделать акцент на то, что человек в мире капп пользуется особыми привилегиями и не должен трудиться.
Прошла неделя, и меня в соответствии с законами этой страны возвели в ранг «гражданина, пользующего особыми привилегиями». Я поселился по соседству с Чакком. Дом мой был невелик, но обставлен со вкусом. Надо сказать, что культура страны капп почти не отличается от культуры других стран, по крайней мере Японии. В углу гостиной, выходящей окнами на улицу, стоит маленькое пианино, на стенах висят гравюры в рамах. Только вот размеры всех окружающих предметов, начиная с самого домика и кончая мебелью, были рассчитаны на рост аборигенов, и я всегда испытывал некоторое неудобство.Именно в этом обществе Акутагава не только вывернул наизнанку законы и обычаи людей, но и порядком посмеялся над ними довольно злобным смехом.
Например:
Странным мне показалось только, что они ничем не прикрывают чресла. Как-то я спросил Багга, чем это объясняется. В ответ Багг долго ржал, откидываясь назад, а затем сказал: — А мне вот смешно, что вы это прячете!Конечно, некоторые законы капп могут даже шокировать читателя, но ведь съедение уволенных рабочих разве не есть реакция писателя на многочисленные увольнения на предприятиях того времени, когда машины активно вытесняли людей с производства, оставляя их семьи бех средств к существованию?
По словам Гэра, в этой стране ежемесячно изобретается от семисот до восьмисот новых механизмов, а массовое производство уже отлично обходится без рабочих рук. В результате по всем предприятиям ежегодно увольняются не менее сорока — пятидесяти тысяч рабочих. Между тем в газетах, которые я в этой стране аккуратно просматривал каждое утро, мне ни разу не попадалось слово «безработица». Такое обстоятельство показалось мне странным, и однажды, когда мы вместе с Бэппом и Чакком были приглашены на очередной банкет к Гэру, я попросил разъяснений.
— Уволенных у нас съедают, — небрежно ответил Гэр, попыхивая послеобеденной сигарой.
Я не понял, что он имеет в виду, и тогда Чакк в своем неизменном пенсне взял на себя труд разрешить мое недоумение.
— Всех этих уволенных рабочих умерщвляют, и их мясо идет в пищу. Вот, поглядите газету. Видите? В этом месяце было уволено шестьдесят четыре тысячи восемьсот шестьдесят девять рабочих, и точно в соответствии с этим понизились цены на мясо.
— И они покорно позволяют себя убивать?
— А что им остается делать? На то и существует закон об убое рабочих.
Оставлю в стороне главенствующую роль самок (их погони за самцами так и просятся на киноэкран), цензуру во время концерта, а вот на отображении искусства точно надо задержаться. Ну, уж очень это похоже на многочисленные "культурологические" кружки и объединения, что немыслимо плодились именно в первой половине 20 века.
Об искусстве у Тока тоже свое оригинальное мнение. Он убежден, что искусство не подвержено никаким влияниям, что оно должно быть искусством для искусства, что художник, следовательно, обязан быть прежде всего сверхчеловеком, преступившим добро и зло. Впрочем, это точка зрения не одного только Токка. Таких же взглядов придерживаются почти все его коллеги-поэты. Мы с Токком не раз хаживали в клуб сверхчеловеков. В этом клубе собираются поэты, прозаики, драматурги, критики, художники, композиторы, скульпторы, дилетанты от искусства и прочие. И все они — сверхчеловеки. Когда бы мы не пришли, они всегда сидели в холле, ярко освещенном электричеством, и оживленно беседовали. Время от времени они с гордостью демонстрировали друг перед другом свои сверхчеловеческие способности. Так, например, один скульптор, поймав молодого каппу между огромными горшками с чертовым папоротником, у всех на глазах усердно предавался содомскому греху. А самка-писательница, забравшись на стол, выпила подряд шестьдесят бутылок абсента. Допив шестидесятую, она свалилась со стола и тут же испустила дух.Именно поэта Токка и принято ассоциировать с самим писателем. А после самоубийства, почитатели его таланта даже стали называть ежегодную память Акутакавы днём Каппаки.
