Рецензия на книгу

• 

  Аноним25 января 2025 г.

  Первая японская антиутопия.

  1927 год. Год, ставший последним в жизни писателя.
  Он устал о жизни.
  Ему - 35.
  Всё больше и больше его сознание уходит в сторону иллюзорности от надоедливого реализма жизни.
  Именно в этом году Акутакава прекратит борьбу с жизней, добровольно уйдя в потусторонний мир.

  Повесть - притча "В стране водяных" воспринимается многогранно. Это:
  - Насмешка над реальностью.
  

  • Антиутопия.
  • Кривое зеркало Японского общества.
  • Сюрреализм бытия.

    Герои повести - Каппы, известные ещё в японской мифологии.

  
  
  Главный же герой, находясь на лечении в психиатрической больнице, вспоминает своё пребывание у них.

  
  Когда я наконец очнулся, меня большой толпой окружали каппы. Я лежал на спине. Возле меня стоял на коленях каппа в пенсне на толстом клюве и прижимал к моей груди стетоскоп. Заметив, что я открыл глаза, он жестом попросил меня лежать спокойно и, обернувшись к кому-то в толпе, произнес: «Quax, quax». Тотчас же откуда-то появились двое капп с носилками. Меня переложили на носилки, и мы, в сопровождении огромной толпы, медленно двинулись по какой-то улице. Улица эта ничем не отличалась от Гиндзы. Вдоль буковых аллей тянулись ряды всевозможных магазинов с тентами над витринами, по мостовой неслись автомобили.

  Тут, пожалуй, надо сделать акцент на то, что человек в мире капп пользуется особыми привилегиями и не должен трудиться.

  
  Прошла неделя, и меня в соответствии с законами этой страны возвели в ранг «гражданина, пользующего особыми привилегиями». Я поселился по соседству с Чакком. Дом мой был невелик, но обставлен со вкусом. Надо сказать, что культура страны капп почти не отличается от культуры других стран, по крайней мере Японии. В углу гостиной, выходящей окнами на улицу, стоит маленькое пианино, на стенах висят гравюры в рамах. Только вот размеры всех окружающих предметов, начиная с самого домика и кончая мебелью, были рассчитаны на рост аборигенов, и я всегда испытывал некоторое неудобство.

  Именно в этом обществе Акутагава не только вывернул наизнанку законы и обычаи людей, но и порядком посмеялся над ними довольно злобным смехом.
  Например:

  
  Странным мне показалось только, что они ничем не прикрывают чресла. Как-то я спросил Багга, чем это объясняется. В ответ Багг долго ржал, откидываясь назад, а затем сказал: — А мне вот смешно, что вы это прячете!

  Конечно, некоторые законы капп могут даже шокировать читателя, но ведь съедение уволенных рабочих разве не есть реакция писателя на многочисленные увольнения на предприятиях того времени, когда машины активно вытесняли людей с производства, оставляя их семьи бех средств к существованию?

  
  

  По словам Гэра, в этой стране ежемесячно изобретается от семисот до восьмисот новых механизмов, а массовое производство уже отлично обходится без рабочих рук. В результате по всем предприятиям ежегодно увольняются не менее сорока — пятидесяти тысяч рабочих. Между тем в газетах, которые я в этой стране аккуратно просматривал каждое утро, мне ни разу не попадалось слово «безработица». Такое обстоятельство показалось мне странным, и однажды, когда мы вместе с Бэппом и Чакком были приглашены на очередной банкет к Гэру, я попросил разъяснений.

  — Уволенных у нас съедают, — небрежно ответил Гэр, попыхивая послеобеденной сигарой.

  Я не понял, что он имеет в виду, и тогда Чакк в своем неизменном пенсне взял на себя труд разрешить мое недоумение.

  — Всех этих уволенных рабочих умерщвляют, и их мясо идет в пищу. Вот, поглядите газету. Видите? В этом месяце было уволено шестьдесят четыре тысячи восемьсот шестьдесят девять рабочих, и точно в соответствии с этим понизились цены на мясо.

  — И они покорно позволяют себя убивать?

  — А что им остается делать? На то и существует закон об убое рабочих.

  Оставлю в стороне главенствующую роль самок (их погони за самцами так и просятся на киноэкран), цензуру во время концерта, а вот на отображении искусства точно надо задержаться. Ну, уж очень это похоже на многочисленные "культурологические" кружки и объединения, что немыслимо плодились именно в первой половине 20 века.

  
  Об искусстве у Тока тоже свое оригинальное мнение. Он убежден, что искусство не подвержено никаким влияниям, что оно должно быть искусством для искусства, что художник, следовательно, обязан быть прежде всего сверхчеловеком, преступившим добро и зло. Впрочем, это точка зрения не одного только Токка. Таких же взглядов придерживаются почти все его коллеги-поэты. Мы с Токком не раз хаживали в клуб сверхчеловеков. В этом клубе собираются поэты, прозаики, драматурги, критики, художники, композиторы, скульпторы, дилетанты от искусства и прочие. И все они — сверхчеловеки. Когда бы мы не пришли, они всегда сидели в холле, ярко освещенном электричеством, и оживленно беседовали. Время от времени они с гордостью демонстрировали друг перед другом свои сверхчеловеческие способности. Так, например, один скульптор, поймав молодого каппу между огромными горшками с чертовым папоротником, у всех на глазах усердно предавался содомскому греху. А самка-писательница, забравшись на стол, выпила подряд шестьдесят бутылок абсента. Допив шестидесятую, она свалилась со стола и тут же испустила дух.

  Именно поэта Токка и принято ассоциировать с самим писателем. А после самоубийства, почитатели его таланта даже стали называть ежегодную память Акутакавы днём Каппаки.

  Сейчас повесть уж не воспринимается как "критика буржуазного общества" (что писалось раньше в рецензиях советскокой литературы), а лишь отторжение жёсткой реальности жизни, которая тяжким грузом давила на сознание писателя.
  Что ж, именно так её я и читал.
  

  30

  717