Отчаяние. Романы, повесть, рассказы

Есть фразы, за которые я готова убить.
Не спорить, не приводить аргументы, не вспоминать примеры из жизни.
А просто взять и уе... крепко врезать.

Например, заявления типа: “от хороших жен не уходят” или “мужика нельзя увести, он не собачка цепная”. Дескать, если мужчина уходит из семьи – это его самостоятельный выбор. Значит, и так было не все в порядке, значит, и жена виновата: недоглядела, недолюбила, мало котлет пожарила. А любовница здесь вовсе ни при чем. Она просто мимо проходила, под руку подвернусь, силком не тянула, не-виноватая-я-он-сам-пришел.

Как же хочется врезать!..
Потому что, не стоит обманываться, такие, как Магда существуют, и подобные случаи – не редкость. Конечно, они происходят с мужчинами определенного, тюфякого-сопливого типа, и можно долго разглагольствовать о том, что нафиг вообще такой мужик нужен. Но кто мы такие, чтобы рассказывать безропотной, но мудрой Аннелизе, какой мужчина ей нужен, а какой – нет? Кто вообще может постичь этот секрет мироздания: зачем, почему, каким непостижимым образом двое людей сходятся, становятся одним целым, и соединяют свои черты в новосотворенном человеке?

Да, брак Кречмара с Аннелизе может показаться скучным, пресным и бесцветным. Но, опять же, кто дал право решать? Жена, довольная мирной жизнью, занималась воспитанием дочери. Муж втихомолку грезил о других женщинах и новых впечатлениях. Такое сплошь и рядом. И это была бы типичная история развода и разведение рук “се ля ви”.

Но истинная трагедия в том, что семья разрушилась не под напором яростных чувств или чужой расчетливой воли, а вследствие банального каприза. Магда действовала импульсивно и необдуманно, не было в её поступках даже эгоистичного внутренного оправдания “я достойна”. Нет, всего лишь ленивое, вальяжное “мне хооооочется”. Хочется шоколадку, хочется модные пластинки, хочется новые платья, хочется этого мужчину, да, у него жена и ребенок, но что ж поделаешь, кто ж тогда купит мне шоколадку, пластинку и платья, логично?

Признаться, я всегда завидовала подобным девушкам. Тем, кто сызмальства, чисто интуитивно безошибочно выбирают себе жертву, умеет хватко обкрутить её и высосать все соки. Не криками и требованиями, а невинным закатыванием глазок, сладкими слезками, пролитыми в нужный момент, обиженно вздернутым носиком в момент другой. Девушкам, которые свято верят в ценность своего единственного капитала (того, что под юбкой), и целью жизни ставят выгодное его (в него) вложение.

Но Набоков не был бы тонким психологом, если бы не показал обратную сторону медали. Ведь на каждую такую Магду обязательно найдется свой Роберт Горн. Есть подлость глупая, разнузданная, а есть продуманное, осознанное зло. И даже умных, достойных женщин такой тип может облапошить на раз, а уж изнеженных капризуль трескает на завтрак.

Вот и шагает вместе сладкая троица: тупое жвачное животное, маленькая паразитка, и настоящий клыкастый хищник. И не жаль ни капли ни Кречмара, который в итоге оказался в самой жопе пищевой цепочки. Ни Магду, которую Горн кинет при первом удобном случае, и которая, уж не сомневайтесь, окончит свои дни на панели, безносой двадцатилетней старухой.

Истинное горе в этой истории осталось за кулисами. Нам показали только ложь, подлость, трусость, малодушие. И тем горче понимать, что за обедами в ресторанах, за праздными путешествиями, где-то далеко-далеко, в другой вселенной, есть заплаканная Аннелизе, одинокая могилка и бесконечная печаль. Этот роман о них. Об их трагедии. Остальные недостойны ни строчки.

