Избранное. В двух томах. Том 1

В своё время это было первое произведение Р. Акутагава, которое попалось мне на глаза, — но руки дошли только сейчас. Изначально название мне показалось очень интригующим, — и я надеялась обнаружить вновь иронию на чеховский манер. На поверку это оказался очередной рассказ из христианского сборника (см. «Вечный жид», «Житие святого Кирисутохоро» и др.), только уже не такой нудный. Возможно, потому что остроумные проделки нечистого обычно намного увлекательный, чем стерильно благочестивые жития святых. Что-то он придумает на этот раз, чтобы соблазнить очередного неискушённого простака? А уж если кто вдруг ненароком душу свою продал, — то как избежать адского огня? Хоть я и не любитель религиозных мотивов в литературе, вот такие сюжеты периодически вполне могут меня заинтересовать.

Это забавный рассказ о находчивом торговце, которому удалось перехитрить самого дьявола. Здесь Р. Акутагава задаётся вопросом, откуда в Японии появился табак, и вновь обращается к тем далёким временам, когда в Страну Восходящего Солнца стали прибывать первые христианские миссионеры из Европы. Итак, существует легенда, согласно которой дьявол обернулся миссионером и решил сопроводить святого Франциска Ксавье, захватив с собой злополучные семена. По-видимому, ему наскучило в погрязшей в грехах и разврате Средневековой Европе, — инквизиторы там и без него справлялись. Прибыв в Японию, «красноволосый» умудрился вырастить табак прямо под носом у ничего не подозревавшего патера. Однажды бледно-лиловые цветы неизвестного растения крайне заинтересовали одного торговца. Не ведая, что беседует с самим дьяволом, он заключает сделку: если угадает, что это за растение, — то весь урожай достанется ему, а уж если не угадает… сами понимаете :)

Однако торговец оказался не из робких. Хоть дьявол и обвёл его вокруг пальца поначалу, да только сам в дураках и остался. А вот как это произошло — читайте сами :) Весьма занятный рассказ, который непременно заставит вас улыбнуться

Мне нравится…
Рука-лунатик, так и тянется партизаном (к партизанам?) написать цветаевское — «что вы больны не мной».
О мой смуглый ангел… в этой рецензии, ни слова о тебе. Почти. Палец к губам. Моим. Твоим — Нашим.
Просто мысленно обнимаю тебя в этот грустный октябрьский день, и особенно — завтра.

Мне нравится читать о том, как иностранные писатели пишут о русских писателях.
Так странно.. пишут писатели о писателях, а мы, читатели в России, словно бы чуточку больше узнаём самих себя.
Мне нравятся слова Хемингуэя о Толстом, как он с ним в боксе не продержался бы и раунда, или очерк Мопассана, написанный со слов Тургенева, как наш писатель встретил в лесу Снежного человека.

Хороший бы вышел рассказ и у самого Тургенева, к слову: русская охота: Тургенев охотится в лесу на вальдшнепа, и вдруг.. понимает, с ужасом, что за ним, в свою очередь, тоже кто-то охотится. Нежно.
Это очаровательная и пушистая самочка Снежного человека.
В реальной истории, разумеется, Тургенев не охотился, а купался и самочка снежного человека подплыла к нему и он выбежал в чём мать родила на берег и голым, с криком, побежал к селу, сквозь лес, видимо, пугать крестьянок: уверен, что в легендах того села, после этого случая, ходили слухи о прекрасном голом снежном человеке, матерящегося по-русски.

Акутагава описывает эпизод из жизни Тургенева и Толстого.
В комментарии к рассказу, есть маленькая заметка-пояснение (а я ещё думал, откуда в рецензиях все такие умные и подкованные), о том, как Тургенев, после многих лет ссоры с Толстым, приехал к нему на охоту.
Но на самом деле, всё куда более интересней. Предыстория ссоры и как тяжесть прошлого и сомнения прошлого, могут распинать и уродовать нас с настоящем, и само настоящее, даже спустя годы: так пространство и время искривляются возле поверхности массивных звёзд.
Так и возле сомнений и обиды, искривляются наши души и память, уродуя любовь и божественность чувств.

Взаимоотношения Тургенева и Толстого никогда не были ровными.
Помню, как меня грустно улыбнула первая ссора писателей, о которой я узнал из чудесных мемуаров Фета.
Молоденький Толстой, после Кавказа приехал к Тургеневу в гости. Толстой лежал на диване — ноги на спинку (дивана, а не Тургенева, разумеется).
А Тургенев ходил перед ним и что-то горячо говорил. Потом остановился, взялся за горло (себе, разумеется, не Толстому), и сказал хриплым и страдальческим тоном: я больше не могу спорить! У меня горло, у меня бронхит!
Толстой на диване зевнул и сказал: бронхит… выдуманная болезнь. Бронхит.. малахит..
Тургенев чуточку взвыл от бессилия и обиды.

