Смерть — моё ремесло

Он делает свою работу, и он делает её хорошо.

Честно признаться, брал я эту книгу в руки с некоторой опаской. Ну вот не было у меня к Роберу Мерлю никакого доверия; уж очень много приходилось читать слабые, а порой, и откровенно спекулятивные вещи на тему Второй Мировой Войны в целом и ужасов концлагерей в частности. А тут ещё и экая оригинальность: повествование от лица главного палача Освенцима! Мои подозрения только усилились, когда я увидел изменённые имена (кстати, зачем? не понял я этой фишки) — такой финт ушами позволял Мерлю нести полнейшую отсебятину, прикрываясь общеизвестными фактами.
Однако книга превзошла все мои ожидания.

Каким же безмерным очаровашечкой получился Рудольф Ланг! Да хочется же его взять на ручки и затискать до смерти! ^__^ А потом взять его маленькое мертвое тельце, вытопить из него жир, сделать свечу и зажечь под Рождество, распевая "Боже, храни Америку!", прислушиваясь к праздничному салюту в Хиросиме.
Образ Рудольфа Ланга и правда получился отличным, но особенно мне понравились характеры второстепенных персонажей, пропущенные через призму восприятия Рудольфа. Эдакое окошко в мыслительный процесс недочеловека, который (как водится) причислял свою персону к представителям Высшей Расы.

Какое всё-таки замечательное общество можно было бы построить безо всякой сомы, если бы планету населяли Рудольфы Ланги под руководством какого-нибудь Гитлера, Муссолини, Пола Пота, Сталина, Путина, Папы Римского или Патриарха Евпатия, согласитесь! Да-да, вы не ослышались, я действительно приравнял религиозных лидеров к самым кровавым диктаторам. И что меня особенно радует, так это то, что это не моя инициатива, а вполне себе биографический факт Рудольфа Хёсса. Он действительно мог стать священником. И он стал бы хорошим священником — таким же хорошим, каким стал палачом, потому что религия не требует принятия решений, ответственности и мысли. Она зиждется на Рудольфах Лангах (то есть на нас с тобой, мой друг) так же, как и любой тоталитарный режим, который в конечном счёте ничем не отличается от обычной секты.

Единственный недостаток романа — его концовка. Последние дни жизни настоящего Рудольфа были полны гораздо большего драматизма, чем у его книжного отображения. Настоящий Рудольф замкнул круг своей жизни, вернувшись в лоно католической церкви, что бесконечно показательно. Настоящий Рудольф перед смертью совершил исповедь у католического священника, а не считал свои шаги, расхаживая по камере. Воля его отца почти свершилась — Рудольф умер, да здравствует Рудольф!

Из тьмы вышел, ко тьме пришёл, во тьму вернулся.

История о том, как из человека можно сделать робота.

Не раз сталкивалась с вопросом: как же люди могли стать фашистами? Ну ладно несколько десятков садистов, но сотни и тысячи человек? Почему они послушно выполняли страшные вещи? Почему не бунтовали против ужасающих приказов сверху? Эта книга многое объясняет. Здесь нет информации про пропаганду, зато много сказано о том, как определённое воспитание (почти дрессировка) делает из человека послушный и бесперебойный автомат, который — хочешь кофе будет варить, а хочешь — расстреливать и сжигать сотни, тысячи, миллионы человек. Да ещё при этом брать на себя роль передовика-стахановца и придумывать, как бы это сделать половчее, да с максимальных КПД, чтобы не двести человек в день можно было стереть из истории, а две тысячи. А знаете, что самое страшное? Что эта книжка основана на реальных событиях. Это довольно точная биография Рудольфа Хёсса, самого страшного палача Германии. Конечно, все мелочи автор домыслил, но основные вехи (семья, религия, воспитание, "работа") переданы очень точно, а всё остальное воссоздано по тем словам, которые Хёсс говорил в суде. Страшным словам. "Я ничего не чувствовал. Я просто выполнял приказ. Приказы не обсуждаются".

