Рецензия на книгу
Другие берега
Владимир Набоков
Аноним23 января 2014 г.Обычно автор мемуаров представляется этаким умудренным старцем, который с высоты прожитых лет беспристрастно ведет свой рассказ о давно умерших людях, давно прошедших датах и давно сгинувших местах — и все это покрыто пылью времени и, поэтому, достаточно стерильно и безопасно. Набоков далек от этого привычного образа патриарха как никто другой.
Желчный, чувствующий, острый, бескопромиссный — и, что особенно подкупает, свободный. Уверенность в своем мастерстве, привычная виртуозность позволяют Набокову если не разрушить, то до неузнаваемости изменить традиционно скучноватое построение мемуаров. Время может нестись вскачь, а может остановиться в неком навеки застывшем петербургском утре. Двери комнат могут распахиваться и вести в другие страны. Наконец, автор может неожиданно материализоваться на заснеженной равнине в своем американском пальто на викуньевом меху и долго смотреть вслед саням, уносящим маленького мальчика по фамилии Набоков.
Книга необыкновенно кинематографична, но не превращается при этом в выхолощенный сценарий «пришел-сказал-сделал», хоть и полный эффектных планов и поворотов сюжета. Насыщенные импрессионистические описания, предельно субъективные суждения автора наполняют повествование. И, как всегда у Набокова, присутствуют вторые, третьи планы, переклички и перекрестья тем, заложенные им для внимательного читателя и в то же время не раздражающие поверхностного.
Еще раз повторюсь, это далеко не прекраснодушное повествование. Автор может быть даже неприятен местами. Кроме того, мы никогда не сможем до конца разобраться — где правда, а где преувеличение, умалчивание или даже фантазия. Это работа исследователей. Но книга все равно остается прекрасным образцом настоящей литературы, которую просто интересно читать.
И самое удивительное для меня — во время чтения сложно поверить, что Набоков уже мертв. Он — там. Настоящий или, скорее, такой, каким хотел казаться. Его живой голос, картины его жизни будто подпали под заклинание Фауста: «Остановись, мгновенье! Ты прекрасно!».
987