
Ваша оценкаРецензии
lyrry31 августа 2015 г.Читать далееВсем известно, что общество - структура не статичная, оно постоянно меняется и развивается. Вслед за расцветом следует упадок, один политический строй меняет другой. Что-то в развитии воспринимается как более прогрессивное, а что-то наоборот - реакционное, упадническое. Но, меняясь, общество, как правило, делает это не на пустом месте, оно руководствуется некими правилами и принципами, которые называются идеологией. Это может быть церковная мораль - и тогда мы получаем Средневековье, а может - и то, что человек есть венец Божьего творения - и это уже будет Возрождение. Этот путь можно продолжать дальше и дальше. И, конечно же, основным проводником принципов идеологии становится искусство. Через литературу, живопись, музыкальные произведения выражаются основные идеалы общества, к котором оно стремится, а также правила, как следует жить. В этом плане советская эпоха ничем не отличается от других формаций. Она тоже жила по своим законам и правилам. И тут уж совсем отдельный вопрос, насколько они были правильными и справедливыми. Здесь мне совсем не хочется углубляться в этом направлении, это вопрос, не имеющий к данной книге никакого отношения.
Перейдем же, наконец, к Кочину и его роману "Девки". Роман писался с 1928 года по 1931 годы и полностью отражает реалии своего времени. И этот роман полностью соответствует идеологии той эпохи, а точнее социалистическому реализму, методу определявшему культурную жизнь советского человека. Роман посвящен жизни советской деревни, наверное, в один из самых сложных ее периодов. Старые порядки еще полностью себя не изжили, а новые еще не совсем установились. И это очень хорошо показано в книге. Если в начале деревня живет патриархальными законами, всё решают старшие и церковь. Молодежь во всём обязана их слушаться, абсолютно не имея собственного мнения. Те же, кто начинает жить по новым законам, не принимается и считается отщепенцем, с которым не хотят знаться. Но время идет, и новая власть всё больше и больше распространяет свои порядки. И всё больше и больше, в особенности молодых людей, начинают жить по-новому. Не все остаются в деревне, самые обездоленные, самые непринимаемые здесь, в деревне, перебираются в город в поисках новой жизни. И, оказавшись там, они понимают, что новая власть - это огромное благо. Здесь они, конечно, начинают новую жизнь, совершенно отличную от той, что была у них в деревне. Они не просто поднимают головы и осознают себя частью чего-то нового и светлого, они становятся самыми искренними и преданными адептами этой власти до такой степени, что возвращаются туда, где были никем, чтобы стать всем и нести эти идеи в массы. У Кочина такова его Парунька. Чуть ли не самая последняя девка на селе, уехав в город, находит там силы и веру в советскую власть настолько, что становится активным деятелем в продвижении новых идей, и потом с ними возвращается в родные края.
Но не всем надо было ехать в город, чтобы понять всю прелесть новых порядков. Те, кто был обижен старой властью, те, кто пострадал от патриархальности деревни, увидели в этом возможность начать другую жизнь, где они сами будут себе хозяевами. Не всё и не сразу у них получилось, но здесь главное - что у этих людей есть стремление к этой прогрессивной жизни. А если говорить относительно романа, то этим передовым людям еще многое предстоит сделать, чтобы их мечты стали явью. Враг, привыкший хорошо и богато жить раньше, не хочет уступать своих позиций, поэтому и борется с новой властью любыми, пусть даже и самыми неправильными и запрещенными методами.
Тут я предлагаю вернуться к тому, что роман "Девки" полностью написан по правилам соцреализма. А у этого метода было несколько основных принципов:
Во-первых, это народность, т.е. литература для простого народа. Конечно же, простым людям интересней всего читать про таких же простых людей, как они сами, проникаясь их проблемами и бедами. А что может ближе, чем горести простых крестьян, которые с одной стороны как-то противостоят кулакам, а с другой - учатся жить по-новому, постигая законы новой власти. А если еще роман и написан языком, который понятен обычному человеку, который только учит грамоту, то произведение, конечно же, можно назвать народным.
Во-вторых, идейность. Об этом уже, в общем-то, говорилось выше. Новые идеи приходят и в глухие села, только чтобы здесь они воплотились в полной мере, приходится много работать, доказывать их необходимость, порой даже рискуя жизнью.
В-третьих, конкретность. Об этом я уже тоже упоминала, т.е. конкретные, самые обычные люди, самые обычные поступки, через которые они меняются, осознавая значимость перемен, происходящих в области.
Таким образом, роман Николая Кочина "Девки" - абсолютный пример художественного произведения, написанного по методу соцреализма. И говорить, что на самом деле всё было по-другому, а автор написал его в угоду той власти, по крайней мере не корректно. Каково время - таково и искусство, и литература не исключение.
На меня же роман не произвел большого впечатления, он показался мне слишком уж сухим. Герои тоже особой симпатии не вызвали, и не потому что одни были однозначно - положительными, а другие - отрицательными. Мне почему-то им не поверилось. И мне совсем не захотелось бы ехать в деревню в числе двадцатипятитысячников, чтобы вести там пропагандистскую деятельность. Но это был хороший опыт знакомства с еще одним произведением советской литературы, которое я вряд ли когда-нибудь сама прочитала.10104
mamamalutki31 августа 2015 г.Читать далееИ я еще возмущалась по поводу поведения Григория из "Тихого Дона"! Мол, не заступился за Аксинью перед мужем и вообще вел себя как последний мерзавец. Прости меня, Гриша, прям вот от души прости! В этих "Девках" ну ни одного нормального мужика нет!
Да что с ними не так? Почему даже относительно добрые, относительно образованные мужчины в этом романе относятся к женщине в полном соответствии с деревенскими стереотипами о второсортности этих самых "девок"? И я благодарна автору за то, что он показал это. Даже идеальный, морально устойчивый Анныч бил свою Варвару, даже высокосознательный ленинист Санька заморочил голову Марье, а позже не спешил "прикрыть грех" и признать сына. Даже Федор, к которому меньше всего вопросов, не боролся за любимую. Вряд ли она бы очень сопротивлялась, если бы он решил выкрасть ее. Вместе с забором, как в песне. Благодаря тому, что коммунисты вполне себе "с душком", книга не превращается в набор разрозненных агиток, оставаясь живой, интересной и правдоподобной.
