Щегол

Можно глядеть на картину неделю и потом ни разу о ней не вспомнить.
Можно глядеть на картину всего секунду и помнить о ней всю жизнь.

Все-таки насколько мы все разные, это просто потрясающе! Воистину, сколько людей - столько и мнений; особенно если дело касается каких-то больших, редко кого оставляющих равнодушными вещей. Причём, это выражение применимо к любой области, будь то политика, кино, литература, живопись. Возьмём хотя бы данное произведение Донны Тартт
Почитав многочисленные отзывы, можно разделить читателей как бы условно на два лагеря: "Полный восторг!" и "Боже, что я только что прочитал/а, у Донцовой в сто раз лучше". И это есть хорошо, так как равнодушно-нейтральных из лагеря "ну так себе, на троечку вытягивает" сравнительно мало. А любая критика, будь она конструктивная или даже деструктивная, развивает и продвигает. Я очень рада, что с первых же страниц торжественно присоединилась к лагерю искренне полюбивших этот роман. Он просто восхитителен, по моему исключительно субъективному мнению, и хочется от души поблагодарить автора за этот многолетний труд, который лично мне позволил немного с другой стороны взглянуть на искусство, узнать что-то новое и в очередной раз убедиться, что искусство является неотъемлемой частью нашей реальности.
Роман написан изящно, без пошлости и грубости, без избитых, заезженных тем или ставших такими обязательными в наше время повсеместных упоминаний людей нетрадиционной сексуальной ориентации, афроамериканцев (желательно беженцев или эмигрантов), евреев, смертельно и неизлечимо больных, Второй (или на худой конец Первой) мировой войны и т.д. Ещё лучше свалить всё в кучу и выдать на горà очередной бестселлер о каком-нибудь смертельно больном одиноком негре-гее, который на резиновой лодке бежит из своей воинствующей с соседними племенами банановой республики; в пути знакомится с не менее одиноким геем-евреем, между ними вспыхивает большая светлая дружба. В конце все умирают на фоне прекрасного заката. Всё, занавес. Всем спасибо - все свободны. Лучше потратить десять лет, как это сделала Донна Тарт, и написать хорошую книгу, чем раз в два месяца выдавать очередную банальщину с претензией на качественную литературу.
Исключительно детально был проработан каждый персонаж. Видно, что автор трепетно любит каждого из них: ранимого Теодора, честного Хоби, шального Бориса, трогательную Пиппу и даже гаденького Люциуса Рива. Правда, частенько в ходе повествования меня немного поражала некоторая наивность и заторможенность Теодора. В доброй половине диалогов на обращенную к нему реплику он просто тормозит: "что? где? а? почему? зачем? кто?". Всё понятно: посттравматический синдром, отсутствие путеводной звезды, сплошное одиночество, ведомое кем попало и куда угодно. Наркотики тоже повлияли на ментальное и физическое состояние. Но все-таки юный Деккер с изящной легкостью вводил окружающих в заблуждение; даже тот же самый Хоби, с которым Тео бок о бок жил и работал много лет, не думал не гадал об определённых наркотических пристрастиях своего подопечного. Потом, сфера антикварного искусства подразумевает большие деньги, огромные состояния и не всегда честные сделки, а часто и совсем не честные. И иногда наивность Тео, несмотря на недюжие способности вести дела, не может не удивлять.
Конечно же не могла не посмотреть фильм, чтобы сравнить впечатления. И знаете, фильм мне тоже понравился, снят качественно и отлично подобраны актёры. Хотя в два с половиной часа времени сложно уложить восемьсот страниц книги, однозначно рекомендую и книгу, и фильм.

Давненько я не читал таких больших по объему книг, да и редко я берусь за такие произведения, не зная ранее автора, без каких либо особых рекомендаций. Но в этот раз рекомендация как раз и была особая, а именно в "Новогоднем флешмобе 2022".
Это долгое путешествие выпало как раз на мой небольшой двенадцатидневный отпуск. Ну и так символично вышло, что с этой книгой я начал свой отпуск, ну и к его окончанию я ее и дочитал.
Хоть у книги и отличные рейтинги, но насколько я слышал и читал разные отзывы, мнения насчет нее разделились. Кому то книга понравилась, а кому то показалась слишком занудной и растянутой. А у меня вот какое то смешанное мнение, мне очень понравилась книга, но в каких то моментах она действительно показалась мне немного растянутой, но ни в коем случае не занудной.
Перед нами вроде бы обычная история взросления и становления человека, только вот во всей этой истории есть некая изюминка, "небольшой" штришок, который оставил огромный отпечаток. Украденная из музея картина, кардинально меняет жизнь главного героя. А вот в лучшую или в худшую сторону, это уже решать вам...
Картина голландского художника Карела Фабрициуса - "Щегол" это тот элемент, вокруг которого строится вся книга и вся жизнь главного героя. Настоящий шедевр, оказался текуч и сумел просочиться и в сердце и в разум с самых разных сторон, совершенно необычным, особенным способом.
Развязка книги для меня была неожиданной. Сюжет вроде бы и тек как небольшой ручей по каменистой местности, но под конец развернулся и пошел против течения. Многое конечно сложилось не так как я ожидал... но и не я писал эту книгу, что бы все шло по моему...
Возможно эта книга, перевернет кому то жизнь, как "Щегол" перевернул жизнь главного героя.

