The Complete Novels of James Joyce

Бесконечный смысл, стремящийся к нулю. Выраженное дао. Полголовы тригонометрия небес, полголовы зубовный скрежет.

Первая вещь, про которую я вообще ничего не понял. Кроме того, что смысл здесь всё-таки заложен. Несмотря на то, что перед нами особого качества перевод и выборка из отдельных вех оригинала, при значительном усилии концентрации проступают лекала некого сюжета. На одном из уровней можно ухватить привычное передаваемое – кто-то куда-то пошёл, что-то сделал, таким-то был и т.д. – впрочем, всё это иллюзорно. Этаж отдельно взятых слов не поддаётся ни одному из пониманий в привычном смысле.

Учитывая то, как он сделан, мне кажется, текст играет не только/не столько со смыслами – он перемешивает саму сигнальную систему.

Читать откровенно больно, если пытаться воссоздать формальную архитектуру. Так надо ли её воссоздавать? Это послание вынудит абстрагироваться, принять мир и себя как есть - необъятным. Тогда можно получать удовольствие, текст читается как мантра. Или как упражнение – потому что привычка – упрямая вещь.

Ничего нового не скажу. Спойлеры обязательно будут. Господи, ну какие спойлеры применительно к "Улиссу", что за ересь

В прошлом любое начинание завершалось удачей. Один герой похищал в итоге золотые яблоки, другому в итоге удавалось захватить Грааль. Теперь поиски обречены на провал. Капитан Ахав попадает в кита, но кит его всё-таки уничтожает; героев Джеймса и Кафки может ждать только поражение. Мы так бедны отвагой и верой, что видим в счастливом конце лишь грубо сфабрикованное потворство массовым вкусам. Мы не способны верить в рай, и ещё меньше - в ад.

(Хорхе Луис Борхес, "Четыре цикла")

Можно по-разному относиться к гомеровским соответствиям в "Улиссе" Джойса. Например, прикинуть, был ли у тебя в частности и у критиков в целом шанс догадаться о связях с "Одиссеей" без подсказок автора (замечу, что в тексте романа у эпизодов нет говорящих заголовков вроде "Навсикаи" или "Быков Солнца", они поименованы только в комментариях). Или признать, что значительная часть аналогий притянута за уши либо банальна (в этом мнении я не одинока, его разделяют многие серьёзные критики, а также С.Хоружий, переводчик и комментатор сего издания). Можно, наоборот, взять за основу то, что "автор хотел сказать", а значит, безоговорочно принять все предлагаемые им соответствия, в том числе органы, цвета и науки, выбранные для каждого эпизода. Это, как мне кажется, тупиковый путь, потому что автор явно задумал больше, чем смог осуществить, и дополнительные схемы - органы и т.п. - интересны как курьёз, не больше. Всё это - вопрос лояльности к замыслу автора. О лояльности читателя я в последнее время очень много думаю, но не будем сейчас отвлекаться.

Лично для меня вся суть перекличек между "Одиссеей" и "Улиссом" заключена в приведённой выше цитате из Борхеса. Аналогии между Блумом и Одиссеем, Стивеном и Телемахом, Молли и Пенелопой придают в общем-то бессюжетному роману богатое содержание. Гомеровские образы вывернуты наизнанку, равно как и смысл самой поэмы; это воистину "роман века", того самого века, о котором пишет и Борхес, века, в котором "поиски обречены на провал". Скиталец-Одиссей оказывается жителем Дублина, которому странствия разве что снятся, он практически никогда не покидает город (любопытно, что при этом он еврей, на собственной родине иностранец; это потрясающий ход - обречённость на одиночество в городе, чьи мостовые топчешь с детства). Телемах всё так же ищет отца, но с какой-то неясной целью: у Гомера он нуждался в отцовской защите, у Джойса же в итоге отказывается от предложенной помощи. Да этот самозваный Одиссей и не может ему помочь, их пути пересекаются случайно и комментатор метко называет это невстречей. Бесплодны все стремления, захватчики пируют в доме Одиссея, Пенелопа выбирает себе жениха, отец и сын не узнают друг друга, и нет ничего, кроме этой земли, ни души нет, ни загробного мира, только червивые могилы - пока ещё не для тебя.
Кажется, я так много об этом думала, что впала в депрессию.

Комментатор справедливо предостерегает от восприятия "Улисса" как некой "современной Одиссеи", так что не будем особенно углубляться в эту щедрую тему, рай для аналитических изысканий и синих занавесок, символизирующих, что. Кстати сказать, ничего против синих занавесок не имею, а в данном случае умение читать между строк только приветствуется. Своего рода интеллектуальные игры, ради которых всё и затевалось (наверное). Правда, главный игрок тут автор, уж он-то наигрался на славу, а нам что остаётся, расшифровывать, додумывать, читать комментарии критиков и повторять: "вот оно что!"

Так вот, всю эту гомерщину я воспринимаю как очень интересный, но не главный смысловой слой. Главное же - торжество формы. Пожалуй, тут вам и весь камень преткновения: готовы ли вы принять форму за содержание или не готовы. Первый кайф, получаемый мной от "Улисса" - кайф филолога, который видит шикарную работу с текстом. Да, я знаю, что это перевод, так что моя оценка относительна, но мне это не мешает. Потоки сознания и фантасмагории, неоднозначность и намеренная запутанность, в одном из эпизодов герои и вовсе вклиниваются в сознания друг друга. Весь "Улисс", просто весь насквозь, пропитан пародийностью, тех же "Циклопов" невозможно читать, не всхохатывая время от времени, а "Навсикая" - это же нечто, такое тонкое издевательство над клише из слащаво-сентиментальных романов (мы оказываемся прямиком в очаровательной головке юной девушки, которую ныне нарекли бы гламурной, и мы там такого навидаемся!). Собственно, утрирование различных стилей и их смешение - один из главных инструментов Джойса, и пользуется он им великолепно. Ну вот хотите отрывок?

Ищущий да обрящет. Кому-то, как мне, будет интересна прежде всего виртуозность Джойса в работе с формой и созданные им образы персонажей. Кто-то обратит гораздо больше внимания, чем я, на политические и социальные темы, ирландский народ, народ израильский, церковь и государство, вот это всё. Кому-то, может, порнографические картинки приглянутся, я не знаю. Мне всё кажется, что "Улисс" может понравиться любому, но мне всегда так кажется, если книга не полнейший шлак, а потом удивляюсь негативным рецензиям, как вчера родилась, честное слово.

*
На сим заканчиваю, потому что идея писать рецензию на "Улисса" никогда не казалась мне здравой. Может быть, лет через несколько, в очередной раз перечитав роман, пойму, что созрела для хорошего, обстоятельного отзыва, состоящего не из одних банальностей. Джойс трудный. Джойс прекрасный. Его можно читать в своё удовольствие, он редко бывает полностью серьёзен. Я, наверно, не понимаю и половины того, что вложено в эту книгу, но она мне нравится. Ну что ещё я могу сказать?

Я горжусь тем, что не дочитал "Улисса". Мистер Джойс - человек выдающегося ума и книжка его - хорошее развлечение для филологов, знатоков тех или иных областей, вроде религии, истории, литературы, тени которых мелькают в тексте, и вообще всякого рода высокоинтеллектуальной пены (и эти господа, к слову, активно надувают щёки, делая вид, что это не развлечение, а нечто большее): их тут встретит пёстрый коллаж литературных приёмов и различных сведений, касающихся теологии, ирландской истории и прочих вещей, которые могут быть интересны сами по себе, если их уложить в соответствующую форму, но это не к "Улиссу". Это похоже частью на "интеллектуальное судоку" (почему я и назвал чтение этой книги развлечением для филологов, но только конец у этого, как и у всякого кроссворда), а частью - на вычурный псевдо-компендиум.

