Том 1. Выкрикивается лот сорок девять.

Индейцы никогда не нападали в темноте – они верили, что душа человека, погибшего ночью, будет вечно бродить во мраке.

– Отлично, – сказал Метцгер. – И что дальше?
Пикет перед Обществом Ветеранов войны? Марш на Вашингтон? Создатель, – обратился он к потолку маленького театра, и головы нескольких человек, идущих к выходу, повернулись как на шарнирах, – спаси меня от этих либералок, от этих чересчур образованных баб с размягчившимися мозгами и кровоточащими сердцами. Мне тридцать пять лет, и я заслуживаю лучшей доли.

Скажи девушке: "Я люблю тебя". С местоимениями никаких проблем, это замкнутая цепь. Только "ты" и "она". Но грязное слово из пяти букв - то самое, чего следует опасаться. Двусмысленность. Избыточность. Иррелевантность, в конце концов. Размытость. Это все шум. Шум глушит твой сигнал и приводит к неполадкам в цепи.

Храните свою фантазию, чем бы она ни была, ибо её утрата низведет вас до уровня всех прочих. Вы потеряете индивидуальность.

Я отказываюсь верить, что правительство транжирит деньги налогоплательщиков на меня, тогда как полно гораздо более важных вещей, на которые их можно было бы растранжирить.

"Run away with me," said Roseman when the coffee came.
"Where?" she asked. That shut him up.

Накануне шел снег, а за день до того дул штормовой ветер, а еще раньше – город сверкал под солнцем, как в апреле, хотя на календаре было начало февраля. Странная это пора в Вашингтоне, псевдовесна. Тут тебе и день рождения Линкольна, и китайский Новый год, и сиротский сквознячок на улице: вишни расцветут еще не скоро, и, как поет Сара Воан, весна, наверное, немного запоздает.

The auctioneer cleared his throat. Oedipa settled back, to await the crying of lot 49.