"То, ради чего стоит быть в этом мире, через боль переступая
Это жизнь и свобода.
То, что дано каждому из нас, у каждого есть свой шанс
Это жизнь и свобода.
То, что важнее любых слов, любых понятий и суждений
Это жизнь и свобода.
То, что придаёт нам силу творить и любить
Это жизнь и свобода."
Многоточие

Тринадцатилетний Тео Декер теряет свою мать при жутком террористическом акте в Метрополитен-музее. Нам предстоит прожить с ним путь его взросления, знакомство с новыми людьми. Обзавестись лучшими друзьями, найти своё место «под солнцем», среди того мрака, что окутал его. Переживания, страхи, боль, предательство, снова потери, одиночество, непонимание. Единственный верный спутник, что сопровождает взрослеющего мальчика — это картина «Щегол» Карела Фабрициуса, обладателем которой он стал при загадочных обстоятельствах.

Донна Тартт как писальница мне очень импонирует. В прошлом году, стыдно признаться, по уши втрескалась в «Тайную историю», что дало почву для более плотного знакомства с ее творчеством. Общая атмосфера и манера письма каждый раз срабатывает как портал, стоит мне только открыть книгу, я совершаю какой-то невероятный, фантастический, необъяснимый скачок, оказываясь в лодке, среди спокойного (пока) моря. Моё маленькое средство передвижения очень ненадёжно, неспешное повествование, ветром в спину, несёт меня в неведомую неизвестную даль. Чем дальше я продвигаются в тексте, тем беспокойней становится море, волны мягко бьются о борт, вдалеке я вижу чёрную бездну, к которой, упорно качаясь, несёт меня моя лодка. Вспышки молний ослепляют. Но мне не страшно и не зябко, буйство окружающей среде не заставляет меня цепенеть, я продолжаю двигать сквозь эту непогоду к своей точке назначение и я твёрдо уверена, что дойду до конца. Моя лодка и я в ней — читатель, волны и стихия — интригующий динамично развивающийся сюжет, герои книги и их поступки. А вот эта невидимая, словно материнская, сила, которая помогает тебе дальше двигаться без происшествий, словно кокон и защитный щит, та, которая одурманивает тебя и доставляет наслаждение, дарит умиротворение — это все великая способность Донны Тартт подать текст. Он настолько яркий и ощутимый, что я слышу все запахи романа: масляная краска и лак. Пыль от штукатурки, древесный дым, табак и много скорби. В этот раз мой выбор пал на последний написанный роман писательницы, который смог поглотить всю реальность и я по счастливой случайности попала в "лагерь" тех читателей, что полностью погрузились и прониклись атмосферой произведения.

Так же отмечу, как было приятно прикоснуться к искусству. В романе фигурирует обилие предметов разных направлений и эпох. Мы начинаем знакомство с Тео как раз в музее, где он узнаёт много нового о картинах от своей матери. Дом Барбуров, квартира Хорста, отель в Амстердаме, работа в антикварной лавке. Он сознательно (а может и нет?) связывает свою жизнь с искусством, таким важным для горячо любимой им матери и идёт «по его следу». Толкает ли его на это обладание «Щеглом»? Отождествляет ли Теодор себя с картиной, что мертвым грузом лежала на его плечах? Сравнивал ли он себя с изображённым на ней действующим лицом, которой пронзительным взглядом впивается в тебя, залезает внутрь, словно кожу натягивая твою пустую оболочку на себя. Чувствовал ли Тео себя такой же маленькой одинокой птичкой, цепью удерживаемый бессмертным шедевром Карела Фабрициуса? Такой же обманкой? Таким же смирившимся со своей участью? Вот только шедевр смог возродиться после трагических обстоятельств связанных со смертью художника, восстав из пепла крушения, словно феникс. Наш же герой после взрыва в музее, кажется полностью потерял себя и своё «я», цеплялся за картину, как за спасательный круг.

