Условно пригодные

Судя по романам Питера Хега, в Копенгагене даже в середине июля очень, очень холодно. С неба капает противная снежура, по улицам гуляют зловещие ветра, а у всех жителей голубые глаза. Если бы ад был холодным, то он был бы в хеговском Копенгагене. А может он там и есть.

«Условно пригодные» - это очень камерный, малоактивный и практически бессюжетный роман. То есть, сюжет то на месте, но он больше играет роль декораций для сольного выступления Питера Хега. «Знал ли паук, что такое время?», - едва слышно, но очень выразительно спрашивает датчанин у своего читателя. Все молчат и сдавленно сгладывают. В зале холодно и душно. В буфете тихо тикают часы. Питер Хег ломает своим героям пальцы.

Любопытно, но пока Хег делится своими размышлениями на счет времени (а он это делает большую часть повествования), иногда на что-то отвлекаешься и думаешь о чем то своем. Обычно это не самая лестная характеристика книге, но в данном случае этот процесс очень гармоничен. Хег словно катализирует интеллектуальную деятельность, процесс для нынешней литературы крайне редкий. Кстати, весь роман очень гармоничен сам по себе - только у Хега в одном предложении соседствуют Бог и тригонометрические функции, а детей он сравнивает с пауками, и это не выглядит напыщенным или неуместным. Наверное, так и выглядит гармония. Датская гармония. Питер Хег убивает в книге детей.

Весь этот холодноватый покой очень неожиданно разгоняется к середине повествования, когда Хег неожиданно начинает идти по стопам повести Стивена Кинга «Рита Хейуорт и спасение из Шоушенка»: пальцы начинают ломаться чаще и громче, интрига ощетинивается, на мгновение начинает казаться, что сейчас последует вспышка, взрыв, наконец-то станет теплее. Нет, не станет. Последнюю треть Хег опять только размышляет. Время, линейность, цикличность. Он ходит туда-сюда по сцене и засыпает своего читателя вопросами, на которых не существует ответов. Хочешь – не хочешь, а прислушиваешься. И думаешь. Датская детская жизнь – оказалось, это та еще вечеринка.

В виде бонуса - лучшее оформление книжной серии, которое есть у нас в стране. Конечно же, это Рафаэль Санти (под личиной Андрея Бондаренко).

Зима близко. C Новым годом.

Ваш CoffeeT

Это был грандиозный эксперимент. Собрать в школе всех детей - нормальных, слабоумных, больных, правонарушителей, дефективных - и всех их поднять вверх, к свету. При этом не должно быть сомнений в том, что окружающий мир всегда только поднимает. Надо только изо всех сил постараться. Поэтому приходится скрывать, что на самом деле есть много мест, где время тянет вниз, к уничтожению.

Это было невозможно вынести. Пережить несколько сиротских домов и не сойти с ума. Все время находиться на границе, попасть в категорию "условно пригодного и закоренелого преступника", все больше опускаться вниз, но никогда не терять мужества. Мальчик Питер похож на дикого звереныша, всегда настороже, всегда готов дать отпор. Отсюда и проблемы со сном - он просто не может себе позволить полностью отключиться и расслабиться. Дни тянутся бесконечной серой линией. Но в глубине души все таки есть ощущение, что все могло быть иначе. Что совсем не обязательно все должно быть таким тяжелым, серым и однообразным. Но выхода не было. Пока в школе он не встретил Катарину и Августа.

Эта школа была настоящим "механизмом для облагораживания". Ее деятельность соответствовала "духу времени" и "вечным ценностям". Она была полностью закрыта от окружающего мира и о происходящем внутри знали на самом деле только ученики. Дети даже не сознавали, что физические наказания это ненормально и что можно попытаться это прекратить. С другой стороны, регулярно наказывая учеников физически, школа и учителя подвергали себя огромному риску. Но ведь делалось это ради великой цели. И они были абсолютно, безгранично уверены в том, что их идеи и представления о прилежании и точности приведут к полной гармонии в обществе, что в конце-концов свет полностью победит тьму. Это была прекрасная фантастическая теория о времени, детях и единении. Но поступки оказались полностью оторванными от этой теории. На первый взгляд, ничего предосудительного не происходило. Просто в воспитании детей на первом месте школа поставила точность и аккуратность. Но при этом зашла так далеко, что достигла границы того, что может вытерпеть человек.

