Киномания

«Киномания» Рошака – книга с заманчивым описанием (художка, совмещающая увлекательный сюжет с вековой историей кино – другими словами, прочитал 900 страниц, получил и удовольствие, и высшее кинематографическое образование, кто откажется). Но шла к чтению я долго, во-первых, потому что автор всё-таки больше культуролог и философ, чем писатель, и у меня были большие сомнения в художественной ценности текста (что, кстати, очень зря, книга написана талантливо и неклишированно), во-вторых, 900 страниц - тут надо настроиться и довериться авторскому чувству меры. В итоге, читала я «Киноманию» с длительными перерывами почти месяц, и чтение это с какого-то момента начало разрушать мне душу и портить аппетит, но всё равно книгу я настоятельно рекомендую: ничего подобного ранее мне в руки не попадало, и данный опыт прочтения хоть и мучителен, но уникален.
Главный герой «Киномании» начинает свою исповедь с того времени, когда он был юн и горяч, а на дворе стояли 50-ые (порнухи на кассетах ещё нету, зато в европейском кино нет-нет да мелькнёт оголенная грудь – как тут не полюбить кино). Судьба приводит его прямо в объятья совладелицы полуподвального кинотеатра, кинокритика и автора самой новаторской системы обучения Клэр. Клэр берется обучать главного героя по этой своей новаторской системе, кратко её методику образования можно описать так: лекции об искусстве во время секса. Метод, ожидаемо, срабатывает, кому охота пропускать такие занятия, так что в скором времени главный герой становится вполне себе специалистом по кино. На этом удача в его жизни заканчивается: он случайно знакомится с фильмом одного пропавшего без вести режиссёра, и несмотря на то, что главным комментарием к этому фильму становится фраза «После такого навек расхочешь сексом заниматься», главный герой болезненно заинтересовывается сначала фильмом, потом режиссёром, потом таинственным обществом, членом которого режиссёр являлся – и начинаются страдания героя и читателя.
Главная идея книги (я уж так позволю себе сформулировать, автор мёртв, трактую, как хочу) - противоборство искусства создающего, на стороне которого стоит Клэр, и искусства разрушающего, за которое играют без вести пропавший режиссёр и попутавший берега главный герой. Поразительно, насколько этот переход от Клэр к режиссёру ощущается читателем – первая половина книги вселяет радостную увлеченность и дурашливым сюжетом (чего стоит только сцена, в которой главный герой пытается выкрасть у старого нациста плёнку с любимым антивоенным фильмом Клэр), и кинематографическими отсылками. Я, например, по мере чтения первых 400 страниц все уши прожужжала своим 2.5 друзьям, что им надо срочно, срочно читать эту гениальную, ироничную, завораживающе умную книгу. Тем больнее было падать: вторая половина книги – это медленный, мучительный спуск к десятистраничному описанию фильма, в котором маленькие, мерзкие американские дети жрут отбивные из своих никчемных родителей, чтобы потом самим стать такими же отбивными для других детей. По мере приближения к фильму главный герой разлюбливает жизнь, а читатель пытается удалить свои рекомендательные сообщения, и им обоим срочно нужна новая книга Гилберт, а не вот это всё, но кто их спрашивает.
В целом, Рошака можно понять - на его глазах рождался поп-арт, тут кто угодно станет пессимистом. Не сказать, что его пророчество оказалось неверным – всё русское чернушное кино ответственно продолжает традицию, начатую режиссёрами-мизантропами «Киномании». Тем не менее, позволю себе остаться на стороне Клэр: пусть грядёт хоть конец света, хоть конец созидательного искусства – наше дело стоять на стороне жизни и надеяться, что мы там будем не одни.

В иностранных фильмах я обычно обращаю внимание на перевод названия. Скажем, сериал «Lost» в нашем прокате называется «Остаться в живых». Может это и неплохо, но авторы названием что-то хотели сказать! «Киноманию» автор назвал «Фликер». Фликер, как заботливо подсказывает сноска – это субъективное восприятие человеком колебаний искусственного освещения, а на сленге– кинофильм. В книге же фликер – это мерцание света: черное-белое; картинка-пустота. Дуализм света и тьмы. На этом дуализме и строится сюжет. Или может не строится? Эта книга – очень хитрая поделка. Как один из ее персонажей прячет фильм в фильме, так Рошак прячет истории в истории. Жаль, неизвестно: многое ли из того, что есть во «Фликере»-«Киномании» ускользнуло от моего взора?

«Киномания» складывается из истории о простоватом парне Джонатане Гейтсе, оказавшимся по уши в кинофильмах, и посвятившем жизнь исследованию творчества забытого немецкого режиссера Макса Касла; Макса Касла, чья биография раскрывается по мере того, как Джонни проводит свое исследование; альбигойцев, в религию которых необходимо погрузиться, если хочешь понять, что хотел донести до мира Касл; и… нет, говорить «историю кино» - слишком претенциозно, скажу так: многое из истории о становлении кино, отношении к нему, о самых крутых и самых ужасных режиссерах, фильмах и актерах (преимущественно американских).

Всё начинается с прихода Джонатана Гейтса в кино: и как в искусство, и в прямом смысле - в андерграундный кинотеатр «Классик», что дало ему возможность начать отношения с Клариссой Свон (Клэр), которая становится его кино-ментором. Неофит-Джонни, болван и неуч, обладает хорошей памятью и умеет подстраиваться под Клэр, поэтому многое запоминает, нарабатывает базу, но сам не умеет ни искать информацию, ни обобщать ее, ни делать выводы. Даже его бакалаврскую диссертацию пишет по сути Клэр.
А диссертация конечно о фильмах Макса Касла. Начавший работать в 20-е годы в Германии, впоследствии режиссер перебирается в Штаты. Найденный фильм немецкого периода «Иуда в каждом из нас» не оставляет равнодушными ни Клэр, ни Джонни. Но если Клэр считает, что фильм снят прекрасно, но его (как потом она будет говорить и обо всем творческом наследии Касла) лучше сжечь, то Джонни чувствует, что в отличие от Клэр он (впервые) увидел в фильме нечто, недоступное ее пониманию. Проник глубже в его сущность, хотя сам не понимает, что же он там ощутил-нащупал.
Если говорить словами персонажей книги, то просмотр касловского «Иуды» оставляет ощущение внутренней нечистоты, в духовном, практически экзистенциальном понимании. Некоей нечестивости, которая, как следует из названия, живет в каждом из нас. В этих же эпизодах звучит впервые фраза о том, что это фильм, который способен навсегда отвадить от секса.