Но только ли мужчины виноваты в том, что бабская деревенская доля тяжела и незавидна? Давайте подумаем, давайте поразмышляем... (с)
Допустим, какой-нибудь девке повезло. Не опозорили ее, приданое имеется, вышла она замуж.
(Кстати, для меня стало откровением, что даже в Те Времена можно было гулять направо и налево, а потом спокойно выходить замуж неопозоренной, если ты богатенькая буратина. Но если ты бедная, тебе каюк. Каждый норовит тебя ухватить за приглянувшееся место, а потом юбку разрезать, ворота измазать и окрестить гулящей. Прелесть что за двойные стандарты!) Чем такой девке заняться? Точнее, чем занять головушку, пока тело ее страдает от бесчисленных родов, побоев и бесконечного труда? На помощь приходит религиозность. Тупая, закоснелая религиозность, в сердцевине которой - ненависть к образованию, размышлениям о человеческом достоинстве, презрение к тем, не уберег своей девичьей чести. Собственно, именно такие бабы и сживали со свету несчастных этих девок. Не мужья, не парни-разгильдяи, а именно вчерашние девки, ищущие оправдания своей рабской жизни и находящие утешение в том, чтобы проклинать тех, кто по глупости, неопытности или большой любви нарушил правила деревенского общежития. Так и ходит эта злоба по кругу, от подруги к подруге, от свекрови к невестке, даже от матери к дочери... Какое счастье, что вся эта дикость в прошлом, хоть и относительно недалеком. Ведь даже ста лет не прошло...Моя прабабушка родилась в 1905 году. Замуж она вышла в шестнадцать, родила десятерых детей, всю жизнь молча терпела измены и побои моего прадеда. До самой смерти она била поклоны перед иконами, бормоча (и коверкая) слова, смысл которых не понимала. Я не знаю, каким она была человеком, хотя прекрасно ее помню. И дело не в изменчивой детской памяти, а в том, что она была тихой и незаметной. Как тень. Так она и прожила свою жизнь, восемьдесят с лишним лет. Можно ли сказать, что ей повезло? Кем она стала бы, не выйдя замуж так рано? Я никогда не узнаю этого. Но тем ценнее мне моя нынешняя свобода.
Наша нынешняя свобода.
10118
greisen11 августа 2015 г.Читать далееЕсли теперь какая-нибудь бабка у подъезда затянет волыну про заголяющихся на экранах девахах, “а вот в советские времена оооо!” и про бесстыжесть современной молодежи, то мне теперь будет чем крыть. Ведь девки - они в любые времена девки, то есть сила. А все потому, что появился в моей жизни нижегородский писатель из крестьянства, который всю-всю правду рассказал про жизнь бабью горькую, про светлый путь коммунистический, да про счастье, что новый порядок бабам-несознательным элементам принес.
Вроде бы типичный соцреализм в книге Кочина, да не совсем. Вся книга как-бы наслоение одной темы на другую. Какие-то темы написаны лучше, какие-то хуже. Советская пропаганда целыми абзацами вяла, безжизненна и совершенно неадаптирована для художественной книги. Описания природы выгялдят неуместными, пресными и проигрывают мастерам. А вот житье-бытье селян описано живо, ярко, достоверно. Вот они на страницах повести, живые, настоящие, каждый со своим крепким словцом, с шутками и прибаутками, сплетнями, чувствами и озорством - живые люди, а не какие-то там картонные болванчики. Возможно, кому-то они реальными не покажутся: слишком уж неадекватно ведут себя что парни, что девки, что взрослые жители Немытовки. Да только с их точки зрения мы тоже покажемся странными. а ведь между нами всего 100 лет пролетело. Всего? Или уже?
Не только про девок эта книга. Да, несомненно, девки главное действующее лицо здесь. Не по отдельности - по отдельности слабы они и запуганы старшим поколением. А вот артель уже может и отпор обидчикам дать. Боязно жить бедовой Наташке, а вот с Парунькой уже и солнышко ярче светит, и помирать не страшно. В начале книги девки Кочина - серая и забитая масса, в конце - строители новой жизни. Так положено у социалистического писателя. А что же между этими полюсами? Мужики и парни, которые сознательно портят этим девкам жизнь. Влияние среды, тонко чувствующей и душащей любую инаковость.
Иногда мне кажется, что Кочин сам не до конца понимает о чем пишет.
Вот он желает высмеять Марью и ее несознательную семейную жизнь на самом деле описывает зависимость девушки от старшего поколения и, как следствие этой внешней несвободы - свободу внутреннюю, “в кого хочу - в того влюбляюсь”. И она влюбляется, лишь только на горизонте появляется человек не такой, как ее окружение.
Вот он сочувствует обманутой Паруньке. Но из всего рассказа чувствуется, что Парунька-то и сама не прочь обмануться. А партийная сознательность у нее от безисходности.
Вот Егор Канашев, антисоветский элемент, читай - кулак. А мотив его поступков сквозит в каждом его диалоге. Хочет он выбиться в знатные люди, чтобы семья держалась крепко, ела сытно, да горя не знала. Мечта его - большая вывеска “Канашев и сын” на производственных мощностях . Нет в его мечтах ничего против советской власти поначалу, скорее наоборот - видит он в ней новые возможности для собственного роста.
Вот Мишка Бобонин, который как мог реализовывал свою деревенскую мечту о красивой жизни.
И автор вроде бы осуждает злые шутки удалых молодцов. Да осуждает на словах, а шутки описывает с налетом ностальгии по молодым годкам. Не свои ли юные годы описывает автор, повествуя о причудах Саньки Лютого, балагура и краснобая, любителя покутить на молодежных посиделках, но в то же время селькора, лектора, заведующего избой-читальней.
То есть об отрицательных героях и отрицательных поступках пишет Кочин отрицательно, как партия велела. А получается как в жизни - относительно.Такая книга. Вроде бы черно-белая, рабоче-крестьянская против кулаков. А приглядишься повнимательнее - за шаблонными речами стоят живые люди, о которых это все написано
1085
Rita3899 августа 2015 г.Палач, Король и Королева шумно спорили; каждый кричал своё, не слушая другого, а остальные молчали и только смущённо переминались с ноги на ногу. Завидев Алису, все трое бросились к ней, чтобы она разрешила их спор. Они громко повторяли свои доводы, но, так как говорили все разом, она никак не могла понять, в чём дело.Читать далее
Палач говорил, что нельзя отрубить голову, если, кроме головы, ничего больше нет; он такого никогда не делал и делать не собирается; стар он для этого, вот что!