Это была настоящая катастрофа. Это был край пропасти, предел. Предел тому, насколько при помощи инструмента времени можно оказывать давление на человеческую природу

Довольно странная книга. Сложно описать свои впечатления, оставшиеся после чтения, сложно сказать, о чём она. Скорее всего центральная тема — исследование природы времени, а сюжетное обрамление о частной школе, социальном эксперименте и искалеченных детях — всего лишь фон для философских рассуждений, которые местами интересны, но больше скучны и утомительны. Из-за того, что повествование не только скачет во времени, но и перемежается вышеупомянутыми философскими вставками, нет ощущения цельности, история словно склеена из плохо подогнанных фрагментов, поэтому и то и дело рассыпается на отдельные составляющие. Помимо исследования времени, автор поднимает много сложных тем, но как-то вскользь. Здесь и давление системы на отдельных индивидуумов, и жестокое обращение с детьми, и о том, как одиночество сводит с ума, как спасает любовь и дружба. Но всё это показано редкими вспышками, которые практически не вызвали отклика.

Повествование кажется намеренно сухим, отстранённым, как будто наблюдаешь через толстое пыльное стекло. Сначала это прекрасно работает на создание нужной атмосферы, передачу холода, обреченности, отчаяния. Насилие, описанное сухо и без деталей, без эмоций, пугает и поражает. Но со временем появляется ощущение какой-то депрессивной беспросветной монотонности. Всё плохо, будет ещё хуже. Никаких проблесков, акценты лишь на ужасах происходящего с той же дикой отстраненностью. Вероятно, из-за этого в какой-то момент просто перестаешь сопереживать, превращаясь в такого же отвлеченного наблюдателя.

Последняя четверть книги показалась крайне затянутой, и это при общем малом объёме. Создавалось впечатление, что некоторые моменты добавлены, чтобы хоть как-то набрать число страниц. В целом, ощущение, что история началась с ничего и закончилась ничем. Никакого послевкусия после себя она не оставила, никаких чувств.

Питер Хёг так тщательно скрывает свою биографию, напускает вокруг себя туману, иногда даже пропадает на десяток лет из поля зрения книголюбов, молчит, молчит, молчит, но при этом пишет "Условно пригодных", которые обезоруживают откровенностью и возбуждают недоверие. В самом деле, сложно поверить во всю эту историю, я только к концу поняла, что он действительно пишет про самого себя, а не про какого-то отвлечённого Питера-сироту, который по имени-то упоминается всего пару раз. Но нет, биография подтверждает: этот роман действительно автобиографический, значит, это Питеру Хёгу выбивали зубы, засовывали голову в унитаз, справив туда нужду (и это воспитатели!), его насиловали, над ним проводили опыты по изучению жестокости в попытках интегрировать в нормальное общество социально покалеченных людей. Смог ли он когда-нибудь в него войти, как полноценный член? Нет, так и не смог, хотя умудрился стать знаменитым писателем и оставить далеко позади эти ужасные приговоры и оценки, толкающие его в группу почти слабоумных детей.