Хотя, если отвлечься, то это произведение далеко не только о фашизме или геноциде. Взять хотя бы детство главного героя. Его отец — религиозный фанатик, который заставляет семью искупать свои грехи, хотя и утверждает обратное (дескать, это я все ваши грехи на себя беру) — дрессирует сына, как послушную немецкую овчарку. Не говорить. Не обсуждать. Не плакать. Не смотреть в глаза. Не думать. Не. Не. Не. Можно только то, что тебе разрешили, всё остальное запрещено. Если появилась секунда свободного времени — используй её для монотонной работы, главное, чтобы тебе некогда было мыслить. И вместо живого ребёнка (а он ещё какой поначалу — только бы бегать да играть в войнушку) растёт маленький покорный робот. Податливая психика ребёнка прогибается под давлением "любящего" родителя, поэтому установка подчиняться навсегда прочно застревает в подкорке сознания. Если подчиняться некому, то иди считать шаги или чистить ботинки. Поэтому в любой сложной ситуации в дальнейшем, где человек стал бы делать мучительный выбор, Рудольф Ланг идёт проводить свою собственную медитацию. Бесконечно делать одно и то же, пока кто-нибудь не решит за него. Или пока всё просто не уляжется. Самое интересное, что его отец тиранил всю семью, но при этом никогда никого не бил. Хотя физическое воздействие далеко не всегда страшнее, чем моральное. Видимо, этот "святоша" был гениальным манипулятором, а из сыночка вышло идеальное орудие для манипуляций. Очень интересно, как постепенно психическое переходит в физическое — каждое отклонение от распорядка или правил сопровождает головокружением и тошнотой.

Казалось бы, после смерти тирана Ланг должен обрести долгожданную свободу. Ан нет. В религии и отце он разочаровался, но привычки детства так просто не выбить из организма. Ланг идёт в армию, где ему всё по нраву, и постепенно пустующее место Бога в его голове занимает новый идол — Германия. Тем более, что этот новый идол не скупится на конкретных персонажей, чтобы отдавать Лангу приказания себе во славу.

Иногда "роботические" реакции Ланга на реальность доходят до абсурда. Он становится явным социопатом, потому что его безоговорочное стремление выполнить все бюрократические инструкции можно засовывать в меру палат и весов, но никак не в реальную жизнь, — люди с таким ужиться не могут. После смерти матери приходит письмо от двух младших сестричек с сообщением об этом событии, а он отмечает только, что слова "написаны неряшливо и со множеством ошибок". Как у всякого порядочного робота, его система иногда даёт сбои — такое ощущение, что он зависает и перезагружается. Например, парадокс: "1. Великая Германия Выиграет войну. 2. Всех евреев надо уничтожить, потому что они собираются уничтожить нас. 1-2. Но если Германия всем наваляет, значит, евреям тоже, зачем же их уничтожать?" Мозг Ланга скрипит и паникует.

Попади Ланг в хорошие управленческие руки — горы мог бы своротить. Даже мог бы быть счастлив на той тяжёлой, но нравящейся ему работе на ферме. Но его прибирают к рукам эсэсовцы, которым умелые орудия очень и очень нужны. И идёт Ланг пахать на нелёгкое поле убийства людей. Кровь стынет в жилах, когда читаешь про его проекты модернизации. Одна у них проблема, у бедненьких, что трупы евреев некуда. Не успевают ямы копать и перетаскивать окоченевшие тела задохнувшихся евреев. А ещё эти гады пейсатые — вы только подумайте! — падают прямо на кристаллы, выделяющие ядовитый газ, так что травля становится менее эффективной! Много работы у бедняжки Ланга. Надо придумать печки, надо придумать маскировать всё под душ, надо придумать, как бы побыстрее выдирать у трупов золотые зубы и снимать с пальцев кольца. А, да, надо ещё ёлочку поставить в бараке для завтрашних трупиков. Пусть радуются, так положено, Новый год всё-таки.

Другие люди от такой работы сходят с ума, стреляются, убегают, травятся угарным газом. Ланг-Хёсс уверенно идёт вперёд. Он точно знает, что не виноват, потому что это ведь приказы. За них ответственный тот, кто их отдаёт. Раз сказали, что надо убивать тысячами, значит, кто-то готов на себя взять эту ответственность. И поэтому его охватывает дикий животный ужас, когда оказывается, что ему придётся-таки отвечать за собственную работу палачом, потому что его непосредственный начальник предпочёл окончить жизнь самоубийством. Вот подлец, как теперь он всем объяснит, что Ланг совсем-совсем не виноват?

Мерль — потрясающий. Пишет скупо и кратко, но не знаю, возможно ли было писать о таких вещах без сухости. Ведь иначе это был бы вопль. Крик. Судорожные всхлипывания. Здесь нет никаких призывов, всё чистая правда. От этого ещё страшней.