Но для рядового читателя типа меня - здесь только концентрированная скука. Причём, говоря "скука", я имею в виду не банальное желание развлечься, а интуитивное переживание того, что автор тебя (скажем без мата) обманывает, стойкое ощущение пустоты, стоящей за всеми отсылками, иероглифами, приёмами, техническими изысками, ну и тоскливое чувство, что ты тратишь время на что-то, что этого не стоит, даже если это что-то очень затейливое, сложносочинённое, продуманное до мелочей, хайпанувшее в истории. У меня сумма таких переживаний вызывает скуку от самого действия (то есть физического процесса чтения).

Поэтому я равнодушен к риторике, что "Улисс" - это книга, требующая труда (мне и так уж указали, что мой уровень - Донцова (Донцова - топ)); труд не проблема - была бы мотивация трудиться. А так... Возможно, ты сможешь вскрыть тот или иной образ, будучи знаком с каким-нибудь теологическим трактатом, на который ссылается автор, ты сможешь понять, к примеру, что Джойс стебётся над той или иной концепцией, но разве отношение мистера Джойса к тем или иным явлениям - это то, что ты бы хотел получить ценой продолжительного труда, который не приносит удовлетворения? Или ты, бедолага, героически грызёшь 18 главу, превозмогая словоизвержение Молли Блум? Я знаю - оно тебе не нравится, но познакомиться с классикой нужно... Но я бы спросил тебя: "Друг, почему ты себя не уважаешь? Мистер Джойс откровенно стебётся над тобой, снобы или университетские преподаватели ввели тебя в заблуждение умными речами, которые ты слушал с карандашиком, может быть, ты посмотрел какого-нибудь манерного Армена и Фёдора или другого мастера словоблудия... Почему ты им это позволил? Ты сейчас пытаешься добить 18 главу. Форма её не может скрыть тот факт, что содержание её примитивно и скудно. Ничто в ней тебя не привлекает, не дарит радости, не сообщает новых смыслов. В ней нет жизни, нет магии. Ты заранее знаешь, что в конце чтения ты будешь так же пуст, как и в его начале. Так зачем? Может, ты хочешь доказать что-то себе? Борхес не прочел, а я смогу?! Я знаю, что ты ещё не прочитал полностью "Божественную комедию". Ты мог бы прочитать Гомера (Борхес их - Данте с Гомером - читал. А ты?), познакомиться с другими греческими авторами - как древними, так и новыми (тебя давно привлекает Казандзакис, Кавафис). Ты мог, в конце концов, прочитать Библию. Что понудило тебя увязнуть в тоскливом словесном поносе домохозяйки, друг? Я просто не верю, что у тебя настолько плохой вкус и что ты не доверяешь своей интуиции, а потому повёлся на эту дешёвку, на мистификацию под названием "Улисс". Ведь ты просто дал себя обокрасть. Тот, кто бросил "Улисса" - приобрёл, а не потерял. И нет ничего достойного в том, чтобы прочесть эту книгу".

"...ведовской шабаш духа, гигантское «Каприччио»,
необыкновенная Вальпургиева ночь рассудка"

Странствия завершены. Смутные отголоски слов, нет сожаления, что наконец-то это закончилось, нет милой грусти, что как жаль, что это закончилось. Ты в каком-то вакууме, тебя уменьшило и выбросило сквозь наше пространство и время. Ты где-то в другом измерении. Проплываешь по туннелям, видишь струны и нити, цепляешься. А вот же он, странствующий герой по морям, скиталец, изгой. Стоп! Это не то время, надо отпускать и двигаться дальше. А вот вроде женщина на берегу, и какой-то мальчишка бегает вдалеке. Но, черт, это опять не то время! Это было слишком давно, в далекой Итаке, а мне надо куда-то поближе, куда-то севернее. В холодные волны улиц Дублина. Да-да! Именно там наш герой, Леопольд, я помню.

Вот он просыпается, готовит завтрак, болтает с кошкой, и мыслит и мыслит. Господи, остановись хоть на мгновенье. Перестань думать, это же слишком. А, вот вроде оторвался, читает письма. И опять придается воспоминаниям и желаниям. Да иди ты уже к своей жене, ждет тебя на втором этаже в постели своей!

Еще чье-то сознание, где-то на другом конце города (а может и ближе) начинает свой день. Мальчишка, Стивен, ну он человек науки, подслушаем немного и его. Парень-то вроде как неплох, обиженный, конечно, на судьбу, на всех и вся, легко ранимый, без матери и в поисках отца. Именно об этом, последнем. как я посмотрю у них развернулась не хилая перепалка с товарищем Быком. Тот еще типчик, больно уж амбициозный и выпячивающийся. Не буду за него хвататься, не нравится он мне. Двух героев, мне вполне хватит.

Две параллельные реки начинают свой бег, то тихий и размеренный, то бурный, то прямой, то извилистый. А ведь всего один день, казалось бы. День как день, если при этом не слышать их мыслей, так и с ума сойти можно! Можно, но не сойдешь, не позволит тебе этого Джойс. Он перебрасывает тебя с одного на другого, и ты не успеваешь пресытиться и начать ненавидеть героя. Но две эти реки плывут в одну точку, два потока, быть может, станут единым.

Один, Блум, человек весьма прагматичный, весьма обычный, гражданин, горожанин, сосед, муж, товарищ, рекламный агент. У него есть простые дела - приготовить завтрак, быть может перекинуться парой слов с женой, сходить на работу, по пути успеть на похороны старого друга, заскочить в библиотеку, аптеку и быть может посетить бар. И если бы это был фильм, Блум был бы черно-белым, не выделяющийся из толпы, и его размышления не обладают какой-то философской глубиной, они настолько материальны, насколько материален сам герой.
Второй, Дедал, человек более философичный, непризнанный поэт, ученый, учитель, вступающий в дебаты, отстаивающий свои позиции. То он в школе, то в библиотеке, то на занятиях. Какой же он интеллектуально богатый человек, его познания пусть и не безмерны, но достойны уважения! Он должен быть солнечным персонажем, он должен прорываться! Должен, если перестанет себя жалеть.

Их встреча, весьма метафорично происходит в родильном доме, в ореоле появления новых жизней. Именно там потоки вдруг оказываются рядом, и странной волею судеб сходятся, но несет их не в лоно прекрасных садов, а на некое дно, к так называемым падшим женщинам. В место, где некогда высокие порывы Стивена будто разбиваются о бытовуху и чернуху жизни, и где реальность и галлюцинации вдруг проникают друг в друга и спутываются.

О, как тут интересно, в их пьяняще-эротическом бреде. Ох, сколько мерзкого в тебе живет, Блум, мазохизм значит предпочитаем, власти да признания нам хочется, за девочкам молодыми подглядываем да он**ем на них, однако неожиданно. Мерзко, грязно, фу, надо поскорее найти нить Стивена. Наконец-то выбралась из этого иллюзорного мира, но как много открылось о героях!