Мы привыкли думать, что в Скандинавии красиво, чудесно и спокойно. Так-то оно так, но пресловутое спокойствие достигается страшными методами. Трудно поверить, что всего в 70-х годах прошлого века подобные вещи творились в датском интернате. А ведь это даже элитный интернат, где словно овощи выращиваются лучшие члены общества. А в чём опыт? В том, что к этим будущим сливкам, усердно взбиваемым кулаками и скукой, подмешиваются подгнившие выродки, тупиковое звено эволюции – агрессивные и даже опасные элементы. Путём строгого контроля администрация интерната пытается социализировать их, но при этом она думает вовсе не о детях. А дети – вот они – со своими мыслями и страхами, со своими признанными слабыми умами, которые хотят доскрестись до истины, что происходит, и выползти из этих пут, которыми их так тщательно обернули. И вот Хёг исследует время с самого детства. Что он нам говорит? Что не может исцелиться по волшебству юный цветочек, втоптанный в грязь грубым башмаком. Если он вырастет, то он будет кривой и уродливый, но и так можно жить. А пытаться выпрямить его силой – значит, делать только хуже. Кто вообще сказал, что все люди должны быть одинаково славными, ходить в ногу, причесываться под одну гребёнку и жить по одним и тем же часам? Чем больше читаешь скандинавских авторов-"социальщиков", тем острее понимаешь, что относительное благополучие в стране приводит к тому, что общество гниёт изнутри "втихую". Какой ад творится в белокурых головах этих спокойных северных ребят! Что они творят друг с другом!

Очень интересно, действительно ли Хёг переживал тот галлюцинаторный опыт, который описывает. Вполне возможно, что да. А вот последняя часть романа немного "не в жилу". Она ценна сама по себе, как полуфилософское эссе, однако напрочь сбивает только-только раздувшееся пламя интереса к сюжету и событиям. Может быть, с неё надо было начать. Может быть, её стоило дать приложением. А так она разбавляет роман до "общей температуры по больнице", когда среднестатистическое повествование получается тухловатым. Конечно, никакого среднестатистического повествования не существует, я имею в виду, что склейка двух совершенно разноплановых произведений, пусть и на общую тематику "время", получилась слишком грубой.

Всё это было неожиданно, вялотекуще, мучительно, но местами интересно.

Долгое время избегала творчество Хёга. Не знаю, почему. Было какое-то подсознательное отторжение что ли.
Но всё-таки мы встретились.

Это история о детях, времени и эксперименте в частной школе.
Питер, Катарина и Август попадают в частную школу Биля. Питер - сирота, который без конца меняет учебные и воспитательные заведения - одно другого "лучше". Начиная с учреждения, в котором управляющая макает детей в унитазы, заканчивая интернатом, в котором преподаватель домогается мальчиков.
У Катарины не так давно после тяжелой болезни умерла мать и повесился отец. А Август, самый младший из детей, сломлен - у него самая мрачная история на фоне непрекращающихся избиений в семье.
Собственно, школа Биля ничем не лучше тех заведений, в которых побывал Питер, - ее директор лупит детей и в период экзальтации отмечает это в своем "дневничке". Да и, честно говоря, все учителя в этой школе какие-то ненормальные фрики. Детям нельзя друг с другом контактировать, ведь они, сложные дети, - объекты секретного эксперимента. Питер и Катарина догадываются, что в школе "что-то не так со временем", они чуют какой-то тайный заговор и совместными усилиями распутывают этот клубок.

Читается нелегко. Сюжет мрачный, беспросветный. И стиль изложения совсем не облегчает задачу - какой-то рваный, не линейный, сумбурный. В самом начале вообще сложно разобраться что происходит и с кем.
Дети-подростки слишком по-взрослому философствуют о времени. Третья часть романа - это практически одна сплошная лекция на тему времени, и, если ты не увлекающийся этим вопросом человек (а я себя к таковым не отношу), читать эту часть невероятно скучно.

Если подвести какой-то итог: впечатления неоднозначные. Наверное, нужно прочитать у автора что-то еще.

Во-первых, я с ужасом понимаю, что непрочитанных книг Питера Хёга все меньше. Мне остались два совсем ранних произведения – «Ночные рассказы» (1988) и первый роман автора «О чем мечтал двадцатый век» (1990), который вроде как обещают издать на русском в этом году, далее роман 1996 года «Женщина и обезьяна» и собственно всё. Есть еще некая книга «Effekten af Susan» 2014 года, но на русском о ней почти нет информации.

