Табия тридцать два

Я знала, что "Табия 32" мне понравится. Ну если не знала, то предполагала однозначно. Во-первых, я пока не читала и не слышала о ней ничего плохого, во-вторых, это антиутопия, в-третьих, тут затрагивается тема книг (пусть даже их отмены), так что даже то, что я ни бельмеса не понимаю в шахматах (все, что я знаю это : белые начинают, конь ходит буквой "Г", ну и что такое шах и мат) меня не остановило.

И не зря! "Табия 32" получился невероятно увлекательным, философским и даже триллерным романом, в котором шахматам действительно уделяется много времени (как говорится "Chess is the new black"), но вообще-то их можно заменить чем угодно, и смысл останется тем же.

А смысл здесь в идее. То есть "Идее" вот так в кавычках с большой буквы, вокруг которой один умный и хитрый человек решил построить новое российское общество на руинах старого (империалистического и милитаристического). Русская литература (именно русская, остальные еще куда ни шло) была признана экстремистской,шовинистской, расистской и т.д., особенно пострадали труды русских классиков, и среди множества других вариантов замены было решено выбрать именно шахматы.

Четкость, строгость, логичность. Казалось бы, что еще нужно новому российскому государству и людям? Оказалось - ничего, и вот уже 50 лет дети понятия не имеют , кто такие Пушкин и Толстой, зато наизусть заучивают партии Ботвинника и Каспарова, строят новый мир в нищете, отсутствии интернета, кофе и смартфонов. Этакий возрожденный Советский Союз, где все счастливы, потому что не знают, как оно могло бы быть.

Да, что любопытно, страна находится на столетнем "карантине", то есть никто из российских граждан не может покидать территорию своей страны, и ограничение это ввело не правительство, а ООН (почему так произошло - узнайте и ощутите тоску и знакомый вайб сами).

В этом чудесном новом мире живет Петербургский студент Кирилл. Изучает историю шахмат (естественно), дружит, любит и пишет диссертацию. И все бы было у него хорошо, если бы однажды он не познакомился с одним очень неординарным студентом, который смело отрицает культуру шахмат, спорит с преподавателями, короче ведет себя дерзко, вызывающе ,  совершенно не так, как сам Кирилл. От этого "мамкиного революционера" наш герой получает контакты некого человека, который может якобы помочь с диссертацией. Вся проблема в том, что человек этот - извращенец (не переживайте, никаких сцен 18+ здесь не будет, а его извращение скорее всего вызовет у вас не отвращение, а смех) , а извращение его вне закона.

Со знакомства Кирилла с миром этого человека и начинаются его проблемы, и весь этот шахматный роман закручивается как настоящий триллер, приводя к вполне ожидаемому финалу.

Отличная антиутопия со множеством мыслей: про то, какой вирусной силой обладает идея (Привет, Нолан), что хаос, воображение, желание выйти за рамки  и человечность человека найдет, как проступить через все ограничители и даже шахматные доски, как люди, вкусившие власть, не хотят ее отпускать и готовы для этого на все.