Собственно, роман Мёрля – это лучшая иллюстрация того, что знаменитый психолог Алис Миллер называет «чёрной педагогикой». Говоря более резко, это пособие на тему «как воспитать ублюдка». Правила просты:

• Не обращайте внимания на ребёнка и его потребности
• Постоянно повторяйте, что главная его задача – не думать и молча подчиняться
• Учите его всё делать тщательно, выверяя всё до секунды и миллиметра
• Одёргивайте и унижайте его, он постоянно должен осознавать свою ничтожность
• Взращивайте в нём чувство вины, особенно, если он ни в чём не виноват
• Он должен расплачиваться не только за свои ошибки, но и за ваши
• Кричите на него, страх – лучший учитель
• Хвалите его, но умеренно, он должен постоянно бороться за вашу любовь
• Разговаривайте с ним поменьше
• Никогда не обнимайте и не целуйте его, сведите телесный контакт к минимуму

Каков результат подобного воспитания?
• Человек напрочь лишен эмпатии и не способен чувствовать чужую боль
• Своё общество он предпочитает любому другому
• У него явные расстройства в интимной сфере
• Он словно не живёт, а наблюдает за собой со стороны
• Он постоянно ищет какую-то идею, которой будет служить
• Главная его задача – тщательно выполнять свою работу
• Он безоговорочно верит начальству
• Ему обязательно нужны враги, с которыми он будет бороться
• Он не задаёт вопросов, в том числе себе
• Он не чувствует цену жизни – ни своей, ни чужих.

В случае с главным героем романа Лангом цена подобного воспитания – минимум два с половиной миллиона жизней. И пугает больше всего не то, что так было, а то, что чёрная педагогика никуда не делась. Достаточно дойти до ближайшей детской площадки и послушать, как молодые родители общаются со своими детьми.

Мы имеем перед собой историю, написанную до жути хорошо. Хорошо, потому что главного героя можно понять. До жути, потому что главный герой - тварь.
В общем, история о том, что если растить фанатика, если стараться, то вырастет вот такая фанатичная тварь.

Правда, эта фанатичная тварь совсем не обязательно будет служить тому, чему её учили.

О, эти национал-социалисты, убивающие неверных!
О, эти крестоносцы и инквизиторы, убивающие неверных!
О, попы, убивающие неверных атеистов!
О, атеисты, убивающие неверных попов!

Что это? Что именно мы осуждаем в них во всех?
Оказавшись внезапно в мыслях одного из фанатиков, мы поймем, что им это осуждение до лампочки.
Важно только одно - сделать своё дело хорошо.
Как правильно рассчитать количество печей для сжигания трупов?
Сколько единиц евреев помещается в газовую камеру за один раз?
Как объяснить заключенным КК причину такой вони, от которой никуда не деться, которой пропиталось всё, вони горелого мяса, кожи и волос?

Громче!

А ведь книга написана просто, даже, я бы сказала, спокойно и без-эмоционально.
И правильно. Повторюсь, мы лезем в мысли того самого фанатика. Мы видим мир и жизнь его глазами - автор отлично это обустроил.
Так вот. Человек (?), вышедший из-под руки безумно-религиозного отца-фанатика. Каков он вышел?
Удивительно, как это Рудольф, видевший порой в ком-то образ своего домашнего тирана детства, не видел его в себе. Замечательная ситуация с открытым окном в кабинете, такая милая, такая общая для отца и сына мелочь.

Очень много интересных образов, как, например, дьявол в туалете, который всё детство пугает Рудольфа так, что он не может справить свои физиологические нужды, и который потом превращается в образ француза, и Ланг "отвечает на его взгляд твердым взглядом".
Ещё меня порадовало, как Мерль замечательно показал именно слепое поклонение идее. В голове гг не было места как мыслям о самом Боге в начале, так и мыслям о самом Гитлере в конце. Он даже не задумывается, собственно, о самой идее, которой так рьяно и самоотверженно служит.
К чему такие мелочи, когда есть Приказы?
Момент, когда жена в истерике вопрошает, смог бы он спокойно убить их сына, Франца, если бы ему приказали:

• Разумеется, да.

Если прототип гг - настоящий Рудольф - в конце жизни совершил покаяние, то наш Рудольф этого не делает. И мне нравится это, я могу понять, почему автор так захотел: показать, что такой человек не может раскаяться, не может измениться, это даже противоестественно. Не берусь судить, так оно или нет (как раз, наверное, нет), но мысль выражена отлично.

Рудольф не жесток, он никогда не убивал из-за личных побуждений и пристрастий. Он с возмущением отвергает обвинение в убийстве охранника, но спокойно соглашается с обвинением в убийстве тысяч заключенных, уточнив лишь: "Прошу прощения, но я уничтожил не три с половиной миллиона человек, а два с половиной миллиона".
Всё должно быть чётко, пусть ему и не доставляло это дело особого удовольствия.

А что сделал для своей Германии ты?

Вечно актуальна незыблемая тема "почему одни люди были способны создать концлагеря (наиярчайший пример зверств, изощренных пыток и издевательств) для других". Ответа нет, точнее их несколько - исток вот лишь один - внутренняя боль живодеров, провоцирующая их выливать ее в куда более превышающих количествах на более слабых, или тех, кого сделали таковыми, чтобы хоть на секунду прекратить ощущать себя жертвой. Но это замкнутый круг - если ты жертва внутри - никакая внешняя не спасет тебя от самого себя, даже если бы мстил ты напрямую своему обидчику. Исцеляет лишь принятие того, что ты не в ответе ни за кого, кроме себя, признание того, что причинили тебе и принятие новой идентичности - человека, который пострадал когда-то, но все это в прошлом. Однако все те, кто был причастен к войнам, концлагерям, репрессия так и не смогли и не могут понять эту простую, простейшую, по сути, истину, что и продолжает держать в движении адское колесо агрессии.