Сейчас повесть уж не воспринимается как "критика буржуазного общества" (что писалось раньше в рецензиях советскокой литературы), а лишь отторжение жёсткой реальности жизни, которая тяжким грузом давила на сознание писателя.
Что ж, именно так её я и читал.30716 
Аноним29 ноября 2018 г.«И моя рвота белела пятнами даже в кромешном ночном мраке»
Читать далееЭту историю рассказывает всем желающим пациент Номер Двадцать Три в одной психиатрической клинике. Не делайте поспешных выводов! Его муки в кромешном ночном мраке не связаны с психическим здоровьем, как раз наоборот — эта была одна из немногих нормальных реакций на культурный шок, который Номер23 (тогда ещё обычный японец) пережил, попав в страну водяных. Уверена, в Японии 1920-х гг. такое понятие как «культурный шок» было не ново, хотя, может, и называлось как-то иначе.
Итак, психологические предпосылки кошмарного состояния Номера23 убедительны даже сегодня, но не надо быть тонким (и даже толстым) психологом, чтобы понять простую истину: если в стране капп всё абсурдно и переворачивается с лап на голову и обратно, то рано или поздно вестибулярный аппарат человека не выдержит творимых кульбитов и жестоко отомстит. Так же чувствовал бы себя Гулливер в стране лилипутов, не окажись он страстным путешественником, готовым ко всему на свете. (Да его бы просто стошнило! Какое кошмарное зрелище! Воображение, прекрати!) Но в том-то и разница между путешественником Гулливером и домоседом вроде Номера23 (а таких в любом государстве большинство): первый понимает, что в других странах всё будет непривычно, поэтому открыт новому и готов удивляться; второго после лихорадочной акклиматизации будет пугать (угнетать, коробить, кошмарить, кумарить, ломать, плющить, штырить, колбасить и так далее в том же духе) всё новое и незнакомое, и худо будет вашим глазам, окажись вы где-то рядом с ним в ночном мраке.Я неслучайно вспомнила Гулливера. Такую же аналогию для создания сатирического контраста использует и другой японский писатель, которого Акутагава считал своим учителем и с творчеством которого я сама познакомилась буквально на прошлой неделе, — Нацумэ Сосэки. В его сатирическом романе «Ваш покорный слуга кот» главный герой (разумеется, кот) попадает в мир людей и пытается измерить его своими, кошачьими мерками. Герой Акутагавы занимается тем же, но он человек и реакции у него несравнимо более бурные.
Итак, Акутагава считал Нацумэ своим учителем, и именем Акутагавы названа престижная японская премия — вот и всё, что я про него знаю. Слова о том, что Акутагава является знаковым писателем своей эпохи, для меня ничего не значат (и вообще не доказуемы, «садитесь, адвокат Гульд, дальше Процесс пойдёт без вас»), потому что эта эпоха в истории Японии мне плохо знакома. Если сложить «два» (эпоху Нацумэ, которую знаю) и «два» (проблемы, которые поднимает «В стране водяных» Акутагава), то получится «четыре», которое и будет той самой эпохой.
Что ж, посмотрим, какие проблемы, — и какая эпоха. Автор начинает с критики межличностных отношений, подчёркнуто мещанских, эгоистичных, бездуховно-корыстных — и одобряемых обществом. Эта часть немного напоминает мне рассуждения Степного волка, появившегося на свет — вот так совпадение! — через год после этой повести. Акутагава, одиноко стоящий за текстом (словно волк в степи), выводит «В стране водяных» образ художника/творца/сверхчеловека/сверхкаппы, обязанного быть выше добра и зла, а значит — обязанного быть аморальным. И аморальность — в общем-то, единственное и возведённое в ранг искусства занятие сверхкапп: кто эпатажнее — тот и гений. Если я забыла Степного волка, и там ничего подобного не было, киньте в меня камнем.