Американские фильмы Касла – это большей частью низкопробные ужастики о вампирах, зомби и прочей нечести, призванные пугать (хотя какое там пугалово в фильмах, выхолощенных цензурой того времени?), но они оставляют поистине жуткое, гнетущее впечатление, так, глядя пустой фильм «Удар Потрошителя», герои сидят «втянув шею и обхватив себя руками», им зябко: Касл наводнил фильм туманом, сделав фильм «исследованием тумана средствами кино», кажется, что «туман просачивается сквозь материю экрана, пронизывает воздух в зале, оставляет липкий налет на коже … в нем чувствовалось что-то угрожающее … зловещее. Он был отравлен жаждой крови».

Недогадливость Джонотана, его неспешность в исследованиях, заставляют задуматься о роли судьбы в этой книге. Так, практически всю информацию для своей работы Джон получает случайно или благодаря Клэр. Например: в «Классик» заехал на просмотр карлик по фамилии Липски. Клэр поняла, что это легендарный оператор Зип Липски, благодаря ей герои получили возможность посмотреть коллекцию полных, без купюр, фильмов Касла, обогатились обрывочными сведениями о нем, о сиротках бури, узнали термин «фликер», увидели саллиранд: прибор, позволяющий видеть скрытое. И за последующие примерно 15 лет Джон ни разу ни к кому не обратился с вопросом, можно ли воссоздать такой прибор? А ведь он не затворник. В общем, автору нужен податливый, подверженный влиянию из вне, и при этом не слишком умный главный герой.

Исследования и судьба приводят Джона к необходимости изучения катаров, одним из которых был и Касл. Джон узнает, что катарские приюты «Сиротки бури» растили работников для кино с определенными целями, что фишки, которые использовал Касл, применяли и другие сироты, что их деятельность продолжается и по сей день. А главное – он начинает понимать, что то туманное ощущение, что в касловских фильмах нечто большее, чем желание вызвать страх – это не ошибка. Истинная цель этого кино продиктована верностью церкви альбигойцев, ее Плану, и пусть Касла считают отступником, это все от непонимания приземленными служителями культа человека-творца, гения, который даже священные символы использует как метафоры и продвигает главную идею своей церкви в массы. Так, постепенно исследование творчества Касла подводит главного героя к грандиозному катарскому замыслу относительно рода человеческого.

Одновременно автор заставляет Джона стать свидетелем процесса превращения «элитарного искусства под названием «кинематограф» в народное искусство кино». Процесс упрощения фильмов, ориентации кино на молодежную аудиторию, с одновременным ослаблением цензуры, когда становится возможным показывать секс, насилие, пошлость, грязь. Поневоле вспоминается "Смерть за стеклом" Бена Элтона: "От Гомера до "Любопытного Тома" всего два с половиной тысячелетия. Славный путь, вы согласны?" Но автор показывает эту деградацию и кинематографа и зрителя не просто так, это не просто сожаление об ушедшей эпохе умных фильмов и умного зрителя, это необходимая часть сюжета, органично и жестко вписанная в сюжет.
Посредством изысканий Джонотана Рошак доносит до читателя идею о бездетности, ибо рожать деток - «кормить дьявола». Идею о «тенденции уменьшения объема внимания» у капиталистической части общества, которое в итоге приведет ее в итоге к вырождению, после чего власть перейдет к пролетариату. Показывает гениального режиссера-ребенка (конечно же сиротку бури), который, снимая в новых, безцензурных условиях, не прячет как Касл свои послания, а напрямую сообщает обществу какое оно мерзкое, зажравшееся, тупеющее и не заслуживающее жизни.

И все эти рассказы, встречи, фильмы, люди не просто так, не для красного словца, не оборванные сюжетные ходы, а части целого, складывающиеся в единый рисунок. И вот это сплетение линий, отсутствие обрывов, связывание в единое полотно совершенно разных людей, не просто безмерно радует. В какой-то момент начинаешь каждую встречу Джонни, разговор, фильм считать кусочком пазла и искать ему место в общей картине, размышлять и оценивать, что хочется делать далеко не во всякой и чисто детективной истории.
В итоге нас приводят к грандиозному заговору рассчитанному на несчетное количество лет. Ставке на кино, сделанной еще в средневековье, в надежде, что именно движущиеся картинки когда-нибудь смогут влиять на умы человечества, внедряться в сознание, программировать людей. И эта теория заговора подана так, что ее кушаешь и облизываешься, веришь практически безоговорочно. И только то, что сама я смотрю кино одним глазом, под вышивку или вязание, не давало мне окончательно провалиться в мир книги и поверить в этот комплот.

Автор великолепен. Смешать детектив, множество сведений по истории кино, катарской церкви (или ереси, это уж кому как нравится), великолепный заговор во спасение человечества, свести разные исследования героев книги и старания катаров к внедрению нежелания жить (и желания размножаться), «твиттеризации мышления» (еще до создания Twitter'а), деградации человечества так, что в это веришь, и при этом не налажать, не передержать, сделать практически идеальную историю – это надо уметь. «Почти» потому, что вкусы у всех таки разные. Кому-то не понравится сама идея, кому-то темп книги (который то залихватски бросается в галоп, то тащится как древний мерин, что на мой взгляд оправдано извивами повествования), кого-то не устроит что-то еще. Что касается меня, то я была захвачена более чем, страдая только от нехватки времени, чтобы параллельно чтению смотреть те фильмы, которые в книге упоминаются как.
Книга населена противоречивыми, настоящими, живыми персонажами, о судьбах которых переживаешь, которым сочувствуешь и на которых злишься.

И еще. Только лежащее уж совсем на поверхности (глубокие изыски – это не ко мне, увы), в начале и в конце: 1) Джонотан упоминает, что родился под «Унесенных ветром», цитатой из этого фильма и заканчивается его рассказ; 2) увлекся кинематографом Джонатан из-за сексуальных фантазий, под воздействием кино практически стал импотентом; 3) в начале автор упоминает Платона, который «имел ввиду что-то вроде кино, когда приводил свою знаменитую аллегорию с пещерой»: весь мир – темный зрительный зал, а люди – зрители, завороженно наблюдают «за шествием теней по стене пещеры», почти двадцатилетние исследования Джонни приводят его не то что к средневековому кино, а к флип-артам – примитивной мультипликации манихейцев, предпоследняя глава книги называется «Студия «Каменный век»» и в конце своего рассказа Джонотан смотрит кино именно в пещере.