Мне никогда не удавалось понять, что же творится у одаренных людей в голове. Думаю чем талантливее человек, тем больше он интроверт. Сам я тяготею к экстравертам, и потому, никакими особенными способностями не отмечен:). Но есть у меня один знакомый. Типичный интроверт. И он обладает абсолютным слухом. Музыка звучит у него в голове. Боюсь, этого мне никогда не осознать, не прочувствовать. Остается только созерцать с восторгом, и, возможно, легким сожалением (ведь нельзя же и в самом деле сожалеть о том, чем никогда не обладал!), причудливые пути гениев.

Творчество. Искусство. Тайный мир, одаренных людей. Я читал книги о писателях, о художниках, о врачах, ищущих, пытливых, желающих найти новое, нестандартное решение («путь Шеннона», к примеру). Набоков также приподнял перед нами завесу гениальности. Но своим, неповторимым, филигранным способом, в своей, исключительно ему присущей манере.

Будучи сам, гением слова, он в очередной раз, пускает нас в душу человека, позволяя пусть одним глазком, но увидеть те скрытые процессы, которые в ней происходят.
И, знаете… Ничего хорошего там не происходит. Мне кажется, гениальность, это и благословение, и проклятье для самого гения. Какой-то странный, необычный каприз в расположении генов, или чего-то там еще, дает миру этих людей, без которых немыслим технический прогресс, немыслимо искусство. Но если их одаренность - это благословение для мира, то для них самих, она идет рука об руку с проклятьем. Потому что безумие, это слишком частый спутник гениальности.

Набоков прекрасно подал это безумное блюдо гениальности. Книга читается по нарастающей, все быстрее, чем ближе к финалу, к развязке. В очередной раз склоняюсь перед его тонким мастерством психолога, в описании внутреннего мира героев.

P.s. И еще пару слов, о знаменитом «Набоковском» слоге. Вы когда-нибудь ели малиновое варенье? А когда ели, думали ли вы о нем так?:

она ловко положила ему на стеклянную тарелочку чудесного малинового варенья, и сразу подействовала эта клейкая, ослепительно красная сладость, которая зернистым огнем переливалась на языке, душистым сахаром облипала зубы.

За то и люблю.

Для меня "Камера обскура" оказалась совершенно потрясающей книгой, выходящей за рамки любых оценок. Это было похоже на лихорадку, которая сбила меня с ног, так что всё время чтения я не могла больше ничем заниматься. Постоянно хотелось читать дальше, и чтобы роман не заканчивался. Даже когда я очень уставала, то не могла оторваться от чтения. Повествование очень динамичное и держит в огромном напряжении. Про Набокова говорят, что он умеет писать не только красиво и очень поэтично, но и заботится о заинтересованности читателя (как и любой по-настоящему талантливый писатель, по мнению Дм. Быкова). Это очень точно. Уж не знаю, как Набоков написал этот шедевр, но заинтересовывает он с первых страниц. Возможно, это даже лучшая книга из всех, что я прочла за этот год (а читала я много, как художественной литературы, так и научно-популярной). Даже несмотря на то, что тема измены и обмана для меня очень болезненная. Так что читать было больно, но я читала огромными кусками.
Мне нравится, что произведения Набокова - это такое обширное пространство для интертекстуального анализа, при этом, когда приступаешь к нему, то кажется, что в общем-то он совершенно излишен. Автор так виртуозно включает в повествование едва заметные аллюзии, скрытые смыслы и намёки, что выглядят они очень органично и проводить дополнительные раскопки совсем не хочется.
Из таких вот скрытых смыслов я считаю важным отметить только то, что в моём восприятии "Камера обскура" - это совершенно фаустианский роман, в котором фигурируют все необходимые персонажи: поддающийся искушению главный герой (интеллектуал, но слабовольный и раздираемый внутренними противоречиями), фигура Мефистофеля (чья фамилия - Horn, наверное, в оригинале - говорит о многом), несчастная возлюбленная, верная главному герою, но преданная им; посредник между дьяволом и главным героем - ну, собственно, сам искуситель или трикстер (с издевательским именем, намекающим на раскаяние блудницы). Сюжет смерти ребёнка, в которой вроде бы во многом виноват, а вроде бы и нет (достаточно, в общем, чтобы чувствовать себя виноватым) главный герой, также вписывается в фаустианский нарратив, тем более, в упомянутом эпизоде это мастерски передано с помощью фигуры "двойника". Я была просто потрясена тем, как Набоков ввёл в повествование доппельгангера; насколько удачно он воспользовался элементами романтизма в своём "немецком" романе. Серьёзно, от этого у меня просто мурашки по коже пошли, настолько это гениально.
"Камера обскура" - это роман, по своему духу близкий к позднему романтизму, он так хорошо вписан в "канон", но при этом настолько самобытный, что от него ничего не отнять и ничего не добавить. И изменить тоже ничего нельзя. Но, на мой взгляд, он ещё и задаёт важную психологическую проблематику. Например, как же следовало поступить Кречмару в его ситуации? Когда с ним творится что-то совершенно невообразимое, к психотерапевту, как сейчас, не обратишься, а особых моральных установок (кроме исключительно бюргерской добропорядочности) у него нет? Кречмар воспринимается как совершенно отрицательный персонаж и аморальный человек, даже в аннотации о нём говорится, как о духовном слепце, и в целом некоторая укоризненность очевидна. Но в романе есть один, опять же, великолепный эпизод, когда Кречмар размышляет о том, что его жизнь по понятным причинам рушится и есть только один выход... Но этот выход рисуется ему абсолютно серым, безвыходным и безнадёжным тупиком - примерно таким, каким была его жизнь до встречи с Магдой. Поэтому вопрос, как следовало поступить этому человеку - именно в его ситуации, остаётся открытым.