Рудольф Ланг - само повиновение ("Вы бы действовали вопреки вашей совести? - Какое имеет значение, что думаю лично я? Мой долг -повиноваться"), полностью подмятый отцом, после чьей смерти сбежавший от ставшего нормальным, но это непривычное спокойствие пугало больше невозможности быть собой, существования. Сбежавший в армию, с которой и началось его моральное падение по наклонной. Ланг - имеющий явные проблемы с психикой - галлюцинации, компульсии, расстройства восприятия реальности, порождающие панику, отсутствие (скорее всего подавленность) сексуальной чувственности и неумение любить. У этого мужчины не было ярости, не было ненависти конкретно к тем же евреям, которые обычно приписываются нами эсэсовцам. Рудольф был спокоен, подчеркнуто холоден и практически безэмоционален в обычной жизни "...вы, быть может, иногда думали о тысячах несчастных людей, которых вы послали на смерть? - Да, иногда. - Ну а когда вы думаете об этом, что вы чувствуете? - Ничего особенного я не чувствую." и невероятно испуган, чувствителен и бесконтролен в своих приступах. Он то, кто часто действовал будто по приказу, даже когда таковых не было - исполнительство, ставшее условным рефлексом благодаря отцу, и всегда был готов ("моя честь-моя верность") выполнить все, вплоть до убийства собственного ребенка, но и следовал своим принципам, где это было самым глупым вариантом - неумение пользоваться свободой, когда исчез доминатор и тиран. Таков портрет человека, вершившего жесточайшие неоправданные кары.

Я читала "Смерть - мое ремесло" довольно долго, как для книги не очень длинной и написанной легким языком, не обладающей сложными событийными перипетиями. Долго - поскольку невозможно глотать залпом историю, в которой проникаешься каждой фразой, начиная жалеть героя, потом вспоминая, что он творит, потом вновь начиная сочувствовать и опять ловя себя на мысли, что он чудовище. В книге, как и в истории, описанной Робером Мерлем, самим пережившим заключение в концлагере, не было страшных измывательств над ребенком, из которого вырос прошедший великолепный карьерный рост убийцы и уничтожителя Рудольф, что могло бы хотя бы как-то, на каплю-долю, уменьшить его вину. Он болен, и вырос во взращивающих эту болезнь условиях, но его болезнь не повод творить зверства.

Подобные книги нужно читать, необходимо, как бы ни было больно. Они раскрывают глаза на правду, они показываю жертв жизни. И не только первых пришедших в голову - узников концлагерей, сражавшихся людей, павших на фронте и в тылу, но и их палачей. Каждый из них жертва - кто-то чужих,кто-то близких, но все они пострадали, в разной мере и не все осознали, от рук и душ тех, кто загнал их в клетку или газовую камеру концлагеря или собственной семьи.

Я немного (много) затупила, начиная читать эту книгу. Дело в том, что я, добавив книгу в виш и запомнив, что точно хочу ее прочитать, стараюсь в дальнейшем избегать чтения аннотаций и чужих рецензий, дабы не словить спойлеры (и распространяется эта привычка даже на биографии и другую подобную литературу, где слово «спойлер» не очень применимо). Так вот, почему-то мне изначально запомнилось, что «Смерть – мое ремесло» описывает вымышленного персонажа, некий собирательный образ эсэсовца, историю его становления. И только, когда я прослушала уже значительный кусок книги, до меня дошло, что главный герой – реальное (и очень печально известное) историческое лицо. Да, он выведен под другой фамилией (Рудольф Ланг), но прототипом послужил не кто иной, как Рудольф Хёсс – комендант Освенцима. И с того момента, как до меня дошел этот факт, отношение к книге несколько изменилось.

Дело в форме повествования: оно идет от первого лица, то есть это своего рода «мемуары» Ланга-Хёсса. Он рассказывает нам обо всей своей жизни: детстве в семье со строгим и фанатичным отцом, участии в Первой мировой, попытках найти работу в голодной послевоенной стране, вступлении в НСДАП, дальнейшей работе вплоть до руководства лагерем смерти, ареста и суда.

