Отчаяние. Романы, повесть, рассказы

Говорят, не войти дважды в одну и ту же реку. Получается, что и в одну и ту же книгу дважды не войти…
Войдя второй раз в жизнеописание Лужина, спустя 25 лет после первого прочтения, мне уже по-другому показался этот человек.
От чего защищался или кого защищал некто Лужин? Эти вопрос может задать совершенно не сведущий читатель. Конечно, увидев на обложке шахматы, любой догадается, о чем речь.
В сущности, Владимир Набоков написал довольно немудрящую историю о жизни и самоубийстве человека, не сумевшего защититься от жизни.
Александр Иванович Лужин, шахматист, ничего в жизни, по сути не знавший кроме шахмат, выстраивал защиту против жизни.
Он, странный мальчик, нелюдимый и страдающий неврозами. Родители до самой осени не решаются сказать, что пришло время, и он идет в школу. Чувство реальности внутри этого мальчишки искажено, оно никак у всех.
Так и вижу сумрачного маленького Лужина под аркой его школы на сложенных дровах, где он одиноко просидел около двухсот пятидесяти больших перемен.
А ведь дома мальчик Лужин был совершенно счастлив. Родители заботились, чтобы сын имел все что нужно. Прекрасные детали обеспеченного детства, увлечения ребяческие. Лужин рано стал получать странное удовольствие от хитрости и гармонии фокуса, от того как складываются в чудесные картинки разрозненные кусочки пазлов.

Уже не случайными кажутся впрыскивания мышьяка Лужину-младшему. В то время, в XIX веке считалось, что инъекции незначительного количества мышьяка благотворно влияют на процессы кровотворения, на обмен веществ, скорость роста тканей и толщину костей.
И этот набор необычных фигур, явившихся в полутемном отцовском кабинете…Шахматы…
Вуазен, маленький самолет, летавший кругами над трибунами, заполненными восторженными людьми начала эры авиации, осенил своим полетом дальний волнующий путь шахматиста, на который вступил в тот день десятилетний Лужин.
В тот день он узнал, как называются фигуры на доске, как они могут двигаться.
В тот день в доме Лужиных все словно сошли с ума, а мальчик получил в свое владение отцовские шахматы.
Вот собственно и все. Вся дальнейшая его жизнь с развитием в игре необыкновенной энергии и сил Лужина – это шахматы. Ничего другого…
Сила шахматного гения постепенно превратилась в сумасшествие совершенно особого рода - шахматное внутреннее безумие. Все признаки помешательства, которые прорываются наружу: невпопад произносимые слова, растерянность, отсутствие поступков и неразумно-детские действия принимаются окружающими за проявления безволия, слабохарактерности или рассеяности.
Однако он безумен. Безумен внутри, где бушуют шахматные партии, то в продолжение с итальянцем Турати, в поединке с которым Лужин окончательно сошел с ума, то со страшной, несущей вечную угрозу действительностью. Лужин должен тщательно скрывать ото всех свое безумие и ему это долгое время удается. Но жизнь, которая постоянно готовит козни и от которой нужно защищаться только хорошо просчитанной комбинацией, обескураживающим противника маневром, наконец жизнь все-таки ставит ему мат.

В. Набоков писатель, который великолепно создает атмосферу. Однако он создает не просто под задачу, под авторский замысел, он создает ее под загадку. Интереснейшую, сложную загадку со многими ходами, заложенными между строк.
Скользящие тени по Лужину, спящему в автомобиле, положив голову на плечо невесте – гениально написанная сцена. И сам Лужин человек лишь тень на этой земле. Тень скользнувшая и исчезнувшая.

Те, кто должен был вызвать осуждение и раздражал тут всех, впоследствии вызывал сожаление. Нету у меня такого чувства: ну , поделом тебе, Кречмар! Да! Духовная слепота поддаётся врачеванию, физическая - страшна, коварная, властна, и самое ужасное, она незлечима.
Ну почему же Владимир Владимирович наказал только того, кто творил из троих "меньшее" по длительности зло? Мне не даёт это покоя: я страшно жажду расправы с оставшимися двумя. Наверное, он не придумал способа уничтожения двух моральных уродов.