Но вот в чём я точно уверена, так это в том, что подобную критику «Сверхчеловека» Ницше (только другими словами) можно найти и в романе Нацумэ. Идеи Ницше и сегодня вызывают яркую неоднозначную реакцию, что же тогда говорить о начале XX века с его прогрессом, войнами и с набирающим критическую массу капитализмом. Акутагава поднимал в повести и эти проблемы, ведь каппы — они же как люди, только лучше: войны у них более масштабные, и безработица среди населения решается более радикально, и политики лгут более открыто, и законы более гибкие, и капитализм у них идеально каппиталистичен, и т.д. Можете представить, какой дивный новый мир открыл для себя Номер23? Если нет (а по моим косным объяснениям так оно и есть, подагаю), то срочно открывайте повесть, чтобы своими глазами посмотреть на реальность, доведённую до абсурда.А вот я уже немного пресыщена кошмарами того времени и страдающей Японией в лице двух Нацумэ и Акутагавы, поэтому поддамся соблазну принять «Страну водяных» за чистую монету. Давайте попробуем сделать вид, что не слышим ноток отчаяния в голосе Акутагавы (всё равно год спустя он покончит с собой) и предположим, что он написал современную мрачную сказку о подземном царстве мифических существ, вовсе не желая свести с ума ни Номера23, ни своих читателей.
И тогда я, наконец, смогу задать парочку отвлечённых вопросов. Почему водяные живут не в воде, а под землёй? Почему они предоставляли такие огромные привилегии людям, которых вроде как считали хуже себя? И почему Номер23 так привязался к стране капп и так хотел туда вернуться?
На первый вопрос ответа у меня нет. Точнее, есть кое-какие догадки, но они связаны с аллюзией на райские кущи в преисподней, и мне не очень-то хочется об этом размышлять, ведь, как уже писала выше, я немного устала от сатиры. Но сама по себе ситуация занимательная: автор делает очевидное отступление от мифологии, но не даёт ему логического обоснования, и читатель вынужден сам искать ответ. С точки зрения писательского мастерства — интересный приём. Позволяет при первом знакомстве очень высоко оценить Акутагаву как писателя.Второй и третий вопросы дают столь желанную волю фантазии, позволяя отвлечься от сковыривания корочки с ранки и заняться чем-то более продуктивным и вдохновляющим — например, развитием собственного воображения. Представьте себе ситуацию, когда в вашу семью попадает маленькое, слабенькое и обиженное эволюцией создание, которого вы прежде не видывали, — какой будет ваша реакция? Любопытство? Жалость? Пожалуй, и то, и другое (это отвратительно, дайте мне ещё!), так что в повышенном интересе капп к людям нет ничего удивительного. А теперь представьте себя обычным человеком, который попал в место, где всё вызывает отвращение, — но при этом ему нет нужды зарабатывать на жизнь, а к нему самому проявляют неизменное, участливое и дружелюбное внимание. Если вспомните пирамиду потребностей по Маслоу, поймёте, что в таком райском местечке — пусть и тошнотворном, — нельзя не захотеть остаться. Даже если оно расположено в центре ада.
И знаете, я начинаю понимать Номера23. Возможность не работать и жить припеваючи — это ли не счастье? Каппиталистическое счастье, которое получаешь по праву рождения человеком. Не знаю, смогла бы я отказаться от такого предложения ради высокого страдательного залога быть человеком искусства (например)? А вы — смогли бы?Напоследок немного классики, чтобы было понятно, почему я прикипела к каппитализму Акутагавы:
Ну разве не красавчик? Как в такого не влюбиться?301,7K
Аноним13 июня 2017 г.Если снять с людей кожу, у каждого под кожей окажется то же самое.
Читать далееВ один маленький рассказ поместить всю человеческую жизнь,по отрывкам,по кусочкам,по моментам.Японская литература всегда действует на меня магически,не знаю как они пишут свои произведения,что в каждом находишь частичку себя или чего то близкого и родственного.Это биографический рассказ,который Акутагава написал уже практически в конце своей жизни и передал близкому другу,для того чтобы он опубликовал его или посмеялся,со слов автора.