И отношение у меня сложилось в данном случае очень противоречивое. С одной стороны, такой формат подачи позволяет проникнуть в мысли персонажа, встать на его точку зрения (как бы мало ни хотелось это делать, когда речь идет о подобном человеке). С другой, повествование от первого лица кажется мне приемлемым в двух случаях: когда это реальные мемуары и человек говорит сам за себя, или же когда персонаж полностью вымышленный и за него говорит автор.

Книга Робера Мерля – ни то, ни другое, по сути, это вымышленные мемуары реального лица. И хотя они охватывают и более или менее точно передают все известные факты биографии Хёсса (что плюс), однако оставляют большое пространство для сомнений в тех моментах, когда речь идет о его размышлениях, сомнениях, внутренних проблемах, отношениях с близкими и т.д. Имеет ли все это под собой какое-то основание или же является исключительно домыслами автора? Я не знаю.

Реальный Хёсс до казни успел написать автобиографические записки, и Мерль, как я полагаю, использовал их в своей работе. Правда, не могу сказать, насколько «Смерть – мое ремесло» им соответствует, потому что самих записок я не читала. К тому же, существуют некоторые сомнения в том, что они полностью правдивы и даже в том, что они вообще написаны самим Хессом. Но вот по рецензиям читателей этих самых записок я могу заключить, к примеру, что он там пишет о себе в детстве, как о самом обычном немецком ребенке, дружелюбном, имеющем увлечения и т.д. По запискам можно сделать вывод, что его «очерствение» происходило постепенно, под влиянием войны и прочего.

У Мерля же это совершенно явно не так. В его версии Рудольф Ланг с детства обнаруживает явные психические отклонения. Никто никогда не ставил ему диагноза, но описание его внутреннего мира и поведения наводит на такие мысли: он был фактически социопатом, не обладал ни малейшими проблесками эмпатии, страдал навязчивыми ритуалами, без выполнения которых не мог чувствовать себя спокойно, его преследовали припадки в ситуациях неопределенности, и потому он втройне стремился к такой жизни, когда всегда была бы ясна цель и был бы четкий приказ – что делать, и успокаивал себя монотонными занятиями типа чистки сапог. Все это вдобавок усугубилось «благодаря» его отцу – религиозному фанатику и домашнему тирану, заставлявшему детей каяться по любому поводу и не терпевшему ни малейшего отступления от установленных им правил, даже самых абсурдных (например, ни за что не смотреть в окно, когда его моешь).

Да и позже, уже после того, как Ланг начал работать, а затем отправился добровольцем на фронт, он как будто бы с самого начала не испытывает иных эмоций, кроме страха провалиться, не выполнить приказ, а также стыда за то, что он, по его мнению, проявил недостаточную преданность. Да, еще он испытывает неприязнь, когда приходится прикасаться к кому-либо. При этом вид трупов или «ошибочное» уничтожение деревни, которую перепутали с другой, нисколько его не тревожат.

Так вот, любопытно, были ли какие-то фактические основания у Мерля написать именно так или он это, так сказать, «художественно домыслил». Если второе, то интересно, что он хотел этим сказать. Что только такие люди и могли стать «идеальными» эсэсовцами и сделать там хорошую карьеру? Что нормальный человек с нормальным детством не смог бы настолько бездумно подчиняться приказам и стать фактически машиной для убийств? И не просто машиной, которая может нажать на курок, а мыслящей, деятельной, рациональной, обладающей организаторскими способностями, умеющей придумать способы, как осуществлять «специальную обработку» заключенных с наибольшей эффективностью, при этом думая об этих заключенных просто как о «единицах», а не о живых людях. Но ведь исследования (да и история) показывают, что люди могут творить лютую дичь под влиянием толпы, транслируемых общественных норм или того же приказа, который как бы снимает личную ответственность. Делать такое, что в обычной жизни им бы и в голову не пришло. А так хочется верить, что до такого нормальный человек дойти не способен… Увы. Но, как бы там ни было, версия Мерля имеет право на существование, и прослушала я ее с интересом.

При этом, несмотря на все свои «странности», а иногда даже и благодаря им, в других обстоятельствах это был бы ценнейший и незаменимый специалист, который мог бы прекрасно управлять, скажем, заводом или фабрикой. Или фермой, как он делал некоторое время до вступления в СС. Вся суть в том, что для него при выполнении приказов словно не существовало разницы между производством товаров, выращиванием еды или массовым уничтожением людей. Он абсолютно любое дело, в котором видит свой долг, будет выполнять с немецкой основательностью и скрупулезностью, отдавая этому делу всю свою энергию. Интересно, что, кроме преданности долгу, педантичности и исполнительности, одно из главных качеств Ланга – честность. Он не нарушит слова, даже если это грозит ему смертью, он не станет обманывать даже ради перспективы выйти из тюрьмы, он не станет хитрить, чтобы поменьше работать, даже если уже валится с ног от усталости. И такая честность в сочетании с полной неспособностью отказаться от выполнения приказа, приводит к страшным последствиям. Как справедливо выразился один из героев романа, честные люди – порой самые опасные. Особенно, когда попадают на такую должность, какая была у Ланга и «честно» стремятся как можно лучше выполнять свои обязанности... Он так же честно признается, что эти обязанности ему не нравились, они были «нудными» и неприятными, однако что поделаешь – приказ есть приказ.