Во-вторых, начав читать «Условной пригодные» я с ужасом поняла, что не понимаю нравится мне или нет))) К счастью, теперь по окончании, могу сказать да, мне это понравилось, хотя для меня это сильно отличается от того стиля Хёга, к которому я привыкла за предыдущие три книги.

Думая о ней уже несколько дней, я поняла причину своего некоторого отторжения. Для меня это книга-пощечина из прошлого, напоминание о том сколько всего я предала в себе в процессе взросления. Момент, конечно, дискуссионный. Например, уместно ли столь жесткое слово «предательство» в отношении столь естественного процесса, как отказ от чего-то в пользу нового знания. «Стать взрослым - это значит забыть, а потом и отказаться от того, что было важно, когда ты был ребёнком» - пишет Хёг, и с этим сложно поспорить. Взрослые люди с детской или подростковой системой ценности, даже если они и есть в нашем обществе, вряд ли они проходят через наши социальные фильтры…

Формально это история про трех детей из школы-интерната, которая иногда, благодаря детско-подростково-мистическому восприятию реальности становится чуть-чуть похожей на жестокий «Дом, в котором…» Мариам Петросян.

Но что это на самом деле, я не берусь сказать. Эксперимент?

Порой мне кажется, что никогда я столько не размышляла о времени, боге, творчестве, жизни и смерти, как в 13-16 лет. Наивное время невинности, когда мозгов, теоретических знаний и воображения уже хватало для рассуждений, а гормоны еще не диктовали мозгу, о чем думать и за что переживать.

Мне пришла в голову забавная мысль, что мой сегодняшний преувеличенный скепсис к любой мистической составляющей реальности, мой воинствующий атеизм и жесткий рационализм растут из того времени полудетства-полуюности, когда я была как никогда открыта любым теориям мира, когда я в равной степени верила в Кастанеду, биоэнергетику, контролируемые сны и танцы на луне с теми, кого любишь. Смерть все расставила по местам так, как только она умеет. Мальчик Питер из книги Хёга так и остался «условно пригодным» к этой жизни и когда взрослый Питер появляется на страницах книги, ты понимаешь, что он не слывет «городским сумасшедшим» только в силу высокой толерантности и лояльности европейского общества, помноженной на систему максимально возможной адаптации людей с любыми особенностями к обществу. А вот я стала «пригодной на 100%». Хотя, как верно замечено в книге: «когда так долго борешься с прошлым, стараясь удержать его на расстоянии, это совершенно изматывает».

В книге очень много вещей которые мне отозвались, но есть и то, что оставило равнодушной, например, все отступления и встроенные эссе о природе времени меня не раздражали, но и не цепляли, я и правда так давно этим переболела, что читать это было неловко, примерно также как свои детские дневниковые записи, и даже не совсем интересно.

Однако есть и удивительные, жемчужной ценности вещи, о которых стоит поразмышлять. Например, мне, наверное, будет сложно теперь говорить кому-то (кроме собаки), что он молодец, потому что «когда ты хвалишь, ты одновременно и судишь» - мысль может кому-то очевидная, для меня ставшая маленьким откровением. В книге есть сцена, когда маленькая девочка, забравшись на горку кричит «Посмотри где я» и мимо проходящая абсолютно левая женщина говорит ей, что она умница. «Ребенок просил внимания. Она просто просила, чтобы на нее посмотрели. Но ей дали оценку. «Какая ты умница». Никто никому не желает зла, когда оценивает людей. Это просто потому, что всякого из нас так много раз тестировали. В конце концов уже не можешь иначе мыслить». По-моему, это просто очень крутое замечание!

Вообще, к этой книге Хёга у меня сложилось какое-то безумно эмоциональное отношение. Я постоянно вижу в голове образ: на стене мозаичное панно – яркое, красивое, где каждому кусочку свое местечко и вдруг кто-то подходит с обратной стороны, ударяет по стене, и мозаика осыпается. И мне все время кажется, что, если начать серьезно думать хотя бы над одним тезисом, идеей или проблемой из этой книги, то моя система ценности просто рухнет, развалится на бессмысленные не структурированные размышления об устройстве мира.

