Том 1. Выкрикивается лот сорок девять.

И снова к вопросу: что есть смысл и истина? Есть ли они вообще, или весь смысл в их поиске?

Весь смысл в поиске смысла. Согласитесь, звучит интригующе и разочаровывающе одновременно. И мне кажется, что прежде, чем читать Пинчона и других постмодернистов, имеет смысл определиться в своем отношении к категоричности в суждениях и к пониманию конечности повествования. Иначе... Иначе случиться может всякое. Змея, поедающая свой хвост. Павлин, развернувший голову вместо хвоста. Роза, распустившаяся бутоном внутрь. Что произойдет с читателем, я описать не смогу, так как постмодернизм мне лично замечательно проветривает голову, освежает сознание, а иногда и позволяет изменить угол зрения на собственные проблемы.

"Выкрикивается лот 49" - замечательный образец постмодернистского романа, насыщенный аллюзиями и игрой с сознанием читателя. Уже первое знакомство с героиней наводит читателя на мысли. Эдипа... ммм, странное имя. А кого я знаю с таким именем?! Правильно, царя Эдипа. А в каком контексте я его знаю?! Правильно,... И пошло, поехало. О сколько нам открытий чудных готовит постмодерна дух! (позволю себе перефразировать) И в этом есть какое-то невероятное, ни с чем не сравнимое упоение. Ощущение словно ты переплываешь море. Утонешь, конечно. Но каков рывок!? А?! Напор и наглость, цепкость и живучесть, - все это берем с собой, все пригодится. Ничего не чураемся.

Сравнения в отношении такой книги, конечно же, уместны мало. Сразу всплывают в памяти романы "Исчезновение" Жоржа Перека и "Имена" Дона Делилло . Но это лишь маячки на пути плывущего по морю литературы читателя. Ибо сравнивать тут можно только силу воздействия, да и то крайне условно.

Идея разрушения стройной системы бытия, низведения ее до состояния хаоса в "Выкрикивается лот 49" реализована мощно и в полную силу, хотя, казалось бы, на очень небольшом, локальном участке. Абсурдность рассуждений очевидна только на первый взгляд. Более тщательное вчитывание позволяет выявить интересные установки. Так, к примеру, возникает тезис о неизвестности истинных причин тех или иных исторических событий: Великая французская революция была инициирована ради прикрытия передела рынка почтовых услуг. Разгадывая бессмысленные, на первый взгляд, загадки, Эдипа приходит к мысли, что все, что ты видишь и чувствуешь, условно, контурно и легко может быть опровергнуто.

И так, шутя и играя в игру, предложенную автором, ты понимаешь, что и в твоей картине мира (как бы банально это ни звучало) кусочки пазла начинают сортироваться в новые сочетания, о которых ты ранее не имел никакого представления.

Эдипа Маак в чем-то напоминает читателя, пытающегося понять, как читать историю, в которой он оказался.
Эдипа Пинчона не всегда внимательный читатель, но она заслуживает свое имя, и как софокловский Эдип, непрерывно ищет правду.

Мы так и не узнаем, удалось ли Эдипе найти правду, или она стала жертвой параноидальной шутки бывшего любовника, одно ясно - на пути к правде Эдипа нашла себя, ну или, по крайней мере, начала путь самопознания.
Да, и еще она нашла Америку.

По мере продвижения поисков Эдипы, Пинчон загружает читателя огромным количеством информации, не все, однако, надо принимать за чистую монету, и большая часть якобы разгадок оказывается белым шумом.

Как в картах Таро, каждый новый ход в романе может быть и всем, и ничем. Так строит Пинчон свой яркий, незабываемый, ультра постмодернистский текст, захватывая читателя не на шутку сразу на нескольких уровнях - интригой, интеллектуальностью, тяжелым, можно сказать, черным юмором и, наконец, открытой концовкой.

Каждый сам решит для себя, существовал ли Тристеро на самом деле, кем он был, какую роль играл в истории, и был ли мировой заговор.

Типажи, с которыми сталкивается Эдипа во время своих поисков-приключений, ситуации параноидальные, экспрессивные, но и моменты чисто человечные, физика, поэзия, энтропия (много энтропии), психиатрия (много Фрейда) и психология, что-то от Кафки, что-то от Борхеса, что-то от Фолкнера, что-то от Уэста, и читатель получает мощную зарядку-встряску для мозгов, но и непременно много и для души.