А потом начались русские ссоры.
Но тут уже был виноват Тургенев. Он однажды приехал в гости к младшей и любимой сестрёнке Толстого — Маше.
Она была замужем и было у неё 4 ребёночка. Она вышла в 17 лет и муж был старше на 17 лет.
Муж был — мерзавец. Не стесняясь Маши, крутил романы с женщинами и даже жил с одной крестьяночкой, в её избе.
И тут, как говорится.. такая птица влетела к Машеньке — Тургенев. Чуткий, нежный, добрый.. Ну прямо-таки вальдшнеп!
Он был как глоток чистого воздуха в затхлой жизни Маши. И сердце женщины.. сделало шаг к Тургеневу.

А сердце Тургенева, как это часто бывает с мужчинами, которые не следят за словами, не понимая, какой огонь они могут разжечь в сердце женщины, сделало два шага назад, а потом ещё два. В общем.. Тургенев побежал. Охотник — от «птички». От раненого сердца женщины.
Маша развелась с мужем и думала, что у неё всё сложится с Тургеневым. Тургенев видимо подумал, что на охоте пошло что-то не так и охотятся за ним.

Кстати, чудесная тема для рассказа: вы охотитесь в лесу на милого и невинного зверя. И не подозреваете, что в кустах за вами наблюдает — Амур, и он с тихой улыбкой выцеливает вас. Точнее, он видит ваше сердце, словно прозрачный кленовый лес на осенней заре, ваши тихие мысли о каком-то человеке…
И в момент, когда вы вот-вот выстрелите в прекрасного зверя, Амур стреляет вам… в грудь, в плечо, в ягодицу — не важно.

Я не люблю охоту. Для меня это жестокое неандертальство. Хотя понимаю, что за нами Амуры охотятся, как на сафари: после того как я увидел удивительные глаза смуглого ангела, самой прекрасной женщины на земле, глаза, чуточку разного цвета, цвета крыла ласточки на заре, я был не то что бы ранен стрелой Амура, я был нежно расстрелян стрелами (взмахом ресниц?), и был похож на Святого Себастьяна на картине Гвидо Рени.

Но вернёмся к Толстому: он был возмущён поступком Тургенева, взбаламутившем сердечко Маши и… улетевшего, аки вальдшнеп.
К слову сказать, жизнь у Машеньки пошла под откос. Бросилась с отчаяния в объятия к французику, потом незаконный ребёнок, потом французик, как положено мужчине, превратился в вальдшнепа и упорхнул.
В итоге, Машенька приняла монашеский постриг. Это к ней в конце жизни, Толстой скрылся в монастырь, когда убежал из Ясной поляны (боже.. это ведь было 28 октября. В 5 часов… Ангелы уходят в это время).

Это была первая ссоры. Вторая случилась чуть позже, когда Тургенев за ужином рассказывал Толстому, в доме Фета, как его дочка Пелагея (как мы знаем, от горничной, долгое время жившей с матушкой Тургенева «крестьянкой", и лишь много позже он забрал её во Францию и.. отдал на попечение Полине Виардо. Своей платонической любовнице — мной только что изобретённый термин, вроде, новый, и более чем точный), берёт у французских нищенок (с наущения воспитательницы-англичанки), рваную одежду и штопает её.

Тургенев, почти никак не участвовавший в воспитании дочки, гордился этим фактом.
Толстой же.. выразил недоумение, и обвинил дочку и рикошетом — Тургенева, в позёрстве и ложной добродетели.
Видимо, брошенный камушек, Толстым, по странной нравственной гравитации на Земле, превратился в булыжник, ибо Тургенев чувствовал свою вину за дочку: вина и сомнение, и обида, тоже имеют эти гравитационные метаморфозы, какие не снились и Кафке: бросишь любимой цветок или нежное письмо.. а до неё долетает — камень. Или яблоко — в лоб.
Любимая бросит в тебя камень или дерзкое, тяжёлое слово.. а до тебя долетает весьма удивлённая синичка, или не менее удивлённый и сонный ёжик.

Тургенев, как обычно, встал из-за стола и с жаром заходил по комнате.
Тут моя память нежно заплутала и робко даже аукнулась (кстати, хороший глагол и образ: память аукнулась...) с Толстым, но откликнулся лишь Снежный человек. Нежный человек. Чудесно, но чуточку жутко.
Я к тому, что забыл, Толстой, или Тургенев, сказал другому: ещё одно твоё слово, и я дам тебе в рожу.
Видимо, Тургенев.

Ну вроде пустяк, да? С кем не бывает? Жена Фета их нежно помирила, налила чудесный малиновый чай.
А через пару дней.. Толстой вызвал Тургенева на дуэль. Да не просто на дуэль, а по-русски: чтобы наверняка, а не эти галантные французские игры с пистолетиками: дуэль в лесу.. на ружьях!
Господи, какой трагедии избежала русская и мировая литература!
Представляете? Достоевский только покидает свою сибирскую каторгу, и вместо него, грустно улыбаясь ему, идёт в кандалах — Толстой. Или Тургенев.
И лишь через 17 лет (заметьте символизм: 17 лет было и Маше и на 17, старше неё, муж-деспот), Толстой написал тёплое письмо Тургеневу и помирился с ним. И пригласил к себе.
Господи.. 17 лет!! Столько лететь до таинственной звезды Викрам-28 в созвездии Льва.