И что же, вот они и сошлись, слились окончательно? Неужели все так просто, вот вроде и разговаривают на одной волне, и каждый получает свою порцию вдохновения от другого. Один пытается разглядеть сына в Стивене, второй - думает, что таким, как Блум, мог быть его отец. И блудные души идут плечом к плечу...идут...Но я протестую! Зачем, зачем он тебе Стивен??? он же не поймет тебя, он далек от размышлений о чем-то высоком, о чем-то большем, чем секс, онанизм, измена жены, рекламные объявления, жареные почки...Развернись и беги! Но они уходят. В дом, полный порока, в дом с привязанностью, в темноту. Ночь, объединившая два блуждающих и ищущих сердца. Но ночь проходит, наступает рассвет, новый день, новый мир. для каждого из них - он особенно новый, другой, они увидят все в лучах солнца, и один из них уйдет. Помочиться и уйдет. Навсегда, или ненадолго, но с новыми ощущениями и новыми порывами к жизни. А второй пойдет к своим бренно-мирским делам человека - спать. И в плену грез я еще слышу его бессвязные речи, его тихие мысли. И вот она, тишина сонного забытья. День прожит, с делами, с сомнениями, но с возвращением к точке отправления.

Погоди-погодите, я же думала, что все. Но слышу голос, нежный, мягкий. Он говорит и говорит и говорит и остановить его невозможно. Он втекает в уши, проникает дальше, идет к сердцу. Господи, кто это, отпустите уже меня! Женщина, переживает, страдает, любит, хочет, мечтает...Это не передать, это финальный аккорд и для каждого пусть он будет свой! Но с женским голосом, с материнским сердцем!

*

"Улисс" невозможно понять и оценить в полной мере, можно лишь принять каким-то внутренним ощущением. А уже потом, для раскрытия всех тайн и аллюзий прочитать мнения сотен критиков, узнать кого олицетворяют герои, помимо "явных" персонажей, исходя из названия. Не обладаю я таким достаточным литературным, философским и искусствоведческим багажом, чтобы на право и налево козырять героями, тыкать кого-то в страницы и говорить - да вот смотри, вот это кто! Нужно просто отдать должное Джойсу: передать поток сознания так, что тебе не хотелось бросить книгу на второй странице (что произошло у меня с Фолкнером) - весьма ценно. Не могу точно описать в чем дело, то ли в богатстве языка, то ли в таких простых, порой банальных, а порой и философских, иногда порочных, а где-то и весьма неадекватных мыслей. По дороге от дома до работы - не думаю, что каждый идет и думает лишь о птичках и деревьях вокруг, всякое может придти в голову! Мы не упускаем ни одного темного уголка души, мы узнаем все о героях с момента, как они просыпаются, когда их мысли чисты как утреннее небо, и до момента сонного забытья, когда предложения бессвязны, коротки, когда они скачут по впечатлениям дня, возвращаются к своим же мыслям. Слог, язык автора - где эпизоды могут быть написаны в разных стилях, как литературных, так и музыкальных, это могут быть заметки в газете, это может быть какая-нибудь ария, или вообще обыгран переход от повествования "старым" стилем - к современности. Это очень необычно, разбираться в этом - будто быть исследователем. Я крайне редко читаю дополнительные статьи литературоведов, но тут без этого не обошлось, казалось, что можно потерять какие-то важные мысли. Но, повторюсь, просто восхищаться языком автора - уже удовольствие!

Невозможно писать впечатления об этом романе связно. Они порхают как пташки, хватаешь их, записываешь, усаживаешь, пытаешься вырастить, но тут новая, которую тоже не хочется отпускать. И уже вот полна клетка, а связности никакой, они чирикают, громко, надрывно, каждая желает оказаться тут, на строках. Но невозможно, их невозможно уместить все. И поэтому, если данный отзыв покажется вам бредом - спорить я не стану! Бред сумасбродного читателя, не поклонника таланта, но преклоняющегося перед мастерством автора.

Я всегда их дочитываю. Все начатые книги. Что бы в них ни было, чего бы мне это не стоило. Я дочитываю или дослушиваю всегда то, что начала.
И это первый раз за долгие-долгие годы... Я оставила даже аудиокнигу. Я прочитала вторую половину по сжатому пересказу содержания. Я знавала разные литературные творения - всевозможные, но это так и не смогла перенести. Создалось впечатление, что у меня на него аллергия. Взрыв мозга. Нет. Это чтение не для меня.

Содержание вообще плохо воспринимается моим сознанием. Слушаешь, слушаешь - прямо как нашего прошлого президента, - и вдруг понимаешь, что каждое слово по отдельности вразумительное, фразы построены правильно - а сути нет, она просачивается куда-то, исчезает из сознания.

Текст, словно пила, скребет мозг, не проникая внутрь, а только раздражая. Я не понимаю, почему. Но я не могу это читать.

Последний роман Джойса

Весной 1923 года 41-летний Джеймс Джойс, как следует отдохнув после "Улисса", начинает писать новый роман. Первые же отрывки приводят сначала в недоумение, а затем в ужас практически все окружение писателя, аплодировавшее его предыдущему труду – настолько эти тексты превосходят по странности и непонятности историю о странствиях Леопольда Блума по Дублину в один летний день 1904 года. К моменту завершения глав I и III книги, название которой держится в тайне (пока что она именуется просто Work in Progress), даже главный поклонник Джойса Эзра Паунд, его покровительница Харриет Уивер и младший брат Станисла(с/в) говорят о романе только в негативном ключе: пустая трата таланта, слишком переусложненный текст, никакое содержание не стоит его чтения. Расстроенный резким неприятием работы (поддержку он находит только у совсем молодого Сэмюэля Беккета и еще нескольких человек), Джойс заканчивает труд над наиболее ясными эпизодами книги и приступает к конструированию куда более темных глав II и IV. Смерть отца, безумие дочери и падающее зрение затрудняют и так непростой процесс, в итоге полностью роман публикуется только в мае 1939 года. Его название – Finnegans Wake.

Спустя всего 20 месяцев Джойс умирает, оставляя литературный мир наедине с текстом-чудовищем, чье по-эшеровски перекрученное синтаксическое нутро населено словами-франкенштейнами, словами-мигрантами из семи десятков языков, абсурдными списками еще большей длины, чем в "Улиссе", зашифрованными тайными посланиями и стобуквенными междометиями. Песни, анекдоты, отсылки к религиозным, философским и литературным текстам, мифы, история и география Ирландии, даже алгебра с геометрией – в каждое предложение Finnegans Wake вплетено, подмешано и запрятано столько информации, что поначалу и специалисты по экспериментальной литературе не представляют, что делать с этим романом, где персонажи свободно превращаются в детали пейзажа, крупицы "сюжета" тонут в необъясняемых отступлениях, о Финнегане забывают после первой же главы и большую часть чтения нельзя сказать, что точно на той или иной странице происходит. Этакий литературный вариант котелка ирландского рагу.

О личном

Finnegans Wake, самонадеятельно переведенный анонимным Андреем Рене как "На помине Финнеганов", я читал с 2 по 15 января 2022 года с однодневным перерывом, то есть по 62 страницы в день. Немного о себе: я человек. Как человеку мне было весьма сложно читать этот текст на уровне от предложения и выше, зато довольно просто на уровне отдельных слов. За месяц до этого у меня был тяжкий опыт чтения главы "Ум за разум" романа "Иерусалим" Алана Мура в переводе Сергея Карпова, в которой автор подражает стилю Finnegans Wake, и она оказалась куда сложнее для пословного восприятия, чем роман Джойса в переводе Рене. Дело в том, что в "Ум за разум" стоящие рядом слова часто соединены в одно или же разбиты на куски и так, кусками, прилеплены к соседям справа и слева, из-за чего при чтении приходится не только вычесывать из слов каламбуры, но и устанавливать их границы. Кажется, если напечатать эту главу без пробелов, работать с ней стало бы проще. В "На помине Финнеганов" такого почти нет: каждый франкенштейн имеет четкие границы, и читать текст слово за словом, анализируя каламбуры, не составляет большой проблемы.