И ослепленная яркой вспышкой интеллектуальной игры Пинчона, только беспомощно спрашиваю себя - как, почему, зачем не читала раньше?

In Mexico City they somehow wandered into an exhibition of paintings by the beautiful Spanish exile Remedies Varo: in the central painting of a triptych, titled "Bordando el Manto Terrestre," were a number of frail girls with heart-shaped faces, huge eyes, spun-gold hair, prisoners in the top room of a circular tower, embroidering a kind of tapestry which spilled out the slit windows and into a void, seeking hopelessly to fill the void: for all the other buildings and creatures, all the waves, ships and forests of the earth were contained in this tapestry, and the tapestry was the world.

Шестидесятые годы, США, Калифорния. Война во Веьетнаме, хиппи, наркотики и рок-н-ролл.

Замужняя уже немолодая Эдипа получает письмо от своего (умершего) бывшего о том, что она должна стать его душеприказчицей, что значит разобраться в его бумагах и делах. Она воспринимает это как новую и интересную деятельность и с удовольствием и духом приключений уезжает от нынешнего мужа в городок Сан-Нарциссо, где её бывший вел все дела.

Но находит она там совсем не то, что ожидала. Точнее то, что она находит, проливает свет на совсем необычные события, которые происходят в нашей, казалось бы обыденной жизни.

Тут-то и начинаются приключения и невероятные невероятности. Дела по душеприказанию забываются (ну или отходят на второй план, так как они инициировали сами приключения), и с Эдипой начинает происходить то, что происходит с человеком, вышедшим из зоны комфорта, и не собирающимся туда возвращаться.

Тут, к слову, читатель перестает понимать мотивацию и логику поступков героев, но, так сказать, дух авантюризма остается с нами до конца книги.

Сюжет прекрасен, полон секса и романтики, денег и нищеты, наркотиков и здорового образа жизни. А может это случайно. А может и книги-то этой не существует.

Какое невероятно удачное читательское знакомство у меня случилось с Томасом Пинчоном! Со всем осознанием того факта, что автор - постмодернист-с... С предварительным чтением разъясняющего эссе переводчиков... А все равно оказалась не готова к тому раздолью, которое поджидало впереди.

Казалось бы, детективная затравка с экс-любовницей, ставшей душеприказчицей свежепреставившегося богача... Казалось бы, нуар-атмосфера загадочного города, пропитанного волей покойного... Казалось бы, череда слегка безумных персонажей и замаячивший на горизонте вселенский заговор, щедро приправленный историческими сведениями и кратеньким забегом вокруг второго закона термодинамики... Ничего сверхестественного и сверхоригинального? О, нет...

Читателю хочется загадок? Их есть у автора. Глубокоуважаемый читатель изволит спотыкаться об имена исторических деятелей и упоминания об исторических событиях? Пожалуйте! Образованный читатель жаждет поразгадывать аллюзии? Пинчон их рассыпает такой щедрой рукой, что переводчики порой не справляются с лавиной сносок. Внимательный читатель стремится опередить главную героиню и понять все быстрее и лучше нее? Да не вопрос, вот вам клубочек ниток - и разматывайте,как хотите!

Ох уж это "Как хотите"... Размышления и аллюзии заводят куда-то не туда? Через все щели текста густо сочится форменная психоделика? Сюжет нагло спешит поматросить и бросить нежное читательское сознание? А протормаживающая главная героиня оказывается в более выгодной позиции, чем такой умный и такой внимательный читатель?.. А почему бы и нет - если кто не спрятался, разве в этом автор виноват...

Эх, из "Лота 49" могла бы получится блистательная пародия на всяческую занимательную конспирологию а ля Дэн Браун и иже с ним. Да вот незадача - написан роман многим ранее большинства представителей сего чудесного жанра. Впрочем, в невольной деконструкции отложенного действия тоже есть своя прелесть. Но далеко не только в ней. Замечательная все-таки книга. Если вовремя расслабиться, конечно.