Маленькие кусочки жизни разного времени и в разном возрасте напомнили мне дневник,если взять дневниковые записи любого человека и выдернуть какие то события,наверняка мало что поймёшь о личности,но непременно там найдётся что то интересное и цепляющее.Так как тема мне очень близка,на протяжении 10 лет вела дневник,но в итоге всё же бросила,всегда любопытно почитать,какие мысли посещают других людей.
Интересная форма книги,как всегда потрясающий слог автора,ну и конечно сама история зацепила.Есть два пути,либо любишь японскую литературу и всё читаешь с удовольствием,либо не любишь.Хотя собственно так можно сказать о любом жанре и направлении в литературе.301,6K- Аноним9 февраля 2025 г.
Уходящее в небытиё сознание писателя...
Читать далееВсем, кто только планирует читать прозу японского Мастера слова, рекомендую именно с этой автобиографической новеллы и начинать.
Почему?
Потому, что сам Акутагава здесь так ёмко, точно и образно раскрыл себя, своё постепенное умопомешательство, свои нарастающие и навязчивые фобии, что становится просто страшно. Зубчатые колёса умственного хаоса постепенно перемалывают реализм жизни. Именно под этим углом зубчатого видения и начинаешь воспринимать всё его наследие, а оно уникально.
Шагая по тротуару, я вдруг вспомнил сосновый лес. Мало того, в поле моего зрения я заметил нечто странное. Странное? Собственно, вот что: беспрерывно вертящиеся полупрозрачные зубчатые колеса. Это случалось со мной и раньше. Зубчатых колес обычно становилось все больше, они наполовину заполняли мое поле зрения, по длилось это недолго, вскоре они пропадали, а следом начиналась головная боль – всегда было одно и то же. Из-за этой галлюцинации (галлюцинации ли?) глазной врач неоднократно предписывал мне меньше курить. Но мне случалось видеть эти зубчатые колеса и до двадцати лет, когда я еще не привык к табаку. «Опять начинается!» – подумал я и, чтобы проверить зрительную способность левого глаза, закрыл рукой правый. В левом глазу, действительно, ничего не было. Но под веком правого глаза вертелись бесчисленные зубчатые колеса. Наблюдая, как постепенно исчезают здания справа от меня, я торопливо шел по улицеЗубчатые колёса помутнения рассудка, конечно, очень зримо видны в творчестве Достоевского, Кафки, Ионеско... да, и вообще, кроме соцреализма вряд ли возможна литература, написанная такими же, как и мы, прагматиками-реалистами жизни. "Алые паруса" и "Бегущую по волнам" никак не мог написать человек, видящий мир реально. Потому-то и художники всегда впереди, всегда нам говорят о том, что большинству из нас, обывателей-читателей не видно.
В тот день муж сестры где-то в деревне недалеко от Токио бросился под колеса. Он был одет не по сезону – в макинтош. Я все еще в номере того же отеля пишу тот самый рассказ. Поздней ночью по коридору не проходит никто. Но иногда за дверью слышится хлопанье крыльев. Вероятно, кто-нибудь держит птиц.Хлопанье крыльев, знаки, видения и различные образы, нам не видимые, и составляют лейтмотив этой исповеди. Она не постоянна, она прерывиста, она не имеет чёткой сюжетной линии, она - это вмятины в сознании от зубчатых колёс.
Постепенное движение оголённого сознания к неизбежному концу - вот тот путь, которым идёт Акутагава Рюноскэ.
Наконец я нашел переулок и пошел по грязной дороге. Тут я вдруг сбился с пути и вышел к похоронному залу Аояма. Со времени погребения Нацумэ десять лет назад я не был даже у ворот этого здания. Десять лет назад у меня тоже не было счастья. Но, по крайней мере, был мир. Я заглянул через ворота во двор, усыпанный гравием, и, вспомнив платан в «Горной келье» Нацумэ, невольно почувствовал, что и в моей жизни чему-то пришел конец. Больше того, я невольно почувствовал, что именно после десяти лет привело меня к этой могиле.Так есть ли помешательство кара, или же она дар Божий, что позволяет уйти в небытиё, уже не осознавая всей трагичности финала?
