Другие берега

Ещё одна гирька на весах в пользу "Набокову - нет". Серьёзно. Хренов графоман. Я зла.
Этот гражданин сам назначил себя гением. Собственно, этим всё сказано.
Невозможно не обращать внимания на самолюбование и подмену содержания ничего не дающей формой в его романах, а здесь - просто ахтунг.
Я взялась за "Берега", т.к. многие любят именно их какой-то особенной любовью. Ну, я-таки убедилась на шестом романе, что, кроме вычурно-претенциозно-нарочито-сливочно-фиалково-карамельной формы у этого самопровозглашенного гения нет ничего. Серьёзно, три мысли пробежало. А могло быть больше, если б не мешало гигантское эго? И то не факт. Поскольку Набоков, теперь я это точно знаю, был крайне зауряден и ну оооочень далёк от реальности. Иногда это плюс, но не здесь.  Здесь лишь много энергии и определённым образом заточенный интеллект для самой разной деятельности.
Исключением для меня было и остаётся "Приглашение на казнь" - произведение, сочетающее стиль, сюжет, удивительную атмосферу. То есть могёт? Но нет, зачем, пффф, пусть будут только кружавчики, нет, простите, изысканные кружева ручной работы, только для "белой кости"

«Другие берега» — это не просто автобиография, а виртуозное литературное полотно, где память становится главным художником. Набоков с присущей ему филигранной точностью и ностальгической нежностью воскрешает мир своего детства — дореволюционную Россию, которая навсегда осталась для него потерянным раем. Каждая фраза отточена как алмаз, а описание самых обыденных вещей превращается в волшебство, раскрывающее связь личности с языком, природой и ушедшей эпохой. Это изысканная и пронзительная элегия по прошлому, написанная одним из величайших стилистов русской литературы.

Было интересно узнать факты о жизни В. Набокова
У Набокова  было весьма богатое и комфортное детство  в период Российской империи,  но революция и последующаяя  эмиграция  разделили  жизни на две половины.  И этот раскол Набоков пронесет через  свое творчество.
Одна часть его произведений на русском языке другая на английском.  Набоков застал  времена  начала второй мировой будучи в Европе  когда улицы были наполнены нацистской символикой и портретами Гитлера.   В Европе Набоков едва сводил концы с концами  преподавал,  читал лекции,  но не имел успеха как писатель.  Так было и в США до тех пор пока не был написан и опубликован  роман  "Лолита". С этого момента началась совсем другая история жизни Владимира Набокова.
Иногда Набоков  слишком увлекался описанием малозначительных деталей. Также часто уходил от описания фактов  биографии улекаясь описанием  образов и чувств.
Со временем это утомляет и хочется больше конкретики,  хронологии и фактов.  Поэтому  моя оценка 8/10

Перед нами «исповедь синэстета»- как говорил сам Набоков, я считаю, что лучше и короче описания не найти. 

Я более чем уверена, что это самые поэтичные мемуары. Тут передо мной сложный выбор, чему же радоваться поистине- знаниях о жизни любимого автора или прекрасному языку. 

Да, тут снова (куда без него) волшебный, очаровывающий язык-фирменный набоковский. 

К слову, о содержании. Помимо самого Набокова мы видим всю «звездную» карту-родословная Набокова. В прямом смысле, большинство его родственников были достаточно знатными людьми, засветившимися в истории государств. Все факты Набоков получает от своих родителей, а нам предоставляет с помощью Мнемозины-тау автор называет свою память. 

Вообще автобиография не самый легкий жанр. Почему? С одной стороны, написать о себе легче некуда, а вот написать это так, что бы читатель был заинтересован в произведении-задача далеко не из легких. Но, как по мне, Владимир Владимирович, как всегда, сделал все безупречно. 

Произведение прекрасно, но без сюжета, поэтому ,чтобы оценить его по всей строгости, нужно читать самому. Я в этом случае лишь советчик. 