Проблемы чтения Finnegans Wake

Проблемы, и весьма большие, возникают при попытке целостно воспринять прочитанное на уровне отдельного сравнительно длинного предложения, тем более абзаца. Сразу надо отметить, что почти весь текст – это не повествование (в отличие от стилизации Мура, где идет стандартный рассказ о приключениях Лючии Джойс на прогулке вокруг дурдома, только зашифрованный языковыми играми), а речь. Иногда это диалог вполне определенных фигур (например, прачки в "речной" восьмой главе первой книги), иногда – гам многих голосов (разговоры на помине Финнегана в самом начале), иногда – череда вопросов и ответов (допрос Почтового Шона в начале третьей книги), часто – длиннейшие монологи "персонажей" (как оправдание Гостевого во второй книге, проповедь Жана для Иззи в третьей книге и финальная речь реки Лиффи). Текст наполнен притчами, анекдотами, побасенками и другими формами устного народного творчества (как истории Слизицы и Винегрета, Раскройщика Крысы и норвежского капитана, Хмуравья и Коснетчика), которые "персонажи" рассказывают друг другу. Даже наиболее повествовательные места, где кто-то просто что-то делает, подаются как обращение рассказчика к слушателям. Складывается впечатление, что на протяжении всего романа автор и герои наперебой травят байки. Причем заплетающимися языками и в полусне.

Трудность восприятия текста происходит из неопределенности его синтаксиса, соответствующей непоследовательности устной речи: говорящий начинает фразу, но сбивается, переключается на пояснение или дополнение основной мысли, теряет нить и заканчивает совсем не тем, с чего начинал. Из-за этого не всегда удается сразу найти в предложении сказуемое к тому, что выглядит как подлежащее, и мысленно расставить по местам второстепенные члены, чтобы выделить общий смысл (попросту говоря, установить, кто на ком стоял). Почти как в анекдоте, где игрок "Поля чудес" назвал все буквы, но не смог выговорить слово: по отдельности каламбуры легко читаются и понимаются, но что означают их совокупности от большой буквы до точки? На фоне регулярных случаев, когда приходится долго и не очень успешно искать погребенную под придаточными главную часть предложения, совсем иначе воспринимаются длиннейшие списки предметов или текстов: если в "Улиссе" они казались приемом усложнения, то в "Финнеганах" это зона отдыха – на пару страниц можно расслабиться и почитать, например, перечисление прозвищ Вертоухова.

Еще тяжелее со связностью на уровне абзаца, так как соседние предложения вроде бы повествуют об одном и том же, но делают это так странно, будто каждое из них является самостоятельным законченным абзацем. По-видимому, Джойс применяет один и тот же прием ко всем уровням текста: он вставляет не только слова в слова (чтобы вы могли читать два-три слова, читая одно), но и предложения в предложения, и абзацы в абзацы, и истории в истории. Поэтому сравнение с котелком ирландского рагу не вполне передает фаршированность и перемешанность Finnegans Wake. Скорее это четыре газохранилища, заполненные бочками, заполненными котелками, заполненными ирландским рагу, по которым прогулялось торнадо. Вспоминается другой анекдот: "Сотрудник крематория чихнул на работе и теперь не знает, кто где", а еще на ум приходит английская кумулятивная сказка "Дом, который построил Джек", которая, кстати, является одним из мотивов книги. Том, которым потроллил Джеймс.

Особенно тяжела вторая глава второй книги, рассказывающая о домашних заданиях школьников Шема, Шона и Иззи: она идет в три колонки, в центральной располагается основной текст, а по бокам написаны дополнения к нему; также на каждой странице есть ссылки с примечаниями. Основной текст заметно темнее, чем предыдущие главы, и пояснения ему явно не помешали бы, но беда и юмор в том, что комментарии в боковых колонках и внизу страницы только еще больше все запутывают и затемняют. Возможно, Джойс таким образом показывает, как тяжело детям учить грамматику, историю, алгебру и геометрию, возможно, глава пародирует школьный учебник – так или иначе синтаксический хаос "Финнеганов" достигает в 2.2 локального максимума. Местами там приходится оставлять попытки сложить слова в предложения, тем более предложения в текст, и просто ползти по месиву из франкенштейнов, на первый взгляд разнообразному (разные шрифты! разные колонки! глаза разбегаются!), но с точки зрения восприятия совершенно монотонному. По счастью, 48 страниц домашних заданий сменяются третьей главой о веселой попойке и россказнях в таверне, куда более понятной и все более и более яснеющей вплоть до финала второй книги, где читателя встречает тот самый первый этюд о короле О’Конноре, с которого Джойс начал Work in Progress в марте 1923 года, практически не усложненный.

Техника чтения Fnnegans Wake

У читателя Finnegans Wake, ворвавшегося на первые страницы и увязшего, например, в "Мусорной куче букв" (стр. 38 первой книги), есть два пути на выбор – сдаваться или приспосабливаться. Конечно, уже с первого взгляда ясно, что текст романа нестандартный (нетривиальный, как сказал бы Ханс Волльшлегер, переводчик "Улисса" на немецкий и автор тоже весьма непростого романа "Отростки сердца" с отсылками к "Финнеганам"), но насколько именно нестандартный, становится видно, только если попытаться осмысленно в него вчитаться. Обе задачи чтения – восприятие и понимание письменного кода – мешает выполнять не качество и не количество каламбуров, а, как уже было сказано выше, то, в каком (бес)порядке они расставлены. Очень и очень многие слова и целые фразы оказываются в предложениях не для того, чтобы сообщить что-то о происходящем, а для отвлечения внимания, значительные участки текста вообще ни о чем не говорят с точки зрения "истории", они просто есть (как тот же этюд о короле О’Конноре). Сдаться и закрыть роман – решение оправданное и весьма популярное, вышеупомянутый Алан Мур прочитал из Finnegans Wake всего несколько предложений и советовал не верить тем, кто утверждает, что осилил книгу целиком. Но что если выбрать второй путь?

Давайте взглянем на проблемы чтения "Финнеганов" с технической стороны. Итак, перед нами текст, не приводимый к стандартному виду для выполнения задач чтения, следовательно, не надо его преобразовывать, надо читать его как-то иначе. Но как именно? Поскольку Джойс не дает никакого предисловия о методах восприятия и понимания Finnegans Wake, открывшему роман приходится в буквальном смысле учиться его читать. Сколь угодно опытный читатель оказывается в ситуации раннего детства, когда он только начинал узнавать в письменном коде знакомые слова устной речи: на страницах книги почти нет привычных последовательной знаков для быстрого распознавания, подавляющее большинство слов мозг видит впервые, и с каждым из франкенштейнов ему приходится работать как с непривычной последовательностью. Да-да, "Финнеганы" – это азбука для взрослых, которую вы, потея и сбиваясь, разбираете по слогам.

В моей статье "Польза чтения художественной литературы" указаны три варианта работы мозга с непривычной последовательностью знаков: запомнить без понимания, пропустить или преобразовать в ряд привычных последовательностей, то есть понять. Но в случае Finnegans Wake оказываются неэффективными не только запоминание непривычного без понимания (потому что каламбуры почти никогда не повторяются и тем более не поясняются) и пропуск непривычного (потому что не получить собрать смысл из десятка знакомых слов на страницу незнакомых), но и понимание непривычного! Виной тому непомерность задачи.

Читатель вполне в состоянии разъять очередное модифицированное слово на значимые фрагменты, провернуть назад языковой фарш, разобраться, что в нем мясо, а что специи, и синтезировать из полученных ингредиентов смысл – но усилий на это уйдет столько, сколько в обычном тексте уходит на чтение простого предложения с небольшим числом второстепенных членов. Поэтому и появляется ощущение, что слово за словом, каламбур за каламбуром текст легко читается, ведь в восприятии и понимании простого предложения нет никакой сложности. Но в таком случае для чтения слов в "Финнеганах" действуют законы чтения предложений: читая следующее слово, вы начинаете забывать наименее значимые элементы предыдущего, а еще через пару уже в целом не очень помните первое.