Абсурд возможно, но разве не хотелось кому-то из нас быть ближе, насколько это возможно, да хоть разок прикоснуться к «бессмертному». Обрести немного знаний, силы, собранной веками и оставить свой след. Замереть в вечности.

Все попытки написать отзыв о последнем романе Донны Тартт непременно окажутся бессмысленными. Стивен Книг легко отделался, выдав ёмкое и многозначительное «Таких книг, как "Щегол", за десять лет появляется штук пять, не больше. Она написана с умом, и с душой. Донна Тартт представила публике блистательный роман». Да, наверное, старина Кинг прав, хотя иногда он тоже бывает тем ещё критиком, и сотню раз подумаешь, верить ему или нет. Но да прибудет «страна радости» с ним, а я, пока пекутся маффины, буду писать про «Щегла», сразу ставя под сомнение объективность собственного мнения.

Только ленивый не сравнивал Тартт с Диккенсом: роман-воспитание, «Большие надежды», «Дэвид Копперфильд» и всё такое. Этакая жизнь глазами буржуа, приходящие увлечения и бесцельные блуждания юной души. Но вот, что я всегда любила у Диккенса – отсутствие излишней сентиментальности в тексте. У Тартт её тоже нет.

Да, ребята, она пишет, как мужик! Неспешно, монументально, но без розовых бантиков и слез в платочек. Конечно, можно упрекнуть писательницу, что, мол, герои пустоваты, а проблемы неглубоки. Неправда, они просто не истеричны.

Наверное, есть те, кто устал от холериков и бесконечного ора о ценах на нефть и санкциях. И им нужен столп спокойствия. Тот, кто просто методично и качественно делает своё дело – пишет об искусстве в эру потребления, не причитая разбирается в проблемах, и будто хлопая тебя по плечу, говорит: «Да, чувак, есть такая ерунда, и скорее всего, будет ещё хуже, но, поверь, биться в конвульсиях рано». За это и Пулитцеровскую премию дать можно.

А в спор о гениальности или расчетливости создательницы «Щегла», я вступать не хочу. О достоинствах и недостатках романа известно без меня. Скажу только одно – десять лет того стоили, и я готова подождать ещё пятнадцать, лишь бы Донна Тартт оставалась прежней ;)

P.S. Черт, маффины подгорели…

(Почему-то) с очень русским духом.
С автором у меня отношения - честно сказать, сложные. Хотя у нее и вышло-то ровно 3 романа, из которых я прочла (уже) 2. И... "Тайная история" в свое время по задумке была революционной - но набивка...
И вот - "Щегол". Какие там дифирамбы рассыпают этой книги: шедевр, признанный шедевр, неоклассика, живая классика... Допустим...
Главный герой у нас - Тео Деккер. У него в детстве случилась трагедия - и он пронес ее через всю жизнь. Как и картину "Щегол" голландского живописца Фабрициуса, на которую они ходили с мамой. И первая глава - прошла у меня прям как на крыльях. Я аж воодушевилась: может, все правда, поэтому и хвалят, и такой внушительный объем в 800 страниц просто не почувствуется? Но недолго музыка играла и ангелы пели - и следующие страниц 100 я как забуксовала! Да про следующую главу - даже и рассказать нечего: Тео мыкается и ноет.
Борис - (прям немного неожиданно) Борис исправил ситуацию. Русско-украино-поляк - очень живой и бойкий персонаж, который как-то сразу взял Тео под крыло. Я уже хотела сравнивать их парочку с Мумми-троллем и Снусмумриком - но нет. И даже Геком и Томом тут не пахнет. Интересно, конечно, показан "нетуристический" Вегас - но... Борис, какой бы живой и общительный он не был - толкает Тео на дорожку... На дорожку.
Ну а потом было - взросление в Нью-Йорке. Даже на Манхеттене жизнь делится на Верхний Ист-Сайд: респектабельный, весь такой чистенький и пушистенький, с этими его кашемировыми свитерами и сверкающими машинами. И Нижний Ист-Сайд - гранжевый, панковый, попахивающий, весь такой рваный, но - свободный. И Тео будто курсирует между этими мирами, и словно в попытках понять - и где люди счастливее? И главное - а где он будет счастлив?
Отдам должное автору - она прекрасно пишет цветом и звуком. От ее описания картины в первой главе - у меня аж дыхание перехватило, так это было красиво! А... сюжет? Сюжет-то к нам выйдет? Тео - страдает. Да понятно это - трагедия у него произошла. Но - жить же как-то надо! И вся центральная часть напоминает затяжное не проходящее похмелье (да и не похмелье). С духом очень...
Русским - это не особо и завуалированно. И я не только про Бориса - ведь даже целая глава называется "Идиот". Думаю, автор, будучи серьезным филологом, взяла спец-курс русской классики - и сделала из него какие-то свои выводы. Возможно - но...
Спасибо, конечно, тому, кто вбросил, что в последний трети нас ждет ТАКОЙ твист! Я хоть чуть-чуть приободрилась. А... Этот... Ну - не очень уж ваш твист и впечатляет. Даже ворвавшийся гангстерский боевик в стиле Гая Ричи - тоже уже не особо спасает. И когда в последней главе начался (традиционный) монолог - кто мы, за что мы, за что нам все это - я уже впала в какой-то транс.
Вот о чем эта книга? Как мальчик получил травму - и вынужден с этим жить? Как-то фабула в одно предложения, раздутая на 800 страниц, выглядит не очень убедительно. Конечно, некоторые изречения автора в душе откликнулись, вроде:

• Давай будем действовать по уму.
• А сердце?
• А что сердце?

  Но есть такое ощущение, что знаменитая формула русской классики: "Страдают все - писатель, герои и читатели" применима и к этому роману.

Если вы читаете одну книгу в год, эту читать не надо. Ни фига будет непонятно, а только злость на Тео охватит. Так что лучше обратиться к Джоджо Мойес. Или Джоди Пиколт. Ну, на худой конец "Анна Каренина" сгодится. А эту книгу оставьте. На потом, когда количество прочитанного в год больше станет.

Честно говоря, мне практически нечего сказать о книге, кроме того что - захватило и унесло. Неспешное, размеренное повествование о жизни, в которое просто с вышки несешься и с тихим всплеском так под воду. Местами многословно, правда, все эти бесконечные ряды существительных, вот как у Фета Шепот, робкое дыханье. Трели соловья, Серебро и колыханье Сонного ручья, так и у Тартт местами избыточность, особенно когда она тщится изобразить атмосферу. Но это минус такой, нестрашный, не мешает почти.

Даже не хочется иронизировать, у Тео умерла мама, что с ней случилось, "она утонула", то есть взрывом в музее убило. Тео в руки попала баснословно дорогая картина, тот самый заглавный Щегол. И вот Щегол становится крестражем, вот как в Гарри Поттере часть души или чего там Волан де Морта во всякие ожерелья и палочки помещалась, так у Тео в картину душу взрывом унесло. Все, что было хорошего, так это Щегол. Щегол его поддерживает, Щегол ему бальзам на раны льет. Такое вот ощущение возникает, метафорическое, конечно. Это Тео так думает. Или я так думаю. А в остальном жизнь у Тео - говно, прямо скажем. Мама умерла, папа - пипец что такое, игрок, алкоголик и наркоман, и тоже умер, никому он не нужен особо. Единственные нормальные люди - невольный опекун-реставратор Хоби и его "племянница" Пиппа, хотя Пиппа тоже травмированная тем же взрывом. Посттравматический синдром у обоих, ну как им сойтись?

И Тео от постоянного стресса и хронической душевной боли тоже становится наркоманом, "игроком", короче, полный трэш. Подпольные сделки, предательство единственного человека, который к нему по-человечески отнесся, человек полностью замкнулся на собственной боли и стал отморозком. В кавычках отморозком, все-таки рефлексия осталась у него. То есть он и сам видит, кем он стал, но отношение к этому - да ну и пох. Но осуждать рука не поднимается. Пока не походишь в его тапочках - не поймешь как это, скучать, скучать, скучать по человеку, каждый день, до сгрызенных пальцев скучать, до антидепрессантов, до головой об стену, лишь бы заглушить внутреннюю боль.

Тартт так пишет, так пишет, вроде тухло и уныло, а вроде и не оторваться, 800-страничный кирпич уходит в ночь (или три). Не сказать, что легко читать, зато полное погружение в историю обеспечено. О мягко скажем неприятном человеке роман, а послевкусие - теплое. После "Тайной истории" и "Щегла" занесу-ка я ее в избранные писатели.

Любовь к книге – откровение, никогда не угадаешь, когда и где настигнет, как долго удержит в крепких объятьях. Отпустит ли? Бывает, захватит в плен на последних страницах, бывает, познается спустя время, а бывает нечто невероятное, вот как сейчас – раскаленный воздух пустыни и в тишине полудня двое полуголодных подростков ловят галлюцинации от очередной дозы наркотиков. Ничего сюжетно мощного, ничего располагающего, собственно, в этой сцене нет… Но вот позади, где-то запредельно далеко теперь уже любимый роман, а я до сих пор помню, как в вагоне метро, ровнехонько над этой сценой меня накрыло понимание, что с «Щеглом» нам по пути.