Шикарно и восхитительно! Браво, маэстро! Талантливо и безупречно в раскрытии внутренней сущности человеческой грешной души.

Рос себе в обычной семье в предреволюционной России один мальчик по фамилии Лужин. Проявим толерантность и не скажем, что с отклонениями в развитии, а скажем просто, что не такой как все. Был он дик, нелюдим и замкнут. А так как личность его была постоянно замкнута на самого себя, то был он еще чрезвычайно раним и истеричен. Тяжело было мальчику жить, не вступая в конфликт с окружающим миром. Неприятности так любят притягиваться к тем, кто заранее трепещет при мысли о них. И не знал Лужин в какой угол забиться и спрятаться от страшного внешнего мира.

Но однажды судьба свела его с шахматами. Имея предрасположенность к этой великой игре, Лужин сразу усмотрел в ней новые возможности. Возможности для бегства от реального мира. В недолгий срок Лужин, благодаря особенному типу мышления, развившемуся из-за его замкнутости, добивается отличных результатов в шахматах и встает в один ряд с великими гроссмейстерами. Превратившись в типичного гения, всецело отдавшегося любимому делу и не следящего не то что за окружающим, но и даже за собой лично, Лужин, не зная меры и перегрузив психику тяжелой умственной работой, подводит себя к состоянию помешательства.

Он начинает даже в повседневности мыслить шахматными образами, рассматривая жизнь как шахматную партию, как игру мира против себя. Наверное, каждому приходилось сталкиваться с моментами, когда проблемы на работе, в учебе или личной жизни так нагружают психику, что кажется заполняют всю остальную жизнь. И кажется, что и нет больше никакой жизни, кроме этих проблем. А теперь представьте, что такая ситуация происходит у человека, который не знает и не хочет знать другой жизни, всецело концентрируясь на своих проблемах. Помешательство гарантированно. А трагический конец становится уже явственно близок.

Совершенство литературного языка Владимира Набокова как нельзя лучше подходит для описания процесса помешательства. Тонкая работа автора позволяет проникнуть в самые закоулки сознания главного героя и прочувствовать все стадии сумасшествия от начала безумия до закономерного акта суицида. Книга получилась атмосферная и гнетущая своей безысходностью, и надо особо отметить натурализм, происходящего на ее страницах действа.

Не встречайтесь с первою любовью,
Пусть она останется такой -
Острым счастьем, или острой болью,
Или песней, смолкшей за рекой.

Не тянитесь к прошлому, не стоит -
Все иным покажется сейчас...
Пусть хотя бы самое святое
Неизменным остается в нас. (Юлия Друнина)

Для чего нужны воспоминания? Чтобы ворошить прошлое, не давая возможности идти вперед, не оборачиваясь; чтобы вонзать в сердце клинок, вызывая невыносимую острую боль? Или, наоборот, воспоминания- это утешение, балласт, на котором стоит человек, воскрешая внутри себя позабытую теплоту, трогательную грусть, первую любовь? Чем был бы человек, без воспоминаний? Машиной, роботом, не имеющим прошлого, а значит и будущего…

Первая любовь – самая чистая, настоящая. Она должна оставаться не законченной, только лишь воспоминанием, а войти в одну реку дважды невозможно, да и не нужно.

В романе Набоков не только раскрывается перед нами, делясь чувствами, эмоциями, он представляет собой целую группу людей – русских эмигрантов. Для них понятия первая любовь и Родина неделима. Именно в России они были счастливы по-настоящему, испытали тревогу, трепет, прелесть влюбленности. Запахи и краски милой сердцу природы, закаты и восходы, пение птиц и свист метели зимой…Только будучи уже далеко от всего этого, они поняли что рай на земле есть, но он уже потерян навсегда.

Очень тонко и чувственно Набоков делится наболевшим, хочется упиваться красотой текста, который становится личным и для тебя. Ощущая ароматы и образы, ты погружаешься в воспоминания героев, лиричные, тоскливые, порою немного циничные.

