Рецензия на книгу

• 

  Аноним8 апреля 2025 г.

  Пять пазлов мира японского интеллигента.

  Пять коротких, но очень показательных сюжетных зарисовок, складываются в единый образ японского интеллигента. Ясукити преподаёт английский в школе морских офицеров. Он, конечно, гражданский, но находится в среде военных, состоящих во многом из иностранцев. Вот это и интересно!
  Гав.
  Зарисовка ожидания лекции в маленьком и неопрятном ресторанчике, где он вынужденно убивал время, но...

  
  Вдруг Ясукити обратил внимание на двух морских офицеров, пивших пиво. Один из них был интендантом военной школы, где преподавал Ясукити. Они были мало знакомы, и Ясукити не знал его имени. Да и не только имени. Не знал даже, младший он лейтенант или лейтенант. Словом, знал его постольку, поскольку ежемесячно получал у него жалованье. Требуя все новые порции пива, эти офицеры не находили других слов, кроме «эй» или «послушай». И официантка, никак не выражая своего неудовольствия, со стаканами в руках сновала по лестнице вверх и вниз. Потому-то она все не несла Ясукити чай, который он заказал.
  Они пили пиво и громко разговаривали. Ясукити, разумеется, не прислушивался к их разговору. Но неожиданно его удивили слова: «А ну, погавкай».

  Ясукити увидел, что иностранцы обращаются к нищему, стоящему под окном.

  
  

  – Погавкай. Погавкаешь, получишь вот это.

  Лицо нищего мгновенно вспыхнуло от жадности. Ясукити временами испытывал к нищим какой-то романтический интерес. Но никогда это не было состраданием или сочувствием. И он считал дураком или лжецом всякого, кто говорил, что испытывает к ним такие чувства. Но сейчас, глядя на этого ребенка-нищего с запрокинутой головой и горящими глазами, он почувствовал что-то вроде жалости. Именно «вроде». Ясукити действительно испытывал не столько жалость, сколько любовался фигуркой нищего, точно выписанной Рембрандтом.

  – Не будешь? Ну, погавкай же.

  Нищий сморщился.

  – Гав.

  Голос у него был очень тихий.

  – Громче.

  – Гав, гав.

  Нищий громко пролаял два раза. И тут же из окна полетел апельсин. Дальше можно и не писать. Нищий, конечно, подбежит к апельсину, а интендант, конечно, засмеется.

  Через неделю после этого, Ясукити представилась возможность отреагировать на увиденное. Но это же японец, а потому и продолжение той некрасивой сцены было непредсказуемым для иностранца.

  
  

  Не прошло и недели, как Ясукити в день зарплаты пошел в финансовую часть получать жалованье. Интендант с деловым видом раскрывал разные папки, перелистывал в них какие-то документы. Взглянув на Ясукити, он спросил односложно: «Жалованье?» – «Да», – в тон ему ответил Ясукити. Интендант, возможно, был занят и все не выдавал жалованья. В конце концов он просто повернулся к Ясукити спиной, обтянутой военным мундиром, и начал нескончаемое перебрасывание костяшек на счетах.

  – Интендант.

  Это умоляюще сказал Ясукити, подождав немного. Интендант повернулся к нему. С его губ уже совсем готово было сорваться «сейчас». Но Ясукити опередил его и закончил свою мысль:

  – Интендант, может, мне погавкать? А, интендант?

  Иностранцы.
  Два портрета коллег-иностранцев.

  
  В этой школе было два иностранца, они обучали разговорному и письменному английскому языку. Один – англичанин Таундсенд, другой – американец Столлет.

  Таундсенд - лысый добродушный старичок, прекрасно знал японский язык. Издавна повелось, что преподаватели-иностранцы, даже самые необразованные, любят поговорить о Шекспире, о Гете. Но, к счастью, Таундсенд не претендовал на осведомленность в литературе. Видимо, совместная дорога домой и предрасполагала к их общению, но одно из высказываний Таундсенда достойно быть акцентом в духовной жизни.