По мне, дать в самом начале читателю подсказки-крючочки-зацепочки, о которых он на протяжении почти девятисот страниц книги благополучно может (должен?) забыть и так обыграть их приближаясь к финалу – это просто гениально.

Так почему же «Фликер» и что под ним подразумевает автор? Вряд ли физическое свойство глаза. Вероятно – сам фильм, ведь всю эту историю можно, да что там(!) практически видишь как многочасовой захватывающий фильм (почему-то с Джонни Деппом времен «Тайного окна» в роли Джонни Гейтса). Да и морочит нам головы, затягивая в себя, занимая наши головы, непосредственно фильм. Или все-таки изобретенное самим автором значение термина как мерцания, дуализма света и тени, видимого и невидимого изображения, которое и превращает фильм в зрительный аналог дудочки Крысолова?
Решайте сами. Но «Киномания» книге на мой взгляд решительно не подходит. Она заслуживает авторского, отражающего ее сущность названия.

Киномания по-моему тот редкий случай, когда замена оригинального названия точнее отражает суть книги. Целых 800 страниц мы наблюдаем отдающую патологией погоню главного героя за призраком великого, но непризнанного злого гения - режиссера Макса Касла. Хотя погоней это можно назвать с натяжкой: длинные описания мерзопакостных фильмов и занудные разговоры о мерзопакостных фильмах перемежаются исследованиями героя в истории кино, которые приводят его к теории всемирного заговора. В очередной раз очередное маленькое тайное сообщество, чудом уцелевшее после разгрома тамплиеров, замышляет недоброе. Не думала, что когда-нибудь напишу такое, но у Дэна Брауна получилось лучше. У него, в отличие от Рошака, есть динамика. Бац! и черное - это белое, плохие на самом деле хорошие или наоборот. В Киномании этого не чувствуется совсем. Возможно, из-за растянутости и финал угадывается задолго до фактической развязки, интриги как таковой нет. Описания фильмов меня тоже не впечатлили. Понятно, что любое кино проигрывает нарисованному воображением, но даже если представить себе самый ужасный фильм он все равно проигрывает реальности.

Главный герой, Джонни, несмотря на всю его фанатскую одержимость совсем не похож на бесшабашного искателя приключений от науки (привет, Индиана Джонс!). Джонни... никакой. Идет куда скажут. Позволяет руководить собой. Верит всему, что говорят. Когда в последней главе он вспоминает о родителях меня это порядком удивило - чувствительностью он не отличается, кажется, кроме объекта мании ничто другое его не интересует. Более обаятельный персонаж - его саркастичная наставница Клер. Немногие проблески юмора в книге связаны именно с ней.

Единственное, что мне понравилось в Киномании - та часть, что посвящена олдовому Голливуду, тут Рошаку удалось передать атмосферу золотого века, ту магию, что заставляет и сегодня пересматривать черно-белые фильмы, жаль, что книга этим не ограничивается.

Кино родилось на ярмарке, и через сто лет вернулось туда же.
Агнешка Холланд

Я до сих пор помню, как я влюбился в кино. Мне, выходцу из XIX века, оно представлялось высшей формой магии, волшебства, наполненного необъяснимым очарованием и притягательностью. И нет ничего удивительного в том, что предмет обожания у нас с Гейтсом был один: Жанна Моро. С той только разницей, что в моем случае это был «Жюль и Джим» Трюффо. После просмотра этого фильма я очень полюбил песню Le Tourbillon…

Elle avait des yeux, des yeux d'opale
Qui me fascinaient, qui me fascinaient
Y avait l'ovale de son visage pâle
De femme fatale qui m'fut fatal
De femme fatale qui m'fut fatal

Я представлял, как сам встречаю La femme fatale, прекрасную, свободную, нежную, способную прыгнуть в канал или, переодевшись юношей, со смехом носиться по городу. Жанна Моро влюбляла в себя весь утонченный мир 60-х, я не был исключением. Затем меня унесла La Nouvelle Vague, вот так до сих пор и болтаюсь я в море Le Cinéma. Кино — новое чудо света, прекраснейшее из искусств, оно способно заключать для себе и наслаждение для глаз, и для ума и для ушей.

Фотография - это правда. А кино - это правда 24 кадра в секунду.
Жан-Люк Годар

Кино одно из самых противоречивых видов искусств. Самое доступное, самое приближенное к людям, оно постоянно меняется, порой даже мутирует. Что может быть общего между «Седьмой печатью» и «Дэдпул 2»? Между ними 60 лет, а на деле — пропасть. Процесс создания шедевров постепенно заменяется процессом создания золотых слитков.

Теперь, возможно, подошла очередь обратиться к «Киномании» (правильнее сказать, к «Фликеру»), которая очень чувствительно относится к киномутациям, и зрителю, с алчностью пожирающему киношлак, хлюпающий кровью, насилием и глупостью. Гейтса волновало, как подобные «произведения» повлияют на общество, а меня волнует другой вопрос — влияет ли вообще искусство на общество, или же искусство — это отражение всех тех процессов, что бурлят в окружающем нас мире?

В случае с Саймоном Данклом — скорее второе. Люди готовы были к фильмам Данкла, они хотели их. Мне сложно поверить, что его творения смогли бы сделать эту толпу тупее или кровожаднее, он всего лишь поставил перед ними зеркало.

Если говорить о современном кинопроизводстве в целом (и о Голливуде в частности), то и первый вариант развития событий встречается повсеместно — у людей формируются искаженные представления о жизни, мире и тд. Рафинированный секс, отношения, выстроенные по инструкции. Что уж говорить, кино — прекрасный способ воздействия на разум даже без под-образов, впечатывающихся в под-сознание.

А знаете, кто еще любит воздействовать на человеческие умы? Правильно, — церковь. Поэтому не вижу ничего удивительного в том, что книга, начинающаяся как романчик о любви к кино и женщинам, перерос в историю с теорией заговора и элементами триллера. Другое дело, что цели Сироток для меня остались размытыми — куда проще было поверить в надвигающийся конец света, чем в то, что они создают стерилизирующее кино. Долго, сложно, затратно.

Кстати, вы знали, что Рошак ввел понятие «контркультура»? Поэтому, возможно, не зря именно вид Campbell’s Soup Can натолкнул Клэр на мысли о более подробном изучении Макса Касла, она, как никто другой, чувствовала, куда дует ветер. Клэр в целом — была именно тем персонажем, что толкает весь сюжет. Благодаря ей Джонни пристрастился к кино, благодаря ей же занялся изучением Касла (только благодаря ей написал свою работу), она же свела его с отцом Анджелотти. Так что, спасибо, Клэр, за бессрочный отпуск в теплых краях!