Черный квадрат окна, молочно-белые квадраты звезд, грузная фигура Короля на скользкой оконечности шахматной доски под названием Жизнь, мелкая слякотная изморось в лицо. Одно движение рук, всего один ход и перед Королем открыто свободное пространство великой вечности. Игра закончена. Защита выстроена. Пешки сделали свои ходы. Ферзь отошел в сторону, Король сам выстроил свою защиту.

Ах, Набоков - Мастер игры. Им разыграна безупречная партия – одна, но разными игроками: автор-читатель, автор-Лужин, читатель-Лужин. Партия филигранно выверенная, просчитан каждый ход и Набоков, как мастеровитый гроссмейстер делает свои ходы, разбрасывая в тексте намеки, зацепки, припрятывая их за словесные финтифлюшки: дебют партии – утрата Лужиным собственного имени, затем постепенно появляются марионетки, тропинки, аллюзии с судьбой Моцарта, миттельшпиль – игра с Турати, эндшпиль – красная сувенирная коробочка с шахматами, обретение имени собственного. Игра сыграна. Финал партии. Казалось бы, такая холодная препарированная партия-наблюдение за одним-единственным человеком – Лужиным. И Ферзя автор подарил Лужину абсолютно никчемного. Эдакую ''тургеневскую девушку'', которая непонятно что хотела от Лужина: либо себя в нем полюбила – я тебя спасу милый, либо от собственной жалости задохнулась и умилилась. А Лужин…Но Набоков создал изумительный образ гения, который живет своим внутренним миром.