Вот такая любопытная предыстория у рассказа Акутагавы.
Итак, чудесным весенним вечером, на охоту на вальдшнепов, идут помирившееся Толстой и Тургенев, и жена Толстого с детьми.
Акутагава очень тонко, по-японски, описывает лёгкую тень напряжения между писателями: так с веточки сакуры порой слетает пара лепестков, хотя ветра нет, и птица рядом не пролетала.

Словно от грусти и томления упали лепестки..
Разумеется, этого образа нет у Акутагавы. Это моя грусть и томление, потревожили строку...
Жена Толстого, нежно пытается нивелировать малейшую тень напряжения между ними.
Тут тоже любопытный момент для гурманов: пока мужики меряются ружьями и охотятся на птичек (мужики!!), женщина охотится на.. нежность. А точнее — стреляет по вспорхнувшим из зарослей сердца писателей — бесятам.

И если Толстой, на охоте, нет-нет, но пытается нежно подранить Тургенева, пусть и с улыбкой, то Тургенев, которому Толстой отвёл лучшее место на охоте, на так называемой «тяге», как ребёнок, заворожён красотой природы и пением птиц.
Почти как я на охоте. Однажды я пошёл в лес, просто, что бы поохотиться на красоту: сердцем.
А у дедушки было в сарае старое ружьё. Без патронов, разумеется. А мне захотелось ощутить этот тургеневский «вайб».
Да и в лесу было опасно: лоси, волки, лисы, синички..

Я не шучу про синичек: они опасны тем, что могут нежно, как нимфы, увести далеко в лес, и там, там..
Бог их знает, этих синичек, что у них на уме.
В какой-то момент, я поймал себя на мысли, что похож на деревенского дурачка (хотя, деревенские, если бы увидели меня, подумали бы с улыбкой, что я — городской дурачок), с блаженной улыбкой крадущегося по лесу и из незаряженного ружья, целящегося то в сосну, то в синичку, то в облако, похожее на слона, то в удивлённого ёжика, а то и .. в себя. В шутку.

Так вот, Тургенев больше выцеливал красоту природы. Наслаждался пением птиц.
А Толстой к этому времени, уже подстрелил несколько вальдшнепов.
Как мы понимаем, тут уже не до красоты. На первый план выходит соперничество писателей.. как буквальное, так и символическое.
Тургеневу выпадает шанс: из кустов выпархивает вальдшнеп и он стреляет.
Птица падает  — камнем.
И вот тут уже начинается самое интересное.
Я бы хотел обратить внимание на лингвистические переулочки трагедии.

Тургенев не раз потом повторит это выражение, доказывая Толстому: я её подстрелил! Я не вру!! Она камнем упала!!
И в какой-то миг, Тургенев даже перейдёт на французский, снова повторив этот образ (одного языка мало для правды? Знакомо, да? Порой, чтобы доказать правду любимому человеку, хочется превратится в эскимоса, в эфиопа, нежно прошелестеть алым клёном или пропеть синичкой или нежным ежонком (понимаю, они не поют, но как любимая была бы потрясена этим поющим ежонком!!)  — любимая, я никогда не врал тебе, я люблю тебя больше жизни!!
Может ежонку поверят, а не человеку..).

Словно камень, всё это время, 17 лет лежал на душах писателей, камень их общей вины и непрощения и обиды, недоверия.
Боже.. как легко сбросить с души этот сизифов камень! И просто обняться и довериться друг другу, верить — не аутизму факта и истины события, этого глупого мира, а в нежность и свет души близкого, если даже его свет души противоречит глупому и грубому факту мира: «истине», как бы мы сказали.
Нет.. нам видимо нравится, годами играть в Сизифов, таская этот всё увеличивающийся камень, не только на гору лет, но и в наши надежды, любови, сны, письма, страхи.. а то и в кафе.

Толстой не верит, что Тургенев подстрелил вальдшнепа.
Он посылал свою собаку на поиски в заросли, но она ничего не принесла.
Так кто врёт? Собака Толстого никогда не ошибается. Это истина. Природная истина, так сказать.
Но и Тургенев ясно знает, что он не врёт и что он подстрелил птицу.
Как мы видим, простая охота перерастает в нечто экзистенциальное, в противостояние истины — факта, природной естественности, — истине души, любви.

Таким образом мы видим мучительное раздвоение истины, распятие истины, на две части.
Помните, что однажды написал Достоевский своему брату? И не важно, верите ли вы в бога, или нет, его слова — это эталон нравственного рыцарства, которого нам так часто не хватает.. в любви, дружбе, общении с красотой искусства и т.д.
Вот эти слова: если бы мне доказали, что истина находится вне Христа, я бы предпочёл быть с Христом, нежели с Такой истиной.