Стиль. Конечно, Набоков прекрасный стилист. Из книги узнала, что у него врожденный дар слова, он «видит» цветовой спектр букв. Он слышит книгу, как другие слышат музыку. Очень тонкое чувство фразы. Так что у него можно выбрать прекрасные цитаты. Лично мне понравились:

Воспоминания. У Набокова удивительно точная память на детали из далекого детства. Его воспоминания – это как застывшая фотография, все четко, в малейших деталях – застывший миг. Потому так интересны его картины Петербурга и той, старой жизни. Очередной раз я поразилась, каким интернациональным был город. Я знала это, из хроники Крестовского «Петербуржские тайны», из воспоминаний других авторов. Но вот опять напомнили: многие служащие – иностранцы, гувернеры и слуги, продавцы и клерки, министры и банкиры и т.д. Можно проследить это на примере гувернеров Набокова, сменяли друг друга: украинец, латыш, поляк, еврей, швейцарец, русский. О последнем, Волгине – очень плохие воспоминания: подлец, будущий комиссар.
Родители. Отец – аристократ, юрист. По моде того времени – либерал. Видимо, это был порядочный, благородный идеалист. Не приспособленный к реальной жизни. Он хотел сделать как лучше, а вышло плохо. Слуги его обворовывали жутко, а он «не видел» и жалел. Отцу удалось вовремя удалить семью в Вырицу из Петербурга в 17м, потом в Крым. И вовремя бежать из Крыма в 19м. погиб он в Берлине, заслонил от террориста Мелюкова в берлинском театре. Пристрелили, такой типичный конец русского либерала.
Мать. Очень близкий человек для Володи Набокова. Наверное, они были схожи характером. Ах, как бы и мне хотелось быть такой матерью. Для своих детей – доброй феей. Читать, угощать конфетами, целовать и обнимать, дарить подарки. А гувернантка и слуги бы кормили, одевали, гуляли, делали уроки, купали, укладывали спать и вставали по ночам к кроватке. А на отдыхе на море – водили бы купаться, копали песок, переодевали в сухое. А я вся такая в кружевах под зонтиком, и с французским романом и сыночку нежно так, по-французски: «пойди, поиграй, Mon Ami». В общем, мама – фея. Умерла в 1939 в Праге, в одиночестве.
Россия. Честно говоря, в этой книге мне был интересен не Набоков. А время, люди и страна. Я читаю воспоминания о том времени, чтобы понять, что же произошло, почему «Россия кончилась в ноябре 17го, как в свое время кончились Афины и Рим».
Я читаю, кстати и о Древнем Риме и Древней Греции, чтобы понять. Не правда, что Рим погубили варвары, когда они пришли, Рим уже был мертв. Так же не правда, что переворот в России произошел потому «что верхи не могли, а низы не хотели жить по-старому». Я еще не могу сформулировать причины, я лишь ощущаю гибель империи как землетрясение. И вижу, что причины глубокие, внутренние. Я чувствую, что были приметы, никем не замечаемые. Может только очень чувствительными людьми.
Цвейг был таким высоко чувствительным человеком. Он почувствовал, что 1914 год – это конец империи. Мы думаем только о России. А ведь рухнули такие мощные империи, как Германия и Австро-Венгрия и Англия. Мир единой Европы пережил сокрушительное землетрясение. В чем причина?
Был класс людей, аристократы, которые не пережили Великую войну. Кто эти люди? «мелкопоместное дворянство». Как пишет Моэм, в начале двадцатого века они еще не понимали, что обречены. А ведь пора было почувствовать. Как они жили? Насколько я могу судить по воспоминаниям и литературе, аристократы во всей Европе жили примерно одинаково: крайне далеко от реальности. Они как «третье поколение». Их деды сколотили состояния в промышленной лихорадке девятнадцатого века, отцы «вели дела», они – получили прекрасное образование и необременительные должности. Не работали. Это были творческие люди, свободные в передвижениях. Полгода жили за границей, в путешествиях. Говорили на нескольких языках. Много читали и музицировали. Ходили в театры, на концерты и выставки. Развлекались. Они были космополиты. Высоко образованы, воспитаны, культурны. И далеки от «мещанского быта», где надо вести хозяйство, добывать деньги. Они прожигали то, что заработали деды и накопили отцы.
Они были ужасно пассивны. То, что впервые поразило меня в мемуарах Юсупова, убило в воспоминаниях Лихачева и еще раз накрыло в книге Набокова – пассивность аристократов. И это не только в России. Просто так получилось, что в нашей стране и буржуазная интеллигенция оказалась такой же пассивной, а в европейских странах буржуа решительно отодвинули аристократов со сцены жизни.
Для меня аристократия старой Европы похожа на огромного динозавра, на которого нападают хищники, раздирают на части, а он продолжает жевать травку, как будто ничего страшного не случилось. Почему? Что стало причиной такого вырождения? Ведь такое направление развития – космополитизм, гуманизм – это путь к единой планете, к миру, к расцвету культуры и науки. Почему этот путь резко оборвался? И маятник человеческой цивилизации качнулся резко в другую сторону – крайний национализм, насилие, невежество.
Набоков не отвечает на мои вопросы. Удивило меня, что как и Лихачев, он совершенно игнорирует царскую семью, Распутина. Ни слова. А ведь оба они были уже достаточно взрослыми людьми, чтобы видеть и иметь свое мнение о увиденном. Кстати, воспоминания Лихачева о Петербурге мне понравились больше. Но, оба они – Набоков и Лихачев – так внимательны к малейшим деталям города и своей семьи, и демонстративно не «замечают» царскую семью. Почему?