Не удивлюсь, если Клэр — это сам Рошак. Я читал и ощущал, как хочется ему высказать свое собственное мнение обо всех и вся, а персона киноманки (возводящая это искусство в ранг религии) подходит для данной роли как нельзя лучше. Почему Рошак решил сделать себя женщиной? Возможно, он подсознательно хотел переспать с Орсоном Уэллсом, а возможно все просто сводится к роли секс-кино-гуру героя-простачка, который, в отличие от своей наставницы, — обычная пешка, плывущая по течению сюжета. Окружающие делают открытия, приходят к выводам, подталкивают его к действиям, в то время, как сам Гейтс довольно легко подчиняется малейшим толчкам, ведомый всего лишь любопытством, но никак не силой воли или сложным мыслительным процессом. Желание спасти мир преобладало над инстинктом самосохранения. Возможно, и кино ему было не особо нужно. Изначально для него это был способ познать мир и ту сторону жизни, что так надежно прячут взрослые от подростков. Затем это все наложилось на первую «любовь», затем — Джонни вырос, а оказалось, что в его жизни, кроме кино, больше ничего и нет. Возможно, единственная наука, к которой Гейтса по-настоящему влекло, была конспирология.

Макс Касл вышел настоящим архитипичным героем: бережно взращенный Сиротками Бури, он восстает против них. Создается впечатление, как будто все его творчество было направлено на то, чтобы «убить» их в себе. Он яростно оскверняет символы их веры в своих фильмах, но, как всякий блудный сын, возвращается в отчий дом, прося о помощи, надеясь, что те ему не смогут отказать. Примечательно так же то, что отделившись от катаров, он остался приверженцем их учения, это сидело слишком глубоко в его сущности: он испытывал отвращение ко всему плотскому, отвергал возможность сексуальных отношений с женщиной (в привычном понимании этого дела). Другой на его месте не смог бы жить в обществе обычных людей — похотливых, алчных и тщеславных, но Касл был всецело поглощен работой, его, казалось, совсем не заботили повседневные мелочи. Окончательным штрихом в его портрете является образ старика, который просто смирился со своей участью (отчасти от того, что ему оставили его работу и то, как он изо дня в день кропотливо занимается ею, не надеясь на зрителя, одобрение, награду, — поражает).

Если бы меня спросили, о чем эта книга, я бы ответил, что о кино. О том, какие смыслы оно может нести и что его предназначение определяется глазами смотрящего. О том, что это и искусство, почти магия, и просто биология. И что кино можно рассматривать с любого угла, и каждый будет по-своему прав… О силе кино и о том, что не надо об этой силе забывать. Возможно, заговор катаров — неправдоподобная выдумка, но и нацисты, и коммунисты этой силой пользоваться умели — и пользовались. Так что… кто знает, что с вашим сознанием делает кино сегодня?

Как говорил О'Райли: «Все теории заговоров рождаются в пустом желудке». Так что, плотный обед способен избавить вас от любых волнений! И не пускайте к своему столу итальянских монахов, они вам испортят аппетит!

Села писать рецензию и не смогла вспомнить название книги. С кем не бывает? Полезла подсмотреть – и осознала, что весь план рецензии летит коту под хвост стремительней, чем Катерина с обрыва, ведь книга называется «Киномания». Нет, не «КИНОмания», как сперва подумалось мне и даже не «Кино+Мания», а «киноМАНИЯ», так что мое намерение накатать длинное (не менее семисот слов, кэп у нас это четко отслеживает) серьезное полотнище с фразой Ленина (а что может быть серьезнее слов Ленина?) о «важнейшем из искусств» в качестве эпиграфа, несколькими отсылками к известным кинематографическим объектам (да, уровня «Люк, я твой отец», «Ты не пройдешь» и «Добби свободен», но все равно считается!) и до обморока заанализировать детективную линию, пеняя автору на дэнобрауновщину, терпит сокрушительный крах. Ведь вместо кино могли быть вино, домино, музыка, театр, кулинария, семейство Кардашьян, ЗОЖ и качалка, «Игра Престолов» или ворлд оф танкс, это вообще незначительный элемент, главное тут – ручка, до которой доходят герои, потакая собственной одержимости, а не форма, которую эта одержимость приняла. Более того, я, например, опасалась начинать эту книгу (не люблю смотреть на текст как первоклашка на дифуры), из-за страха между несоответствием моего уровня и уровня книги, но ознакомившись с талмудом, поняла: лишние знания – лишние печали. Бесконечное мельтешение знакомых имен, названий, слишком ясное понимание культурного контекста только помешает восприятию, ведь оно поставит читателя на одну доску с персонажами-киноманами, позволит ему зассоциировать себя с ними, интеллектуальный балласт утянет на это дно и не даст взглянуть на ситуацию со стороны. В итоге книга станет восприниматься как приключенческая история, а не как наблюдение за человеком, постепенно переходящим грань между увлеченностью и манией. На неофитов в мире кинематографа (меня, в частности) такая лавина информации впечатление производит сильное и сразу ваяет автору имидж человека шарящего, а то, что смысл происходящего, быстрее вкурит не эстет, отсмотревший тонну унылых черно-белых фильмов категорий А, Б, В и прочих букв алфавита, а тот, кому мамка в детстве запрещала «Покемонов» смотреть, потому что двадцать пятый кадр разрушит психику и заразит эпилепсией, не так уж и важно.

Сюжет книги напоминает компьютерную игру по мотивам книжной серии о Нэнси Дрю: главный герой (я название книги забыла, так что не рассчитывайте, что я его по имени назову, ладно?) ввязался в квест, пытаясь найти ключи к творчеству загадочного режиссера Макса Касла. Но все дороги ведут в никуда, за каждой раскрытой тайной его поджидает тайна новая, современники загадочного постановщика умалчивают детали, а подсказки ведут не к истине, а к новым подсказкам. Подсадила его на это дело бывшая любовница Клэр, та еще синемаголичка, на момент начала повествования и встречи с главным героем (пусть будет Джон, что ли?) владевшая заштатным кинотеатром со специфическим репертуаром «для избранных» на паях со своим бывшим любовником Шарки играет музыка из заставки «Санта-Барбары». На них произведение и фокусируется, как это обычно бывает, когда есть три ярких персонажа, их характеры и взаимоотношения отлично укладываются в схему: Сердце – Разум – Душа. На примере этого трио автор наглядно демонстрирует разницу между увлеченностью и одержимостью.