Следуя этой формуле, (словно тайно, вместе с охотниками, по вечернему лесу, ходила и крылатая душа Достоевского), Толстой, как рационалист, предпочёл остаться верным истине факта, разумной действительности, подначиваемой изуродованным прошлым, искривляющего настоящее: их прошлой ссорой, неверием в свет души Друга, сомнением в этот свет.

Так и не найдя таинственного вальдшнепа, словно его ангелы взяли на небеса, как мученика, писатели вернулись в поместье, но между ними, как грозный бог, стояла тишина, и даже милая жена Толстого не могла рассеять эту тишину, словно она была частью наступившего тёмного, дремучего вечера, просочившегося в дом.
Милая жена Толстого, прелестно охотясь на «бесов» молчания, заводит разговор то на одну тему, то на другую, грациозно заполняя тишину, словно разливая малиновый чай.
Говорит о чудесном новом писателе появившемся во Франции — Мопассане. О Гаршине..

И вот тут лунатик-читатель должен остановиться у карниза строки и нежно улыбнуться невидимым, малиновым облакам, и.. видимо, перепуганному дворнику.
Дело в том, что у Мопассана есть маленький рассказ — Вальдшнеп.
Думается, Акутагава не мог не знать об этом. Если не ошибаюсь, он любил Мопассана.
О чём этот рассказ? Старый граф, уже парализованный, но безумно влюблённый в охоту, приглашает к себе друзей охотников.

А пока он ждёт их, его слуга, возит его в кресле по саду, а другой слуга, спрятался за кустами и выпускает голубей перед ним, и граф стреляет в них из ружья.
Образ чуточку гротескный, и по своему забавный. Но суть в том, что сам граф — как бы сам является подстреленным вальдшнепом.
Что касается образа Гаршина.. то тут ещё проще. Как мы знаем, Гаршин покончил с собой, «камнем» бросившись вниз головой в пролёт лестницы. Как раненая птица.
Отчасти, наверно, Акутагава и это имел в виду, о том, как хрупка человеческая жизнь и что мы все, чуточку «вальдшнепы» на этой безумной охоте, под названием — жизнь.

Но мне почему то кажется, что Акутагава чуточку намекал и на известный рассказ Гаршина — Красный цветок.
Вы видели как выглядит вальдшнеп, после того как его изрешетила дробь?
Слава богу, я тоже не видел. Но наверно есть в нём что-то от красного цветка. Я к тому, что образ и обиды и недоверия и раненой птицы — это всё единый и кровоточащий образ раны: и не понятно, это гаршинский мировой образ зла, или же — добра, который герой рассказа хочет убить в психиатрической больнице?

Чем не психическая аномалия, в данном эпизоде с Толстым и Тургеневым на охоте?
Что им мешает просто поверить друг другу, забыв о прошлом, поверить в свет и добро друг друга и тихо обняться, внутренне, что они ещё не сделали, ибо внешние объятия — часто пусты и лживы, как маски.
Таким образом, Вальдшнеп, выступает в роли этого таинственного цветка. Он то ли бог, то ли дьявол: он может и помирить на века двух гениев, и рассорить их навсегда.
Так и кажется.. ещё чуть чуть, и мы дойдём до того, что в этом несчастном вальдшнепе, сосредоточена вся тайна мира, всё замирение человечества.

Потому что это лишь символ. Как у Чехова: мы просто пьём чай на кухне.. а отношения рушатся.
Просто подстрелена невинная птичка, а два гения, рассуждающие о боге, судьбе России, мира.. словно школьники, не могут понять друга друга и ссорятся.
А разве у влюблённых не такой же маразм? Кто виноват в том, что они поссорились? Вот этот упавший кленовый листик?
Или котёнок-непоседа возле подъезда? Или этот странный и косматых птах — обида и сомнение в любимом человеке?
Или другой птах, весьма откормленный, как вальдшнеп — наше эго?
Это же чистая клиника!! Просто нужно верить в свет любви и души близкого. И не охотится на животных. И не важно, внутренние это животные, или внешние: они одинаково ранимые.

И опять на первый план выступает женщина. Словно тайный ангел.
Жена Толстого говорит детям своим, перед сном, чтобы завтра утром, они получше поискали вальдшнепа.
И что же вы думаете? Пока утром, Толстой и Тургенев, словно два психа в смирительной рубашке молчания, снова мучают друг друга в одной комнате, и, кажется, ещё чуть-чуть, и кто-то из них закричит, опережая удивлённого читателя: я так больше не могу! Я сейчас сойду с ума от этого молчания!!
Дверь открывается и вбегают дети Толстого, с почти евангельским криком благой вести: нашёлся! Нашёлся!

И что символично, Таня, дочка Толстого, нежно опережая брата, выкрикивала, что это она первая заметила вальдшнепа на берёзе, на ветвистой развилке, где он и застрял (заметьте этот тонкий нюанс двоение берёзы, словно души человеческой, и — истины).
Т.е. и тут, женский, ангелический взгляд, первым увидел — Истину. То что мальчишка полез за истиной, как обезьянка, это понятно. Но увидела то истину на дереве — девочка!!
Так кто кого нашёл? Дети — истину? вальдшнепа? Толстой — нашёл себя, в этом детском благовесте голосков, и наконец то поверил другу, что он не врал?