Ох, как же долго я откладывала своё знакомство с Набоковым. Ещё в школе, изучая его биографию, мы вскользь коснулись его “Других берегов” и “Лолиты”. На этом мои познания о нём заканчивались. И я даже не пыталась что-то у него прочесть, пока однажды не увидела у знакомой пост об этом невероятном человеке. В тот же день я попросила совета у неё - с чего начать? С “Других берегов”, был ответ. Но и тогда я не поспешила с чтением этого романа, хоть и обнаружила в родительском доме 4 тома набоковских произведений (знак свыше). Меня пугала приставка “автобиографический”. Ну не люблю я автобиографии/биографии/мемуары и прочая-прочая… И вот я собралась с силами и открыла первую главу. Ииииии….

ЭТО. ПРОСТО. НЕПЕРЕДАВАЕМО. Всё, что я прочитала до этого (за исключением некоторых романов) меркнет рядом с этим невероятным, неожиданным слогом!

Но что поразило меня больше всего, так это невероятное умение автора дотянуться через свои замысловатые образы до самой души и вызвать в ней те же чувства! Вот как, скажите на милость, может быть что-то общее между моим детством в 1990-х и детством автора в 1904-1915 годах? Оказывается, может… Набоков дёргает за невидимые душевные ниточки и практически влюбляет в себя! Казалось бы, автобиография! Но как интересно и необычно она написана! “Другие берега” полны аллюзий и иронии, вкрапления иностранных слов завлекали меня ещё больше в этот словесный флёр. А какой посыл! - всё начинается в детстве… А мы все родом оттуда…

Шикарное произведение, позволяющее окунуться в то время и увидеть некоторые особенности жизни Владимира Набокова. А так же прочувствовать его великолепный стиль и, либо полюбить его всем сердцем, либо забыть навсегда!

Обычно автор мемуаров представляется этаким умудренным старцем, который с высоты прожитых лет беспристрастно ведет свой рассказ о давно умерших людях, давно прошедших датах и давно сгинувших местах — и все это покрыто пылью времени и, поэтому, достаточно стерильно и безопасно. Набоков далек от этого привычного образа патриарха как никто другой.

Желчный, чувствующий, острый, бескопромиссный — и, что особенно подкупает, свободный. Уверенность в своем мастерстве, привычная виртуозность позволяют Набокову если не разрушить, то до неузнаваемости изменить традиционно скучноватое построение мемуаров. Время может нестись вскачь, а может остановиться в неком навеки застывшем петербургском утре. Двери комнат могут распахиваться и вести в другие страны. Наконец, автор может неожиданно материализоваться на заснеженной равнине в своем американском пальто на викуньевом меху и долго смотреть вслед саням, уносящим маленького мальчика по фамилии Набоков.

Книга необыкновенно кинематографична, но не превращается при этом в выхолощенный сценарий «пришел-сказал-сделал», хоть и полный эффектных планов и поворотов сюжета. Насыщенные импрессионистические описания, предельно субъективные суждения автора наполняют повествование. И, как всегда у Набокова, присутствуют вторые, третьи планы, переклички и перекрестья тем, заложенные им для внимательного читателя и в то же время не раздражающие поверхностного.