Ну, вот например, я встречаю такой пассаж: «Никто никогда так и не смог прийти к единому мнению о том методе, при помощи которого можно определить, что один рисунок, одно блюдо, одно предложение, одно ругательство, одно взламывание двери, один удар, один национальный гимн, одно сочинение по датскому, один школьный двор, одна лягушка или один разговор хороши или плохи или лучше или хуже, чем какие-нибудь другие», который через какое-то время выходит на вопрос: «Но если не существует никакого способа определить, что хорошо и что плохо, почему все ведут себя так, как будто он есть?» и понимаю, что всё, в одном этом кусочке можно просто утонуть, можно спорить до хрипоты, ломать копья, воевать и пожизненно искать ответ. И к слову, не найти. И таких ловушек в «Условно пригодных» много – образование вообще, смешение детей с принципиально разными жизненными обстоятельствами в частности, где проходят границы нормальности и отклонений, природа власти и то, как она деформирует психику - можно долго вытаскивать смысл и за каждый можно крепко «зарубиться».

Очень, очень хочется мне свой фанатский кружок имени Питера Хёга расширить хотя бы до двух, трех участников.

Читайте Хёга, делитесь впечатлениями!

Определенно, книги о необычных школах - это современный тренд. "Гарри Поттер" Роулингз, "Дом странных детей миссис Перегрин" Ригза, "Дом в котором" Мариам Петросян... Популярность этих сюжетов невозможно объяснить только целевой аудиторией - многие из них гораздо глубже и шире, чем способен осознать подросток или студент.
Я хочу рассказать еще об одной "школьной" книге - "Условно пригодные" Питера Хёга. Речь идет о довольно престижной датской частной школе, где в семидесятых проводился эксперимент по совместному обучению детей разных способностей из разных социальных слоев. Благая цель -- подготовить "неблагополучных" детей к жизни в современном обществе - как обычно не смогла оправдать средств, которыми ее пытались достичь. Типичная для Хёга (а, кстати, и для всех вышеперечисленных книг) атмосфера бесшовного контакта реальности и вымысла, раскачивает сознание читателя как раз настолько, чтобы подготовить к восприятию главной идеи романа. Герои-дети одержимы идеей исследования времени, самостоятельно постигая его парадоксальную природу и антропоцентричность.
Я вижу центральный конфликт этой книги в противоречии между индивидуальным и групповым отбором, когда интересы личности диаметрально расходятся с интересами социума.
Развлекательным этот роман не назовешь, но чтение, на мой взгляд, не скучное и очень полезное, так что рекомендую

Питер Хёг умеет задавать вопрос. Какие угодно - риторические, явные, скрытые, вообще не предусмотренные сюжетом, но возникающие в ответ на отдельные его повороты. И это очень круто, потому что когда перед тобой появляется знак вопроса, ты начинаешь размышлять, сопоставлять, искать - ты больше не сторонний наблюдатель, ты вовлечён в процесс. И вне зависимости от того, насколько твой ответ совпадает или не совпадает с авторским, книга оставляет свой отпечаток, а это в конечном счёте самое важное.

Вообще, даже сами выбранные темы, независимо от формы, сюжета, героев, не могут оставить равнодушными. Хотя несмотря на явный акцент на теме времени, для меня на первый план вышла скользкая проблема нормальности/ненормальности и логичное её продолжение - а судьи кто?.. Главный герой (=автор) стоит на грани - он "условно пригодный" к жизни в обществе. Одно неловкое движение - и он снова окажется на обочине праздника. Хотя какой там праздник... Условия интернатов для сложных сирот - отсутствие отопления, головой в унитаз, сексуальные домогательства - не могут, конечно, не приводить в ужас, особенно когда речь идёт о Скандинавии, которую любят ставить в пример в вопросах социальной защищённости, но к тому, что в таких местах должно быть плохо, ты как-то морально готов. Никто никому ничего не должен, всем плевать на всех - а не наивно ли вообще ждать человечного к себе отношения?.. Что удивляет гораздо сильнее, так это элитная школа, больше напоминающая сплав концлагеря и казармы. День расписан поминутно. Общение между учениками запрещено, зато не запрещены телесные наказания. Каких членов общества они надеются взрастить в таких условиях? О какой нормальности и пригодности к жизни в обществе может идти речь, если процесс социализации отсутствует от слова "вообще"? Поэтому ужас вызывает не эксперимент, в котором дети и подростки выступают подопытными кроликами, а сам факт существования подобного учебного заведения, в которое ещё и считается за честь попасть. Подозреваю, что вопрос о том, насколько реальна такая школа, у читателя не должен был возникнуть, тем более, что книга автобиографична, но тем не менее.