Король говорил, что раз есть голова, то её можно отрубить. И нечего нести вздор!
А Королева говорила, что, если сию же минуту они не перестанут болтать и не примутся за дело, она велит отрубить головы всем подряд!
"Алиса в стране чудес".Теперь уже председатель сладить с собранием не мог. Оно поделилось на три стана. Один ратовал за артель в сельском масштабе. Другой послушивал да помалкивал. Третий нападал на первых. Галдёж смял нормальное течение собрания.
"Девки".Это судьба или заколдованный круг. Мечусь между двумя сверхдержавами. Вернулась в СССР 20-х годов, в нищие мрачные лесные Нижегородские деревни к раздираемым спорами об артелях и колхозах крестьянам.
***
Николаю Кочину поверила сразу, с первых страниц книги. Очень заметно, что он вырос в тех местах, о которых писал. Мои предки из северо-восточных районов Нижегородской области. Из рассказов бабушки знаю, что многие обычаи сохранились до начала 60-х годов: и гулянья в престольные праздники с хороводами и догонялками парнями девок, и строгие смотрины (вместо поднимания булавки улыбающаяся невеста раз пять собирала разбитую гостями и растоптанную по горнице посуду), и строгое повеление сыну срочно жениться (после войны приказать могла и мать, ссылаясь на свою старость), и выбор родителями невесты (повезёт парню, если сам прежде нашёл), и ворожбу на приворот любимого с погибелью соперницы. Думаю, что и вытравливание плода тоже бывало часто, но о таком никто не расскажет.Вообще, описанные в романе знахарское лечение непонятно какими грибно-травяными отварами и жутко сложные советы от уныния ужасны и притом бесполезны:
Одна советовала умыть больную водой с громовой стрелы, другая — напоить квасом, наперёд заморозив в нем живого рака. Третья учила обмазать больную деревянным маслом от пят до маковки, четвёртая — накормить овсяным киселём с воском, а пятая уверяла, что нет ничего лучше, как поймать живую щуку, вынуть у ней пузырь, подпалить его богоявленской свечой и дать проглотить больной, прочитав предварительно «святый боже, святый крепкий» сорок сороков раз.Но все советы переборол простой и страшный по последствиям способ избавления от жара: съесть с хлебом толчённое в ступе стекло. Бррр, навсегда от жара избавит, правда, мучений не миновать.
Увлеклась я обычаями и знахарскими советами.
Кроме обычаев, для меня книга о неизбежном прогрессе, докатившемся и до северных деревень, о сожалении стариков при разрушении прежнего привычного уклада, о надеждах бедняков на лучшую жизнь и попытках зажиточных крестьян сохранить и удержать своё имущество.
Не возьмусь судить ни Анныча, ни Егора Канашева. У каждого из них своя правда. Оба отстаивали её оружием: Анныч в гражданскую, Егор позднее.
Кстати, Анныч - редко встречающийся пример матчества.Надо отдать должное автору, противоборствующие герои изображены у него не чёрно-бело.
Мужики хоть и ненавидят Егора, но уважают за непреклонность и твёрдость принципов. Большой волны коллективизации с арестами ещё нет, и зачисленные в кулаки семьи бросают нажитое в деревнях:
Говорят, на городских стройках их очень много, и даже находят среди ударников."Честный коммунист" Анныч готов содрать лишнее с верующих:
Анныч лукавил, говоря об артельных нуждах: кирпич был давно перевезён, и кладку печей можно было уже начать. Но когда он разведал настроение богомольцев, ему представилось, что при таком деле можно заполучить через церковников кирпичей для амбара и дров для погорельцев.Верующие, конечно же, высмеяны.
Новый священник к вдовам не прочь заглянуть. Не очень поняла, как он одновременно и вдовец, и монах, разве в монастырь ушёл после смерти жены.
Из бабок-знахарок Полумарфа быстренько переквалифицировалась в старицу. Тоже странно.
Вавила и Малафеиха то и дело бегают по селу, пугая народ страшным судом и карами небесными. И отчитывать разве женщины могут? Короче, смешение старой и новой веры в дремучем краю.
Не тронули только старика Севастьяна Лютова, молился тихонько в избе, да рассказывал внукам предания о силе своей в молодости. Из речи женщин не ушли присловья о Христе и частые упоминания Бога.Многих героев романа можно легко отличить по речи.
Мишка Бобонин наххватался в городе по ресторанам иностранных и высокопарных слов и употребляет их без надобности: "завлекательное телосложение", "душу терзаньям предашь", досконально, сомнительный элемент", "уронишь моё реноме". Не мудрено, что его выпендривания непонятны односельчанам.
Федя и Санька частят ярлыками и советскими сокращениями: "сорганизоваться с пролетариатом", "отсталый элемент", "подкулачники", комбеды, селькоры, местком и волком. Издевательство над русским языком. Спать даже хочется, особенно от зажигательных речей, которым обучились в ликбезе Шарипы Марья с Парунькой.
Грубиянка Шарипа так здоровается с впервые увиденным свёкром, подошедшим к молодым с иконой:
Ты эти штуки оставь, родитель...Не поверю, что в Казахстане не научили на вы к старшим, и сперва нормально поздороваться, а потом уже претензии предъявлять.
В остальном язык романа народный, с красивыми простыми описаниями природы, деревень и Нижнего Новгорода в разные времена года. Я пожалела, что поленилась хорошенько поискать аудиокнигу.
P.s. Нашла в википедии список населённых пунктов Воскресенского района Нижегородской области. По названиям можно историю изучать: не раз упоминаемые бабушкой не переименованные Воскресенское, Воздвиженское и Малое Содомово с его большим собратом соседствуют с Красной Звездой и Красной Новью. Во многих деревнях указано меньше 30 жителей. Уходить начали ещё с 20-х, а продолжили на север и Сибирские стройки 60-х. Что-то было не так в советской задумке колхозов, раз люди на местах не удерживались, бежали в поисках работы и более лёгкой жизни.
А герои романа "Девки" ещё в начале пути к светлому будущему. Мечтают о нём, спорят и надеются.