Возьмем довольно простой пример: "Милорадосмех Питковой Вгонки столь редкостно компростреливал с печалепением Влажного Пинтера, как будто они еден-на-ке". Ну что, "Милорадосмех" – смех Милорада, упоминавшегося в истории о Леди Проделок; "Питковой Вгонки" – что-то на эльфийском; "столь редкостно компростреливал" – компроматом стрелял?; "с печалепением" – ага, это про Тристана, есть связь с Грустофором из той же истории о Леди Проделок, он как раз стоял в паре с Милорадом; "Влажного Пинтера" – тоже на эльфийском, но возможна пара с питковой вгонкой; "как будто они еден-на-ке" - одинаковые, то есть связь между милорадосмехом и печалепением, питковой вгонкой и влажным пинтером действительно имеется. Но чтобы вот так понять фразу, нужно запомнить Милорада и уловить обыгрывание печали как латинского корня имени Тристан, а также прочесть ее несколько раз. То есть уже на микроуровне нужно одновременно и понимать, и запоминать текст: не только учиться читать Finnegans Wake, но и в прямом смысле заучивать его. И то в приведенном примере упущен смысл "Влажного Пинтера" – это перерасшифровка аббревиатуры В.П., "видевший преступление".

Когда же мы переходим на уровень предложений "Финнеганов", то о них даже нельзя по аналогии сказать, что для их чтения действуют законы чтения абзацев. Они настолько огромны и запутаны придаточными частями, вставными конструкциями и другими ухищрениями синтаксиса, что скорее их чтение соотносится с чтением подглав в стандартных текстах, а "абзацами" по объему воспринимаемой, понимаемой и забываемой информации стоит считать фразы. От прочтенного большого предложения при переходе к другому в памяти читателя будет оставаться лишь самый общий смысл, если его вообще удастся выявить. Неудивительно, что в "На помине Финнеганов" Андрей Рене заботливо снабжает заглавием каждый длинный абзац или ряд коротких абзацев, чего в оригинале нет – поначалу кажется, что довольно странно придумывать названия для всякой красной строки, но вскоре это выглядит совершенно естественным, так как любой абзац требует такой же работы, как большие главы в тривиальных книгах. Переводческие заглавия служат одновременно и пояснением при чтении, и заданием: попробуйте найти этот смысл в этом котелке рагу. Благодаря такой заботе читать перевод удобнее оригинала, так как в тексте расставлены минимальные подсказки, направляющие читательский труд.

Непомерность восприятия и понимания текста "Финнеганов" означает, что малейшая потеря концентрации обернется автоматическим пропуском всех непривычных последовательной знаков, причем вы можете очень долго скользить по каламбурам бессознательным взглядом, пока мозг не выцепит наконец среди случайных с его точки зрения наборов букв что-то знакомое. Роман требует, чтобы вы не просто учились его читать и заучивали его строки, но делали это прилежно. На троечку Finnegans Wake не осилить, тут или все, или ничего. С другой стороны, он запрещает прямолинейный подход, искореняя последовательность что в синтаксисе, что в композиции сюжета, где "главная история" о письме, преступлении и суде над Вертоуховым рассказывается не по порядку и даже не мозаикой, а бессистемной россыпью рассуждений и разговоров о местах, предметах и "персонажах", между которыми циркулирует внимание рассказчиков на протяжении 800 страниц. Просто отличником для Finnegans Wake быть недостаточно. Все, чему как читатель вы на отлично выучились ранее, здесь бесполезно, начиная с базового умения линейно воспринимать и понимать текст от предложения к предложению. Линейное здесь или неважно, или отсутствует.

Ключи к Finnegans Wake

В таком случае нужно найти какие-то иные организующие текст элементы, если мы принимаем как данность, что "Финнеганы" – не бессмысленный буквенный борщ, написанный ради одного лишь желания автора поиздеваться над читателем, но история, рассказанная по-другому. Это другое в романе есть, его нужно только заметить.

Могу точно сказать, когда это другое в романе заметил я. Первоначально я читал книгу "без спойлеров", не заглядывая ни в комментарии переводчика, ни в иные материалы, поясняющие, что за финнегань в ней происходит. Всегда так делаю. Знал только, что там что-то о кельтском герое Финне Маккуле, вставленном в сюжет песни "Finnegan’s Wake", мол, на самом деле название романа означает "Fionn again is wake" – "Финн вновь пробудился". Многое поначалу было понятно и так: вот тот самый Финнеган, вот его помин, вот какой-то "музей Волимгдана" с пересказом неких исторических событий, вот то ли птица, то ли женщина роется в отбросах, дальше не пойми что, потом диалог "немого" с "глухим" неясно о чем, затем та самая "Мусорная куча букв" о происхождении письменности, на которой впору прощаться с романом, потом замечательно понятная история о Леди Проделок и, кажется, пейзаж с холмом и рекой, Финнеган пытается ожить, но поминающие укладывают его обратно, и тогда появляется его близнец Горемыка Закутила Вертоухов. Во второй главе много мутного о ГЗВ и каком-то Гаде, в третьей главе туманный экшен опять вокруг ГЗВ, начинается некий суд, следуют какие-то показания, и вот в последней части третьей главы первой книги, на странице 102 (то есть после 85 страниц погружения во все более темнеющий текст) я в третий раз встретил женское имя Грайне – сначала она было просто "Грайне О’Метка детоувела близужимку Грустофора", затем "зато старая Грайне одна задаёт курс", а теперь "наша с вами маленькая штатная Грайне жгучекрасных щёчек”. Мне стало интересно, почему это красивое имя возникает в разных контекстах, и я впервые что-то погуглил по книге.

И мне открылся один из ключей к Finnegans Wake. С изумлением я прочитал, что Грайне – это дочь короля Кормака мак Арта, выданная замуж за того самого Финна Маккула, которому положено пробудиться в романе, и ей посвящена одна из главных легенд цикла фениев – "Преследование Диармайда и Грайне": прямо на свадебном пиру Грайне сбегает от уже состарившегося Финна с одним из фениев Диармайдом, а старик вместе с дружиной преследует их. Эта история является прообразом знаменитой средневековой легенды о Тристане и Изольде, где, напомню, героический принц Тристан и принцесса Изольда, предназначенная королю Марку, случайно выпивают любовное зелье, и их любовь не может разрушить ничто на свете, включая разлуку и женитьбу Тристана на еще одной Изольде (которая в итоге сводит в могилу и мужа, и первую Изольду). А есть еще ирландская королева пиратов XVI века Грейс О’Мэлли, известная как "Лысая Грайне" – и именно ей посвящена история о Леди Проделок: сбежавшей из заключения в Дублинском замке Грейс отказали в ночлеге в замке Хоут, и в отместку она похитила Кристофера Лоренса, сына хоутского ярла; вот только у Джойса похищенный превращается в Tristopher / Грустофора, что соединяет Лысую Грайне с Грайне Кормаковной через легенду о Тристане и Изольду. Внезапно у многих деталей в книге появился смысл.