Для Лужина весь его мир – это мир шахмат, расчерченный черно-белыми квадратами и наполненный ходами, как музыкой. Каждая партия – создание новой мелодии, в процессе одна мелодия может трансформироваться в другую: ход – нота, ход – нота. В результате Лужин творит музыку шахмат. Она у него внутри. В голове, в его удивительной голове: драгоценный аппарат со сложным, таинственным механизмом. Для любого нормального человека Лужин маргинален, вне любой социальной группы, он за пределами этого мира, но его внутренний мир прекрасен. Его невозможно познать, невозможно проникнуть в этот мир аутиста, его собственный мир, существующий исключительно у него в голове. Почти всегда в романах Набокова жизнь подражает искусству, в этом романе жизнь Лужина – есть шахматная партия, искусство создавать музыку, творить гениальные ходы, защиты и выигрывать. Тут неприятности на полу так обнаглели, что Лужин невольно протянул руку, чтобы увести теневого короля из-под угрозы световой пешки. Для него игра в шахматы – жизнь, творчество, воздух.
Всё, что вне игры – это не жизнь, это финал партии. Его поединок с Турати как высшая точка, предел – дальше ходов у Лужина нет, можно только выстроить защиту. Самому. А если ходов нет, если шахматы перестали звучать и создавать мелодию жизни – это конец. Конец игры. И мне, как читателю, остается только слушать музыку, рожденную в драгоценном аппарате...Лужина ли? Или Набокова?

Безумно трогательно читать у Набокова о России, о запахах (ведь набоковский Берлин не пахнет): быстрое дачное лето, состоящее в общем из трех запахов: сирень, сенокос, сухие листья; о горечи утраты, насмешка над лубочной Россией родителей Лужиной.

И как можно не восхищаться вот этим: быстрое дачное лето, состоящее в общем из трех запахов: сирень, сенокос, сухие листья; между тем, лестница продолжала рожать людей…; поздравляю, налимонился…; нафталинные шарики источали грустный, шероховатый запах; черный, свившийся от боли кончик спички, которая только что погасла у него в пальцах.

Из такой банальной темы только Набоков мог сделать шедевр. Сюжет - классическая уловка бульварного чтива: жил-бил мужик, тихий и невзрачный, жил с женой и ребенком, в общем, простая такая семья. И вот однажды у мужика появляется любовница - простая такая любовница, каблучки-макияж, красное платьице и самый разгар молодости - и он решает оставить семью, предавшись минутной страсти. Простой такой сюжет. Однако каков язык, какова форма! Набоков не был бы Набоковым если бы не его гениальное мастерство написания совершенного текста. Нет в его тексте ничего лишнего. Каждое слово знает свое место. И нельзя его так просто взять и поменять местом с другим - иначе будет не Набоков совсем. Каждое предложение красиво отточено, и когда читаешь "Камеру обскура" удивляешься насколько красивой может быть книга с такими ужасными персонажи и поступками.

Но если говорить еще о чем-то, кроме красоты набоковского слога, то стоит говорить об ощущениях. Они были немного неприятными. Хотя, зачем скромничать - за последнее время ничто не было мне так противно. Знаете, такое чувство, будто я побывала на шоу уродов. Цирковой шатер с кучей мелких уродцев, и глава этих уродцев стоит в центре наблюдая как остальные крутятся вокруг него. Имя этого главного урода - Магда Петерс. И вроде бы смотришь на этих уродов, и понимаешь, что должен смеяться над ними - ведь шоу же, а в горле стоит ком, потому что над таким не смеются. Такое хочется только жалеть, но даже и на это у тебя не хватит силы воли, потому что к таким уродам даже страшно подойти, как бы жестоко с твоей стороны это не было. И не знаешь, удастся ли с ними вообще поговорить как с обычными людьми. Да и нужна ли эта жалость - ведь если они не такие как мы, это не значит, что они несчастливы. Совсем даже наоборот - они принимают свои недуги как данность и знают как пользоваться этим. Недуг Магды в том, что ей пришлось быстро повзрослеть. Ее недуг в том, что уже ее первая любовь превратила ее в шлюху. Недуг Кречмара - его слепота. Причем далеко не физическая, он был слеп за много месяцев до аварии.

А вообще эта книга великолепна. Но не для тех, кто не любит трепать себе нервы. Мне она лично потрепала их немало, начиная с того, что затронула ненавистную мне тему - измену. И измена здесь даже не как предательство. Измена выступает тут в гораздо худшем обличии. Измена в книге - это детская игрушка, с которой играют взрослые люди. Они готовы капризничать, реветь и ломать другие игрушки, лишь бы поиграть с нею. А в итоге страдают другие взрослые. И так во всем мире и каждый день.