Мне так грустно от знания их возможного будущего.10115
Tusja23 сентября 2013 г.Читать далееВ общем - понравилась книга. Деревня 20-30-х годов - жизнь,быт,традиции - всё довольно интересно и, хотя и много уже подобного читано, с этим романом всё шло легко и ровно, ведь тема одна из любимых. Единственное, что слегка утомило, это политика - построение социализма,коллективизация, классовая борьба с непримиримыми кулаками... И вот тут я, в очередной раз, поняла, что не знаю кого я больше понимаю, на чьей я стороне... Творилось в стране что-то неправильное, ложное,ушедшее не в ту сторону, у каждого была своя история, беда и правда и много глупостей было сделано. Жалко.
Много в книге интересных персонажей,судеб,разнообразных событий,которые могли происходить только в деревнях. Долго не могли люди свыкнуться с новой жизнью, отказаться от традиций и привычного уклада. А вот от их той привычной жизни сейчас оторопь берёт...
"...в тех местах, где много лесу, крестьяне строят пятистенные дома. В передней избе у них чисто и просторно - там цветы, начищенный самовар, вытканные половики. Там можно было бы жить по-человечески. Но крестьяне запирают эту переднюю комнату и держат ее на случай, для гостей, для посторонних, а сами живут в грязной прихожей комнате, в которой вши, теснота и тараканы."
Яйца,молоко,лучшее зерно,...,всё шло на продажу, а сами голодали, лишь бы отложить хоть какую копейку. Трудно было всем, но женщинам !!!, их вообще за людей не считали, как же над ними измывались! Эх, ну почему не быть людям хоть немного добрее и честнее, может и жизнь всей страны потекла бы в другом направлении, другая бы история сложилась. Ещё раз жалко. И ещё раз о понимании: в итоге я поняла - я на стороне всех тех женщин и всё,что происходило в жизни всей страны - это было страшно, но то,что вздохнул женский пол полной грудью - это была большая победа. (Я не феминистка, но я за справедливость. Если что :)))1089
Demstel1 сентября 2015 г.Читать далееДевки, девки, какие нафиг девки - Анныч!
Книга повествует о деревенской жизни в двадцатых годах 20го века. История внедрения новых законов, идей коммунизма, коллективизации. О реакции на это деревенских жителей, на примере нескольких односельчан. Об их сложных и непохожих путях.
История кулака Канашева, по всему выходящего главным злом, а на деле им не являвшегося. Сколько не описывается его нрав и дела им обстряпываемые, а однозначно черным он не выходит.
О девках и женщинах на селе. О тяжелой и несправедливой жизни Марии и полной трудностей и обид жизни Парасковьи.
О жизни агитаторов за новый образ жизни – Коммуниста Анныча и комсомольцев Семена, Саньки. О жизни совсем не простой, связанной как с постоянным биением в глухую стену неприятия перемен, так и с постоянной опасностью для жизни и здоровья.
И о многих других людях, обнажающих всю несправедливость, непросвещенность того времени. Упертость, а местами и откровенную глупость большинства крестьян. О людях, погрязших в страхах и предрассудках.Само по себе повествование довольно размеренное, местами с большим количеством подробностей и с высокой точностью описания. Местами пропускаются целые месяцы деревенской жизни, какие-то небольшие личные истории обрываются и не имеют продолжения. Хотя, надо отметить, концовка весьма умело подкручена и последняя треть книги имеет несколько другой темп и накал драматизма.
До прочтения серии книг Дж Мартина смерть в литературе мне казалась экстраординарным, острым и драматичным моментом. Умирают обычно в историях с толком, с сильным влиянием на сюжет и окружающее настроение. Ан нет, мало я, видимо, читал книг с упором на бытовой реализм. Деревня к смерти привычна. Умер и умер. Мерли дети, да и не считали сколько. Ушли на фронт/в гражданскую войну мужики и не вернулись. Ну – не вернулись, и живем дальше. Не то что бы всем пофиг, но какой-то дикой трагедии нет. Какая трагедия?! Выживать надо, сеять, жать, наниматься. О мертвой лошади больше слез пролито и слов ей выделено, чем для сыновей родных или братьев, утопленных где-то «белыми» или зарезанных «зелеными».
Отдельно стоит отметить роль суеверий и общий уровень необразованности жителей села. Упование в любом деле на бога, недоверие к науке, образованию, элементарно – медицине, оно повсюду. Всякие бабки-ворожеи оттуда же.
Словив сверху мух и изругав их, бабушка почерпнула ложку этой жидкости, двуперстно перекрестилась.
— Снадобье от сорока недугов... Прими с молитвой. Сей бальзам укрепляет сердце, утоляет запор, полезный против утиснения персей и старого кашля, исцеляет всякую фистулу и вся смрадные нужды, помогает от всех скорбей душевных и вкупе телесных, кто употребит ее заутро и чудное благодействие разумети будет...
От запаха, не в меру тяжкого, спирало у Наташки дыхание, но все ж она силилась проглотить снадобье. Бабушка произносила в это время:
— Боже сильный, милостию вся строяй, посети рабу сию Наталью, исцели от всякого недуга плотского и духовного, отпусти ей греховные соблазна и всяку напасть и всякое нашествие неприязненно.
Она отлила в граненый пузырек часть жидкости и сказала:
— Придешь домой, в полночь с куриного насеста собери помету и сюда положи. Поняла? Принимай по ложке в день с молитвой... Все у тебя водой сойдет...
Наташка перед уходом сунула в руку бабушки узелок с кругами коровьего масла.Леса, густо населенные староверами и сектантами, которые не то что новую идеологию не приемлют, некоторые вообще эдак на тысячелетие потерялись во времени:
Он закурил и побрел дальше. Ходили слухи, что Мокрые Выселки были гнездом поволжского сектантства, «скрытников». Это разновидность старообрядчества. Всех, кроме себя, они считали еретиками и поганью. Приходя в избу соседа, скрытник вынимал из-за пазухи свою собственную иконку и ей только и молился. Дед Севастьян говорил, что лесорубы из скрытников никогда в общей землянке не живали. Они даже всех старообрядцев не своего толка считали за еретиков, ненавидели их, не разговаривали с ними, не ели, не молились вместе. Считали себя самыми чистыми на свете. Иногда в одной семье было по две-три веры, здесь и родственники друг друга проклинали и держали свою посуду, чтобы не опоганиться. Когда скрытника заставал дождь, то он за мерзость считал хорониться под чужой крышей. Овощи, рожь, мясо, купленное на базаре у православного, они тщательно освящали своей молитвой, прежде чем варить. Даже не каждый цвет ситца считался безгрешным — пестрые, веселые цвета браковались, как поганые. Гулянки — грех, качели — грех, катание с гор — грех. Паспорт иметь — грех. Не ко всякой вещи можно притрагиваться, вдруг она греховна. Санька знал этих людей, в Немытой осталось от староверов немало стариков и старух, да и рядом были староверские деревни.Кроме неприятия новых идей, невозможности отойти от уклада предков, хоть и тяжелого, но привычного, много на селе трудностей и от простой лени. Внутренний страх, отсутствие каких-либо целей, более далёких чем просто протянуть зиму, - все это весьма живо описано и в этом окружении действую герои.