Тут бы и разобраться, что или кто есть Щегол. То ли крохотная отважная птица с полотна Карела Фабрициуса, то ли Тео Декер, который бы и рухнул давно в бездну отчаяния, не будь он словно цепочкой притянут к реальности, то ли читатель… То ли я, ухватившаяся за книгу как юркий красавец за жердочку на картине-обманке. Глаз не отвести, впитывать слова, пропускать сквозь себя строчки, волны боли. Вы бывали Щеглом? Я была чуть больше двух недель.
Можно начать с начала, с банального, с сюжета – рассказать о том, что Тео потерял маму и пронес эту боль сквозь годы своей жизни, но ныне, с высоты прочитанной истории, понимаешь, что эта сюжетная завязка – капля в смысловом море романа. Ведь со смертью главного для Тео человека, человека-маяка, мальчик и сам почти умер. Смерть при жизни – движение по кругу, от дома Барбуров до школы и назад. Солнце погасло, но ты почему-то еще дышишь. Еще хватаешься за последние лучи – картину, снятую со стены по просьбе чудного старика, умершего у тебя на руках, за тонкую звонкую девчушку с волосами цвета ржавых листьев, за реставратора Хоби – ненарочитого, понимающего. Способны ли они спасти от боли?
Пожалуй, способны, и история Тео приняла бы благостный оборот куда раньше, но… Если кому-то судьба преподносит щелчки по носу, то мальчику она едва ли не ставит подножки. Почему? За что? Нет времени на объяснения. Холодная сталь самолета, огни большого Вегаса, человек, который предал, и новая жизнь… И Он. Вот так и напишу с большой буквы. Потому что полюбила, ну правда, полюбила Бориса. Что, спросите Вы, в нем хорошего? В этом твоём Борисе? В этом вечно голодном порочном подростке без семьи, в этом проводнике к краю пропасти… А то что он был и остался Другом. Не идеальной иллюстрацией, но одним из немногих, кто услышал Тео. Да, наверно, Ксандра в чем-то была права, когда предрекала их дружбе плохой исход, но если Борис и совершил ошибку, он хотя бы сам все исправил. Чем вам не пример преданности и честности? Разве у Тео было много друзей? Разве что только Хоби да Энди…
А больше… Ну кто? Не отец же, сменивший гнев на милость и то ради собственной пользы. Ни читателя, ни ребенка не обмануть двадцатками и походами в ресторан, щедрыми жестами на кураже от очередного выигрыша… И не миссис Барбур. Я была очень тепло к ней настроена почти всю книгу, все же именно она помогла снять напряжение вокруг Тео в первое время после трагедии в музее, обогрела и была готова принять в свою, пусть и штормовую семью. Однако же мое восхищение обмельчало, когда выяснилось, что она вместе с другими покрывала Китси. Совсем не значит, что автор намеренно лишила Тео тепла, жаждала читательского сочувствия. Ведь кроме Бориса, Хоби, Энди были и Хозе, и Золотко, и Чинция… И ком у горла, когда выяснилось, что дом разбирают на камни, перестраивают, рушат. Лишают последних предметов, напоминающих о Маме.
Долго я металась в своем восприятии Пиппы. Безусловно, ее жаль, ведь она потеряла едва ли не больше Тео. И я мечтала, что однажды тонкая нить, протянувшаяся между ними, выведет к чему-то большему... А потом появился Эверетт. И как же я была зла! За то, что чувства Тео были столь очевидны, а она с ними просто не считалась, за вот это «Здравствуй, мой хороший!» и прикрыть глаза ладошкой, когда у Тео земля уходила из-под ног… За всё! И все же финал меня усмирил. Да, мне хотелось бы счастья для двух потерявшихся людей. Как и многим, вероятно. Только и в своем утверждении, что отчаяние утопило бы обоих, Пиппа права. Мне кажется, что пережив подобную трагедию, нужно иметь с собой рядом якорь, ту опору, которая бы всегда тянула к суше и спасению, а не еще одного утопающего, закуклившегося в боли.
Роман Донны Тартт есть не только исповедь. Погружая читателя в перипетии судьбы Тео, автор доказывает, что жизнь не терпит однозначных подходов. Никто не ведает, к чему ведет тот или иной случай, а трагедия – не всегда прямая дорога к падению. В конечном счете, жизнь привела Тео к Щеглу, к Хоби, к Борису… к Пиппе. Не существует однозначно хороших и плохих событий, хороших и плохих людей. Нам не дано выбирать себе сердца, нам не дано выбирать, кого и что любить. Выбирает Вселенная. И может показаться такой бессмысленной и такой непонятной любовь к картине! Мыслимо ли! Однако ж отважный щегол держал Тео на плаву, он был воспоминанием о Маме и Велти, он был незримой связью мальчика с талантливым художником, он был светом, к которому хотелось тянуться. Он был триумфом над смертью.