Но, все же, автор призывает жить настоящим, повернуть время вспять невозможно. Рай уже потерян, но кто знает, может и ад не так страшен…

Я была влюблена в Набокова в 16 лет и немного позже. Читала все, что было доступно в любых вариантах, плакала от восторга, цитировала до бесконечности. Из-за него даже перестала быть книжным червем. Ибо после фаворита все казались блеклыми и безынтересными. Временно, но…Перечитывала до изнеможения и сравнивала прозу с медом, но даже самое прекрасное может приесться, если не знать меры.
И вот через множество лет и стадий охлаждения, возобновился интерес. Простая, но от этого не менее прекрасная история, герои и язык, финал, среди множества перебираемых, так и неугаданный.

Начало этого небольшого романа, где описывалось детство Лужина в дореволюционном Петербурге и на даче, мне понравилось значительно больше, нежели его картины из взрослой жизни. По большому счету, мне все равно, о чем пишет Набоков, какие темы поднимает, - для меня главное КАК он пишет, люблю все те "словесные кружева" Мастера, на которые, оказывается, кто-то еще и жалуется.
Жил-поживал маленький Лужин, возможно, аутист, мир которому расцвечивала шахматная доска в белые и серые квадраты. Неуютно, на периферии сознания что-то происходит: революция, войны, взросление, адюльтер отца, издевательства и насмешки мальчишек в гимназии, смерть родителей, эмиграция, появление невесты, женитьба... В гениальной (или нездоровой?) голове Лужина непрекращающаяся шахматная партия с самим собой, с жизнью, с Вечностью. Шахматы - единственное, пожалуй, связующее звено между Лужиным и миром. А шахматный турнир, потребовавший напряжения всех душевных и физических сил, привет к обмороку, нервному выгоранию и болезни.
Но у нас есть невеста, а потом и жена. Этакий пример доброй самаритянки, которая спасет, обязательно должна спасти нашего героя! И тут неясно, что же лучше, что было бы, не "подбери" она Лужина, что же сталось бы со стареющим мальчиком-вундеркиндом? Еще пара турниров, нервное выгорание и смерть? Победа, проигрыш - и забвение? Мне кажется, при любом раскладе Лужин получает от жизни шах и мат, а так хоть какое-то время о нем заботились, упрощая и улучшая быт, и, может, даже любили.

Набоков меня настолько избаловал своим мастерским владением слогом, что даже от его первого романа я ожидала лингвистической феерии. Здесь же текст крепкий, но привычного волшебства и желания смаковать фразы нет.

Как история первой любви книга меня совсем не зацепила. Как изображение эмигрантской жизни в Берлине 1920-х – вполне. Грустны истории жильцов русского пансиона у железной дороги, неприкаянных и неопределённых. Кто-то вынужден проводить дни напролёт в чуждом ему мире, кто-то потерялся окончательно, чья-то участь не так плачевна, ведь искусству незнакомы языковые преграды, а кто-то просто плывёт по течению.

Вся тоска Ганина по Машеньке больше похожа на ностальгию по прошлому и счастливым дням в дореволюционной России, чем на тоску по реальной девушке из дачного посёлка. Это позабытое чувство пробуждает героя к жизни, заставляет очнуться и заново переосмыслить прошлое. Но спасибо автору, что чувство это оказалось вспомогательным. Оно не опошлило повествование разрушительной силой своей реальности, а осталось зыбким и подвластным течению времени.

Какой же потрясающий язык у Набокова, как у ручья сидишь, и напиться не можешь, утоляя читательскую жажду, так сладка вода из его ручья! Начало меня захватило и увлекло, все эти сожители в съемных комнатах, эта тесность на чемоданах, ожидание будущности, жизнь на развилке возможностей. Казалось, любое дуновение и нас унесет в неведомые события… Но увы, унесло нас в прошлое, в страдание по первой любви. И что-то не захватило меня, не задело, казалось будущее так близко и так интересно, а отжитое все равно отпустил в конце, так к чему оно? Ситуация с паспортом заставила мое сердце биться быстрее больше, чем эта вся чувственная любовь. Сам персонаж Ганина не интересен мне как главный герой, он забавен, как второстепенный, чтобы служить примером, наделять главного героя чувствами ему слабо свойственными, но наблюдать только за Ганиным там мало, так недостаточно.