— Да, нахлебников много, — перебил его Карп, который все еще ходил к своим бывшим приятелям, но уже для других целей, для того чтобы воевать с ними. — В городе столько народу. Сапоги кожаные стоят пятнадцать рублей, а за пятнадцать рублей надо отдать тридцать пудов хлеба... «Ножницы» — и в газетах пишут про них. Канцелярий много развелось... Новое право для города хорошо. Восемь часов работы. А мы двадцать часов в сутки спину гнем, а не шесть, не восемь. От зари до зари. Поспать бывает некогда.
— Ты мне, брат, сказки арабские не рассказывай, — возразил Федор. — Только и слышишь от вас: «Мы не восемь часов, мы двадцать часов спину гнем, мы по горло заняты, передохнуть некогда, проработай с наше», — и так далее. А скажите без утайки: чья милость с осени по весну всеми вечерами по улице с гармоникой шатается? Кто поножовщиной занят по праздникам? У кого досуг находится по целым суткам в лото, в очко, в подкидного дурака резаться? В других местах сходный промысел развит, а вы, кроме официантского ремесла, ничего и знать не хотите! Живем, хлеб жуем, небо коптим, а в окнах у нас тряпки вместо стекол, а на столе всей еды — картофеля чугун... Вы бы жаловались на работу, да не при мне. Я знаю, что вы привыкли жилы надрывать три месяца, а потом дрыхнуть. И вот подумайте: сто двадцать дней у нас праздников! С ума сойти можно — и это по святцам, а перед праздниками бывают сочельники, кануны, в которые тоже работают несполна, да многие еще понедельничают, да... А мало ли крестин, именин, сорочин? Да кому вы жалуетесь о своей работе, братцы, кого убеждать вздумали?.. Не в этом дело. На единоличной земле поодиночке мы как прутья. Нас по одному можно поломать. А вместе — мы веник, никакая сила нас не сломит. Даже десяток Канашевых. А сообща жить и технику можно завести...И все это пытается изменить, зажечь горстка активистов, в основном молодежь, которой не так уж и много. Эта борьба с устаревшим образом жизни проходит красной линией через все повествование.
Девки
Собственно, девки в книге есть, и их жизнь и быт описаны весьма подробно и, как мне кажется, достаточно честно. Были и песни, и пляски, и посиделки. Был и труд, как мастеровой (шить, вязать, что-то совместно производить), так и самый что ни на есть земельно-крестьянский (пахать и сеять, сеять и пахать). А была и самая дичь – та роль в целом, что отводится женщине в деревенской жизни.
— Не все так. Кому счастье и на роду написано.
— Все одно — бабья доля. Каждый год на сносях, да еще работай до упаду. Баба в деревне и печет, и варит, и стирает, и детей рожает, и нянчит, и мужа ублажает. И за это одна ей награда — выволочка. Только и слышишь: у ней волос длинен, да ум короток.Как девок замуж выдавали, не то что не спрашивая мнения, а всячески демонстрируя ничтожность этого самого мнения как такового. Продажа туда, куда выгоднее, чтобы породниться с кем побогаче.
Тело ее вздрагивало, плач заглушал задорную гармонику. Парунька, не утерпев, тоже заревела.
— Девыньки, девыньки, — голосила она, — продают подругу к идиёту, продают за каменные углы, а того не понимают, что у девки душа человечья...
Поплакали вволю и, утерев слезы, вышли к гостям с притворной веселостью.Как девка, уйдя к мужу становилась вещью, собственностью нового дома. Где ее было можно и нужно(!) бить, где слова у нее нет, ни прав, одни обязанности.
Потом, когда все кончилось и потный, усталый, пропахший самогоном Ванька оставил ее, она свернулась в комок, всплеснула руками и прошептала:
— Ой, что ты со мной делаешь?
Муж поднялся с постели и закричал:
— У меня есть имя али нет? Али не по нраву мое-то имя?
И сунул кулаком Марье в бок.
Марья притихла, перестала всхлипывать, ждала новых ударов.
В девках, как и все, она звала Ваньку Слюнтяем, не иначе. Назвать Ваней было невозможно.
— Повернись сюда. Повернись, говорят! Ах, ты так? — Ванька скинул с нее одеяло и ладонью звонко три раза ударил по лицу.
Из горницы вдруг покатились по сеням отрывочные, глубокие всхлипы невесты. Когда вбежали свахи, Ванька, дыша, как загнанный мерин, кричал:
— Я покажу, как нос от мужа воротить!
— Поучи. Следует, коли эдак, — бормотали свахи. — Срамота! С первых-то дней нелады. Ба-атюшки! Что люди скажут!
А невесте наставительно сказали:
— Свой норов, матушка, оставлять надо, не у мамы на хлебах. Самолучший жених, да и не по нраву? Не ахти какая краля писаная!.. Поучи, поучи, Ваня, наша сестра баловать любит.Автор вряд ли это выдумывает или сгущает, все это неоднократно описано, многому до сих пор живые свидетельства есть. Да более того, скотство это и сейчас ценят и всячески им гордятся:
Впрочем, благодаря этому увлечению Сирота женился, а заодно обзавелся известным тестем. «Несколько лет назад меня позвали на участок к мужику искать клад. Я взял глубильник, щуп, и хотя клад не нашел, увидел девочку в платочке, которая на стол накрывала. Мне жениться как раз надо было, а тут сразу понятно — традиционная семья, православные люди, приличные, с бородами, хозяйство крепкое», — рассказывает Сирота.