Первый ключ – "отсылки важны". В отличие от "Улисса", который можно прочесть и не считывая отсылки к другим текстам и реальной истории (поскольку там главные герои прежде всего равны себе), в "Финнеганах" без этого никак. Хотя путем долгой работы над дешифровкой текста можно восстановить, какие "персонажи" что делают – Андрей Рене такую работу провел и написал проясняющие текст синопсисы к каждой части каждой главы – но это не столь значимо для чтения, поскольку книга не только о них и даже не в первую очередь о них. Поэтому я и называю Горемыку Закутилу Вертоухова, Анну Ливви Присеребрённую, Шема Писца, Почтового Шона и Иззи "персонажами" исключительно в кавычках: в романе повествуется не их частная история, в которой автор обнаруживает черты классических / мифических текстов, как в "Улиссе", но нечто противоположное: история культурных архетипов, находящих отражение или проявление в неких действующих лицах в одни конкретные сутки. Чтобы видеть, как это происходит, необходимо внимательно следить за появлением исторических и литературных имен, распознавать их самостоятельно или с помощью комментариев и составлять систему внешних историй, из которых сложены или на которые ссылаются "Финнеганы". Обычно я против вычитывания отсылочек, но тут это один из приемов нелинейного повествования: действительно важные лица и события книги мелькают в рагувороте каламбуров, пока читатель занят второстепенными делами вроде поиска грамматической основы очередного монстроподобного предложения.

Второй ключ к Finnegans Wake открылся мне поздновато, только в последней главе второй книги, что объясняется скорее всего тем, как долго я концентрировался на попытках понимания линейного текста даже после находки первого ключа. Кстати, все это время роман мне не нравился, казался очередной унылой ирландщиной, где герои только и делают, что пьют, падают, ругаются, дерутся, амурничают, жалуются на судьбу и живут в полнейшей беспросветной нищете, но поют при этом веселые песни (о том, как они пьют, падают и т. д.) – от российских декораций это отличается только веселыми песнями, но зачем читать про иностранный город Дублин, если он так похож на Саратов? С такими тристанными чувствами я добрался до эпизода о Мамалуе, в котором с облегчением считал совершенно ясную отсылку к четырем евангелистам Матфею, Марку, Луке и Иоанну – в "Финнеганах" они превратились в ирландских аксакалов Мэтта Грегори, Маркуса Лиона, Лукаса Тарпея и Джонни МакДугала. Однако зацепили меня не они (хотя и добавили в первый ключ огромное и удобное лично мне поле христианских трактовок "событий" романа), а фраза, прозвучавшая после их поочередных выступлений перед читателем: "как он растянул его за его полый водрот и получил много шума о своём имени в честь деннодухов из гнездома, загранколоний и властодержавы”. Разбирая каламбуры, я вдруг понял, что передние части к “дому”, “колониям” и “державе” выбраны исключительно из-за их начальных букв – Г, З, В (в оригинале – home, colony, estate).

Варианты раскрытия инициалов Горемыки Закутилы Вертоухова я встречал и ранее, но то были подчеркнутые игры – "Горбомыка Запахеопс Верхизарх", "Госпаладин Замкнуд Взгорских", "Гугонт Закопуша Вялоцып" или "Госпанский-Закидайский-Вексинский", так же как замечал обыгрывания имени его жены Анны Ливви Присеребрённой в "Аннишка Лютециямич Павлюба" или "Аппия Липпия Присеребурга", однако о системе надтекстовых мотивов, которую сохранил при переводе Андрей Рене, я узнал только в начале работы над статьей, когда стал копаться в материалах группы "На помине Финнеганов (Finnegans Wake)" ВКонтакте. А тогда, во время чтения абзаца "Четверо" части "Мамалуй 2" четвертой главы второй книги, у меня было ощущение, как будто у параноика благодаря одной маленькой детали наконец-то сплелись все ниточки теории заговора в достоверное, весомое доказательство, что заговор действительно есть. Ассоциация с паранойей логична, ведь "Финнеганы" очевидно криптографичны – вот только это скорее стеганография второго порядка, когда в явно зашифрованный текст вкраплено некое иное послание, незаметное при анализе бросающегося в глаза каламбурного шифра.

Второй ключ – "повторяющиеся элементы важны". Речь идет о любых повторах, от угадываемых контуров одной и той же фразы в различных каламбурах через постоянно возникающие в франкенштейнах слова-основы игр до начальных букв слов в одном и том же порядке. Все они имеют большее значение для подлинной истории, чем предложения и "события". Работать с Finnegans Wake необходимо так, будто вы расшифровываете египетские иероглифы в январе 1799-го или бьетесь над манускриптом Войнича в июле 2023-го: внимательно воспринимая и прилежно заучивая код, ищете в нем сходные участки независимо от того, что эти участки представляют собой, и пытаетесь свести их в систему. Роман написан неким сверхъязыком: текст на обычном человеческом языке является для него чистым листом бумаги, на котором записываются сверхслова по правилам сверхграмматики. Читая его, нужно уметь видеть эти сверхслова в распыляющем внимание месиве фоновой информации.

А что там в итоге складывается, я писал ранее здесь.

О переводе Finnegans Wake на русский

Перевод Андрея Рене следует признать как минимум приемлемым именно потому, что он построен на приоритете передачи стеганографического слоя сверхъязыка "Финнеганов" и стремится не допускать потерь в том, что на самом деле написано в книге. При всех прочих потерях, а также компромиссах, неровностях, неточностях, заблуждениях и ошибках русского перевода вы можете прочитать "На помине Финнеганов" в лучшем для чтения режиме "без спойлеров", самостоятельно проработать роман и столь же самостоятельно, а не с чужих слов, понять его.

Переводческие названия частей и абзацев дадут необходимую опору, пока вы не будете готовы отвернуться от линейного восприятия текста, а видимые недочеты в грамматике и пунктуации издания будут только способствовать отвлечению от языкового фона и восхождению в царство переплетенных отсылок и мотивов. Андрусский реневод Finnegans Wake дает возможность носителям русского языка увидеть, что торнадо не просто прогулялось по четырем газохранилищам, но сложило из бочек и котелков осмысленное послание.