Взрослые, будьте взрослыми, а не эгоистичными детьми.
Люди, будьте людьми, а не уродами.

«Всё, кроме шахмат, только очаровательный сон»

В моём восприятии роман «Защита Лужина» перекликается с таинственным и загадочным рассказом Чехова – «Чёрный монах». Коврин страдал манией величия, а у Лужина на фоне аутистической отстранённости от мира развивается маниакальная страсть к шахматам. Но если относительно реальных научных достижений чеховского героя мы, пребывая в неведении и сомнениях, можем только гадать, то талант героя Набокова подтверждён его многочисленными победами на разных шахматных турнирах.

Я читала этот роман впервые. И чувствую, что на самом деле он, наверное, гораздо глубже, чем мне это представляется сейчас. Любопытно было встречать на страницах книги супружескую чету Алфёровых, перешедшую сюда из «Машеньки». И если саму Машеньку в одноимённом произведении мы так и не увидели, то в «Защите Лужина» «её прелестное, всегда оживлённое лицо» мелькало неоднократно. Причём всегда – в неразлучной паре с мужем, что позволяет предположительно считать их брак удачным и прочным. Хотя многое порой бывает совсем не тем, чем кажется.

В романе прослеживается трагичный путь одержимого игрой шахматиста к безумию и «ужасу шахматных бездн». Шахматы, случайно попавшие в поле зрения аутичного Лужина-ребёнка, стали смыслом его существования. «Жизнь с поспешным шелестом проходила мимо, и вдруг остановка, - заветный квадрат, этюды, дебюты, партии». Но шахматный опекун талантливого мальчика развивал дар своего подопечного в своих личных интересах, не заботясь при этом о Лужине-человеке. А, выжав из него все соки, "благодетель" исчез и переключился на кинематограф.

С женой же известному шахматисту повезло гораздо больше. В их союзе она играла роль заботливой матери, в которой герой и нуждался. А счастье настоящего материнства в этом браке Лужиной не суждено было изведать из-за отсутствия интимной близости между супругами. Жена делала всё возможное для спасения мужа из цепких лап психической болезни. Но последняя оказалась сильнее. «Шахматы были безжалостны, они держали и втягивали его. В этом был ужас, но в этом была и единственная гармония, ибо что есть в мире, кроме шахмат? Туман, неизвестность, небытие…».

После лечения в психиатрической клинике Лужин пытался угадать и переломить свою судьбу, мысля шахматными образами и продумывая жизненные ходы. Но найденная им пробная защита не сработала, оказавшись ошибочной. Свою финальную партию – с жизнью – Лужин проиграл, оставив себе единственный выход – «выпасть из игры». И, простившись с женой, он шагнул в чернеющую «квадратную ночь с зеркальными отливами»…

Ностальгическими нотками пронизана вся мелодия романа, связывающая в одно целое тоску по навсегда утраченному: покинутой (но когда-то любимой) женщине и потерянной родине. Образ Машеньки явно соединён автором с образом России. Вынужденная эмиграция – испытание не из лёгких. И людям, на чью долю оно выпало, можно только посочувствовать. Каждый из них выживал, как мог, барахтаясь в засасывающем болоте «великого ожиданья», призрачных надежд и навязчивых воспоминаний.

В книге подробно описаны четыре дня из жизни русского эмигранта Льва Глебовича Ганина, проведенные в размышлениях о своей первой юношеской влюблённости, которая, как правило, бывает недолговечной и давно, казалось бы, забыта.

