Фрэнни и Зуи

Практически у каждого читателя есть собственные «грешки» по отношению к читаемым книгам. Кто-то испещряет поля пометками, кто-то загибает уголки. Ну а я спустя некоторое время напрочь забываю, о чём была книга. Поэтому, дабы всегда имелась возможность освежить впечатления, вспомнить героев или хотя бы ключевые моменты в том или ином произведении, я взялась писать рецензии. И только впоследствии заметила, что это помогает мне до известной степени понимать автора и персонажей.
Однако если при знакомстве с современной литературой в моей голове сразу начинают рождаться мысли по поводу будущей рецензии, то при чтении «классики» у меня таких идей не возникает. Я буквально заставляю себя писать, пытаясь докопаться до сути того, что внушило мне уважение к тому или иному произведению, особенно если оно не произвело на меня должного впечатления.
Моё знакомство с Дж. Д. Сэлинджером началось ещё в школьные годы с романа «Над пропастью во ржи». Как водится, в моей голове осталось лишь имя главного героя да смутные воспоминания о том, что книга мне очень понравилась.
Перечитывать в ближайшее время я не планирую по двум причинам. Во-первых, потому что, как правило, никогда этого не делаю – слишком много ещё нечитанных книг ждёт, когда я до них доберусь. Во-вторых, опасаюсь равнодушия, которое у меня вызвали другие его произведения, в частности «Сага о Глассах».
Приходится признать, что Сэлинджер совершенно не мой автор, и читаю я его не удовольствия ради, а скорее для саморазвития. Его персонажи, даже второстепенные, настолько глубоки, что не верится в возможность их существования. Ну не знаю я таких людей, которые в 20 лет, подобно Фрэнни, так усиленно занимаются поиском смысла жизни и своего места в ней. Или, как Зуи, пытаются осмыслить религию вместо того, чтобы слепо принять её догматы.
Может это дань моде, но сейчас редко встретишь людей, которые ведут столь пространные диалоги в надежде донести до собеседника свою точку зрения. Отношения братья-сёстры, родители-дети сегодня зачастую не скреплены ничем, кроме естественно-инстинктивной любви и привязанности. Всё меньше шагов навстречу, всё меньше попыток понять.
В этой связи семейства, подобные Глассам, для меня нечто нереальное. Или некогда существовавшее, но безвозвратно канувшее в Лету. Большая дружная семья, с которой мало кому посчастливилось, где каждый её член - полноценная, глубокая, незаурядная личность. Несмотря на все несчастья, которые не происходили бы с ними, Глассы остаются верными друг другу, сплоченными против общей беды, готовыми поддерживать родных, где бы они не находились.
Есть персонажи, которых нельзя не судить, собирая-разбирая их мысли и поступки, словно запутанную головоломку. За Глассами же нужно наблюдать и ставить их в пример.
Есть книги, с которыми отдыхаешь, наслаждаясь ими, словно изысканными яствами, но от которых «книжный аппетит» только больше разыгрывается. Произведения Сэлинджера наоборот духовно насыщают до такой степени, что их можно переваривать не один день и не один год носить в себе, рискуя никогда не позабыть.

Вторая книжка от Сэлинджера, первая - "Девять рассказов". То ли Сэлинджер просто мой автор, то ли что? Поражаюсь его совершенному исполнению. Текст идет так, как будто это не текст, а сама жизнь. Сэлинджер похоже обладал просто невероятным талантом, какой-то искрой Божией! Ни одного лишнего слова, все на своих местах. Рассказ о личных (экзистенциальных) проблемах он ведет так, как будто это расследование Шерлока Холмса - просто невозможно оторваться. И при этом каждое его слово - это слово о человеке.

У меня было желание прочесть нечто подобное «Над пропастью во ржи». Нельзя определить, что я попал точно в цель, но и промахом это не назовёшь. Здесь описан такой же конфликт с внешним миром, как и в единственном романе Сэлинджера. Но он представлен совсем по-другому. Я бы сказал не так ярко и, с позволения сказать, не так весело. Скорее всего, повесть напоминает религиозный трактат в вопросах и ответах.
Главный предмет, вокруг которого разгорается весь сыр-бор – что означает фраза «непрестанно молитесь». Ответ мы узнаем в концовке. Возможно ли лишь одной фразой вернуть человека к равновесию с окружающей действительностью – большой вопрос! Но мы поверим, что Фрэнни всё-таки оживёт, отведав, наконец, куриного бульона и не помрёт от истощения, а также не уподобится Симору, которому всё обрыдло! Уж очень жаль её. Такую умную, ранимую, непохожую на других и осознающую всю ту пошлость, лицемерие и мерзость, на которую большинство-то и вовсе не обращает никакого внимания и даже не думает хандрить, принимая правила игры и живя в своё удовольствие. Вот только почему-то это большинство мне противно, а главная героиня повести вызывает симпатию.