С одной стороны, хочется, чтобы эту книжку прочитал каждый: она мала в размерах, но не в смысловой составляющей, с другой стороны - так страшно, что ее прочитают не те люди и запретят, может, тогда о ней вообще не говорить...
Но всё-таки знание должно побеждать незнание, пусть она попадется кому-то на пути.
Текст Алексея Конакова погружает читателя в Россию будущего, в 2080 примерно год - после проигрыша в войне она отделена от всего мира на сто лет, выплачивает репарации и строит новую жизнь без империализма, где весь культурный код ее сменился с оси литературоцентричности на шахматоцентричность; переименованы улицы, перепрошита школьная программа, установлены памятники шахматистам, даже язык с его вросшими фразеологизмами изменен. Выросло ни одно поколение, которое не знает о великом Пушкине, зато учит наизусть шахматные партии в школе. Вся интеллектуальная жизнь строится вокруг шахмат - в них играют, их изучают, о них разговаривают, их анализируют. Кирилл - молодой, подающий надежды аспирант из Новосибирска, историк, изучающий шахматы, попадает в круг петербургской интеллигенции и оказывается центром важных открытий. Волею судеб ему будет суждено решить, что же будет с Россией дальше.
Чтение получилось интригующим и захватывающим, несмотря на плавность повествования, знания о шахматах будут нужны, но погружаться для понимания глубоко будет не строго обязательно, объяснений автора почти везде достаточно. В отличие от "Хода королевы" Уолтера Тэвиса, который мне показался красочным, но не живым, "Табия 32" оказалась увлекательнейшим триллером с реалистичными героями, несмотря на жанровую принадлежность к антиутопии. И тут всплывают братья Стругацкие, резонанс с которыми слышен в тексте, даже с прямыми к ним отсылками. Хорошее чтение, есть о чем подумать.
При случае постараюсь ознакомиться с другими произведениями автора, уж очень хорош язык и близко его мировоззрение.

Кирилл - образованный молодой человек, подающий надежды аспирант. Про таких говорят «книжный мальчик»: вечно подмышкой какой-нибудь увесистый том. Но не с Чеховым, нет, не с Тургеневым и даже не с Толстым. На смену этим светилам пришли Марк Дворецкий, Гарри Каспаров, Михаил Ботвинник и другие. На дворе 2081 год и русская литература в стране полностью заменена культурой шахмат.

2081 год кажется читателю таким далеким, чего не скажешь о разговорах об "отмене" русской литературы. Путаница, бардак и хаос чувств и настроений в текстах Достоевского едва ли оказывает благоприятное воздействие на смятенную русскую душу, ведь так? В отличие от холодной рациональности шахмат.

Вместе с Лермонтовым и Тургеневым из людских сердец ушли ожесточенность, озлобленность, подозрительность и болезненный имперский синдром.

Но вы не подумайте, русскую литературу никто не запрещал, просто она, лишенная поддержки государства, оказалась никому не нужна. И каков эффект! Да, страна живет в бедности и изоляции по вине этой самой русской литературы, но как мягок стал нрав населения после ее ухода из сердец и умов! Неужели идеальное общество достигнуто? Россия прямо таки на пороге золотого века, стала настоящим оплотом традиционных шахматных ценностей. Автор не описывает будущее безнадежным, безрадостным, бедность не стирает амбиций с лиц молодежи. И пусть на завтрак хлеб с цикорием (кофе положен только самым высшим чинам), университетская жизнь кипит во всю, а на горизонте виднеется перспективное будущее. Главное не придаваться всяким грязным извращениям типа шахмат-960...

Книга изобилует всевозможными шахматными терминами и именами (Едва ли где-то еще можно найти в одном месте столько упомянутых гроссмейстеров). Пока я читала, думала о том, какое удовольствие от книги может получить человек, плотно знакомый с миром шахмат. Боюсь, те, кто не знает хотя бы базовых терминов, немного потеряются в тексте от всего этого обилия. Честно, я, как простой обыватель, даже и не подозревала, насколько неисчерпаемой может быть тема, посвященная этой древней игре.

А как прекрасно описан Петербург! Чуть усохший, поржавевший, но все еще родной. С тем же Троицким мостом (уже не в честь собора, но в честь шахматиста), или Юсуповским садом (в память о шахматисте Артуре Юсупове, конечно). Действительно очень интересно проводить параллели между нашим и этим новым Петербургом, находить отсылки к разным местам, барам, кафе, улицам, по которым и сам проходишь почти ежедневно.

Эта книга имеет много слоев, много образов, и воспринимать ее можно по-разному. Как детектив с расследованием главного героя, как антиутопию, как дань шахматной культуре в России, как фантастическую историю в альтернативной вселенной. Уверена, каждый способен вынести из этого романа что-то свое, увидеть разную проблематику, по-разному отрефлексировать написанное и, кто знает, найти для себя какие-то ценные идеи.