Бородатым мужиком оказался известный православный бизнесмен Герман Стерлигов. Сыровар отправился свататься, и в итоге Стерлигов отдал ему дочь за коня. «В ЗАГСе она рыдала, кричала, что ненавидит меня, даже неудобно фотографии выкладывать. В общем, реально как чеченская свадьба у начальника РОВД получилась. Но стерпится-слюбится, и сейчас уже трое детей у нас», — добавляет Сирота.Кооперация
Параллельно развивается история противостояния бедняков и формируемых ими коммун и кулаков, коммуны не приемлющих. Особо политически грамотные, впитавшие в себя социалистические идеи люди на деревне пытаются внедрить кооперацию, совместные предприятия на равных началах. Они сталкиваются со множеством трудностей: это и уже упомянутые лень и страхи крестьянства, и отсутствие опыта и навыков менеджмента. Порой даже отсутствие некоторых талантов, необходимых для грамотного управления и развития. Но в большей степени активисты видят в своих врагах кулаков, а конкретно в своем селе - бывшего кулака, а ныне старательно скрывающего свой достаток мельника Канашева. Все контакты коммунистов и комсомольцев с Канашевым – это бодание и попытки сжить друг друга со свету. А ведь если разобраться, то зажиточный мужик - он ведь вовсе не дьявол. Это человек, обладающий определённым талантом, хваткой и целеустремленностью. Он в силу своего склада сам не может быть бедняком – не получается. Он не может бросить хозяйство, не может его раздать – ни характер, ни воспитание не позволяют. И стоят они по разные стороны баррикад, при этом на самом деле врагами не являясь, делая одно дело и стремясь к одному исходу, просто разными путями и разной ценой.
Вот он, злобный предприниматель:
Все принялись старательно сметать и сдувать мучную пыль с предметов, еще нагребли с пригоршню.
— Хлеб надо уважать, — говорил он. — Хлеб всему голова. Хлеб — кормилец. С хлебом встречают русские люди друг друга, с ним же провожают. Хлебу воздают хвалу перед обедом, в уме пахаря постоянные заботы о хлебе. О хлебе он молит бога, хлеб у него на столе, сноп у него в углу, под образами, когда выжмутся. Хлебом мы вскормлены, ребенку и тому дают жеваный крендель с самых ранних месяцев. С хлебом мужик нигде не расстается. Едет ли в город, на базар ли, в другую ли деревню — берет ломоть, а то и каравай. Рабочий человек с уважением держит хлеб в руках, когда его режет. И странник, идущий по тропам с котомкой в руке, у ручья крестится перед караваем. Караваем благословляют, встречают с хлебом-солью знатных и дорогих гостей, с караваем женят. И даже дети играют в игру «каравай», который «вот такой вышины, вот такой долины». Да и сама наша пресвятая Москва знаменита калачами и блинами...
— Да уж верно, Егор Лукич, — соглашались бабы, — на хлебе проживешь, на конфетках не проживешь.Хозяйственный, во все вникающий. Изучающий конъюнктуру, ориентирующийся в рынке. Не надеющийся на авось, а полагающийся на себя, на свои навыки и умения. Уверенный в том, что любое дело можно исправить и наладить. Ставящий себе цель не до весны дотянуть, а все свое хозяйство приумножить, чтобы оставить и детям, и внукам, никогда не знать нужды.
Полюбовался на свинью. Белая йоркширская свинья лежала на боку, с огромным животом и набухшими красными сосками, блаженно дышала. Егор вынул из кармана кусок булки и дал ей.
— Канители много, а мясо их час от часу дешевеет. Каждый норовит теперь свинью завести. Скоро от скотины некуда будет деваться. Картошку перебрали?
— Не всю. Картошка без изъяна, как сейчас из поля.
— Смотри у меня. Одна негодная картошина весь запас заразит. Заканчивайте скорее. Время подошло как раз ее продать, всего выгоднее... Приходится самому все обмозговывать. Проверяй, бегай, стереги, досматривай. Ни совета, ни помощи ниоткуда. Помощники мои — липовые, — ворчал он, прибирая двор. — Ни сна, ни покою. Тружусь, как вол, а званье мне одно — буржуй недорезанный... Дорезать бы хотелось, да, вишь ты, это не в прок... Одумались. А если наверху позволят, так, кажись, как волки на овцу, сегодня же бы набросились и разорвали... Запрягай в дровни! Что стоишь, как статуй? На мельницу пора...Конечно и плохого этот предприниматель наделал достаточно. И боролся местами по звериному со своими "конкурентами", а все равно не получается его ненавидеть.
В общем хорошая книга, есть над чем подумать, есть что узнать новое. Возможно, конечно, сказывается моя не испорченная советской пропагандисткой литературой юность: оттого не выработалась неприязнь к соц.реализму, к идеологическим загонам и идеализации коммунистов и комсомольцев. Возможно, после прочтения десятка-другого таких произведений в обязательном порядке по школьной программе и не осталось бы у меня позитивных впечатлений. Но эта книга воспринялась мной очень хорошо и положительно.
995
Lusien31 августа 2015 г.Читать далееВо всех музеях, которые связаны с историей, больше всего я любила залы, связанные с культурой и бытом разных времён. И открывая книгу Кочина, я предполагала увидеть экспозицию, посвященную жизни деревни начала ХХ века. Быт, культура, нравы, как менялась крестьянская жизнь...интересно же. Всё бы ничего, лапти-валенки, если бы не коллективизация и молодая советская власть, с боем пробивающая себе дорогу. Время то было тяжёлое, неоднозначное, оно и превращает сельские истории в по-настоящему историческое полотно: за кем была правда,: за теми, кто искореняла сельскую косность и безграмотность огнём и мечом или за теми, кто на правах трудового человека защищал своё хозяйство. И начав читать, думала узнать хоть чуть больше правды от автора как выходца из народа – ведь он писал о своей деревне, о том, как кроваво и трудно утверждалась власть по стране на примере своего села.
Девки -девоньки,Марьи да Прасковьи, Наталии да Фёклы и прочие….На протяжении всего романа в голове крутилась она и та же мысль: зачем вы, горемычные, на свет народились-то? Если приласкать-обогреть вас, кроме отца-матери, некому…Вы когда-нибудь слышали русскую народную песню о счастливой женской судьбе? Я сколько ни вспоминала, не вспомнила, может быть, просто плохо знакома с этим жанром. По мне, так самый известный жанр женского повествования на Руси – это плач, начиная ещё с того самого Ярославниного… Плач по погибшему мужу, по ушедшим отцу-матери, по ребеночку, от болезней умершему, по родной земле, врагом топтаной и, в конце концов, по своей судьбинушке загубленной. Даже свадебные песни по смыслу срони похоронному маршу – плач по «вольной» жизни. В кавычках потому, что воля-то есть, но и та большей частью отцовская:
- Все одно – бабья доля. Каждый год на сносях, да еще работай до упаду. Баба в деревне и печёт, и варит, и стирает, и детей рожает, и нянчит, и мужа ублажает. И за это одна ей награда — выволочка. Только и слышишь: у ней волос длинен, да ум короток.