Или Толстой поверил лучшему в себе, тому, что никогда не врёт, но кого мы не хотим слушать и.. раним этот внутренний свет в нас?
Так кто был тот таинственный вальдшнеп? Ангелом? музой? Богом? Любовью?
Каждый из нас, чуточку вальдшнеп..
Прекрасный символ: истина, как и вальдшнеп, на самом деле не принадлежат ни земле, ни небу: истина как бы распята между ними, она зависла меж небом и землёй.

Ранний рассказ Акутагавы Рюноскэ как точно отражает нынешнюю ситуацию не только на территории Л.Л., но и в современном искусстве. Но, сначала, конечно к самому рассказу.
Название "Мензура Зоили" сразу отсылает к древнегреческой истории. Мера Зоила. А это был литератор, критик и оратор, имя которого стало нарицательным как КРИТИКА МЕЛОЧНОГО И ЗАВИСТЛИВОГО. Значит, и мера эта совершенно не объективна и зависит только от самих "меряльщиков". А где находится это изобретение? Ну, конечно же, в СТРАНЕ ЗОИЛИИ (перевод тут и не нужен). С учётом того, что:

Местный учёный прославился (наверное, в кавычки это слово надо взять) критикой самого Гомера.

Вот так да, потомок квакающих лягушек (уж, видимо, и язык - то соответствующий) стал КРИТИКАНОМ. А что ж он сам? Что написал-то? Учёный ведь создать что-то должен, а тут - лишь квакающее критиканство.
А далее УЖ ИЗОБРЕТЕНИЕ ЭТОГО "ЧУДНОГО" АГРЕГАТА", КОТОРЫЙ ЦЕННОСТЬ ВСЯКОГО ПРОИЗВЕДЕНИЯ БЫСТРЕНЬКО ОПРЕДЕЛЯЕТ. Положил на весы - и готово! Просто и ясно!!!

Резонный вопрос возникает: А ГДЕ Ж ТАКОЙ ПРИБОР СТАВИТЬ?

В Зоилии поступили весьма разумно, когда без отлагательств оснастили этими аппаратами таможенные посты.

— Это зачем же?

— Чтобы проверять картины и книги, которые ввозятся из-за границы, и запрещать импорт тех, которые ценности не имеют. Говорят, сейчас всё проходит контроль — любые произведения из Японии, Англии, Германии, Австралии, Франции, России, Италии, Испании, Америки, Швеции, Норвегии. Но что-то с Японией дела плоховаты. Хотя на наш — весьма доброжелательный — взгляд, там вроде бы есть неплохие писатели и художники.

Вот оно как! Нечего в Зоилию всякую дребедень провозить! Пусть в Зоилии одни шедевры будут!
Только вот те "ШЕДЕВРЫ", что в Зоилии пишутся, на приборчик этот НЕ КЛАДУТ! Видно, сразу определяют на высшую степень художественности.

В общем, идея рассказа понятна и проста, но...
Но посмотрите вокруг себя.
Но почитайте рекламу очередного литературного "шедевра", что на Л.Л., да на Литресе всегда в переизбытке.
К примеру (не упоминая автора и название книги).

Или вот ещё:

Вот где написаны эти "шедевральные" книжные новинки не так уж и важно, а выпущены в СОВРЕМЕННОЙ ЗОИЛИИ, которая ежедневно обрушивает на каждого читателя тонну таких убогих, но распиаренных книг - макулатур, КОТОРЫЕ ПРОДАТЬ НАДО.
Нельзя эти книги на аппарат Mensura Zoili класть.
Нельзя в них художественную ценность определять.
НЕТ ЕЁ ТАМ и Быть Не Может!
Зачем Шекспира и Толстого рекламировать? Уж лучше своих, новоиспечённых писак, чьи книги неотличимы друг от друга!
Конечно, я, может быть, уж слишком придирчив, но посмотрите на тот поток, который ежедневно льётся нак на Л.Л., так и на Литресе! Лишь изредка вы встретите талантливую книгу и это будет переиздание классики, проверенной временем. А потому - МЫ ВСЕ В ЗОИЛИИ НАХОДИМСЯ! Так то!
Всем ясности ума желаю!
Читайте умные рассказы Акутагавы Рюноскэ и, быть может, они на многое глаза вам откроют.

"Ворота Расёмон" считается одним из самых знаменитых произведений Р. Акутагава. Мне так давно хотелось его прочитать - но я совершенно не представляла, что меня здесь ждёт. Начать с того, что подобно sofka4ever я была почему-то уверена, что это достаточно объёмное произведение, а не короткий рассказ, - хоть я и не смотрела одноимённый фильм А. Куросава. Во-вторых, я ждала чего-то более утончённого и изящного, в духе новеллы "Просвещенный супруг" , а получила совершенно жуткую картинку. И вроде бы всё при нём - глубокий, остросоциальный сюжет, красивый и лаконичный стиль повествования, идеально переданная атмосфера - но какой-то он угнетающий, гадкий. Понимаю, что так оно всё, наверное, и было когда-то, - но рассказ не произвёл на меня должного впечатления.