А ведь это хорошо, сперва и вовсе прекрасно, когда с той лёгкостью, с какой двигают пешкой, Алексей Конаков (1985) начинает свой роман-партию. От страстной увлекательной игры получаешь чистое удовольствие. Так сразу и не припомнишь столь же интересный роман как «Табия тридцать два».

Даже экспозиция выстроена как умелый дебют, не оставляя и тени той странной придурковатости, с которой герои фантастических произведений объясняют друг другу нечто само собой разумеющееся. А объяснить требовалось немало: Россия после поражения в некой войне 2020-х изолирована от внешнего мира и вместо виновной во всём литературы переучреждена на основании шахмат. В 2081 году молодой историк шахмат Кирилл Чимахин становится учеником профессора Дмитрия Уляшова, ответственного за культурный разворот. Вскоре Кирилл натыкается на строго охраняемый секрет новой России.

Удивительно, но крымские параллели вовсе не раздражают. Поначалу кажется, что текст вообще высмеивает те вздорные постструктуралистские думки, которые до сих пор подозревают русскую литературу в причине всех бед:

И хотя тон романа скорее согласуется с необходимостью детоксикации России, сам по себе текст допускает разные прочтения. Молодой гений Брянцев крамольно доказывает, что Россия не освобождена от тёмного логоса, а угодила в колониальное рабство. С помощью шахматного энтузиазма Запад превратил Россию в высокоэффективную колонию. Текст задуман так, что не получается ответить, правильная ли оказалась построена Россия или всё-таки нет, насмешка это или призыв. Непонятно даже антиутопия это или утопия, они чередуются в зависимости от взгляда, который податливо изменяет реальность… или фантасмагорию? Со стороны это кажется невероятно сложной структурой, но на деле роман очень схематичен, переключается буквально по щелчку часов, что делает его во многом условным. Если всеобщий шахматизм есть химера (ведь не может вообще всё быть выстроено вокруг шахмат!), то и критикуемый литературоцентризм точно такое же наваждение (ведь не заняты же мы 24/7 литературой!), и чему тогда могут быть противопоставлены шахматы? Миф против мифа слишком часто оборачивается уроборосом. Вот и получается, что даже в деколониальном прочтении роман Конакова невольно укрепляет ту империалистическую матрицу, которую, вроде как, было предложено надколоть.

«Табия» явно задумывалась не как предложение о переустройстве России, но как умозрительная партия, в которой важна красота игры. Для этого нужно было усиливать позицию всех повествователей, но мало того, что их мнения сгруппированы в монологи, которые резко переключают направление текста, так и сама драматургия «Табии» нулёвая, вообще отсутствующая, похожая на матч с заранее известным исходом. Простенький любовный четырёхугольник или очевидный демиург-Уляшов — это не те слагаемые, которые обещают захватывающую игру. Так, о профессоре сказано, что он плетёт «хитроумные интриги», но в тексте нет дьявольского макраме, Уляшов обстоятельно появляется в нём только два раза. Лишь частично это можно объяснить тем, что персонажи «Табии» суть декларация определённых идей. Всё-таки в романе важна детективная линия, которая требовала искусного сопряжения, но ключевые моменты в ней разрешаются с помощью Deus ex machina, превращая детектив в фантастическую оперетту. В нужный момент главный герой повстречает на улице нужного человека, с волшебным помощником проберётся в спецхран или останется один на один с «злодейским» монологом креатора. Это не было бы так фатально, если бы текст хотел быть чем-то однозначным — нотацией или даже NОТАМ, но ведь Конаков сознательно давал сложносочинённый авангардный узор, похожий на что угодно, но не рояль.

Насколько «Табия» хороша в своём фантастическом допущении, настолько она плоха в фабуле. Насколько «Табия» увлечена шахматами, настолько же она пренебрегает сюжетом.