И в финале вместе с Тео праздновала этот триумф и я. Ведь мы все-таки выплыли, пусть и ценой невероятных усилий и потерь, вопреки любым предсказаниям! И я скажу честно, подобные заплывы со мной случаются нечасто. Мне привычны сильные эмоции от книг, но так чтобы больше двух недель быть другим человеком… Быть Щеглом! Крохотной птичкой на привязи к книге. Удивительно! Глубокий роман. Роман-откровение. Вероятно, самый колоритный, самый любимый в этом году. Донна Тартт, спасибо!

Я очень люблю реализм и думаю данная книга мне не понравилась в первую очередь потому, что она мимикрирует под реализм, но таковой не является. Все эти мистификации, массовые смерти, невероятные совпадения, героические появления в последнюю секунду, превращают роман в приключенческое чтиво, и не больше. Я люблю, когда мы слышим в книге либо автора, либо главного героя, в Щегле этого нет. Автора я не увидела вообще, разве что это попытки интеллектуального включения через живопись, герой озвучивает исключительно поверхностные реакции на все происходящее, внутренний мир его мы не видим. Он не переживает по поводу мамы или секса с парнем, как это бы происходило в реальности – долго, монотонно, судорожно. В Щегле же просто быстро озвучивается должная реакция и забыли. Единственное, что мне понравилось в романе – это визуализация, очень ярко сериал перед глазами шел. Я не почувствовала взросление героя, разницы между 13-летним и уже взрослым Тео попросту нет, прочитайте первую и последнюю главу – один и тот же человек. Я вижу попытку создать большой американский роман, вложить весь свой авторский опыт, вплести реалии современности. Но честно – бульварщина, попытка осталась попыткой. В книге нет души и новизны. Слишком упрощен главный герой и все личностные взаимоотношения, Россия из 90-ых не привносит новизны ни разу.

"Щегол" прилетел как раз к Рождеству. С него начался новый книжный год, им его можно было бы и закончить. Прямо сейчас, не дожидаясь следующего Рождества. Потому что, во-первых, читать после Тартт невозможно в принципе — за что ни возьмись, всё кажется картонным и пресным, а во-вторых, возможно, и целого года не хватит, чтобы по-настоящему понять и оценить всю горькую прелесть этого плотного тягучего текста, в который проваливаешься с головой и не можешь вынырнуть, даже перевернув последнюю страницу. Донна Тартт, выпускающая по одному роману в десятилетие, — истинный мастер слова, каждая её книга продумана и отточена до совершенства, — штучный товар, ручная работа, тончайшее словесное кружево, к которому страшно прикасаться, а не прикоснуться — ещё страшнее. Потому что разминуться с Тартт — всё равно что разминуться с настоящей литературой: живой, умной, выдержанной в лучших традициях классики и в то же время чертовски современной.

"Щегол", к слову, точь-в-точь такой — в нём есть всё, что мы знаем, помним, любим и считаем лучшим из когда-либо написанного, это — его основа, фундамент, на котором строится новое, монументальное здание, сплав того, что было, есть и будет после, в невозможном мире, где от нас останутся лишь тени, скользящие по опустевшим музейным залам. Бестелесные призраки, замершие перед великими полотнами. Как вон тот мальчишка, пристально всматривающийся в желтогрудую птичку на картине Фабрициуса, — невыносимая печаль в глазах, сухая горечь в уголках губ, скрытая боль в стиснутых ладонях. Тео Декер — мальчик, который выжил и отчаянно жалел об этом; Гарри Поттер, не попавший в Хогвартс; Холден Колфилд, раз за разом возвращающийся в Центральный парк, к одной и той же скамейке, где его должна ждать мама, которой давным-давно нет на свете. Неоперившийся птенчик, навсегда привязанный к взрыву, разрушившему его мир. Не герой, всего лишь человек, проживающий жизнь как катастрофу. Жизнь, возведённую лёгкой рукой Тартт в статус абсолютной ценности.