Еще раз повторюсь, это далеко не прекраснодушное повествование. Автор может быть даже неприятен местами. Кроме того, мы никогда не сможем до конца разобраться — где правда, а где преувеличение, умалчивание или даже фантазия. Это работа исследователей. Но книга все равно остается прекрасным образцом настоящей литературы, которую просто интересно читать.

И самое удивительное для меня — во время чтения сложно поверить, что Набоков уже мертв. Он — там. Настоящий или, скорее, такой, каким хотел казаться. Его живой голос, картины его жизни будто подпали под заклинание Фауста: «Остановись, мгновенье! Ты прекрасно!».

Из Набокова мной прочитана пока только "Лолита". Но после "Других берегов" я точно знаю, что будут еще его книги. И наверное, его все же надо читать глазами, а не ушами, как я обычно. Рада, что "Другие берега" были у меня перед глазами. Но не рада, что не села писать рецензию сразу после прочтения. Ощущения сгладились, выровнялись... Плюс последние пара десятков страниц немного испортили дело, как-то скучновато и пресновато показалось после ярких и живых предыдущих глав...

И все же книга замечательная. Я упивалась языком, некоторые моменты читала по два раза, а некоторые - зачитывала близким. Все-таки набоковский язык - это нечто неповторимое. Затейливый, изящный, непростой. И еще обожаю его юмор и иронию (временами самоиронию, что тоже похвально). Снобизм, говорите? Ну да, не без этого. Но почему-то я склонна ему его прощать.

Большая часть книги - воспоминания о дореволюционном детстве и отрочестве - счастливой и безмятежной жизни в обеспеченной семье, с любящими и любимыми родителями и целым сонмом нянек и гувернанток. Двуязычие, а то и триязычие с самого детства. Острейшая восприимчивость к окружающему миру. Описывается множество характеров окружающих людей, быт и традиции. Как, должно быть, страшно и больно было потерять в 17-м году весь свой мир после такого детства и юности, и всю оставшуюся жизнь прожить изгнанником в чужих краях, лелея в душе образ той России, которой уже давно не было.

Мне очень понравилось. Ближе к концу повествование скучнеет, но и там есть, к чему присмотреться - Набоков очень нежно пишет о сыне, о его детстве и своих отцовских ощущениях.

Говорят, что скучно слушать чужие сны, но это они ещё не читали описание чужих нянь...

Набоков пробует поймать в книге своё детство начиная первыми воспоминаниями и заканчивая отъездом из родной страны, но делает это очень тонко. Не понимаешь сначала только ли это мемуары или что-то ещё? Иногда повествование чужого детства и такого далекого от нас его контекста (на уровне материального достатка семьи и на уровне историческом) утомляет, а слог автора дополнительно усложняет задачу восприятия произведения, но все-таки у меня нашёлся свой подход.Как часто вы вспоминаете детство? А как много у вас счастливых моментов? Как много людей из детства вы помните? Вы помните свою первую любовь? А первые болезненные воспоминания о том, что уже никогда не вернуть? Для меня эта книга — это Набоковское приглашение (возможно, нечаянное) вспомнить о своём детстве с помощью авторского повторения своего.Он начинает книгу своим первым воспоминанием, а заканчивает воспоминаниями о первых годах жизни своего собственного ребёнка, и делает это безумно красиво: он превращает свою летопись воспоминаний в письмо (послание) своей жене. В тексте появляется нежное «ты». «Ты в другой комнате». И становится очевидно, что это попытка не только записать своё детство, попробовать прорваться через свою «крепость», но ещё и закончить его, передавая эстафету новому свежему детству.

Это слишком красивая и сугубо личная книга очень любящего, и от того счастливого, человека. Это все про «беззвучный взрыв любви», из-за которого приходится проверять не сон ли все это, так это прекрасно.

Используйте своё время, впустите в сердце доброту и позвольте погрузиться в чужое детство, соприкоснитесь со своим и подумайте о ценности не только детства, но и жизни вообще. О том ради чего стоит жить и что стоит помнить.