Примечательно, что на суде он возмущался, когда его обвиняли в том, что он бил заключенных и охранников. Он протестовал: никогда он никого своей рукой не ударил и, если б увидел, первый бы пресек. Убивали и сжигали людей – такое было, не отрицаю, но ударить – никогда. А когда его обвинили в том, что он за время своей деятельности на посту коменданта убил 3,5 миллиона человек, он педантично поправил, что всего 2,5 миллиона. А на шок от циничности этого заявления возразил, что всего лишь поправил неточность.

В книге Мерль использует жену Ланга в качестве «голоса совести». Она, узнав, чем занимается ее муж (могла ли она действительно не знать? В подробности ее, конечно, никто не посвящал, но догадываться она должна была о многом. Скорее уж, было удобно не думать об этом), задавала ему вопросы, который мог бы задать любой человек в этой ситуации. Но все его ответы сводились к тому, что «я подавал рапорт об отправке меня на фронт, но мне сказали, что я больше пользы принесу здесь, а не выполнить приказ я не мог, поэтому делал то, что делал, каждый должен выполнять свою работу». Он признавал, что уничтожение евреев, вероятно, было ошибочным, но не потому, что убивать вообще плохо, а потому что никак не послужило цели, ради которой, собственно, задумывалось. Точнее, той цели, которую ему внушил в свое время Гиммлер и в которую он, по крайней мере, по его словам, верил до самого конца войны.

Такую вот книгу довелось прослушать: попытка погрузиться в мысли и душу человека, своей деятельностью уничтожившего огромное количество людей, но, по всей видимости, не испытывавшему по этому поводу угрызений совести. Или же затолкавшего их так глубоко под слой уверенности в правильности своих действий, что уже и не достать.

Наверное, каждый из нас, по литературе и кинематографу знакомый с бесчеловечными ужасами, творившимися в концентрационных лагерях фашистской Германии, не единожды задавался вопросом: «Кто все эти люди, приложившие руку к уничтожению целой нации, к этим зверствам и жестокостям, ставящим под сомнение все существующие нормы нравственности, морали и понятия о «добре и «зле»? Кто они были раньше и как превратились в чудовищ?».

Ответ на этот вопрос предлагает нам французский писатель Робер Мерль, и сам побывавший в роли заключенного в лагере для военнопленных во времена Второй мировой войны.

Прототипом главного героя романа Рудольфа Ланга является реально существовавший человек – Рудольф Хёсс, занимавший во время Второй мировой войны сначала пост коменданта концентрационного лагеря Освенцим, а затем ставший инспектором концентрационных лагерей. Кстати говоря, существуют биографические заметки этого самого Хёсса, однако, до сих пор отсутствует какая-либо уверенность в их подлинности.

В версии событий, предлагаемой нам французским писателем, зарождение личности «палача» происходит еще в детские годы. Отец Рудольфа, религиозный фанатик и деспот, строгий, суровый и жестокий, держит в страхе всю семью – и заставляет всех жить по его правилам: никаких отклонений от раз и навсегда установленного порядка, никаких разговоров за мытьем окон, постоянные молитвы и наказания за ослушание. Даже выбор будущей стези для своего сына отец оставляет за собой – несмотря на тягу мальчика к военному ремеслу, отец принуждает его стать священником.

Очевидно, что такое неблагополучное детство вкупе с дурной наследственностью не прошли даром для Рудольфа – и по мере чтения всё ярче и отчётливее проступает его диагноз: Рудольф – психопат. И это вовсе не ругательство в его адрес, а вполне себе медицинский термин.

Рудольф, как и многие другие люди с психопатией, не способен к эмпатии и глубокому переживанию сложных эмоций, например, таких как привязанность, вина и радость - вспомните его мысли после гибели его единственного товарища, приютившего юношу в трудные для него дни –

Также он периодически страдает от галлюцинаций и подвержен маниакальному стремлению к упорядоченности и ритуалам во всех сферах своей жизни (обсессивно-компульсивное расстройство привет!).

Но тем не менее, для окружающих эти проявления «ненормальности» остаются незамеченными, и Рудольф вполне благополучно продолжает находиться в социуме и даже заводит семью (правда, женился он всё-таки «из-под кнута» - по требованию своего работодателя).