Живя в Берлине и мучаясь «тоской по новой чужбине», герой неожиданно обнаруживает в столе соседа своё прошлое: фотографию прежней возлюбленной Машеньки. И он с наслаждением глубоко погружается в себя, переживая воспоминания, как действительность. Вспыхнувшая вновь сентиментальная любовь Ганина оказалась смещённой во времени, превратившись в «живую мечту о минувшем». Перечитав сохранившиеся письма девушки, их получатель почему-то уверен, что она любит его и теперь, несмотря на прошедшие годы и наличие мужа. Но эта идеализированная форма любви стала лишь средством, облегчающим эмоциональный голод и одиночество Льва Глебовича.

За несколько дней Ганину удалось повторно пережить прежние чувства и снова их утратить, как это и было в далёкой юности. Жизненная ситуация, требующая завершения в сознании героя, достигла своего финала. И в незаконченных когда-то отношениях была поставлена жирная точка. Гештальт закрыт. На мой взгляд, такой исход – самый лучший и правильный.

Человеку сложно жить в настоящем (здесь и сейчас), если он несёт в себе незавершённые истории из прошлого, нарушающие целостность личности и заставляющие возвращаться назад или углубляться в мир фантазий. Для избавления от этого тяжёлого груза можно попытаться вновь мысленно проиграть прежние события, чтобы окончательно закончить их в своей душе. Такая работа над собой – важный шаг вперёд на пути к самому себе и к нормальной жизни. И Ганин этот верный шаг сделал, приведя в соответствие и равновесие свои два взаимно отражающих мира, на границе которых стоит любой человек. И в уходе прошлого не только из внешней, но и из внутренней жизни героя зазвучала «прекрасная таинственность».

Оттягивала момент написания, как могла. Хотелось, чтобы после "Других берегов" улеглось в голове всё взбаламученное. а вот читала, наоборот, подряд, чтобы не улеглось ещё. Потому что "Лужина" я очень люблю. Вот почему так получается, что к двум очень похожим книгам относишься совершенно по-разному?

Можно долго рассуждать, страдает ли Лужин явными расстройствами аутистического спектра или нет, так как посылки есть и к варианту за, и к варианту против. Явно лишь то, что он социопат, только совсем не такой обаяшка или приспособленец, которого любят вырисовывать в современных сериалах. Неприятие людей у Лужина совсем иного рода, не отвращение, а, скорее, непонимание. Лужин, имя которого совершенно неожиданно вспыхнет на последних страницах, но не пригодится (а в самом деле, зачем ему имя, ему нужно название — Лужин), с нашим обществом сдружиться не смог. Неудачная партия, а на попятную не пойдёшь. Выход он ищет в другой реальности, под раздачу попадают шахматы — а чем не мир? — и Лужин с головой в эту игровую среду окунается. Жил бы в наше время, наверное, ушёл бы в онлайн игры. А потом шахматная реальность потихоньку Лужина пожирает, и вот он уже в воображении пытается взять вон тем деревом фонарный столб, а потом и все свои действия рассматривает через призму шахматной партии.

И что такое защита Лужина? С поверхностного слоя обозрения — это та самая идеальная защита, которую он хочет изобрести для поединка с соперником, превосходящим его в шахматном мастерстве. Мучается, пытается, но... А если взглянуть глубже, то он уже не о конкретной партии думает с каким-то там смертным человеком, а целиком о своей жизни. Он зашёл в тупик, поставил себя если не в цугцванг, то в какое-то другое подвешенное состояние и пришёл к выводу, что в реальной жизни защиту для себя он просто так придумать не может. Остаётся один выход — смахнуть фигуры с доски в надежде на то, что реванш будет в следующей партии. Если эта партия состоится.

Мне герой Лужина очень близок. Набоков отчаянно пытается оживить его собственными чертами, воспоминаниями, подпитывает мелкими деталями, украденными из своей жизни, и Лужин постепенно разбухает плотью до приличного правдоподобия. Я ему верю, вспоминая, как можно чувствовать себя неуютно в этом мире, где каждый новый человек — как острый шип, впивающийся в твой хрупкий мягкий кокон. Возможно, впрочем, что верить Лужину будут далеко не все.