Средневековая Япония. На старую столицу, Киото, обрушиваются одно за другим всевозможные бедствия - "то землетрясение, то ураган, то пожар, то голод". Доведённые до отчаяния жители разочаровываются в своих ценностях и теряют последние остатки человечности. В городе царит настоящий хаос - разруха, грязь, запустение, по улицам снуют дикие животные, валяются "неприбранные трупы".

И как символ, квинтэссенция всего этого морального и физического разложения общества - над городом возвышаются заброшенные и полуразрушенные ворота Расёмон. Здесь и решил укрыться от дождя несчастный слуга, уволенный хозяином несмотря на многолетнюю верную службу...

А дальше - вполне себе японская достоевщина: есть здесь вопросы в духе "тварь ли я дрожащая или право имею", есть и роковая старуха. Сама атмосфера даже похожа - та же нищета, грязь, безысходность и аморальность. Пронизывающий холод и неутихающий дождь лишь явственнее сближают средневековый Киото с Петербургом Достоевского. Здесь символичен даже чирей на щеке героя, - образ того гнойного процесса нравственного падения, что происходит в его душе, как говорится, налицо. В который раз убеждаюсь, что Р. Акутагава был весьма хорошо знаком с русской классикой: если первый прочитанный у него рассказ "Бататовая каша" показался мне по-чеховски ироничным, то этот оказался по-достоевски душным и удручающим.

Более полугода я посвятил перечитыванию и переосмыслению бессмертных произведений классика японской литературы АКУТАГАВЫ РЮНОСКЭ. Более половины из его наследия я переосмыслил и постарался как можно более полно и глубоко (в меру моих скромных умственных способностей) на них написать рецензии. И вот финальная точка, последний рассказ, что был мной давненько припасён для уверенного смыслового финала этой увлекательной литературной эпопеи.
Почему "Ворота Расёмон"? Очень просто: в этой истории заключено все наше поведенческое сознание, все наши поступки и вся та философия, которую мы часто громоздим сверху простых истин. Но начну я, пожалуй, издалека, начну с одной истории, что была со мной в 1991 году на гос.экзамене по философии в ВУЗе.

1991 год, время перемен, перестройки всего, что было ранее. Первый год в Вузе обязательный Марксизм-Ленинизм заменяют на итоговый экзамен по философии. Те, кто учились тогда, помнить должны, что весь куцый курс делился на ДИАМАТ и ИСТМАТ. Собственно, большой разницы между этими двумя частями не было, т.к. на первом месте стоял материализм, отрицающий идеализм. Потому и вопросы на Госе были из этого курса. Конечно, готовился, читал, но никогда не был знатоком философии в глубоком смысле.
Итак: 13 июня, кабинет 313 и билет я вытягиваю, конечно, № 13. Если на первый вопрос билета о древне-восточной философии я ответил на заученном автомате, то на второй, о главенствовании материального, либо идеалистического начала в советской философии довоенного времени, я отвечал так, как понимал сам. И, что интересно, сумел "завести" комиссию на довольно интересную дискуссию на тему "БЫТИЁ ОПРЕДЕЛЯЕТ СОЗНАНИЕ ЧЕЛОВЕКА, А НЕ НАОБОРОТ". Да, вот такое утверждение дедушки Маркса нашло полное подтверждение в жизни не только моей. Человек ведь может философствовать лишь когда он сыт, доволен, имеет кров над головой, да ещё кошелёк денег.
И вспомнил я эту историю здесь неспроста. Конечно, она является лишь прелюдией к той истории, что описал Рюноскэ. И ЭТА ИСТОРИЯ ТАКЖЕ ПОДТВЕРЖДАЕТ АКСИОМУ О ГЛАВЕНСТВЕ БЫТИЯ НАД СОЗНАНИЕМ ЧЕЛОВЕКА. Ведь человек, по сути своей, слаб и ведёт себя в зависимости от тех условий, в которых находится. А всё остальное можно назвать философией, а можно просто болтовнёй.

Сюжет короткой новеллы и прост, и сложен одновременно.
Старая столица Японии Киото пребывает в разрухе. "Объяснялось это тем, что в течение последних двух-трёх лет на Киото одно за другим обрушивались бедствия – то землетрясение, то ураган, то пожар, то голод. Вот столица и запустела необычайно. Как рассказывают старинные летописи, дошло до того, что стали ломать статуи будд и священную утварь и, свалив в кучу на краю дороги лакированное, покрытое позолотой дерево, продавали его на дрова. "
Некий слуга пережидал дождь под воротами Расёмон.
А надо сказать, что ворота эти в ту пору были скорее воротами в ад, чем тем, что они являют туристам в нынешнее время.