Да, это тот самый Хёг, которого я знаю по "Смилле...". Он одинаково увлекательно пишет об оттенках снега и ответственности подростка за тех, кто рядом; он мастерски выстраивает повествование, сгущая тучи и нагнетая напряжения; он отлично вписывает морозные северные пейзажи и северные же меланхолию и социопатию в канву сюжета. Жаль, что эффект от напряжённой полудетективной истории трёх подростков против системы оказался смазанным заключительными рассуждениями о времени - они показались мне надуманными и слишком размытыми.

Очень странная книга о времени. Как мне показалось дети, странные , больные, одинокие - все лишь декорации к мыслям автора о времени, причем так , с большой буквы : Времени и пространстве, Времени и людях, Времени и человеке, и их всеобщем соотношении.
Пока читала было ощущение ускользающих минут, столько там о них пишется.
Если рассматривать декорации , а именно людей , то эта книга рассказывает об одном большом эксперименте с введением детей с отклонениями - поведении, психике, в социальном положении в общую систему жизни. Идея хороша, когда не сопровождается такими методами. Не открою ничего нового, но - детей любить нужно, тогда все методики будут работать. А без любви... Что же , нелюбовь порождает отчуждение, отчуждение - непонимание, непонимание - ненависть. Какой результат может быть от взаимной ненависти?
В-целом неплохо читалось, но по моему личному восприятию - куда слабее "фрёкен Смиллы".

В детстве у меня были глобальные нелады со временем. К примеру, я никак не могла уложить в голове, что такое завтра, и почему завтра оно будет уже - сегодня. И невозможно же было понять, почему час - это не когда обе стрелки на единице, а пять часов - не когда обе стрелки на пяти.
Зато я долго не сдавалась в попытке отмотать время назад, до самого момента рождения. И все же по-прежнему первое, что я помню - это сны, которые снились мне в два года, когда я была на море. Не само море - а сны.
Счастливое тогда было время, на самом деле. А вот когда завтра и прочие временные понятия в голове улеглись, тогда и началась совсем другая жизнь. Принять цикличность времени - значит перейти в стадию взрослого детства. Формально ты еще ребенок, но фактически - живешь по законам взрослого мира и принимаешь эти законы.

Но я о Хёге вообще-то.
Если бы не книжный клуб, вряд ли я бы еще когда-нибудь прочитала что-то у Хёга. Потому что Смилла. После нее мне и в голову не приходило взяться за Хёга снова. Просто это такое... Кажется, что автор выплеснул всего себя. Все, точка, больше ничего не может быть... и не должно, не надо.

Но я об "Условно пригодных".

Переступив порог школы, я сразу же превратился в того ребенка, которым был двадцать два года назад, и именно в этом обличьи я и встречался со взрослыми.
Они были защищены. Время обернуло вокруг них оболочку. Они шутили и торопились, а наша встреча не оставила в их памяти никакого следа.
Так было тогда, когда я учился в школе Биля, так обстоит дело и сейчас, так будет всегда. Вокруг взрослых обернулось время, со своей торопливостью, своим отвращением, своими амбициями, своей горечью и своими далеко идущими целями. Они уже больше нас не видят, а то, что они увидят, они через пять минут забывают.
А у нас, у нас нет кожи. И мы помним их до скончания века.

Что еще тут скажешь? Насчет Хёга я была не права.