И мало-помалу семейная жизнь на собственной ферме по-своему смягчает черствое сердце главного героя, он всё больше и больше становится похожим на обычного, нормального человека. Но его страсть к упорядоченности, к жизни в соответствии с заранее установленным распорядком и приказами свыше, а также мнимый патриотизм:

- приводят Рудольфа к порогу партии СС.

А там его встречают с распростертыми объятиями, ведь негласное правило отбора членов партии – это

Для Рудольфа, всю жизнь избегавшего ответственности за свои решения и поступки, это идеальное требование, которому он на 100% соответствует.

Очень показателен момент, когда жена героя Эльзи, узнав о его настоящих служебных делах спрашивает, что было бы, если бы Рудольфу приказали расстрелять их маленького сына.

Ту часть повествования, которая посвящена описанию организации процесса массового уничтожения еврейских заключенных в концлагере Освенцим, невозможно читать без содрогания и безмолвного крика в глубине души. Деловитость и практичность Ланга, находчивость и сноровка, проявляемые им при разработке проекта и сооружении газовых камер и печей, призванных уничтожить как можно больше людей за короткий промежуток времени, вызывают отвращение и абсолютно полное непонимание всего происходящего.

Как объясняет сам герой:

Но как нельзя не думать о них, как о людях, когда на твоих собственных глазах их, полностью раздетых, проводят в камеру, обещая напуганной толпе душ и дезинфекцию, а затем ты наблюдаешь, как в эту камеру забрасывают кристаллы яда, которые, испаряясь, превращаются в ядовитый газ, заставляя людей корчиться и содрогаться в предсмертных муках, пока их обездвиженные обнаженные тела, перепачканные экскрементами, не предадут огню. А среди этих людей основным большинством были женщины, старики, дети…

Абсолютная бесчувственность Ланга в этом плане может объясняется лишь его психическими отклонениями. Любой нормальный, психически здоровый человек просто не выдержит этого бесчеловечного обращения с людьми, этих ежедневных, повторяющихся картин массовых убийств и насилия. В этом отношении главному герою противопоставлен его ближайший соратник и помощник – Зецлер.

Самое страшное, что Рудольфу никогда не суждено осознать какой ужасающий грех он взял на собственную душу, не суждено испытать раскаяния и угрызений совести. В разговоре с американским репортером, уже будучи обвиняемым в Нюрнбернском процессе, он отвечает ему на вопрос о чувстве вины:

Окончательно же любая попытка понять логику Рудольфа разбивается после его реакции на самоубийство Гиммлера. Здесь Ланг впервые проявляет яркие эмоции, которые пробивают броню хладнокровного бесчувствия.

• Вы не поняли мой вопрос. Вы и до сих пор убеждены, что необходимо было уничтожать евреев? - спросил он после короткой паузы. - Нет, теперь я в этом не убежден. - Почему? - Потому что Гиммлер покончил с собой. Он удивленно взглянул на меня, и я продолжал: - Это говорит о том, что он не был настоящим начальником. А если он не был настоящим начальником, то он мог мне лгать, представляя уничтожение евреев как необходимость. - Следовательно, если бы пришлось начать все с начала, вы бы не сделали этого? - Сделал бы, если бы получил такой приказ, - ответил я.

  То есть, даже зная, что приказ заведомо ошибочный, ложный, несправедливый, противоречащий догмам здравого смысла и понятиям морали, добра, милосердия, он всё равно выполнил бы этот приказ. Даже если бы для его выполнения пришлось застрелить собственного маленького сынишку. Зато

Вот мы и получили ответ на вопрос, кто все эти люди, приложившие руку к массовому истреблению человеческих жизней и зверскому насилию. Это не люди. И не животные, поскольку и животным ведомы привязанность, сочувствие и забота с лаской. Это просто винтики, как называет сам себя Рудольф:

Однако и тут он тоже ошибся. Подтверждение тому – приговор суда.

Тяжелое детство, многотрудная молодость и последующий карьерный рост вполне могли бы оказаться историей успеха на диком-диком Западе. Да и в старушке Европе такое тоже вполне возможно представить. Если только карьерный рост не вызван удачным подсчетом, сколько печей и газовых камер нужно для уничтожения десяти тысяч человек в сутки.

Впрочем, Рудольф Ланг и такой путь считал успешным. Четкое выполнение приказов, жизнь по схеме, выверенная, как солдатский шаг, и никаких раздумий. Размышления – это для евреев, а истинные арийцы найдут своему времени и лучшее применение. Сапоги, например, начистят. И так день за днем, существование робота, который не похож на человека не только тогда, когда смотрит на работу газовой камеры, но и когда сидит дома, в кругу семьи.