Вот факт: мне необходимо принести тебе, читающий, свои извинения. Да-да, не удивляйся, лично тебе, кем бы ты ни был (но, предупреждаю заранее, что я предпочитаю представлять тебя голубоглазой блондинкой — не обессудь за эту минутную слабость: голос пола часто непохож на сахар, как бы иные не пытались убедить нас в обратном). Так вот, я прошу у тебя прощения за то, что весь отзыв будет состоять из двух цитат. Причём вторая, из Сэлинджера, обещает быть просто катастрофически огромной, но это необходимо и поэтому прошу тебя потерпеть. Первая же цитата будет из книги М. Зощенко «Перед восходом солнца» (надеюсь, что ты, радость моя, уже преисполнилась благого жизнеутверждающего пафоса от столь благолепного названия — не стоит, знаешь ли, недооценивать силу названий!). Подоплёка тут вот в чём: книжечка «Перед восходом солнца» (о, я не могу, как же невыносимо прекрасно это название!) мыслилась Зощенко, как попытка разобраться в себе, найти исток той тоски, которая мучила писателя всю жизнь. И там, практически вначале, описывая свои молодые годы, Зощенко и приводит те слова, которые я хочу процитировать — крошечный отрывок, но как только я прочёл его, мысль моя моментально устремилась к Сэлинджеру, потому что говоря фактически об одной и той же проблеме, и даже будто бы представляя её себе примерно одинаково, они высказали два совершенно разных варианта её решения.
И эта разница, без всяких лишних комментариев даёт почувствовать, что такое на самом деле «Фрэнни и Зуи» (не говоря уж о том, что большая цитата даст представление о стиле «взрослого» Сэлинджера), и даже, быть может, поможет лучше осознать, в чем же она — магия сэлинджеровских текстов. Поэтому, без всяких отдельных рамочек для цитат, без выделения цитат курсивом, приступаем:

Я был несчастен, не зная почему.
Но мне было восемнадцать лет, и я нашёл объяснение.
«Мир ужасен, - подумал я. - Люди пошлы. Их поступки комичны. Я не баран из этого стада».
Над письменным столом я повесил четверостишие из Софокла:

Высший дар нерождённым быть,
Если ж свет ты увидел дня -
О, обратно стезёй скорей
В лоно вернись родное небытия.

Конечно, я знал, что бывают иные взгляды — радостные, даже восторженные. Но я не уважал людей, которые были способны плясать под грубую и пошлую музыку жизни. Такие люди казались мне на уровне дикарей и животных.
Всё, что я видел вокруг себя, укрепляло моё воззрение.

- И ещё одно. Последнее. Клянусь. Дело в том, что ты приехала домой и принялась возмущаться тупостью зрителей. «Животный смех», чёрт подери, раздающийся в пятом ряду. Всё верно, верно — видит Бог, от этого тошно становится. Я не отрицаю этого. Но ведь тебе до этого дела нет. Это не твоё дело, Фрэнни. Единственная цель артиста — достижение совершенства в чём-то и так, как он это понимает, а не по чьей-то указке. Ты не имеешь права обращать внимание на подобные вещи, клянусь тебе. Во всяком случае, всерьёз, понимаешь, что я хочу сказать?
<...>

• Помню, как я примерно в пятый раз шёл выступать в «Умном ребёнке». ...В общем, как-то вечером, накануне передачи, я стал капризничать. Симор напомнил мне, чтобы я почистил ботинки, когда я уже выходил из дому с Уэйкером. Я взбеленился. Зрители в студии были идиоты, ведущий был идиот, заказчики были идиоты, и я сказал Симору, что черта с два я буду ради них наводить блеск на свои ботинки. Я сказал, что оттуда, где они сидят, моих ботинок всё равно не видать. А он сказал, что их все равно надо почистить. Он сказал, чтобы я их почистил ради Толстой Тёти. Я так и не понял, о чем он говорит, но у него было очень "симоровское" выражение на лице, так что я пошел и почистил ботинки. Он так и не сказал мне, кто такая эта Толстая Тётя, но с тех пор я чистил ботинки ради Толстой Тёти каждый раз, перед каждой передачей, все годы, пока мы с тобой были дикторами,- помнишь? Думаю, что я поленился раза два, не больше. Потому что в моем воображении возник отчетливый, ужасно отчетливый образ Толстой Тёти. Она у меня сидела целый день на крыльце, отмахиваясь от мух, и радио у нее орало с утра до ночи. Мне представлялось, что стоит адская жара, и, может, у нее рак, и ну, не знаю, что ещё. Во всяком случае, мне было совершенно ясно, почему Симор хотел, чтобы я чистил свои ботинки перед выходом в эфир. В этом был смысл.