Поэтому и "Щегла"правильнее всего будет назвать "романом одной души", её долгого хождения по мукам, опиумного сна и пробуждения, когда, казалось бы, проснуться уже невозможно — однажды утром, в Амстердаме, на Рождество. А до этого Тео Декер невзначай пропускает себя через прекрасный и яростный мир, включенный на полную мощность, — успевает побывать в роли домашнего мальчика и съехавшего с катушек подростка, испытать настоящую любовь и попытаться заменить её доморощенной подделкой, найти, потерять и снова обрести истинную дружбу, заварить не одну кашу и вляпаться не в одну неприятную историю. Но при всей внешней событийной насыщенности его внутреннее время течёт обратно — день за днём назад, туда, где нет и не может быть ничего. Неслучайно Тео думает, что лишь гостит в этом мире, и не подозревает о том, как дорог людям, впустившим его в свою жизнь. И лишь картина, украденная из музея, связывает его с ускользающей реальностью, становится тем самым гвоздиком, за который когда-то зацепилась его судьба, зацепилась — и удержалась.

"Щегол" пронизан ощущением хрупкости человеческого бытия, он начинается смертью и между строк дышит ею, но, несмотря на почти осязаемое её присутствие в романе, выводит читателя к свету и торжеству жизни. Через любовь, красоту, дружбу. Последняя, кстати, всегда занимала в художественном пространстве Тартт важное место. И здесь — тоже. Линия Тео и Бориса — одна из самых ярких и эмоциональных линий романа. А сам образ эксцентричного русско-украинского друга главного героя — замечательная и удивительная находка американки Тартт. Наверное, пьяный трёп двух никому, кроме них самих, не нужных подростков под палящим солнцем Вегаса я люблю больше всего. Наверное, сцена финального выхода просветлённого Бориса, рассуждающего о князе Мышкине, — моя любимая сцена в романе. Наверное, и Борис как таковой теперь один из моих любимых литературных персонажей. Есть в нём нечто такое, что понимаешь скорее не умом, а сердцем, и вот как это удалось Тартт — загадка. Как, впрочем, и весь "Щегол" для меня — загадка, так что это и не отзыв даже, а — надеюсь — всего лишь его предварительный набросок.

P.S. "Маленького друга" срочно перечитать. Кажется, в прошлый раз я просто ни черта не поняла.

«Объясните теперь нам, вахтеры, почему я на ней так сдвинут…?»
(Бумбокс, «Вахтёрам»)

Как только я поняла, что маленький краденый «Щегол» - это картина старого голландского мастера, судьба моих свободных вечеров была решена. Уже с первых страниц стало понятно, что книга – нечто большее, чем просто арт-детектив или личная исповедь героя. И уже само вхождение в герменевтический круг её текста показывало: что-то в нём меня зацепило, книга – интуитивно «моя», и я её буду читать каждую свободную минуту, не забывая, кто есть кто, что за чем, не теряя ни логических линий, ни даже второстепенных деталей. С первого же эпизода во мне разгорелась ненасыщаемая мотивация пейджридера быть вместе с этой книгой столько времени, сколько позволит её объём. Этот нечастый эффект чтения «от корки до корки» достигается не просто увлекательным сюжетом или привлекательными героями, а неким резонансом, взаимностью, возникающими от языка и атмосферы книги, её темпоритма и «подробностности», но главное - моей эмоциональной «затронутости» ею.

Одним из моих личных критериев правильно выбранной книги является чувство, что она адресована именно мне, написана в согласии с моим миро- и человекосозерцанием. Желание, выхватив из её «неспешности и подлинности» реплику, описание, фразу, метафору, немедленно сосредоточиться на них, отрефлексировать и слегка «помедитировать» над этим, не спутаешь ни с чем –думаю, оно знакомо любому «книжнику». И на всём протяжении чтения я раздваивалась: с одной стороны, я, как обычно, «жила» сюжетом, существовала в его перипетиях, смотрела своё «внутреннее кино», а параллельно - наблюдала за собой-читающей, пытаясь понять, что же в этой книге такого, что мне не хочется отрываться от чтения, почему происходящее так значимо для меня?

Наверное, больше всего меня привлекла естественная амбивалентность личности Тео, в которой мало того, что трудно различить хорошее-плохое, высокое-низкое, нравственное-аморальное, но, главное, и не хочется этого делать, чтобы не разрушить некую органичную целостность его характера, слегка асоциальную гармонию. Он – как «one of us», с теми же вопросами к себе, жизни и смерти, которые рано или поздно задаёт любой мыслящий человек. Как, наверное, и в реальности, все его качества после пережитого разлома хамартии трансформируются, мутируют, «взрослеют», подвергаются испытаниям, создавая интерактивное ощущение погружения в его живую жизнь. Почти все эпизоды, в которых он делает выборы, совершает поступки или просто предаётся романтической, нравственной или интеллектуальной рефлексии, для меня воссоздавали в каком-то смысле мои собственные и сложные для любого человека экзистенциальные попытки ответить самому себе на вопрос, зачем я делаю то, что делаю. И при всём при этом – этот характер не отталкивает своими минусами и не теряет плюсов, а, как ни странно, наоборот, притягивает к себе. Даже хочется немного побыть в шкуре Тео.