Добро пожаловать в театр абсурда в  королевстве кривых зеркал. Здесь нас ждет знакомство с героями, у которых «говорящие» имена. Тут на каждом шагу нас поджидают знаки и головоломки, намеки и закодированные предупреждения, здесь все не то, каким кажется на первый взгляд.

Чтение романа Томаса Пинчона «Выкрикивается лот 49» – это таинственное приключение, это хождение по лабиринту странных образов – прекрасных и ужасных, сумасшедших метафор, игры слов, интертекстов и аллюзий. Этот текст с его иронией и отсылками к культурным кодам меня  захватил в плен – его читаешь так, как будто разглядываешь картину, в которой каждый образ составлен из множества других, более мелких – и так до бесконечности.

Это как мучительное сновидение, в котором ты вместе с главной героиней, как сомнамбула, совершаешь непонятно кем предписанную и неясно кем управляемую программу действий, в которой все сводится к бесконечному хождению по кругу. Удивительно, что эти все странности текста не мешали мне считывать эмоции и переживания протагониста – они аукнулись воспоминаниями о неприятных снах, от которых трудно пробудиться....

Не знаю почему, но у меня эта книга по ощущениям ассоциируется с фильмом «Малхолланд Драйв» – именно по ощущениям, не по содержанию – своим вызывающим странные, необычные переживания психоделическим нарративом, своими абсурдностью и иррациональностью, парадоксальностью ситуаций.

Если честно, я считаю, что совсем не важно, про что эта книга. Важно именно то, как она придумана и сделана. Я читала, что впечатления от оригинала совсем другие (намного сильнее), чем от перевода. Но мне и в переводном варианте погружение в такой текст очень понравилось. Обязательно продолжу знакомство с творчеством Пинчона, чтобы еще раз пережить гамму таких необычных эмоций.

Увы, но бывают произведения, которые существуют как будто в другой реальности, совершенно не пересекающейся с моей - и когда одно из них оказывается у меня в руках, то начинаются муки аццкие. Я искренне верю в каждую книгу - на любой роман найдётся свой читатель, и никогда не исключено, что я буду тем самым, но когда происходит тотальное разочарование - то всё, у меня портится настроение и опускаются руки. Верный признак того, что книга не моя - это нежелание брать в руки читалку в принципе, даже когда есть свободное время. А читать две книги параллельно я не умею, прежде чем начать что-то новое, нужно попрощаться со старым.

Собственно, это я к тому, что постмодернизм - это не моё, и Томас Пинчон в очередной раз мне это наглядно доказал. Любые попытки проникнуться судьбой Эдипы, проследить за развитием событий и логикой загадок завершились крахом. Строчки читаются, но ничего не откладывается в памяти, от количества сносок буквально сносит крышу, отсутствие порядка в повествовании вводит в депрессию, постепенно наступает ощущение из серии "я, наверно, дебил, раз не чувствую величия, ведь это произведение из того самого списка - 1001 books you must read before you die"... В итоге, прочла половину этого относительно короткого романа, но дальше не буду себя насиловать, ибо не верю в переворот сознания на последних страницах сего творения. Ну очень специфическое произведение.

На днях в магазинах появилось долгожданное первое русское издание главного романа Томаса Пинчона "Радуга тяготения", событие сие вновь всколыхнуло созидательную полемику вокруг его творчества. "Радугу", по заверениям зарубежных коллег, будет читать долго и непросто, поэтому для начала предлагаю ознакомиться с самым простым и доступным творением Пинчона - "Выкрикивается лот 49".

Пинчон очень удачно исполнил замысел своего романа, суть которого постигаешь спустя минут двадцать после прочтения путём неспешных умосозерцательных растеканий по древу в попытке понять, что же только что дочитал и зачем это было написано и что собсно хотел сказать автор. Всё прочитанное занимает в мозгу ровнёхонько один квадратный сантиметр до ужаса разноцветного пространства, заполненного именами, глупыми стихами, выпивками и бесцельными шатаниями героини от одного безликого статиста к другому. Во время чтения это подбешивает, из диалогов выносишь только нелепые псевдоисторические факты, никакой конкретики, никакой вроде бы ожидаемой серьёзности. А потом, спустя двадцать минут после финала, потихоньку докарабкиваешься до смысла: всё суета, и Пинчон в 1966 году изобразил жизнь, как череду нелепых, но чертовски активных бесполезностей, наполненных квазисмыслом, но абсолютно никак не связанных с ожиданием вещей, традиционно вкладываемым человеком в понятие «жизнь». Двести двадцать страниц между известием о получении наследства и пониманием того, что из себя это наследство представляет - как тусклый длинный день в школе, заполненный занудством учителей и оттеняемый идиотским поведением одноклассников, проходящий на раз, не оставляющий после себя ровным счётом ничего, лишь смутное воспоминание перед сном. Суета и паранойя. Суета и мелочность, намеренно выпячивающиеся в каждой странице романа. Суета и энтропия.