Шарки увлечен. Он по жизни раздолбай, что-то вроде постаревшего Шэгги, так и не встретившего своего Скуби. Он любит кино по-детски восторженно, не анализируя, не придираясь, полагаясь больше на чувства и инстинкты. Шкала его оценки имеет два критерия «понравилось – не понравилось», большего ему не нужно. Шарки – массовый потребитель, обычный зритель и он, несмотря на склонность к злоупотреблению веществами, разгильдяйство и неуемное либидо – самый адекватный тип из всех (но у кого нет недостатков?).

На грани между двумя этими состояниями балансирует Клэр. Не смотря на то, что о кино она не затыкается даже в постели, ей хватает рациональности сдерживать свою страсть, хоть та порой и прорывается сквозь барьеры разумности. Клариссе хватило ума монетизировать свою увлеченность, осуществить мечту многих: получать доход от хобби. Она – критик, ее подход слишком пристрастен и академичен, оперируя интеллектом и интуицией, она препарирует фильмы, раскладывая их по полочкам, и именно это спасает героиню от падения в бездну безумия, Клэр всегда остается в шаге от нее. Даже в момент кризиса, когда ее святыню вот-вот подвергнут осквернению (пленку с любимым фильмом передадут в руки нациста и военного преступника), она умудряется сохранить здравый смысл. Круг интересов ограничен, но познания широки, это позволяет не зацикливаться на каких-то определенных фактах, а видеть общую картину происходящего.

И, наконец, Джон (или Джек?). Он маньяк. В детстве его покусала учительница литературы, в юности Клэр оттрахала все мозги своими киноманскими лекциями и теперь двойное дно персонаж не находит только там, где уже нашел тройное. Джон цепляется за ниточку и спешит распутать весь клубок, не замечая в своем помешательстве, что только больше и больше запутывается во всей этой ерунде. Его мания поглощает все свободное время и постепенно создает стену между ни и окружающим миром. Сначала отдаляется семья, потом друзья, приятели, коллеги, постепенно исчезают все «лишние» – не связанные с интересующей его отраслью кино – люди. Даже та, что подсадила его на фильмы, та с которой он впервые увидел ленту Касла, отступает перед этой манией, признав свое поражение. Главный герой по-настоящему живет лишь в те моменты, когда проходит свой каслоквест, люди ему интересны только как источники информации о Максе Касле, он готов пожертвовать свободой, достоинством, жизнью ради мотка вожделенной кинопленки или ответа на вопрос.

Книга – всего лишь объяснение, как он дошел до жизни такой. Объяснение психологически точное, емкое, интересное, без разудалого экшена, ярких событий, неожиданных поворотов, они здесь и не нужны. «Киномания» произведение монотонное, приправленное размышлениями и измышлениями. Слог у автора приятный, некоторая зануднось даже придает шарма. На отсылки я откровенно забила, поленившись даже гуглить абсолютное большинство, они показались той самой мишурой на елке, что призвана скрыть некоторые мелкие огрехи деревца типа недостатка игрушек, проплешин и общей кривоватости ствола. С ритма сбивали моменты, связанные с очередным вселенским заговором, демонизированными катарами и предапокалиптичным мандражом, которые я восприняла как стеб над подобными мотивами в литературе. Сама по себе "Киномания" - отличный тест на параноика: если вам начинает казаться, что в идее о существовании катаро-масоно-тампильеро-госпитальерско-жидомассонского заговоре есть смысл, то

Картинка из интернетов, отдаленно подходящая по смыслу

Забавно читались сетования Джона по поводу испорченности молодого поколения, отсутствия у них художественного вкуса – очень тонко передал автор тот момент, когда человек, утратив молодость, теряет с ней и ощущение реальности, искренне начинает верить, что «раньше было лучше» (а главное – высокоморальнее, ага, конечно).

К сожалению, не смотря на многочисленные плюсы, пятерку или даже четверку я поставить не смогла. Почему? Как ни странно, не из-за вышеупомянутой дэнобрауновости или даже объема, а по более тривиальной причине: Рошак собственноручно надломил мир, который создал. Как? Да очень просто: на главного героя вешаются тетки. Все тетки (только монашка устояла, это был момент, когда автор меня действительно удивил), независимо от возраста, национальности, профессии, социального положения. Это глупо, это неправдоподобно, это пошло и примитивно, это похоже на лелеяние каких-то авторских комплексов и закрытие гештальтов, это портит картинку, это бывает только в рекламе АХЕ. В конце концов, это заводит мое воображение в тупик. Каким образом? Объясняю наглядно: представьте, что у вас есть сосед по лестничной площадке, допустим, дядь Валера (имена и фамилии вымышлены, все совпадения случайны). Он немолод, пожухл и любит рыбалку. Не, не так. ОН ЛЮБИТ РЫБАЛКУ. Об этом знают все соседи и особенно вы, несчастный человек, постоянно спотыкающийся о снасти в тесном коридорчике, регулярно пробуждающийся в четыре утра от шумных сборов за стеной, знающий о запахе жареной рыбы все. Если ненароком завести с ним разговор, становится понятно, что ваш сосед может рассуждать о блеснах и прикормке часами, по тому, как дернулась леска определяет, что за рыба попалась на крючок, знает рецепты 150 видов наживки. У тому же, он знаменит в кругах рыболов, председательствует в местном клубе, дважды на региональное тв был приглашен в качестве гостя программы и заметка в газете была (с фотографией!), когда он мега-леща поймал. Но ни о чем ином он даже думать не в силах, вся его жизнь сфокусирована на поплавке, он живет, ожидая, как тот дернется и никакому комару или лягушке (а на большее окружающий мир не тянет) его не отвлечь. Представили? А теперь подумайте, как, часто ли порог его холостяцкой берлоги переступает нога женщины? У меня есть четкий ответ: раз в месяц, когда из жэка приходят показания счетчиков снять. Он же не тянет даже на равнодушного типа вроде Печорина, которым можно увлечься чисто из-за его безразличия, он-то не безразличен, а увлечен, просто, какими-то странными вещами. Жарит ли он при таких обстоятельствах кого-то кроме свежепойманой рыбы? А сами как думаете? Даже если возникнет женщина – это будет одна-единственная женщина, а не толпы их, скорее исключение, чем правило. А теперь замените «рыбалку» на «кино». Ясно-понятно? И вот такая мелочь смогла подпортить общее впечатление и заставить усомниться во всем произведении. Получается, Рошак сначала четко дает понять читателю, что «дьявол кроется в деталях», описывая фильмы Макса Касла, а потом нарушает собственные постулаты, что сильно сказывается на общем впечатлении от произведения. Не надо так.