В виде эссе, сновидческого рассказа, даже манифеста роман смотрелся бы лучше, так как самое важное в нём (фантастическое допущение) оказалось бы сжато до того итогового вопроса, который в «Табии» выглядит слишком отвлечённым. Посвящая много страниц теории дебюта, миттельшпиля и эндшпиля, Конаков то ли намеренно, то ли случайно построил свой роман-партию как прекрасное начало, неопределённую середину и полностью проигранный финал. Причём текст нацеливался на феноменологическую ничью, на принципиальную невозможность совершить в финале верный выбор, но из-за торопливости концовки, в силу фабульных причин отстоящей от основного повествования, весь патующий замысел сведён к взятию фигуры за фук. Ситуация, в которой оказывается Кирилл, не выглядит неразрешимой, ему есть куда ходить, но автор решает, что свободная клетка отсутствует, и заканчивает партию.

Кстати, вполне литературоцентрично, с оммажем забегу Ивана Бездомного.

Несмотря на ряд скрытых и явных отсылок, «Табия» устроена вполне нормативно. Единственным новшеством является каскад скобок, вкладывающих повествования друг в друга, такое как бы нарративное уравнение. Язык почти не претерпел изменений, хотя антиутопия должна была начинаться как раз с него. Дело не пошло дальше словоупотребления, а то и просто курьёза, где e2 — едва, а e5 — половое действие. Язык романа совершил рокировку литературных норм, сохранив морфемы и синтаксис. Раньше говорили медленный «как черепаха», теперь медленный «как шатрандж». Без взлома лексем роман не может достойно отыграть свою антиутопическую часть, что опять ставит под сомнение замысел: бороть-то надо иерархический строй языка, а не литературную на него нашлёпку. Из-за Сепира-Уорда (упоминается), текст, по-видимому, подразумевал, что выкликание Каиссы вместо Господи как-то повлияло на мышление россиян, но в чём оно проявилось непонятно не только из слабости речевой перестройки, но и теоретической разобщённости всего романа.

Так, Россия полностью объяснена шахматами: они заменили не столько литературу, сколько социальное взаимодействие. Наука, эстетика, разговоры, быт — все только о шахматах. Если кто-то что-то читает, то Ботвинника или Алёхина. При этом интеллектуалы спокойно оперируют не самым известным, но чрезвычайно важным именем Райнхарта Козеллека, великого немецкого историка. Что странно, так как Козеллек — это мост между историей и лингвистикой, которая в мире «Табии» занята обслуживанием шахмат и не может вооружить Клио новым оружием. О чём текст сначала сам говорил, а потом подзабыл. Главный герой не знает, что Берлинская стена когда-то разделяла столицу Германии, но при этом в охотку цитирует малоизвестного историка-конструктивиста Бенедикта Андерсона (как могла быть понятна его теория о печатном капитализме, если печать, за исключением шахматных вещей, в России игнорируется? Почему герои романа рассуждают о шахматах так, будто по-прежнему воспитаны в старом-добром логоцентризме?). Конакову не удалось выстроить иной — досочный, чёрно-белый, клетчатый — характер мышления. А ведь это и была та авангардная партия, которую следовало разыграть.

«Табия» — это умный, но изолированный роман, где гениальные догадки не состыкуются друг с другом, а интеллектуальная смелость не соответствует хлипким литературным решениям.

Так, шахматы-960 с произвольной расстановкой фигур приравнены к бугрству. Статья та же, 121-я. Шахматы Фишера гораздо более вариативны, что определяет тягу к ним аналитиков, заинтересованных в том, чтобы просчитывать шахматные ходы вечно. Получается, аналитики просчитывают гомосексуальные этюды? Нет, метафора на таком протяжении не работает. Шахматы Фишера-960 вещь прагматичная, а половое предпочтение — от природы, желания, чувств, разумом выбрать это в стране, где за нетрадиционную расстановку положен срок — нельзя (по крайней мере для идейных вдохновителей, не позёров). Но Конаков продолжает хохмить: вы поняли, да? Ну поняли же? Извращение! Нетрадиционные ценности! Да поняли, что это ещё одна подвешенная вещь, с которой мало что согласуется. Допущения романа отдалены друг от друга цитацией, замкнуты. При всей увлекательности роман Конакова состоит из различных автономных лакун, в которые автору нравится погружаться. Из-за чего роман может показаться лишь частично написанным: не ясно как соблюдается столетний карантин или почему при полной шахматизации страны в тексте ничего не говорится о… шахматных соревнованиях? Они, вроде как, не в почёте, но почему нет хотя бы профессиональных игроков?