Прочесть эту книгу мне рекомендовали в университете. Признаюсь честно, что к данном совету я не очень спешила прислушиваться. Но когда попалась возможность прочесть эти два произведения, совет сыграл свою роль.
Я была удивлена, увидев объём произведений: маленький рассказик и среднего объёма повесть. Я-то ожидала увидеть огромный фолиант! Ну что же, попробуем, попробуем! Тем более, я уже несколько соскучилась по "лёгкому" чтению.

Как сильно я ошибалась! "Фрэнни и Зуи" лёгкой книгой не назовёшь! Да, читается быстро, да язык автора доступный и довольно близкий к нам. Да, в нём масса упоминаний других произведений мировой литературы, что помогает глубже понять прочитанное. Да, и некоторое знание семьи Гласс (любимых персонажей Сэлинджера), приобретённое мной в университете, помогало. И всё же мне частенько приходилось останавливаться, вдумываться в прочитанное. Наверное, никто, кроме Сэлинджера, не в силах с такой хирургической точностью описывать настроения, чувства, эмоции, впечатления. А о характерах, которые не так-то просто постичь, я и вовсе молчу: по-моему мнению, других таких в мировой литературе просто нет.

К сожалению, в точности описать сюжет невозможно. "Фрэнни и Зуи" - это одна из тех книг, о сюжете которых можно сказать либо совсем плоско, либо не сказать ничего. Если вы предпочитаете первый вариант, то я скажу вот что: Зуи и Фрэнни (Захария и Фрэнсис) - брат и сестра. Фэнни запуталась в жизни и лишь Зуи смог достучаться до неё и помочь разобраться с навалившимися на Фрэнни проблемами. Только вы не ждите сопливой чепухи по типу "Эта сволочь меня не любит!" или "Я никому не нужна!". Вовсе нет, проблемы Фрэнни намного глубже, они затрагивают и воспитание, и образование, и религию. Кстати, хоть в книге и два произведения, они полностью взаимосвязаны, они проникают друг в друга, дополняют друг друга. Без одного другое понять очень сложно.

Эти произведения, в особенности "Зуи", имеют несколько смысловых пластов, поэтому просто пробежать книгу глазами и с лёгким сердцем поставить её на полку, а потом сразу приняться за другую книгу у вас не получиться. Это одна из тех книг, которые действительно заставляют думать.

«Френни» и «Зуи» это третья и четвертая повести в рамках сэлинджеровской «саги» о Глассах (закавычим, потому как, на мой взгляд, это все-таки не сага, хоть так и говорят). Семейство Глассов в этих произведениях откроется нам ближе. Короткое знакомство в «Выше стропила, плотники» с Симором и Бадди лишь прелюдия. А ответы на все вопросы будут здесь. Должна признать, что всю «сагу» о Глассах я не осилила. Второй рассказ «Симор: введение» мне не дался. Слишком тяжело читать о человеке, которого уже нет, и который был большей частью жизни рассказчика. Путаный стиль Бадди, виртуозные повороты и петли, в которые от закручивал слова и предложения сводили меня с ума. Мысли даже не прыгали с места на место, они метались в «четком» направлении броуновского движения. Конечно, для того, чтобы понять «Френни» и «Зуи» нужно читать «Симора», это я советую вам. А я на практике обрезала «сагу» и разбила ее на две части. От этого Симор – незримый свидетель драмы своей сестры и брата, переживаний своей семьи не становится дальше. Его место никто не занял. И хотя прошло уже 7 лет, в нем нуждаются так же остро, как и прежде.

Дальше...

О чем же идет речь в этих произведениях. Френни – молодая девушка на последнем курсе колледжа – умная, начитанная, подающая надежды актриса. У нее есть любимый молодой человек, замечательная мама, чудесные братья. У нее вроде бы есть все. Но… Какая-то небольшая книжечка в светло-зеленом переплете о жизни русского странника переворачивает всю ее жизнь. И Френни уже не может молчать, слушая псевдоинтеллектуальные разговоры, не хочет играть для неблагодарной публики, нетерпима к людским слабостям и недостаткам, не видит смысла в окончании учебы. Все эти переживания разом охватывают девушку, ее разрывают противоречивые чувства – неудовлетворенность своей жизнью и ненависть к себе. Потому что не может сломать себя, быть как все. Промолчать, смириться. И Сэлинджер рассказывает нам, как разворачиваются события в семействе Глассов, как близкие пытаются помочь Френни найти себя, определиться, успокоиться, ответить на главные вопросы… И самое главное, как им это удается.

Это не легкое чтиво, не бульварный роман. Это не похоже на историю Холдена из романа «Над пропастью во ржи», хотя темы перекликаются. («Над пропастью», к слову читается гораздо легче) Это не психологическая драма. Это просто история, рассказанная нам как другу семьи – откровенно и без прикрас.