Бу-бу-тра-ля-ля вся жизнь это искусства
В старые недобрые времена так решил Джойс создав свою реальность из памяти, цитат,пословиц, поговорок, лимериков, песен и прочего и прочего.
Но что такое жизнь человека?
Тра-ляляля это Детства траляляля
Проси прощения егоза, а не попросишь
Прилетит орел и выклюет тебе глаза
Детство это обман и кокетство
ВоспоминаниЯ , АвтобиографиЯ, Художник Я(Неверно исправить художник Джойс или Стивен Дедал)
Учись примерно и запиши пример:
Растения съедают черви
Животных, съедает рак
Так что такое детство? Это школа,обида,запахи,узнать где находиться мозамбикский пролив, какая самая длинная река в Америке и самая высокая гора на Луне, сердечная боль от тоски, неловкость и красные щеки, мучится вопросом правильно ли с точки зрения католической церкви целовать маму, ждать рождественских каникул, осознать конечность вселенной и бесконечность бога, семестр-каникулы-семестр-семестр, словно едешь на поезде по дороге с множеством туннелей ….
Как же я приятно удивлен, с огромным опасением я брался за Джойса, был неприятный опыт. За всю мою литературную биографию было только две книги, которые я открыл, прочел первый абзац и больше никогда не открывал, это Москва и москвичи Гиляровского, с огромным воодушевлением прочитал 30 страничную вводную статью дошел до самого текста и не смог, а второй книгой был Улисс Джойса. Ах! С каким уважением и восхищением смотрел на меня библиотекарь и рядом стоявшие люди, когда я брал эту книгу цвета средиземного моря! Эх, было время много лет назад, были люди, был мальчишка тот счастливей всех на свете. Да! Как сейчас помню синяя обложка, сотни комментарии, нас в брежневке двое, я и телемах, но не долгим было свиданье и тщетны мечты, бесполезны мольбы против строгих законов судьбы….
Все эти годы Джойс одновременно манил и отпугивал своей сложностью и вот настал тот момент, когда я открыл «Портрет» и выяснилось что, я уже читал этот роман. Я читал «Портрет» в изложении Сэлинджера ,Даррелла того который больше по квартетам чем по кенгуру и сильно похож на Дукалиса, шотландцев Бэнкса и Грейя, французов Сартра и Камю, и прочих писателей которым нет числа. Джойс подобно Декарту, навсегда изменившему философию, смог совершить революцию в литературе, показав, что время вымышленных героев существующих в банальной дихотомии добра и зла навсегда прошло. Вместе с Джойсом в литературу пришел реальный человек со всей его сложностью и противоречием, хаотичностью и растерянностью от наступления новой эпохи. В «Портрете» Джойсу удается невозможное , виртуозно балансируя между вымыслом и реальностью рождается новая проза с максимально реальным героем. «Портрет» это проявления чистейшей творческой свободы обличающей всю условность до модерновой литературы. Джойс показывает, что искусством может быть все что угодно, что все правила и каноны это только условность, которую можно легко нарушить….Тунель-Дорога-Тунель поезд мчится дальше…
Страх смерти, это может случиться и в солнечный день, интересно кто придет? Пустые споры как срежет ржавых шестеренок…
Вот и кончился мой блокнот, спи спокойно мой друг, ты был мне хорошим помощником.
Однозначно «Портрет» нужно читать в юности и бумаге.
Детство это нечестно и жестоко. А что поделать? В лучшем случае можно запомнить это опыт и написать пару романов изменивших мир, но стоит ли оно того? Может лучше забыть?
Детство это первая любовь, писать стихи, очутиться в совершенно незнакомом мире, мрачные раздумья, проводить весь свой досуг за чтением писателей бунтарей, загадывать судьбу по случайностям. Поезд мчится дальше…
And Now for Something Completely Different
Очень интересную интерпретацию «Портрету» дал Лакан, подвернув психоаналитическому и анализу эпизод избиения Стивена за его «еретичество» и разобрав семантику употребляемых Джойсом слов в данном эпизоде, Лакан приходит к выводу что момент избиения Стивен теряет свое эго так как больше не чувствует гнева в отношении своих преследователей ну а что тогда осталось у Стивена что бы поддерживать психическую реальность вы сможете из статьи «В небоскребности Джойса и Лакана» Мне же в свою очередь остается только выразить глубочайшее восхищение любимому философу Жижека за его умение из на первый взгляд малозначительного эпизода сделать семинар длиною в год. Останусь еще немного на постфрейдисткой волне. «Портрет» во многом роман о формировании личности Стивена и немалую роль в этом процессе играет его отец, который гораздо больше озабочен развлечениями, политикой и поправкой своего финансового положения, чем воспитанием сына, что оставляет неизгладимый след в душе Стивена. Другой душевной травмой для Стивена становиться постепенное обнищание семьи и расценивается им как грубое посягательство мира на его мечты. Детство Стивена заканчивается именно в тот момент, когда в разгар дружеской попойки устроенный его отцом, Стивен осознает свое тотальное одиночество ,душевную пустоту и печаль, находя утешение в поэзии Шелли как проявлении высшей упорядоченной энергии. Стивен даже пытается забыться в безрассудном мотовстве, но как только заканчиваются деньги осознают всю нелепость затей преодоления отчужденности подобным способом. Душой Стивена овладевает цинизм, похоть и безразличие, но одновременно с этим он яростно жаждет божественной благодати, стыдясь своей греховности. Только исповедь помогает Стивену избавиться от тяжести своих грехов, главным из которых является блуд. Стивену 16 лет. Стивен решает найти себя через ревностное доходящее до изнеможения служение Богу, но все равно не может соблюсти главную заповедь о любви к ближнему, что вновь приводит унынию и сомнениям. Исповедь больше не приносит желанного очищения, Стивен осознает всю цикличную связь греха и покаяния и он всегда будет чувствовать вину за то что никогда не сможет полностью избавиться от своей греховности, что в итоге приводит его к решению отринуть все религиозные и общественные узы обретя собственную мудрость, блуждая среди соблазнов мира. Жить, заблуждаться, падать, торжествовать, воссоздавать жизнь из жизни. Вперед, вперед, вперед.
Тоннель
Разобравшись с внутренними демонами, Стивен решает определиться с национальной самоидентификацией. Кто он? Ирландец? А что значит Ирландская культура? Что такое язык? Короче страдает любой фигней лишь бы не учиться, может папа был прав про ленивую суку? Конечно, на самом деле Стивен задается глубоко философски вопросами исследованию которых посвящены такие шедевры литературы как Улисс и Дублинцы. Да кстати помните в начале я говорил про реальную жизнь беру свои слова обратно сцена, где Стивен гуляет по пляжу, словно это музыкальный клип популярного исполнителя, а потом на этом же пляже и засыпает, случись она в реальной жизни, наверное, вызвала бы много вопросов о психическом здоровье Стивена ну а для романа сойдет поэтично и даже метафорично, но все же немного смешно. А знаете что не смешно? Не смешно когда юный отрок внезапно выдает лекцию по теории искусства, да так заумно что только диву даешься но сводиться то она все равно к простой мысли на что стоит ну или вызывает душевный трепет, то и искусство вот и все ничего сложного а то понимаешь, развели тут схоластику Аристотель, Фома Аквинский. Нет! Наш ответ Декарт, Беркли, Кант и диктат субъективизма, даже обойдемся без Штирнера. А как же художник? Художник по мысли Стивена должен полностью раствориться в своем творчестве отринув все условности. Давайте теперь сложим эти две идеи. Ой, кажется, мы убили автора. Ничего не хочешь нам сказать Ролан Барт? Теперь о страшном. К финалу романа Стивен внезапно на пустом месте превращается в Никиту-мизагона и извергает потоки говн в сторону ни в чем не повинной девушки, благо состояние делириума быстро проходит и Стивен становиться вполне обычным одолеваемым похотью маньяком-фетишистом. Если учесть тот факт что Стивен это альтер эго Джойса можно только аплодировать смелости, с которой он открывает читателю свою самые сокровенные мысли и поступки, так свойственные все неординарным личностям.
Дорога
Наконец я дочитал «Портрет» о небеса давно я не получал такого удовольствия от того что книга наконец то закончилась, бонусом прочитано послесловие Хоружия где рассказывается обо всей значимости это романа. Религия, свобода, искусство, становления творца, главные темы которым посвящен «Портрет» но если честно заявленные темы присутствуют в тексте чисто номинально, но перед этим еще пара слов о теории.
По мысли Джойса вершина мастерства художника это полное растворение художника в произведении, отринув все внешнее и внутренне, тогда получается, что высшее проявления искусства это и есть сама природа и жизнь без всякого вмешательства художника и всего искусственного, но разве творческий процесс это не результат индивидуальной и субъективной рефлексии художника над совокупностью внешнего и внутреннего, о каком растворении может идти речь если высшая задача искусства не подражать а осмыслять и создавать новое? Да и вдвойне комично смориться идея о растворении в романе целиком построенной на рефлексии автора над собственной юностью.
Так вот возвращаясь к пути становления художника, как я уже сказал, роман дает только общие контуры этого пути. Происходит это по двум причинам. Первая причина: Джойс, кажется, так и не определился что он пишет, роман или культурологическое эссе, особенно это становиться заметно к 5 главе когда уже все идеи озвучены, но и с героем надо что-то сделать, от чего в итоге Джойс решает закончить «Портрет» дневником с краткими тезисами. Вторая и главная причина заключается в том, что просто невозможно никакими способами полностью передать чужой субъективный опыт, можно рассказать историю, и приблизиться к этому недостижимому идеалу, но сдается Джойс решал совсем другие задачи и писал только для одного читателя пытаясь прежде всего разобраться в самом себе.
И все же читать или не читать? Да разберитесь уже сами че вы как маленкие? Ну так уж и быть немного помогу если хотите читать про художника то обратитесь лучше к творчеству Ирвинга Стоуна, так все в порядке? Никого молнией не убило? Но эй ведь сам Джойс учил нас преодолевать все авторитеты! Ну а если вдруг вы хотите все прочесть о Человеке и немного больше понять о себе самом тогда читайте Джойса.
Свобода.