Роман вполне осознанно даёт мало таких подробностей. Конаков пытается показать, что русская культура не эссенциальна, что это конструкт, значение которого различается в зависимости от прочтения. Когда Кириллу рассказывают, что раньше шахматы связывались с милитари-метафорами, он поражённо говорит, что ему шахматы казались «пространством самотрансформирующихся узоров». Сомнительно, но окей. Любые фактические предположения к финалу становятся совсем незначимыми. Лично рецензент полагал, что в мире «Табии» Россия на самом деле выиграла войну 2020-х годов, после чего сама отгородилась от внешнего мира, благо будущее прямо списывается с послевоенного СССР. Но роман уходит в мир идей, что правильно, но, как и в христианский рай, в новый мир хотелось бы попасть с телом, а не одним только бесплотным вопросом.

И вот это, пожалуй, важнее всего. «Табия» хотя бы потому хороший роман, что он глубже авторского устремления о том, что любой инструмент в руках государства (даже шахматы) становится идеологическим оружием. Текст позволяет судить иначе. Если допустить, что России и правда присущи некие состояния, то это, конечно, не шовинизм или империализм, а радикализм, вера в резкое конечное решение, которое оправдает всё. Мы вообще любители рискнуть всем. И Кирилл, познавший к финалу все тайны, вновь выбирает этот эссенциальный поступок. Что есть сильный разрыв с альтернативами, которые предлагал текст. Чем занят «извращенец» Броткин? Да он ведь гальванизирует труп: шахматы-960 ждёт та же судьба, что и классические. Просто наступит она позже. У Кирилла даже не возникает мысли заняться чем-то похожим, вильнуть в сторону. Он, как всякий русский мальчик, выбирает радикальное неразрешение. Что вновь продолжает старую линию отечественной культуры. В финале роман парадоксально прочитывается как защита литературы, как защита культуры вообще. В том числе русской.

«Табия тридцать два» — это не антиутопия, не либеральный и не актуальный роман, а умный, схематичный, хорошо написанный и бездарно составленный алхимический детектив. В нём знающие ищут тайную формулу, которая на сей раз превратит всё не в золото, а в камень (вопросительный знак).

Или всё-таки восклицательный?

Начинал слушать ее в аудио почти без каких-то ожиданий: слышал пару хороших отзывов, знал что это про Россию будушего, где шахматы стали очень важны, ну и всё на этом. А получил увлекательнейшую книгу с необычной задумкой и отличной реализацией.

По сюжету все действительно так: после некоторых событий (аннотация называет их «Катастрофой», я бы назвал иначе, но не назову) в России произошло Переучреждение - было решено менять не только политику, но и мышление граждан, выбрав новым культурным столпом шахматы вместо литературы. И в результате к 2081 году общество во многом поменялось - дети в школе учат не стихи, а шахматные комбинации, улицы называются в честь гроссмейстеров, на стенах фрески с шахматными сражениями, даже в науке появились новые специализации вроде анализа шахматных партий.

А дальше происходит вообще совершенно замечательная стилизация, Конаков написал книгу так, что при чтении верится в культурно-шахматоцентричное общество: персонажи используют постоянно какие-то новопридуманные шахматные пословицы и поговорки, думают что станцию метро «Спасская» назвали в честь шахматиста Бориса Спасского, а игру по нетрадиционным правилам считают извращением.