Кино – одно из величайших искусств иллюзии. В первой половине 20 века оно стало самым простым и действенным способом для сообщения. Позже эстафету перехватило телевидение, а в настоящий момент – ролики в социальных сетях, обретающие статус вирусности. История, рассказанная в книге, касается жизни и карьеры выдуманного режиссера Макса Касла, временные рамки карьеры которого как раз обозначают золотую эпоху Голливуда от 20-х до 50-х годов, а также трансформацию кино вплоть до 70-х годов, поданную в повествовании от лица главного героя книги Джонни Гейтса, одного из первых энтузиастов, начавших исследование как кинофильмов, так и самого феномена кино. Здесь встретится множество имен и названий знаковых и не очень режиссеров и их кинолент. Но особый интерес будут представлять целлулоидные шедевры категории «В», из которых выйдет популярное кино современности – не обремененное сюжетными изысками и особым смыслом, но зато изощренные в спецэффектах. Причем тех, которые вызывают ужас и отвращение. Большинство из этих лент – воплощение и продолжение набиравших популярность в начале века комиксов эротического содержания, графических историй ужасов и незамысловатых приключений. И если комиксы – это статичные кадры для обстоятельного изучения и зависания над особо возбуждающими воображение страничками, кино – это комикс-насилие, внедряемое в разум на той скорости, какую срежиссировал его создатель.

В оригинале книга называется вовсе не «Киномания», а «Фликер». На самом деле английское слово не является аналогом русского. Фликер – это основное устройство, которое создает «двигающиеся картинки», выдающее световой поток с определенной частотой. Одним из основных мистических посылов автора, что мигание света в темноте кинозала производит основной гипнотизирующий эффект на аудиторию, заключая важнейший деструктивный смысл – борьбу света и тени, наличие двух равных начал. Макс Касл, несмотря на то что занимается производством фильмов, жанрово соответствующих приключениям, ужасам и эротике для кинотеатров сомнительного репертуара, все-таки отходит от мысли, что мигание и призванная отвращать или переступать через табу картинка как раз и создают популярное кино. Он претендует на создание качественного кинематографа, где табуированное умело скрыто в войне двух святых начал. Но вот появляется поп-арт, движение хиппи, а потом панков и вседозволенного во всех сферах медиа становится больше. Искусство перестает нести тайные смыслы и лишается обнадеживающих посылов.

Поначалу кажется, что основные герои книги: Джонни Гейтс и Кларисса Свон – занимаются именно вопросом того, что есть искусство кино, а что – мусор, существующий только один день. Начало, середина и финал книги (три эпизода) как раз об этом – о свалке, об одноразовых лентах, об искусстве компиляции, а не творчестве как таковом – создающем то новое, которое преображает человека и человечество. Основная часть книги (все остальные главы) будет совсем о другом – о религиозном культе, о всемирном заговоре и пессимистическом видении рождения, жизни и смерти вплоть до конца света в 2014 году. Фликер в контексте этой истории станет символом противостояния темного и светлого бога, которые вышли из дуалистических верований, нашедших себя на территории Европы в христианских ересях: гностицизма, манихейства, богомильства… В какой-то момент истории (12-14 века) они стали одной из самых популярных христианских церквей на европейском пространстве, противостоящей католикам и вызвавшим альбигойские войны.

Кажущиеся поначалу рациональными разговоры об искусстве, перемежаемые порнографическими эпизодами слушателя (Джонни) с лектором (та самая Кларисса) переходят в явную мистику, касающуюся религиозных вопросов. Знакомясь вместе с героем с историей кино и устройством кинотеатра, читателю придется осознать, что читает он нечто вроде мистического триллера, в котором даже встретится персонаж, иронизирующий над тем, насколько мир несерьезно относится ко всевозможным теориям заговора, поэтому любая подобная история непременно помещается в категорию «В», развлекательную популярщину, что и произошло для меня в отношении этой самой книги.

Да, ее определенно увлекательно читать. Она как колобок: каждая глава – это знакомство с новым персонажем, раскрывающим частичку целостной картины, в которой главную роль все еще продолжает играть Макс Касл. Макс Касл – это песенка, которую напевает колобок, он же и лиса, встреченная Джонни (Иванушка/колобок) в самом конце сказки…

И тут самое время взять книгу русских народных сказок, где вполне вероятно есть и о колобке, и об Иванушках. Одна из таких была у меня в детстве, и, думаю, в детстве практически каждого из нас. Еще там были сказки про Лису Патрикеевну, Михаила Потапыча и Волка Зубоскалыча в различных комбинациях с именами и без. И вот однажды эта книга превратилась для меня в опасное чтиво, мерзкую развлекательную порнуху из той самой популярной, но бесполезной категории «В». Случилось это после ознакомления с чуть более настоящими сказками о персонажах-животных – сказками , имеющими смысл, имеющими целостность, имеющими, со всей их сомнительностью и народной пошлостью, иронию, возвращающую здравость происходящему. Русские народные же сказки то ли в советском, то ли действительно популярном старом народном пересказе ничего, кроме извращений морали не содержали. Каково же было мое удивление от еще одного открытия: сказочные повести, являющиеся образчиками средневековой литературы Руси, и, по сути, явившиеся первоисточниками для различных народных сказок, - это продукт распространения богомильской ереси, представители которой пользовались такими риторическими способами внушения, как рассказывание сказок и басен. Заподозрить неладное было не так просто, потому что ересь распространялась болгарами, южными славянами, подарившими на пару с грекоговорящими византийцами церкви Руси её церковный язык. А как помнится из курса русской литературы, вплоть до противостояния Карамзина и Шишкова народ легко подкупался памфлетикой, написанной церковнославянизмами.

В общем-то «Киномания» как раз о том, как понятие о противостоянии света и тьмы, добра и зла прочно вошли в человеческое сознание с помощью богомилов (катаров, альбигойцев и всех их друзей), подбивая все жизненные основания. И это касается не только оценки социального и материального положения, из этого следуют кризисы рождаемости, вооруженные и идеологические конфликты, психологические отклонения и депрессии. Насколько часто современный человек встречается с вопросом справедливости, завязанной на неравенстве, на существовании явного злого мира, плохих людей, жестокости и насилия? Вопрос этот обычно звучит риторически: если Бог благ, то откуда все это? Те, кто чуть более дегенеративен, дает ответ, что беды следуют как наказание за провинности перед Богом. Совсем же безнадежные люди, не подразумевающие о своей полнейшей наивности, уверены в простой «истине»: есть добро и есть зло. Для этого совсем не обязательно называться религиозным человеком. Именно эта фраза и есть суть ереси, берущей начало с первых веков христианства и закончившей свою явную жизнь с момента, когда открытые войны дискредитировали апостольскую церковь. Вот вам небольшой кусочек их тайной истории, выдуманной Теодором Рошаком по мотивам пугающей реальности.