И тут предоставим слово автору, а затем экспертам:

«Пинчон, как и его современники, разделял и был, пожалуй, первым писателем, выразившим возникшее в эти годы ощущение, что «все вырождается» («everything is running downs», как выразилась Сьюзан Сонтаг). Согласно Второму началу термодинамики, закрытая система (не получающая энергии извне) неизбежно движется от порядка, активности и разнообразия к хаосу, неподвижности и однообразию. В этом смысле энтропия – это мера хаоса такой системы. В теории информации энтропия является мерой неопределенности сообщения в зависимости от числа возможных сообщений, которые могут заменить данное сообщение. В середине XX века, как никогда, актуальной становится идея о вырождении культуры и цивилизации, которая находит свое выражение в распространении понятия энтропии на социальные процессы.

В конце книги «Печальные тропики» (1955) известный французский антрополог Клод Леви-Стросс пишет: «С того времени, как человек качал дышать и питаться, вся его деятельность… – за исключением воспроизведения себе подобных – была не чем иным, как успешным разрушением миллиардов структур, доведением их до того состояния, в котором они уже не подлежат интеграции. (…) Цивилизация, рассматриваемая как целое, может восприниматься как необычайно сложный механизм, в котором мы хотели бы увидеть шанс для выживания нашего мира, если бы функцией этого механизма не было создание того, что физики называют энтропией… Любое произнесенное слово, любая напечатанная строчка создают связи между собеседниками и нивелируют уровень, который ранее характеризовался различием в информации, а значит – большей организованностью. Вместо «антропология» следовало бы писать «энтропология», то есть дисциплина, изучающая процесс дезинтеграции в его наиболее значимых проявлениях»

В начале романа Эдипа вспоминает виденный ею в Мексике триптих испанской художницы Ремедиос Варо, в центральной части которого изображены девушки, заточенные в башне и ткущие гобелен, «который вываливался через оконный проем в пустоту, тщетно пытаясь ее заполнить; все остальные здания и животные, все волны, корабли и леса земные были вышиты на гобелене, и гобелен был целым миром». Эдипа ощущает себя узницей собственного сознания, творящего собственный мир, который, возможно, не имеет ничего общего с подлинной реальностью. Она понимает, что «на самом деле в заточении ее держит магия, безликая и злобная, пришедшая извне и не поддающаяся разумному объяснению». Воплощением этой магии для нее становится система Тристеро, и, начиная свои поиски, Эдипа надеется, что раскрытие тайны Тристеро положит конец ее заточению в магической башне.

Однако истинное положение дел не только не проясняется, но запутывается еще больше. Ответы на те или иные вопросы, как правило, взаимно исключают друг друга и порождают все новые и новые вопросы. Здесь вступает в силу еще один важный структурный элемент романа – принцип неопределенности. В квантовой физике он был сформулирован немецким физиком Вернером Гейзенбергом в 1927 г. В более общем виде и в применении к процессу познания этот принцип можно изложить следующим образом: познающий субъект самим фактом наблюдения реальности неизбежно искажает объект познания. Поэтому какое-либо окончательно «истинное» суждение о реальности невозможно. К этому выводу Пинчон и подводит читателей.