  
  Дверь в таинство открыть не так трудно, как думают невежественные люди. Наоборот, страшно то, что трудно ее закрыть. Лучше не касаться таких вещей.

  Столлет, совсем еще молодой, был охотником до шуток. Зимой он носил темно-зеленое пальто и красный шарф. В отличие от Таундсенда, он время от времени просматривал книжные новинки. Во всяком случае, иногда читал на английских вечерах лекции на тему: «Современные американские писатели». Правда, по его лекциям получалось, что самыми крупными современными американскими писателями были Роберт Луис Стивенсон и О'Генри!
  С ним также общался Ясукити во время поездок и, говоря на совершенно бытовые темы, вдруг неожиданно высветилась яркая точка, их объединяющая в профессии преподавателя.

  
  Педагог – не профессия. Это скорее дар божий.

  Дневной отдых.
  Прелестная фантазия, достойная подзаголовка "Импрессионизм бытия за гранью реализма".

  
  Ясукити вышел из столовой, расположенной на втором этаже. Преподаватели языка и литературы после обеда шли, как правило, в находившуюся по соседству курительную комнату. Ясукити же решил не заходить сегодня туда и стал спускаться по лестнице во двор. Навстречу ему, точно кузнечик, перепрыгивая через три ступеньки, взбегал унтер-офицер. Увидев Ясукити, он приосанился и отдал честь. Видимо, немного поторопившись, он проскочил мимо Ясукити. Ясукити слегка поклонился пустоте и продолжал спокойно спускаться с лестницы.

  "Ясукити слегка поклонился пустоте..." - лишь за одну эту поэтическую фразу Рюноскэ возможно ставить в высший ряд поэтов.
  А далее будет поздравление магнолии с индивидуальностью (ведь даже далеко не всякого человека можно с ней поздравить), встреча с механиком, оказавшимся Полем Гогеном, слушание звука пустой пушки, наблюдение за ящерицей, за игроками в мяч, подслушивание разговора двух бабочек о людях, которые лишены чувства прекрасного (по их мнению), встреча с коллегой, преподавателем химии, преобразившимся в Дьявола, рассматривание на доске нестёртого чертежа, который при том и говорить умеет, и в финале быстрое своё состаривание в зеркальном отражении.
  Стыд.
  Пожалуй, эта зарисовка наиболее точно характеризует врождённую дисциплинированность и трудолюбие японского характера. Преподаватель японец просто НЕ МОЖЕТ ВЕСТИ УРОК СПУСТЯ РУКАВА, НО ОН НЕОЖИДАННО ЭТО ДЕЛАЕТ. СТЫД ГУСТОЙ КРАСКОЙ ЗАЛИВАЕЕТ ДУШУ ЯСУКИТИ.
  Доблестный часовой.
  Заключительная часть вроде бы уже и не характеризует самого Ясукити, вроде бы есть пересказ одного из происшествий морской школы. Суть в следующем.

  
  Глубокой ночью два-три дня назад несколько вооруженных бандитов пристали на лодке к берегу позади училища. Заметивший их часовой, который нес ночную вахту, попытался в одиночку задержать их. Но после ожесточенной схватки бандитам удалось уплыть обратно в море. Часовой же, промокнув до нитки, кое-как выбрался на берег. А лодка с бандитами в это время скрылась во мраке. Часового зовут Оура. Остался в дураках.

  Но...
  Но через несколько дней Ясукити на вокзале столкнулся с эти часовым и, разговорившись, понял, что в уставе нет порядка действий на данный случай, что часовой в любом случае даже не был бы представлен к награде, что часовой действовал не во имя караульной служ бы, а во имя традиции БУСИДО.

  
  Ясукити уверен, что в тот день он по-настоящему разгадал тайну этого доблестного часового. Той самой спичкой чиркнул он не только для Ясукити. На самом деле Оура чиркнул ее для богов, которых он призывал в свидетели его верности бусидо.

  30

  219