Меня подкупила артистичность, живописность самого повествования, его изящно соблюдаемая художественная мера: ничего лишнего, и всё же очень много - между строк, из чего возникает детальная наглядность происходящего. Ты – внутри, между тобой и книгой - тысячи натянутых нервов, притягивающих вас друг к другу. Если бы существовал жанр «прозоживописи» или «текстоживописи», этот роман был бы его хорошей иллюстрацией. Книга сама – как живописное полотно, в котором играют, сплетаясь и расплетаясь, разные оттенки смыслов. Эти блики смыслов захватывают, их хочется искать и подстерегать на страницах книги: приблизишься – схватишь что-то неуловимо сущностное, отодвинешься подальше – разглядишь в малом смутное и ускользающее большое. Литературный импрессионизм и современный реализм в одном сюжете – для меня самая интересная смесь.

Третье, наверное, что меня сделало поклонницей этого чтения, - внутренняя интеллектуальная эстетика книги. Монологи Хорста я согласна была читать ещё и ещё, потому что они совпадают с моим способом чувствовать живопись. Процессы внутренних метаний Тео, его непрерывный внутренний диалог с самим собой оказались и моим способом спроецировать некоторые заданные им вопросы на себя. Да, собственно, все герои книги (Борис, Поппи, Хоби, мать и отец Тео) - сущностные личностные проекции, которые по-своему нужны любому читателю, чтобы лучше осознать и прочувствовать разные части своего собственного «Я». Для меня это чтение стало чем-то вроде литературного психосинтеза, противоречиво-привлекательной психологической игры, в которую до обморока хотелось… заиграться.

На всём протяжении чтения мне импонировал удачный темпоритм повествования, какая-то его синхронизированность с моими собственными «биоритмами». Хотя в сюжете неизбежны временные пробелы, он не воспринимается мозаично и рвано. Наоборот – эту жизнь, разделенную на неоднородные смысловые части, проживаешь вместе с героем, то быстро и напряженно, то медленно и страдальчески. В неё удаётся вовлечься собственными эмоциями и мыслями. Такая литературная интерактивность – изыск, соблазн, по крайней мере для меня, и это заставляло думать о сюжете и героях даже тогда, когда я была вне чтения. К ним хотелось возвращаться и возвращаться.

И ещё мне понравилась любовная линия. Может быть, это даже оказалась одна из самых трогательных из прочитанных мной историй о любви. Погружаясь в романтические мытарства Тео, я, к собственному удивлению, вместе с автором попыталась встать на мужскую сторону любви, сумев оторваться от привычных женских стереотипов восприятия мужских чувств. Я вообще стала лучше понимать, как люди могут любить друг друга - непрестанно, безотчетно, безнадёжно и жадно думая друг о друге.

Но главное, конечно, - внутренний смысловой посыл книги. Я прочитала, что Донна Тартт писала её десять лет. Наверное, оно того стоило, и за такой долгий срок многие внутренние принципы отстоялись, пройдя экзистенциальную проверку, поэтому последние страницы книги оказались для меня, фактически, изложением индивидуальной авторской концепции жизни. Почти Камю, преломленный через метафору сидящего на жёрдочке и прикованного за лапку щегла. Голая стена. Пустое пространство. Золотой блик на цепочке. Маленький чёрный глаз, полный глубокой печали. И невыносимая нежность перьев на грудке. Да, все мы приговорены к этой жизни, совершаем свой одинокий экзистенциальный трип. Да, мы не выбираем своих желаний, не всегда понимаем, как они родились внутри нас и заставили поступить так, а не иначе. Да, мы часто тянемся к тому, что нас убивает. Да, мы иногда мучительно любим тех, кого нам любить не стоит. И – да, все мы слабы, но тем не менее нам в любых обстоятельствах достаёт мужества жить той жизнью, которая досталась.

Бывают книги интересные, бывают - хорошие, бывают – полезные. Но как же хорошо, что иногда попадаются книги - важные. И тогда даже всё равно, о чём они, – что ему нужно, читатель вчитает и вычитает сам между строк.