... о поддержании ворот Расёмон, разумеется, никто больше не заботился. И, пользуясь их заброшенностью, здесь жили лисицы и барсуки. Жили воры. Наконец, повелось даже приносить и бросать сюда неприбранные трупы. И когда солнце скрывалось, здесь делалось как-то жутко, и никто не осмеливался подходить к воротам близко.

Зато откуда-то собиралось несчётное множество ворон. Днём они с карканьем описывали круги над высоко загнутыми концами конька кровли. Под вечер, когда небо над воротами алело зарёй, птицы выделялись на нём чётко, точно рассыпанные зёрна кунжута. Вороны, разумеется, прилетали клевать трупы в верхнем ярусе ворот. Впрочем, на этот раз, должно быть из-за позднего часа, ни одной не было видно. Только на полуобрушенных каменных ступенях, в трещинах которых проросла высокая трава, кое-где белел высохший вороний помет. Слуга в застиранной синей одежде, усевшись на самой верхней, седьмой, ступеньке, то и дело потрагивал рукой чирей, выскочивший на правой щеке, и рассеянно смотрел на дождь.

Да, слуга, спрятавшись в столь жутком месте, не знал, что делать ему дальше, ведь хозяин, которому он служил верой и правдой, уволил слугу. Что теперь ему делать? Как жить дальше? Чем заниматься?
... А дождь всё не прекращался, он лил и лил на улицу Судзаку.
Тёмный вечер, приближаясь не сулил ничего хорошего.
Как пережить этот день?

Но вором слуга ведь никогда и не был.

Слуга громко чихнул и устало поднялся. В Киото в час вечерней прохлады было так холодно, что мечталось о печке. Ветер вместе с темнотой свободно гулял между столбами ворот. Сверчок, сидевший на красном лакированном столбе, уже куда-то скрылся.

Втянув шею и приподняв плечи в синем кимоно, надетом поверх жёлтой нательной безрукавки, слуга оглянулся кругом: он подумал, что если бы здесь нашлось место, где можно было бы спокойно выспаться, укрывшись от дождя и не боясь человеческих глаз, то стоило бы остаться здесь на ночь. Тут, к счастью, он заметил широкую лестницу, тоже покрытую красным лаком, ведущую в башню над воротами. Наверху если и были люди, то только мертвецы. Придерживая висевший на боку меч, чтобы он не выскользнул из ножен, слуга поставил ногу в соломенной дзори на нижнюю ступеньку.

СТАРУХА СРЕДЬ МЕРТВЕЦОВ!!! СТАРУХА ВОЛОСЫ РВЁТ У МЁРТВЫХ!!!
Картина, достойная самого жуткого фильма, но это не фильм, а реальность.
ЗАЧЕМ ОНА ЭТО ДЕЛАЕТ?
Вот здесь я должен в повествовании и остановиться. Остановиться на самом жутком, интересном и поворотном месте, которое перевернёт не только ПОНЯТИЯ ДОБРА И ЗЛА, не только ПОНЯТИЯ ЭТИКИ, не только ПОНЯТИЯ СУЩНОСТИ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ПСИХОЛОГИИ, но и поставит вечный вопрос О НЕЗНАНИИ САМОГО СЕБЯ КАЖДЫМ ИЗ НАС.

Вот тут самое время вновь вспомнить Карла Маркса, который нынче не в почёте, но который верно писал, что: "Способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще. Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание".
Прочтите эту историю и задайте себе простой вопрос: "А как бы поступили вы, чтоб не умереть от голода?"

Рассказ.
Главные действующие лица:
Дровосек – потому что труп нашел, а еще веревку рядом с телом и гребень. Всего две вещи.
Тадземару – убийца, насильник и в принципе виновник всего произошедшего.
Масаго – молодая жена покойного.
Такэхиро – поруганный труп.

Дальше...

Труп лежал на спине,
С рваной раной в груди.
Его нашел дровосек,
На допросе он лгал.

Алчность губит людей
И сгубила Такэхиро.
Уж семью не построить,
С молодою женою.

Говорил на допросе
Слишком много Тадземару
В этом виделась ложь,
Как и в исповеди Масаго.

В данном рассказе, автор показывает гнилую природу человека, дает пищу для размышлений. Читайте.

"Наверно это сказка, в которой как и всегда есть доля правды." - так написано об этом рассказе Рюноскэ в Л.Л. Видимо, безымянный литературный "умник" не имеет ни малейшего представления ни о творчестве классика японской литературы Акутагава Рюноскэ, ни о синтоизме, которое и стоит в основе всего культурологического понимания национальной особенности. Потому и рекомендую читать этот рассказ как продолжение той истории, что была написана ранее. Рецензия: https://www.livelib.ru/review/5212960-susanoonomikoto-akutagava-ryunoske
Предыдущее повествование заканчивалось ожиданием сражения с восьмиглавым змеем, а, потому, Рюноскэ, надеясь на осведомлённость читателей в истории божества Сусаноо, сразу же продолжает пересказ, оставив в стороне ту победу. Кстати, свой меч у писателя наш герой получил не из хвоста поверженного змея (тот станет вторым), а от бога огня и грома Хоноикадзути-но микото, сумев своей великой силой вынуть из расщеплённого молнией дерева.