Вся структура повествования соответствует центральной метафоре романа – энтропии, которую в рамках переосмысления мифа о царе Эдипе можно истолковать как современную форму судьбы или рока. При этом в развитии сюжета Пинчон соединяет оба вида энтропии. С точки зрения термодинамики Эдипа, отправившись навстречу судьбе, движется от состояния инертности и бездеятельного однообразия (т. е. большей энтропии) к состоянию активного разгадывания тайны Тристеро (т. е. меньшей энтропии). И наоборот, с точки зрения теории информации в этом ее движении происходит увеличение энтропии: количество информации, которую она собирает о Тристеро, непрерывно возрастает, и вместе с тем все более неопределенным становится конечный смысл этой информации.
Эти два вида энтропии Пинчон иронически соединяет в машине полубезумного изобретателя Нефастиса, который, утверждая, что энтропия – это всего лишь метафора, противоречит сам себе, когда говорит, что демон Максвелла «переводит метафору из разряда изящной словесности в разряд объективной истины». На самом же деле его машина не работает, и работать в принципе не может.
Для самого же Пинчона энтропия служит метафорой, которая применима к «действительности» лишь по аналогии, поскольку действие метафоры «является прорывом либо к правде, либо ко лжи, в зависимости от того, где вы в данный момент находитесь: внутри в безопасности или снаружи в смятении»

• из статьи переводчиков Н. Махлаюк и С. Слободянюк "Занимательная «энтропология» Томаса Пинчона"

  Русская обложка "Лота 49" в исполнении Виталия Еклериса, конечно, не лишена своеобразного обаяния и изюминки, но давайте, коли уж меня понесло, полюбуемся и на другие издания:

Из тех крепконапитковых книг, когда лучше прочесть залпом и не растягивать эту порнографию на глоточки.
Из тех едва проглядываемых ноток данного пойла, что понравились:

• Имя главной героини - Эдипа. Эдипа, Эдипов комплекс, Электра, басни Эзопа.
• То, как Метцгер раздевал бабу-куцю Эдипу:

Ну, не прелесть ли?
Или вот еще, тонко, эротишно:

Помнится, и оргазм у них был ничего...
А вот что до сих пор не дает покоя, так это куда Эдипа ходила по нужде, сутки блуждая по городу? Все в таких подробностях описывалось, почему-то кроме этого... ай-яй-яй...
В конечном итоге я пришла к выводу (несмотря на откровенно ржачные моменты), что постмодернизм - все таки не мое. Это даже трагично.

Подлинный Пинчон жив и не исключено, что порадует еще своих почитателей новым романом. Почему нет, Вуди Аллен снял же в свои 89 отличную "Великую иронию", а Томасу Пинчону всего-то 86. Это была хорошая новость. А теперь плохая: перевод Николая Махлаюка, Сергея Слободянюка, Анастасии Захаревич с комментариями Сергея Кузнецова нехорош. Не столько потому, что затея работать с небольшой книгой такой толпой представляется странной, сколько потому, что могу сравнивать. Читала эту вещь в оригинале и разница космическая.

Потребность возвращаться время от времени к Пинчону - это такая очень локальная зависимость внутри глобальной книжной. К авторам, которых успели полюбить, мы идем за тем, что в них любим, ну не за мозголомной же сложностью, в самом деле. Пинчон непрост и рискован с точки зрения нравственности, наличие у его читателя бэкграунда, позволяющего считывать отсылки к культурным артефактам из разных сфер приветствуется, не говоря о толерантности к морально-сомнительным авторским построениям. Но важнее другое. Музыкальность текста, особая ритмическая организация, которая внезапно подхватывает и несет тебя, только что корившую себя за то, что ввязалась в эту авантюру, открывая немыслимую красоту чужого языка и даря понимание. Вот это ощущение распахнутого горизонта и расправленных крыльев - к Пинчону идешь за ним. Мне очень жаль, но в переводе этого нет.

Сердцевина вынута, а без нее странные метания героини в поисках таинственной организации с беззвучным почтовым рожком на эмблеме, больше похожи на бег по двору курицы с отрубленной башкой. И все же. о сюжете: Ей двадцать восемь, она хороша собой, энергична, умна, привлекательна и в прошлом имела роман со страшно богатым человеком, владельцем половины всей недвижимости Сан-Нарциссо, который умер, назначив ее исполнительницей своей воли по завещанию. Ее зовут Эдипа и в моем восприятии это имя прочно закреплено за мужиком, достаточно сильным, чтобы выбросить из колесницы царя и вышибить ему мозги; и достаточно брутальным, чтобы жениться после этого на самой завидной городской вдовушке. Здешняя героиня мила, довольно безалаберна и не слишком разборчива в связях, весьма любознательна и частенько попадает в дурацкие ситуации из-за того, что мужчины видят в ней сексуальный объект, а не равного по интеллекту партнера.