Страх вообще одна из главных черт того, что мир погряз в данном заблуждении. Читая книгу, я смотрела даже не на общую ситуацию, а рассматривала конкретных людей из своей жизни, которые осознанно выбирают именно этот путь понимания жизни, чаще всего неосознанно, потому что в какой-то момент легко доверились любым своим воспитателям, одним из которых точно было и кино. Вспомнила я того знакомого, который всю свою жизнь занимается погружением в фильмы категории «В» и читает различные хорроры. Читая «Киноманию», я зашла на его страничку, где регулярно отображаются посты об оценках, выставленных им на Кинопоиске. Меня почему-то совершенно не удивило, что последние фильмы, просмотренные параллельно с моим чтением, повторяли репертуар кинотеатра «Классик» (из реального), когда он перешел через границу маргинальности в сторону производителей дурного вкуса – это стало новой классикой, умирающей в день премьеры. А вспомнила я того человека потому, что его жизнь – это сплошной страх и отсутствующий трах. И последний факт вовсе не был проявлением целомудрия. В общем-то, как и благотворительность в большинстве случаев не является добром, а мораль – выразительницей праведных жизненных ориентиров. Безнадежность и смерть эроса – то, что рушит веру, но дает неплохой ее заменитель оправданием отсутствия тем, что оно существует в качестве небытия. Мифы о злом Яхве (что вообще-то оксюморон для христианства: несуществующий Сущий) и посмертного состояния в виде бестелесных духов – все из той же серии.

Жаль, что книга написана скорей технично, чем творчески. В ней скрыты неплохие мысли, удачный юмор и уместная ирония, она последовательна и не содержит провисающих эпизодов, сбивающих темп чтения… Но она, как фильмы Макса Касла, все-таки из категории «В», хоть и затрагивает значимую и интересную тему, однако не получающую всестороннего освещения. Вероятно, она затерялась в мельканиях фликера, поверив в существование темного начала наравне со светлым.

Читать книгу, где перечисляются различные кинофильмы, называются известные актёры, режиссеры и пр. для меня примерно то же самое, что оказаться сейчас на другой планете. С одним исключением, планету мне было бы все же интересно исследовать. Поэтому все вступительные перечисления я пропускала мимо, не вникая в детали. Возможно, это не позволило уловить мне ряд тонкостей, посвящённым явно было бы интереснее, но я старалась лишь схватывать основное направление. И тут стали возникать некоторые поражающие меня вещи. То, что у некоторых актёров немого кино возникли проблемы с появлением звукового, это было понятно, известно и неудивительно. Но то, что в Америке, этом известнейшем гнезде разврата и пугале всего СССР, до 1975 года была особая цензурная комиссия нравственности, я и знать не знала. Фильмы, где хоть как-то можно было увидеть обнаженную натуру, приходили из Франции, а в Америке подобная плёнка врезалась и уничтожалась (или ходила исключительно на чёрном рынке как порнография). Впрочем, и тут есть своя логика, французы делали искусство, а американцы, когда им это разрешили, именно порнографию.
Следующим удивившим меня моментом стало то, что наш герой перерос свой пубертатный период, не уйдя с головой в тяжёлый рок и наркотики, а стал воспринимать кино именно как искусство. Благодаря лекциям своей подруги, преподаваемым в весьма оригинальной форме, он перешёл от просто поглощения фильмов, к их осмыслению, причём на научном уровне, с философским подтекстом и пр. Стал учиться в этом направлении, написал диссертацию, словом, далеко ушёл от подростка, бегавшего с компанией по городу в поисках кинотеатра, где можно было бы посмотреть порнуху. Вместе с героем повзрослела и книга, мне удалось выбраться из под завалов незнакомых имён и названий, теперь улавливая уже общее направление развития кинематографа. У нас даже появились общие взгляды с героем, он также не одобрял увлечения последующего поколения и то, во что превратился некогда столь любимый им кинотеатр. Но интереснее здесь не его ностальгические впечатления, а его новое увлечение, кинорежиссер Макс Касл. Не могу сказать, что я в восторге от его картин, да и наш главный герой испытывал от них какое-то отвращение, смешанное с ужасом. Но оно, а также тайна, окружавшая этого режиссера, притягивали его к себе как магнитом. А самое интересное, конечно, это маленькие тайные ходы, которые добавлял режиссер в свои фильмы. Что-то из разряда 25 кадра, когда зрителю показывают то, что не видно невооруженным глазом, но воспринимается сознанием. Как и главного героя, меня очень захватили эти фокусы, все это происходило еще в далеко доцифровую эру, и проворачивать подобные штуки было далеко не просто, здесь требовалась рука мастера как для задумки, так и для воплощения. Мне приходилось сталкиваться с куда более примитивными, но тоже увлекательными вещами, типа специальных фильтров на фотоаппараты, тоже в пленочную эпоху. Но в современном цифровом мире все это смотрится безумно устаревшим, ведь есть фотошоп, а там твори все, что тебе в голову взбредет.
Еще один немаловажный момент в книге, это секта, катары и тоненькая ниточка, тянущаяся в глубину веков, куда-то к инквизиции, тамплиерам и пр. Сразу скажу, во-первых, она выглядит слишком уж фантастической, во-вторых просто так вышло, что она заинтересовала меня меньше. Поэтому я и не стала на ней останавливаться и размышлять на тему, преемниками кого являются катары, являются ли они ими вообще, кто помогал братьям Люмьер, кто изобрел кино и прочее, прочее. Что до самих сект, их влияние - это сила, которой нельзя пренебрегать. Иногда эта сила бывает и положительной, вот посмотреть, они берут к себе сирот, талантливых сирот, предоставляют им все возможности для роста и развития, поддерживают во взрослом мире. Далеко не многие, имевшие семью, могут похвастаться такой надежной опорой в жизни. С другой стороны, любая секта должна иметь финансовую поддержку, соответственно, у нее есть свои интересы во взрослом мире, и от своих оперившихся птенцов она требует ответной помощи и работы на ее благо. Впрочем, считать ее деятельность благом или нет, зависит и от самой секты, и от человека. Но вот вырваться из этих цепких колец уже будет проблематично. Эта завязка великолепно и драматично отражена в книге, особо блестяще выполнена концовка. Впечатление, что автор уже начал писать в духе Нила Стивенсона. Я совершенно не ожидала встретить такую развязку, когда начинала читать эту книгу. И именно такой поворот, наконец-то продемонстрировавший, что у книги есть свой самостоятельный сюжет, а она вовсе не паразитирует на известных кинокартинах, и увлек меня, и повысил итоговую оценку за произведение.