Перед нами написанная с несомненным мастерством история разрушительной страсти, уничтожающей всё на своём пути.

Солидный искусствовед, состоятельный и, как казалось, со всех сторон положительный человек, без памяти влюбляется в юную девочку. В аннотации указан возраст шестнадцать лет, но на деле оказалось, что к моменту встречи ей пятнадцать, и она по возрасту, конечно, ещё девочка, но по сути... Уже совсем не.

Она целенаправленно "доводит до кондиции" потерявшего голову мужчину, желая стать содержанкой, а если получится, то и женой. Расчётливость и талант героини к манипулированию впечатляет. У неё за плечами уже есть опыт подобных отношений, так что искусствовед попал, как кур во щи, но его, разумеется, ни капельки не жаль, как не жаль в этой книге, в общем-то, никого.

Задумавшись об этом, я вспомнила всех персонажей — ведь были же среди них пострадавшие ни за что! Конечно, были. Например, жена искусствоведа и, особенно, его дочь, которая к тому же умирает от болезни и вроде бы это точно должно тронуть читателя. А я, вроде бы, не самый жестокосердный читатель. Но, вот странность, практически не трогает...

Умом я понимаю, что девочку жаль и, может быть, ещё более жаль её мать. Да и героиню-"совратительницу" следовало бы пожалеть, ведь автор рассказывает о её несчастливом детстве, о доме и семье, от которых она бежала во "взрослую" жизнь, где и вынуждена была зарабатывать так, как могла. Хотя и не сказать, что, судя по тексту, у неё это вызвало особые затруднения или терзания. И всё же...

Всё это лишь мои одинокие попытки вызвать в себе те чувства, которые "положено" испытывать. Которые я привыкла испытывать, узнавая о подобном, даже если это чистый романный вымысел. Автор же нисколько не помогает, напротив, он словно отгораживает меня, читателя, от всего происходящего, от персонажей, от их чувств, которые я вроде бы вижу и понимаю, а сопереживания — нет.

Есть прекрасно написанный текст с изумительными яркими и невероятно точными деталями, есть картинка, есть сюжет, есть герои — и непроходимая стена между ними и мной. Не то чтобы я хотела оказаться по ту сторону… Но это очень странное ощущение и понимание. Ощущение холода, холодной описательной точности. Персонажи и их судьбы препарируются, и автор описывает это холодно, и я холодно за этим наблюдаю.

Малоприятный опыт, не говоря о том, что после прочтения хочется... освободиться от всего этого и очиститься, есть ощущение нечистоты и даже мерзости. Хотя никакой "порнографии" в тексте нет, а я не раз читала книги, в которых всё было намного страшнее.

Может быть, именно таков замысел автора: отгородить читателя от происходящего и от самих героев и вызвать чувство гадливости? Не исключаю, что так и есть, хотя... относительно отгородить всё же сомневаюсь. Скорее это особенность автора. Поразительно точный, хирургически точный текст и та отстранённость, которая, наверное, свойственна хорошему хирургу во время операции. Ему не до переживаний, его действия должны быть выверены и точны. Но ради этого ли мы читаем книги?

Кроме того, очень уж неприятный женский (хотя какой там женский, если она практически ребёнок по возрасту!) образ создан автором. Если кто-то и вызывает невольное сопереживание в финале книги, так это герой — тот, который оставил жену и ребёнка, не поддержал жену после смерти дочери, испытывал неукротимую страсть к полуребёнку, пытался застрелить её из ревности… Но именно его автор показывает так, что он начинает восприниматься жертвой. А она — гадюка ядовитая, и нет в ней ничего человеческого!

И вот как хотите, но не нравится мне этот ракурс, совсем не нравится. Хотя встречаются любые гадюки, в том числе и в нежном возрасте. Но её несчастное детство описано настолько вскользь, так… отстранённо, что не вызывает эмоций, а вот страдания бедняжечки практически педофила — в полный рост. Нет, не нравится мне такой подход. Что-то здесь есть глубоко нездоровое уже не только в героях, но и в авторе. Тем более что все мы прекрасно знаем: подобную тему он разрабатывал не единожды.