Набоков - очень тонкий психолог. Его герои могут раздражать, даже вызывать жгучую ненависть, но при этом они очень настоящие. Настолько настоящие, что всему описанному веришь, как будто оно действительно произошло в жизни. Я не могла оторваться от этого небольшого романа до тех пор, пока не дочитала. Это тот самый редкий для меня случай, когда книга мне нравится даже при том, что я не могу идентифицировать себя ни с кем из персонажей, никому не сочувствую и никого не люблю. Они просто есть. Такие, как множество людей вокруг. Любишь или не любишь - это не важно, все равно все произойдет так, как к тому толкает героев их характер, их история, опыт, жизнь.

Можно было бы осуждать Магду, но мы видим, что все ее окружение и все ее развитие толкало ее именно к такому пониманию идеальной жизни - паразитическое существование на деньги богатенького папика. Она, при этом, очень по-женски умна (хоть и необразованна и недалека) и удивительно смелая, когда дело доходит до получения удовольствий вопреки всему. Кстати, насчет удовольствий. Можно было бы обсуждать карикатуриста Горна и за то, что он ее когда-то бросил, и за то, как он обошелся с Кречмаром, но что еще можно ожидать от человека, привыкшего всего добиваться нахрапом и не только добиваться, но и просто получать от жизни все. Можно осуждать самого Кречмара, бросившего свою жену и ребенка, но как его можно осуждать, зная, какое он за это понес наказание, да и в принципе зная его робкую и неуверенную натуру? Вот так и получается, что от повествования тошно, но ты представляешь, почему поступил так тот или иной герой и накал злости на него спадает. Не люблю это слово, но роман действительно поучительный. Он рассказывает о том, как нельзя делать и до чего в отношениях нельзя доводить.

Кстати, отметила для себя, что это уже четвертая прочитанная мной книга Набокова, и третья, в которой затронута тема любви к нимфеткам. Не спроста это, наверное.

А еще неожиданно увидела, что Камеру обскура читала Анна Франк в своем убежище. Несколько рановато для тринадцатилетней, мне кажется...

В разного рода специальных учреждениях и заведениях по отношению к своим клиентам, пациентам и прочим «воспитанникам» приемлем и распространён термин "спецконтингент". Главный герой этого набоковского романа господин Лужин отнюдь не является клиентом/пациентом/воспитанником какого-либо учреждения или заведения, но тем не менее по отношению к нему этот термин напрашивается со страшной всесокрушающей силой — вот уж действительно Спецконтингент.

Согласно одной легенде, переведённой в литературную форму англичанином Уильямом Джонсом, некто древнеримский Марс (знакомое имечко, не правда ли!) пленился красотой не менее древнеримской красотки-дриады Каиссы. Юная соблазнительница оказалась губ-не-дурой, и только благодаря изобретению новой игры с волшебными словами Шах и Мат Марсу удалось добиться взаимности. Легенду эту я ни в оригинале, ни в переводе не читал, однако же в положенное время читал "Дар Каиссы" Александра Казанцева, откуда, собственно и узнал имя этой небесной шахматной покровительницы.

А ещё живо и ассоциативно пришла на ум ситуация с Гарри Поттером и его друзьями, когда в одной из книг (в моём случае это был только фильм) они были вынуждены играть шахматную партию с зачарованными каменными шахматными фигурами, и где расхожее шахматное выражение "съесть фигуру" означало попросту разрушение и смерть таковой. В данном набоковском случае мы имеем дело с человеком явно зачарованным, с человеком, одержимым шахматами (уж не знаю, кто зачаровал Лужина, Марс или Каисса, как по мне, так скорее мстительный и воинственный Марс в диком припадке жуткой ревности к своей возлюбленной наслал на нашего ГГ своё проклятие). А может и вообще в этом случае мы имеем дело не с человеком, страстно влюблённым в шахматы и представляющем весь мир шахматной доской, где он сам один из королей, и где и он, и все прочие только лишь участники этюдов, участники атак и защит, дебютов и эндшпилей, цейтнотов и, конечно же, шахов и матов; мы имеем дело с аватаром Каиссы? Которая явилась в наш мир посмотреть на нас, грешных, посмотреть и поиграть с нами, поиграть нами...

Не устаю возносить хвалу набоковскому языку, третья его книга и третье моё восхищённое ВАУ! Интересно, что там будет дальше...