Она зажгла лучину и сунула ее в печку. В печке тотчас же затрещало, на пол через дверку поползли полосы света.
— Вот майся весь век, как Марья, и околей без ласки, без привета. Что это за жисть? Девка ровно собака: услуживай весь век — сперва своим отцу-матери, а тут мужу да свекрови, а заслужишь-то что?И так было испокон веков, пока не появились идеи коммунизма, свободы, равенства, когда у женщин появилась возможность поднять голову. Хотя бы теоретически. Мы видим, как порой сложно победить, в первую очередь, в себе старые устои и привычки, понимаем ,как тяжело было темному и невежественному крестьянству решаться поворачивать свое хозяйство на новые рельсы, начиная всё с нуля. Кто покрепче, тот задумается, а у кого за душой ни гроша, тому и этот шанс – сама птица-удача, прилетевшая прямо в руки.
Ну, а девкам, если раньше от позора и бедности, от замужества за нелюбимого либо омут, либо в петлю, то с приходом идей коммунизма, появился еще один путь проявить себя и выйти в люди, как Прасковья, выросшая из Паруськи-бесприданницы. Противоборство двух систем, по сути и двух культур разворачивается на страницах. Герои с обеих сторон – интересные персонажи, у каждого есть своя правда, вросшая корнями в привычные порядки, как нижегородская сосна в болотные мхи, или машущая флагами мировой революции, а кто объективно правее...похоже тот, кто сильнее, потому что однозначного ответа в книге я не нашла.991
MadRat29 августа 2015 г.Читать далееЯ вобще не очень люблю произведения про счастливое строительство коммунизма. Все эти громкие лозунги про всеобщее равенство и братство, про отнять и поделить, всяческого счастья всем и пустьи никто не уйдет обиженным и прочие хорошие вещи. Но тут я была приятно удивленна. Книга не столько про коллективизацию, сколько про эмансипацию. И написана так, что глобальные проблемы показываются через жизнь отдельных людей. Мне нравится, ведь история - совокопность жизней отдельных личностей.
Читать было страшно. Да, я знала, что было время, когда женщина была чуть лучше коровы, если не хуже. Но каждый раз читать, слышать и осозновать это все равно страшно. Особенно, если подумать, что было все это сравнительно недавно. Лет сто, что это в масштабах вечности?
Итак, автор пишет про становление коммуны в отдельно взятой деревне. Пишет хорошо, видно что разбирается и в деревенской жизни, и в построении коммунизма. И вот тут становиться видно разрыв. Если про деревенские нравы и обычаи он пишет сочно, с желанием. То части с лозунгами и "правильными мыслями" выглядят натянуто и появляется чувство, что это тут потому что так надо.
Имеется у нас деревня "Немытые поляны", стоит она посреди болот, тут можно вспомнить теорию, по которой считается, что географическое положение влияет на образ жизни. Тут так и есть, стоит посреди болот и жизнь там, как трясина, в которую тебя засасывает и чем больше барахтаешься, тем больше вязнешь.
Вот вязнут в этой жизни девки, да и мужики тоже.
Главных героинь я бы выделила двух. Паруньку и Марью. Две закадычные подруги. С двумя разными судьбами. Парунька - бобылка и сирота, и как было заведено, сироту каждый обидеть может. Она первая начинает задумываться, что баба, вобще-то, тоже человек, и начинает бороться за свое счастье. Забирать у жизни то, что ей положено. Марья - песпективная невеста, самая красивая девка на селе, долгое время плывет как известная субстанция по течению. Переодически прибегая поплакать на груди Парунки. Первое время этот персонаж меня жутко раздражал, до зубовного скрежета, каюсь. Хотелось закричать, тряхануть ее. Борись! Выгрызай, вырывая свое счастье. Уходи, убегай! Потом подостыла и поняла, что хорошо так думать, когда есть куда идти, а когда некуда? Что делать, когда тебя из родительского дома, отец возвращает в постылую семью, и сам же просит, чтобы тебя ПОУЧИЛИ.
А потом смотрю, а Марья-то зацвела. Начала вытягиваться из трясины-то. Не то, чтобы очень эффективно, но лиха беда начало. Так что, к концу книги большая часть симпатии была на ее стороне. И есть еще много других женских персонажей, все разные, с одной общей бедой.
С мужскими перонажами все немного неоднозначно. Нет ни одного, кто бы вызывал хоть какие-нибудь симпатии. Есть форменные засранцы, которые вызывают желание убивать, типа Мишки Бобонина, Канашева-младшего, но даже персонажы, вроде как положительные, как Анныч или Федор с Семеном, таких чувст не вызывают. Ну, это все выглядит так. У нас тут коллективизация, мы страну к светлому будущему ведем, а вы тут жалуетесь. Ваши матери так и жили. и вы потерпите, а как построим светлое будущее, все решиться как-нибудь, само собой.
Читать - стоит. Особенно стоит тем, кто стонет, что мужики обмельчали, а вот раньше-то, раньше-то! Ну, вот вам раньше. Ешьте, не обляпайтесь.998
terra_Lera12 августа 2015 г.Читать далееСередина 20-х гг. 20 в., волжская деревня во всей послереволюционной красе - барина уже нет, а свобода, равенство и братство так и не наступили.
Сюжет вертится вокруг конфликта - в деревне идет ожесточенная борьба за создание артели с местным "кулаком" - Егором Конашевым. И если в начале книги Конашев не вызывает симпатий, то ближе к концу, даже в этой глубоко просоветской книге, становится видна трагедия этого человека - всю жизнь трудившегося, знающего толк в деле, болеющего за свою землю и торговлю хозяина. И момент в лесу - когда совершается внутренний перелом, когда человек идет на страшное преступление - это просто блестяще написанный триллер. И в итоге "кулак", "мироед" и вообще "классовый вражина" - практически единственный цельный характер в книге!А причем тут какие-то "Девки", спросите вы. А девки, то есть незамужние женщины крестьянского сословия, нужны Николаю Кочину как сказочные присказки про "жили-были" - чтобы начать рассказ, чтобы через их судьбу (одинаково нелегкую - и в богатстве, и в нищете) завлечь нас к рассказу о начале коллективизации русской деревни.