Вообще-то сейчас она замужем за диджеем, работающим на одной из радиостанций и муж не то, чтобы одобрял поездку по этим самым наследственным делам, но восторги мужчин, равно как их отсутствие – не основное в жизни Эдипы. К слову, она постоянно представляется в своих поисках мужскими именами, почему? Может быть Пинчон, с его феноменальным провидческим чутьем, предугадал в 66-м актуальные сегодня поиски самоидентификации? И вот, она едет. Поражаясь длине голливудской улицы, номера домов на которой переваливают за восемьдесят тысяч. Останавливается в мотеле, заговаривает с парнишкой на рецепшн, который говорит, что играет в группе и Эдипа упоминает о муже на радио, предполагая, что знакомство с ним может оказаться полезным для юнца и его группы («Параноики»). А вместо благодарности, малолетний дурачок, заносчиво объясняет, что старовата она уже, клеиться к нему. Прикольно.

Далее визит Метцгера (адвоката усопшего), который должен помочь девушке разобраться с документами, а вместо этого, нализавшись шампанским и виски, они трахаются всю ночь под дурацкое кино о похождениях семейства, состоящего из ребенка-Игоря, его придурковатого отца и пса в поисках пиратских сокровищ. По ходу дела «Параноики» (они, несмотря на пение с британским акцентом, ассоциируются не с Битлами, а с группой «Анаболик-Бомберс», сквозной в провинциальном цикле Веркина, которого теперь читают примерно все). Так вот, Параноики умудряются вырубить предохранители и парочка переживает локальный конец света с исчезновением младенца-Игоря с экрана ТВ, но после все наладилось.

Байда с поддельными почтовыми штампами Тристеро и вообще вся история с пиктограммой на стене в туалете, изображающей почтовый рожок с петлей сурдинки, а после спонтанное конспирологическое расследование Эдипы, снова ускользнули за пределы моего понимания. С Демоном Максвелла, который сидит в баке и сортирует молекулы, отделяя теплые от холодных, у меня тоже дела обстоят не то, чтобы очень Но это и всегда так было, Мышь Ньютона люблю, Кота Шредингера - не без оговорок, а хитрый Демон не для моего среднего ума. Зато про кости, которые извлекают из прежних захоронений, намереваясь проложить по бывшему кладбищу скоростное шоссе, было интересно и грустно. И девочка параноиков рассказала о «Курьерской драме», а после Эдипа с Метци отправились в маленький театр смотреть пьесу, абсурдную на всем протяжении, но прорастающую к финалу странным магнетизмом.

И мне безумно понравился Чингиз Коэн (это ведь он вдохновил Пратчетта на героя «Интересных времен», правда?), который угощает Эдипу вином из кладбищенских одуванчиков (угу, Брэдбери). Красиво, трогательно, исполнено чистой и трепетной нежности к тем, чей прах потревожили. И ее видения. А тот придурок терапевт, который пичкал всех производными лизергиновой кислоты, под конец свихнувшись и вообразив себя врачом из Аушвица? А дивный эпизод с типом из туристического автобуса, который прискучил опекой и отправился гулять по городу самостоятельно, прицепив Эдипе значок со своим именем, и она попадает на экскурсию в гей-клуб, все еще одержимая своей манией расследований (Тёрн-и-Таксис – Тристеро, почтовые ящики, замаскированные под мусорные бачки); а собеседник смотрит на бейдж с мужским именем и принимает ее за трансвестита – забавно.

А еще теория Коэна о том, что Порки-Пиг и Вуди Вудпекер анархисты (потому что одеваются в черное) – гомерически смешно. А картина Ремедиос Варо с женщинами, заточенными в башне и вышивающими бесконечно длинный гобелен, который свешивается из окна, как волосы Рапунцель и на нем изображен весь мир – это безумно красиво и грустно, и Эдипа плачет, а я ее понимаю.

Пинчон уникален, в самом коротком его романе отражается целый мир, как в капле воды океан. Но если вы можете, прочтите его в оригинале. это будет совсем другой спектр читательских ощущений.