Это очень круто, хотя вряд ли станет моей любимой книгой.

Более всего поражает, как мастерски Рошак смешивает реальных режиссёров, актёров и фильмы с выдуманными, и я, в общем, очень хорошо разбирающийся в категории Б, треше и эксплуатационном кино (а роман в основном именно об этом жанре), лезу в Интернет, чтобы почитать о незнакомом мне имени - а такого имени и нет, его Рошак выдумал.

Да, роман прекрасный (хотя и с откровенно слабой концовкой - но это не так важно, там в другом кайф), но всё-таки я продолжаю придерживаться мнения, что если вы не разбираетесь в Poverty Row, в продукции Mascot, Monogram или Republic, в творчестве Вэла Льютона или Жака Турнёра, то вы потеряете в этой книге целый слой.

С другой стороны, "Киномания" великолепно объясняет, почему треш - это не "гадость", а заслуживающее особого внимания и изучения направление в киноискусстве. Вряд ли кто-то смог бы объяснить это лучше Рошака, человека, который ввёл в искусство понятие контркультуры,

Книга толстая (928 стр. в переводном варианте), но весьма захватывающая - при условии, что вы не имеете ничего против частых описаний тех или иных кинематографических трюков (с таинственно-конспирологическим уклоном). Наряду с несколькими вымышленными фильмами и персонами из киноиндустрии, в романе упоминаются десятки реальных фильмов (от картин эпохи немого кино до "Новой волны", оскароносных лент, голливудских ужастиков категории B, арт-хауса и андеграунда 60-х и 70-х годов прошлого века), актеров, режиссеров, операторов, продюсеров, кинокритиков и пр., и пр. Некоторые названия и имена узнаются без труда и дополнительного похода в Гугл (напр., "Мальтийский сокол", "Гражданин Кейн" или снявшие их Орсон Уэллс, Джон Хьюстон - эти двое даже появляются в кадре на страницах романа в качестве действующих лиц), по другим даны обширные сноски (ну, или википедия вам в помощь).

Все вышеперечисленное связано между собой не только принадлежностью к самому молодому из искусств, но и деятельностью некой тайной религиозной организации, цели которой проясняются только во второй половине романа, и то не до конца. И тут читатель получает почти полный набор: средневековая борьба католической церкви с еретиками, катары, тамплиеры, дитеизм (двоебожие), разбросанные по всему миру загадочные приюты "Сиротки бури", скрытые от невооруженного глаза изображения на кинопленках с известными и совершенно трэшевыми (порой буквально) фильмами, от которых мороз по коже. Лично мне интереснее всего было читать именно про эти скрытые изображения; Рошак описывает их с такой тщательностью и изобретательностью, что совсем несложно их "увидеть" - и тут же содрогнуться от отвращения. Именно такого эффекта и добиваются создатели описываемых спецэффектов (и сам Рошак, разумеется), и делают они это настолько мастерски, что одинаково сильно пробирает как зрителей - героев книги, так и читателя. А заговоры, крестовые походы и инквизиция - это уже кремовые розочки и вишенки на торте, мало ли об этом историй написано.

Кстати о всемирных и тайных заговорах. Совсем близко к финалу история начала развиваться классическим образом: герой узнает о сути заговора и ищет способ ему помешать. Дочитав до этого места, я несколько расстроилась, ожидая, что опять всё сведется к беготне по закоулкам и подземельям от смертельно боевых монахов в рясах. К моему читательскому счастью, этого не произошло. Возможно, самый-самый финал может кого-то разочаровать, но мне он показался наиболее правдоподобным в тех декорациях и с теми героями, которых придумал Рошак.

В кино я профан.
Было время, когда через всю Москву ездили на фестиваль итальянских фильмов. Выстояли огромную очередь, чтобы через 10 минут уйти с "И корабль плывет...". Единственный фильм, просмотренный трижды- "Однажды в Америке".
Те, кто любит кино, связан с ним, почерпнут массу подробностей о монтаже, постановке, специальных приспособлениях. Треть романа- для них. Еще часть- подробное описание фильмов в жанре хоррор и созданной ими атмосфере.
Для меня же- затянуто и не страшно. Реальность куда как страшнее. И! Не рекомендую читать верующим. Брат Юстин в восторге от фразы Сифилиса, которую возьму на вооружение для разгромной рецензии: "Это эпос. Настоящий, в ж... , эпос"

Дальше...

Сначала стиль не понравился- слишком витиеват ( "Кинофильм- это размазанный по ломкой ленте жидкий бульон иллюзий...) или вызывал недоумение: "Он производил впечатление недоразвитого (...) с врожденным западением яичек"- они что, под носом нависали, что это было внешне заметно? И это если не углубляться в медицину.
Казалось, что автор сам запутался в придаточных предложениях. Но потом вспомнился момент, когда Клер взглянула на рассказчика, и он пожалел, что не может толково ответить на вопрос, чтобы показаться умным. О! Как бы хотелось такой эротической педагогики! Бывает ли такое или буйная фантазия автора ( мой опыт мизерный)?!
Поставить три звездочки? Нет! Вопросы, поставленные в романе, взгляд на некоторые проблемы очень своеобразен!
Например, изобретение: благо или вред? Где "золотая середина"? Может, изобретателя убить? ( На огне Прометея люди сожгли Бруно)
А детишечки? Как не процитировать любимого Сашу Черного:
Ведь лишних и так миллионы.
А "предвиденье" 2014 года?
Бжезинский сказал, что "самым возбуждающим средством для мужчины является власть". Мне кажется, СМИ такой властью сейчас обладают. А что будет, когда возникнет возможность участвовать в сериалах ( как в "451* по Фаренгейту")?
Был у меня хороший товарищ. Умница. Но пил. Даже во время лекции однажды свалился. Нам говорил: "Пока мы пьем- дураки и бездари рвутся к деньгам и власти".
И пока мы смотрим на экран. И пока читаем.