Вот жутковатая ирония – вместо коменданта Освенцима Рудольф мог стать священником. Фанатичная манера воспитания его отца-католика и стала главной причиной превращения человека в машину, которая не рассуждает, не возмущается, не противится, делает только то, что сказано. Религиозный фанатизм и раньше не казался мне чем-то отличным от того же фашизма, поэтому книга во многом стала подтверждением моих собственных мыслей. Очень уж тонка грань между абсурдным тоталитаризмом и слепой убежденностью в чем бы то ни было.

Тема нацизма очень непростая, скатиться в спекуляцию на «еврейских детишках с личиками с кулачок» легко, но у Мерля получилась отличная книга. Пусть не все детали биографии Ланга соответствуют реальной жизни Хёсса, ход мыслей главного героя невозможно не понять. И это понимание – самое страшное. Это жуткий холод, застрявший изнутри. Будь в голове у Ланга жестокость, кровавые фантазии и упоение самим собой – это было бы просто извращенной душой одного человека. Но робот, холодно шагающий по жизни без лишних слов, гораздо страшнее – такого можно создать. Таких. Тысячами, шагающими в ряд под очередной барабан. Кто знает, где раздастся стук в следующий раз?

Книга, которая потрясает и ужасает одновременно. Знаю много литературы о войне, читала об узниках концлагерей и военнопленных, их мучениях, о нечеловеческих пытках со стороны фашистов. Но вот чтоб автор рассказал совсем о противоположном, а именно о детстве, взрослении, личной жизни коменданта лагеря смерти, вижу впервые. Сразу скажу, что моя оценка – это оценка литературному произведению, авторской подаче. Потому как оценивать главного героя и его действия не хочется вовсе. Это не человек. Вернее, в какой момент маленький ребенок лишается всего человеческого? В какой период жизни в нём атрофируются самые жизненные чувства: сострадание, жалость, доброта…? А может, их и не было? С раннего детства Рудольф Ланг – лишь исполнитель отцовских приказаний, а после его смерти он сам становится диктатором в собственной семье. Никакой любви, никаких эмоций. Лишь желание убивать того "дьявола" с картинки, который преследует Ланга всю жизнь.

Не зная любви с малых лет, он и сам не способен любить кого-то. Человек, испытывающий удовлетворение от натирания собственной обуви до идеального блеска. Попав под влияние фашистской идеологии о чистоте расы, кажется, Рудольф не может думать ни о чем другом. Он даже не осознаёт, что может быть как-то иначе. В его голове, словно по щелчку, срабатывают мысли "это приказ", "я должен его исполнить", "я не имею права ослушаться", "Германия – сила, Германия – храм, Германия – без славян и евреев"…. И когда Гиммлер кончает самоубийством, главный герой не понимает этого, воспринимая как личное предательство. Да, в Освенциме были такие как Зецлер, не выдержавшие "этот ужасный запах горелого мяса", но для таких кибермясников как Ланг - это лишь проявление слабости. Да и чего можно ожидать от эсэсовца, который готов слепо убить даже собственного сына во имя придуманных образов. Мне кажется, это психически нездоровые люди. Не может человек в здравом уме руководить концлагерем, разрабатывать проекты по зачистке людей, составлять сметы по закупкам оборудования для уничтожения, стремиться к выполнению и перевыполнению плана.

И каков итог этой бесчеловечности и неадекватности? Суд, Нюрнбергский процесс, смертный приговор, на который, собственно, Лангу плевать. Миллионы загубленных людских душ в обмен на это жалкое ничтожное существо, которое до последнего вздоха уверено, что это была лишь его обязанность перед нацией!! Мне вспоминается история Йозефа Менгеле, жившего в спокойствии и полной уверенности "что лично никому не причинял вреда и только выполнял свой долг", или слова Гесса о преданности фюреру.

Не стану рассуждать о том, насколько данное произведение близко к истине. Я не знаю, каким был Ланг в действительности и был ли…? И даже если повествование Мерля выдумка, это никоим образом не отменяет факт величайшей трагедии времён Второй мировой войны. Советовать к чтению тоже не стану. При всём том, что здесь нет ярко выраженных описаний издевательств, читать книгу страшно.

Я не знаю, как оценить эту книгу. Книга интересна, но она очень тяжела для восприятия. В ней нет проявлений чего-то душевного и человеческого, но в ней есть четкое, неукоснительное исполнение приказов и таким образом, снятие с себя каких-то обвинений в бездушии. Вся вина на том, кто отдаёт приказ - а я что - мелкая сошка, которая должна подчиняться, отключив все свои чувства. Читать тяжело, очень тяжело. Видишь цинизм людей, их неоправданную жестокость с удобной жизненной позицией. Эта книга заставляет задуматься о многом, до конца понять свои приоритеты, свои чувства. Слепое повиновение и вера не приведут ни к чему хорошему. Книгу стоит читать, хоть и жестко всё. Она впечатляет!