Я многое допускаю в книге, но не понимаю зачем, зачем МНЕ этот поток сознания, если я его не понимаю? Зачем опять этот гребанный постмодернистский стиль, мало того что каждая фраза потом целым абзацем объясняется в сносках, так там еще и в сносках черт ногу сломит от устаревших идей, религиозных выкидышей из христианских учений, и прочего "злободневного" шлака. Даже если там разобраться то зачем мне знать весь этот мусор?, аааа я начал догадываться, я стану ииилитой.
Двоечка единственно за незтыкающегося друга ГГ - порадовал: несет ахинею, а ни разу не повторился.

Альтер эго самого Джойса, юный Стивен, ищет себя за пределами знакомых ему с детства незыблемых структур: семьи, родины, церкви. Он не отвергает их агрессивно, но подвергает сомнению присущие им постулаты, а со временем чувствует, что не разделяет их. Он освобождается из цепких сетей национальности, религии, языка. Он Дедал, который ещё не знает, что может принести его творение и на какие ещё жертвы стремление к красоте способно его толкнуть.

С запутавшегося, напуганного молодого человека постепенно спадает вся наносная шелуха, и остаётся художник в чистом виде. Художник, желающий служить своим идеалам так рьяно, как только сможет, используя только то оружие, которое считает правильным, готовый совершать ошибки и сталкиваться с неизвестным.

(с)

Предыстория: когда в дорогой и горячо любимой Долгой прогулке, на пути замаячил сей роман, я тут же отхватила его себе, девчонки не дадут соврать. Напрашивается вопрос, добровольно подписываться на такое может или абсолютно невменяемый человек или замороченное интересующееся литературой создание, либо специалист - филолог. Ни первой, ни второй, ни тем более третьей я не являюсь. Так зачем же мне такое чтиво? Ответ прост - отомстить за "Эвмесвиль". Почему? Объясню. Всепоглощающий "Эвмесвиль" растоптал меня не только психически, но и выжал физически, заставив себя почувствовать, как минимум тупой блондинкой, как максимум - ничего непонимающим ничтожеством, которому под силу читать только мистический YA. "Улисс" попался мне в тот момент, когда желание доказать себе, что я способна понимать "серьезную" литературу достигло своего апогея.

Подготовка: надо сказать, что к чтению "Эвмесвиля" я готовилась тоже. Прочитала биографию автора, историю создания романа и конечно, его главную идею. Вы думаете помогло? Ничего подобного! Буквально с первых страниц роман уложил меня на лопатки. Берясь за "Улисса", я решила подойти более серьезно. Биография, история создания, интерпритация. Я даже скачала и распечатала себе структуру романа, на публикацию которой, в 1931 дал свое разрешение Джойс, Стивену Гилберту, автору книге о романе. И вот вооруженная умными мыслями предыдущих рецензентов, зажимающая в руке карандаш и структуру романа, в виде таблицы, я приступила к чтению.

Процесс: надо сказать, первая глава пошла более менее неплохо, вооруженная знаниями, я кое-как смогла уложить в своей голове некоторые идеи автора. Но меня еще ждала длинная дорога и конечно, она не могла оказаться гладкой, уже к десятой главе я сбила в кровь ноги (символика, какая символика! согласно структуре романа орган с которым переплетена эта глава - кровь), пальцы и иссушила глаза, к пятнадцатой главе, озаглавленной автором как "Бордель" (очень символично, а то как же) я просто упала в изнеможении. К финалу я добиралась ползком, цепляясь окровавенными пальцами за камни и переодически вставляя на место выпадающие глаза. Моя плоть (и снова мир символики, последняя глава у автора символизирует плоть) и душа бушевали, обуреваемые неподдающимися расшифровке чувствами. Какая к черту месть! Я снова была раздавлена и повержена. Но тут в моем горящем мозге, родилась одная идея, которая набирала силы по мере осознования и переваривания сия романа.

Переваривание и осмысление: а мысль эта была проста, как ситцевые трусы: "Черт, черт возьми! Да это же специальная литература! С п е ц и а л ь н а я! Понимаете, как моя биохимия академика Северина или фармагология Аляутдина, или скажем основы патологической физиологии Зайцева!" Боже, передо мной словно открылось местонахождение святого Грааля! Это не я тупое ничтожество, и нет тут вины авторов "Эвмесвия" и "Улисса", которые по моим первым впечатлениям создали первостепенную по своему идиотизму писанину. Нет! Со мной, равно, как и с романами все в порядке! Просто мы находимся по разные стороны улицы. Мы существуем в разных плоскостях ,которые пока не персекаются в бесконечном пространстве.
Почему же никто до сих пор не объяснил мне этой мысли! Ведь всегда существовали и существуют до сих пор книги специально предназначенные для узкого круга читателей, книги, для специалистов, изучающих тот или иной предмет.

Например, я как провизор изучала биологическую химию по учебникам под редакцией Северина, Строева, патологическую физиологию, под редакцие Зайцева, фармакологию, под редакцией Аляутдина. И, скажите на милость, когда вам придет в голову почитать что-то серьезное, разве задумаете вы провести вечерок за занимательным чтением биохимии?! Нет! Так же и с "Улиссом" Данный роман не был написан для широкой общественности, он ей и не принадлежит. А вот для специалиста филолога, это кладезь информации, стилистики, языка и смысла!

Действительно, очень специфически написанный, в разной гамме чувств, стилей, с огромным количеством пометок, символов, записей на полях, отсылок к множеству других произведений, религиям. Каждая мелочь в этом романе сможет рассказать специалисту о своем предназначении. Но для моих эти изыски скрыты, я вижу в них лишь кладь серых камне. Для меня роман метв и написан на кодированном языке, шифр которого мне неизвестен.

Пара примеров:

Что, человек не из мира медицины, выудит из биохимии Северина?
" Ну, эм...тут про молекулки и даааа, у нас ДНК из двух цепочек чего-то там...."

Что я выудила из, ну допустим пятой главы "Улисса"
Автор: Глава "Лотофаг", сцена "Вана", время 10 утра, Орган - гениталии, символ Евхарист, искусство - ботаника, техника - нарциссизм.
Я: Химия чувств и страсть мозга. Эгоизм, Жара, удущающий воздух. Пустая болтовня. Обоюдная ложь и забытье. Бла-бла. Бла-бла-бла. Бла-бла. Забыть. Вытереть пот. Уснуть.

Ну и как? Как вам моя интерпритация? Много полезного я смогла оттуда выудить? Приниклась ли? Поняла ли? Нет! Что понял обычный человек из моего учебника биохимии? Ровно столько же, сколько я вынесла из "Улисса".

Резюме: я чувствую себя спасенной из ада. Мысль о том, что нет ничьей вины в том, что мне неудалось проникнуться замыслом "Улисса" лишь потому что я не обладаю достаточным уровнем знаний в области литературы и филологии и не являюсь специалистом в этой области, спасла меня от презрения к себе и ненависти к автору романа. Разные полярности, разные миры. Специальная литература.

Боже, храни нас всех.