И в целом люди вполне счастливы — да, живется непросто, но есть работа, семья, вера в будущее. Государство ведет свое население вперед, общество функционирует, но как часто бывает, грань между утопией и антиутопией довольно зыбка.
«Табия» приятно отличается от других книг, на которые можно навесить ярлык «актуальный роман про современную Россию» тем, что она, вполне себе олдскульная антиутопия, остается очень мягкой: нет тлена, русской хтони, даже нет сюжета про дефективные семейные отношения и травмы. Автор строит свою фантазию на тему нескольких актуальных тезисов, получается в какой-то мере сатирическая реакция, но в то же время — приглашение к рассуждению на сразу многие темы, начиная от вопросов глобального самоопределения, до конфликта рационального и морального.

В книге, безусловно, можно найти и слабые места, какие-то нелогичности или нестыковки, сказать, мол, нет, так бы не сработало, можно посетовать на то, что какие-то явления в обществе не описаны, но, если честно, делать этого совершенно не хотелось. А вот порекомендовать хочется.

PS. Отдельную звездочку лично от меня Конаков получает за то, что даже девяностые с ментами и братками не приплел, а то мне уже начало казаться, что это какой-то обязательный пункт нынче. Спасибо!

Отличная злая книга. Мне любимое в фантастике - вопрос "а что если?". А что если во всем действительно виновата ужасная русская литература, если все это морок империализма, миазмы которого пронизали все. Тем паче, идеи эти нет-нет да и проскакивают в современной повесточке. Так давайте заменим всяческих достоевских, толстых, пушкиных на более выверенные и точные шахматы. И будет у нас новая прекрасная Россия будущего.
Или не будет. Далее спойлеры

К прочтению рекомендую. Редкий случай, когда каждый увидит что-то свое и прочитает книгу по-разному.

Ох, это было сложно. Я чувствую себя туповатой и не в теме. Многих отсылок не поняла и очень раздражалась. Но по порядку.

О чём. Антиутопия, где идеологией России в 2081 году являются шахматы. Художественной литературы, как главной угрозы имперскому мышлению населения, больше не существует. Страна на мировом "карантине" после поражения в войне. Тайны, заговоры на высшем уровне и шахматы, везде шахматы.

Минусы (личное мнение).

• Слишком много шахмат для непосвящённой меня. Меня будто закрыли в комнате с профессионалами обсуждать дело их жизни, а мне оставалось только верить на слово, но не понимать. Скучно.
• Это необъяснимо, но меня выбешивало восклицание "оу". Оно так плохо сочеталось со всем остальным. Возможно, потому что я в жизни такого восклицания не слышу от людей. И в переписке в том числе. Или мои собеседники, как и я, устарели?
• Латинские, французские и прочие выражения в большом объёме. Мне надоело тыкать в экран, чтобы узнать перевод.
• (Очень много скобок). :(
• Мутные персонажи. С сюжетом поинтереснее, но концовка. Два вопросительных знака. Мотивация мне не ясна.

  Плюсы. Автор явно умеет работать со словом. Ну и идея романа интересная.

  Что в итоге? Тем, кто знаком с шахматами, будет поинтереснее, наверное. Я сначала сравнивала атмосферу с романом "Москва 2042" Владимира Войновича, но как-то быстро это ощущение пошло на убыль. Непонятный осадочек.

книга написана так, что ее не запретили. причем написана так, что ее легко можно трактовать положительно в любом лагере, все зависит от установок читающего.

в целом, получился Роман, который отсылает сразу ко всему. и к бесчисленным образцами российской классики, и к антиутопиям вообще, и к истории тоталитаризма в России и других странах.

о чем книга? о том ли, что попытка строить другую правду на уровне государства даже из самых из лучших побуждений всегда приводит к одному и тому же? или, может, о том, что излишне буйная фантазия и пренебрежение принципом Оккама до добра не доведут? выбирайте на свой вкус.

концовка показалась скомканной, но допустим, что это из-за того, что она - не правда.  иначе книгу сожгут. в конце концов, мы же не присутствуем в момент финального трагического происшествия.
или, может быть, я просто сделал свой выбор в плане того, о чем эта книга.