Все одно - бабья доля. кажды год на сносях да еще работай до упаду. баба в деревне и печет, и варит, и стирает, и детей рожает, и нянчит, и мужа ублажает. И за это одна ей награда - выволочка.Девок много, но сюжет конкретно вертится вокруг да около двух - Прасковьи Козловой - нищей сироты, поденщицы, перестарка и Марьи Бадьиной - наследницы крепкого крестьянского хозяйства, обласканной и любимой дочери. Одной (угадайте какой именно?) уготована партийная работа и мученический венец ( стране нужны новые герои!), а второй - неудачное замужество, мытарства и страдания, а затем счастливый невенчанный (истинно комсомольский, без предрассудков прошлого) брак с местным молодым да ранним комсомольцем.
Всю книгу я бы условно разделила на две очень неравноценные части - бытописательная, глубоко, со вкусом и знанием дела написанная часть - про деревенское житье-бытье, про свычаи - обычаи
Жених,усердно пыжась, прел в суконной шубе на хорьковом меху, снимать ее свахи не наказывали. - в такой шубе жених дорого выглядит.И вторую часть - прямолинейно партийную, бьющую по лбу плакатчиной
Во всю стену плакат:"Наступление на капиталистические элементы по всему фронту".
На другой стене плакат: "Примиренчество с правым уклоном - убежище оппортунизма".
На третьей стене плакат: "Ликвидация кулачества как класса на базе сплошной коллективизации".Сразу тоскливо стало от всех этих парткомов, месткомов, ВИКов, РИКов и прочей, набившей оскомину аббревиатурщины советского периода. Тоскливо стало от деления людей на "правильных" и "неправильных", партийных и беспартийных, с пролетарским происхождением и "из буржуев". Правда тоску разбавляет местами встречающийся юмор, и речь деревенских жителей, щедро пересыпанная присказками, поговорками, пословицами.
Никаких сюрпризов книга мне не принесла, ведь стоило только посмотреть на год написания и гражданство автора, и большинство шаблонов были уже известны наперед - лозунги, классовая борьба, кулаки, несознательность и др и пр.
Отдельными нотками - в основном через размышления Прасковьи, проскальзывает тема под условным названием "женщина - тоже человек!", но как-то она не получила особого развития, так - зарисовки, обрывки мыслей.
Зато как хороша природа! С огромной любовью описаны Кочиным родные края, живописно и многокрасочно любуется он лесами, водными просторами во все времена года. И текст становится в эти моменты таким певучим, переливчатым - есть чем насладиться!
- А зимой, - говорил дед, - а лесах место чисто и светло. Голая стоит осина, и береза, и ольха, и дуб. Покрыты снегом чарусы, жидкие трясины, под землей скрылись бездонные топи, скованы болотные пучины, незримы коварные полыньи. Спит сейчас вся нечистая сила и окаянная сила. Русалки, и вурдалаки, и варнаки, и лешие, и чаровницы. Болотняк не хохочет, не скачет, не плачет, он под землей спит в подводном синем царстве. Недаром крещеный люд говорит, что в тихом омуте черти водятся. А в лесных болотах они рождаются и подрастают. спят зимой гады земные: жабы, змеи, медянки, которые сквозь дома и людей проскакивают. спит и царь лесной - медведь, спит как убитый в своей берлоге под хмурой, старой елью в овраге.
По-моему автору и вовсе не стоило лезть в политику, но время было такое - невозможно было печататься и оставаться в стороне от общественных процессов. А жаль, потому что, все что есть в этой книге от души, от любви к народной истории, к природе - прекрасно.
9106- А зимой, - говорил дед, - а лесах место чисто и светло. Голая стоит осина, и береза, и ольха, и дуб. Покрыты снегом чарусы, жидкие трясины, под землей скрылись бездонные топи, скованы болотные пучины, незримы коварные полыньи. Спит сейчас вся нечистая сила и окаянная сила. Русалки, и вурдалаки, и варнаки, и лешие, и чаровницы. Болотняк не хохочет, не скачет, не плачет, он под землей спит в подводном синем царстве. Недаром крещеный люд говорит, что в тихом омуте черти водятся. А в лесных болотах они рождаются и подрастают. спят зимой гады земные: жабы, змеи, медянки, которые сквозь дома и людей проскакивают. спит и царь лесной - медведь, спит как убитый в своей берлоге под хмурой, старой елью в овраге.
Ferrari31 августа 2015 г.Читать далееВот знаете, есть книги, которые напрочь отбивают любое желание когда-либо в своей жизнь еще раз брать в руки книгу схожей тематики или жанра. Да чтоб я еще раз потратил свое время на что-то подобное! Да никогда! - хочется написать после прочтения. Вот так и с Девк'ами Николая Кочина.
Я как раз из тех, кто в истории не то чтобы не силен, а не силен вообще, от слова совсем. По этому за книгу взялась радостно и с энтузиазмом и надеждой постичь, так сказать, все глубины коллективизации на русском селе. Но тут встала другая проблема, как же мне бороться со сном, сюжет был настолько захватывающ, а динамика сюжета утомительна, что книга промучена без малого 31 день.
в общем-то сюжет следующий: Село. Зажиточные крестьяне и беднота. Первые борются с коллективизацией, убивая по пути сильно ретивых вторых, вторые пытаются отобрать одну единственную мельницу у кулака Егора Канашева. В промежутках автор рассказывает о судьбе несчастных баб на селе. Мол права они не имеют, слова тоже, вообще и не люди они вовсе, а твари бесправные, чем мужики в наглую пользуются. И насильничают, и обманывают и портЮт баб, а не женятся. Но всё меняется, когда приходит ОНА - Парунька ФамилиюЯзабыла (потому что было так интересно). Парунька быстро встает на строну всех униженных и оскорбленных, чуть ли не гибнет в неравном бою с бывшим любовником и его ружОм, но Ленин и коллективизация побеждают в богом забытой деревне.
Текст изобилует старо-русскими словами и выражениями, что в принципе не сильно утомляет, но и не особо передает атмосферу и речь села того времени, чего пытался добиться автор.
Безусловно, такие вещи как коллективизации, создание артелей и прочее знать стоит, но лично я бы предпочла другие книги.
Скучно, откровенно скучно. В конце концов - это художественное произведение, а не учебник истории.894