Быть может, если внимательно прочтёте "Зубчатые колёса" и сможете ответить на этот вопрос, но я же так ответа пока и не нашёл. Наверное, в этом и есть высшее предназначение литературы - ставить неразрешимые вопросы.
Кстати, а вообще как нужно относиться к жизни?29538 
Аноним12 ноября 2023 г.Читать далееПервое произведение, которое я прочитала у Акутагава. Это небольшая сатирическая повесть, напомнившая мне "Путешествие Гулливера". Здесь некий человек, лечащийся в психиатрической больнице, рассказывает историю своего пребывания в стране, населённой каппами - японскими водяными. Их образ жизни и обычаи одновременно похожи и непохожи на человеческие.
Писатель здесь описывает немалое количество сфер жизни капп: семья, религия, искусство, спиритизм, капитал и рабочий класс. Я специально не стала искать разбор этой повести, чтобы узнать кого и что именно в своё время высмеивал Акутагава, мне было интересно как будет восприниматься она сейчас, без опоры на исторический контекст.
И получилось так, что многое осталось вполне себе актуальным и даже способным вызвать мрачную усмешку и по сей день. Два моих любимых эпизода - про искусство и про сокращение рабочих мест. Для производства книг, музыки и картин используются специальные машины, работающие на сырье из сушёных ослиных мозгов. Ну а если рабочего увольняют за ненадобностью, то его съедают, чтобы безработица не росла, да и цены на мясо снижались.В целом текст оставляет ощущение мрачной, но странно завораживающей фантасмагории. Буду и дальше понемногу читать произведения этого писателя и уже предвкушаю интересный опыт.
Интереса ради погуглила разные издания "Водяных". Больше всего понравилась вот такая милая обложка аргентинского издательства Paradiso Ediciones.
292,1K
Аноним6 июля 2019 г.Читать далееНе зашло…Не знаю почему. Может быть, сказалось большое количество прочитанных хвалебных рецензий, и мои ожидания стали «перегретыми». Да, честно говоря, ждала большего. Не могу сказать, что повесть плоха. Едкий сатирический памфлет на современное писателю общество, написанный образным живым языком. Общество описанное, конечно, не ахти. Но и с главным героем (аlter ego писателя) явно не все хорошо. Жил себе светлый восторженный юноша, свято веривший в возвышенные идеалы, в порядочность и честность людей, в справедливость общества, в прекрасных незнакомок наконец. А потом, в один совсем не прекрасный момент эти идеалы с треском разбились о действительность. Так случалось со многими, но трагедия Автора в том, что вместе с идеалами разбилась и была навеки утрачена какая-то важная сущность его личности, что-то незримое, но важное, что помогает людям, даже с очень тонкой душевной организацией, не просто жить дальше, но и находить в этой жизни цель, смысл, радость существования. А иначе ты оказываешься окружен не людьми, а уродливыми каппами, от общественных законов волосы встают дыбом, смысл жизни не под силу объяснить даже мудрым философам, хорошо себя чувствуют только отпетые негодяи, а прекрасные дамы на поверку оказываются похотливыми самками, подкарауливающими тебя за каждым углом. И какой же выход из подобной ситуации? Автор видит их два. Первый – это стать пациентом психиатрической клиники, второй – самоубийство. На втором способе Автор останавливается довольно подробно. Вспоминает известных самоубийц, описывает самоубийство одного из друзей ГГ, размышляет - верный ли это способ ухода от действительности. Читая книгу, понимаешь, что Автор давно и прочно завис в глубокой депрессии, от которой не видит спасения…
Сойти с ума Автору не удалось. Вскоре после написания книги, он покончил с собой…292,2K