На общем фоне жертв страстей своих и чужих выделяется один из персонажей — художник, к которому упомянутая выше девица питает страсть и с которым изменяет своему искусствоведу. Этот художник-карикатурист совершенно безжалостная холодная личность, во всём ищет смешное — во всём, но преимущественно в трагичном и болезненном. Ему никого не жаль, он лишь наблюдает и наблюдает радостно — всё это пища для его воображения, материал для работы.

Цитату я существенно сократила, есть там и более неприятные, и более страшные детали. И этот персонаж, по-видимому, может отчасти служить олицетворением и воплощением тёмной силы, которая затягивает в свои сети всех прочих героев книги. Он не создаёт нового, а извращает и глумится над всем вокруг. Очень сильный образ. Сильный и страшный.

Что же касается самого автора, то он меня одновременно восхищает и отталкивает. Для меня Набоков — ледяное и леденящее литературное совершенство. И не мой автор, определённо.

Три звезды совершенно не означают оценку произведения, писателя или его знаменитого языка, это только защита. Чтобы ОНО меня не заметило. Я умоляю - я хочу остаться в стороне от Набокова. От его прозы, по крайней мере. Мне страшно.
У него всегда о безумии?

Не напрасно я не верила этому быстрому движению глаз (вверх, еще вверх), этому экзальтированному жесту, этому голосу: "Я наслаждалась Набоковым, наслаждалась! Я купалась в нем, пила его, боясь пропустить хоть слово!".
Ну и наслаждения у вас, мадам...

То, что у других писателей встречается редкими находками, у Набокова рассыпано щедро - по три штуки в одном предложении. Я говорю (разумеется!) об удачно найденных образах, магических неожиданных сочетаниях слов, разворачивающих буквы в картины, вызывающих движения воздуха, блики, тени, запахи и нежные прикосновения к коже.

Однако опасны они настолько же, насколько и прекрасны: прочитав о замшевой походке, я вздрогнула от прикосновения метафизической замшевой гусеницы к моей шее... Эти находки - некоторые из них еще сохранили пыль писательских записных книжек - эти верные и меткие наблюдения, вам не кажется, что их слишком много?
В "Защите Лужина" это показалось мне попыткой украсить живыми цветами мертвенную, восковую холодность авторского взгляда.
Мне не с чем сравнивать. Кроме этой "Защиты" я читала только "Лолиту" в лолитовском возрасте и не спрашивайте о впечатлении, а то меня будет не остановить - и мои слова никак мой имидж "любительницы литературы" не укрепят.

Эти набоковские словесные камлания хватают за руки, увлекают за собой, внушают прекрасные надежды, гипнотизируют. Именно им я обязана продвижением от странице к странице - ибо сюжет совершенно не развивался, никакого последовательного движения.
Сюжет все время находился на гране обморока, незаметно переступая грань то туда, то обратно. Приходя в сознание, сюжет обнаруживал себя в определенной точке событийной прямой и там, в этой точке, вяло барахтался и обрастал набоковскими словами, образами, магическими построениями - и снова падал в небытие, чтобы снова обнаружить себя в следующей стадии существования Лужина. Ощущение вязкости, движения во сне или под водой.

А теперь эмоции:
Лужин, милый Лужин, бедный, сумасшедший Лужин - за что он так с тобой? За что он вытащил на свой безжалостный свет это дряблое, рыхлое, жалкое тело, это путанное боязливое сознание, этот яркий гений, управляющий шахматными мирами?
Ну что людям до Лужина? Зачем? Оставьте, оставьте в покое! Не гальванизируйте, не храните в формалине бездеятельности, не выламывайте дверь! Не пишите о нем книг!

Быстрее, Лужин, быстрее! Прыгай, пока тебя снова не поймали!