А время текло, как течет вода в реке. Вскоре у них родился сын, которого назвали Ясимадзинуми. Мальчик, красивый, с мягким характером, был больше похож на мать, чем на отца.

Но смерть не миновала дома Сусаноо.

Когда Ясимадзинуми вырос и превратился в благовоспитанного молодого человека, Кусинада-химэ внезапно заболела и спустя месяц ушла из жизни. Поэтому, когда была готова усыпальница, он семь дней и семь ночей молча лил слезы, сидя у еще прекрасного тела своей жены.

Дворец огласили стенания. Особенно печалилась единственная сестра Ясимадзинуми — Сусэри-химэ, ее непрерывные причитания вызывали слезы даже на глазах посторонних, проходивших мимо дворца. Так же как брат был похож на мать, Сусэри-химэ характером своим походила на отца, безудержного в своих порывах.

"Вскоре прах Кусинады-химэ вместе с драгоценностями, зеркалами и одеждой, которыми она пользовалась при жизни, захоронили под холмом недалеко от дворца Суги. Не забыл также Сусаноо положить в могилу одиннадцать ее служанок, которые должны были утешать Кусинаду-химэ на пути в страну духов. Служанки умирали безропотно и быстро. А наблюдавшие это старики хмурили брови и в тайне осуждали Сусаноо:

— Всего одиннадцать! Наш повелитель пренебрегает древними обычаями. Скончалась первая жена, а с ней идут в страну духов одиннадцать служанок! Как можно! Всего одиннадцать!"
И ЧТО ТЕПЕРЬ ДЕЛАТЬ СУСАНОО?
ОН РЕШИЛ УДАЛИТЬСЯ НА ПОКОЙ ВЗЯВ С СОБОЙ ЛИШЬ ДОЧЬ.

Хоть волосы Сусаноо и приобрели цвет высохшей конопли, но характер так и остался непокорный и взрывной. Что ожидать от отца, вырастившего на безлюдном острове свою дочь? Конечно, заботы и БЕЗМЕРНОЙ ЛЮБВИ, КОТОРАЯ, ПОДЧАС, ГРАНИЧИТ С ЕДИНОВЛАСТИЕМ НАД ЕЁ СУДЬБОЙ. Но жизнь берёт своё. И появляется в один прекрасный момент тот, кто завоюет сердце Сусэри-химэ.

Молодой человек был красив и широк в плечах. Шею его украшали красные и зеленые ожерелья из яшмы, у пояса висел широкий меч. Так выглядел сам Сусаноо в молодые годы.

В ответ на почтительный поклон Сусаноо грубо спросил:

— Как твое имя?

— Меня зовут Асихарасикоо.

— Зачем ты приплыл на этот остров?

— Я пристал, чтобы запастись продовольствием и водой.

Тут, на столь поворотном моменте истории, я и вынужден вас оставить наедине с прекрасным рассказчиком Акутагава Рюноскэ. Читайте, размышляйте и делайте свои выводы из прочитанного.

Этот рассказ не про любовь! Любители смакования любовных треугольников могут спокойно проходить мимо.
Этот рассказ о страсти, о презрении, о слове данном и О СМЕРТИ.
Этот рассказ непредсказуем в своём финале.

Три действующих лица в нём.
Ватару Саэмон-но дзе, который является мужем Кэса. Он из знатного рода. Но Рюноскэ не даёт ему здесь даже ни одного слова.
Кэса - жена его и предмет страсти холостого Морито.
Морито, как и положено в классическом треугольнике, является разрушителем семейного благополучия.
Две части рассказа от двух людей.
Морито.

Его разговор с самим собой.

«Вот и луна взошла. Обычно я жду не дождусь ее восхода, а сегодня боюсь света! При одной мысли о том, что я, такой, каким был до сих пор, в одну ночь исчезну и с завтрашнего дня сделаюсь убийцей, я дрожу всем телом. Представляю себе, как вот эти руки станут красными от крови. Как проклят я буду в своих собственных глазах! Я не мучился бы так, если бы убил человека, которого ненавижу. Но этой ночью я должен убить человека, к которому ненависти у меня нет.

Он должен убить и он обязательно убьёт.
Он дал слово Кэса.
Он дал слово не из-за любви, а из-за стремления возвыситься в глазах её.
И если в первый раз Кэса ослепила Морито своей красотой и молодостью, то спустя года, встретив её вновь, уже постаревшую, уже увядшую, он не испытывает той былой страсти, НО ВНОВЬ ЕЁ БЕРЁТ. Зачем?

Так зачем же, уже не чувствуя прежнего влечения к ней, я вступил с ней в связь? Во-первых, мною двигало странное желание покорить ее. Встретившись со мной, Кэса намеренно преувеличенно рассказывала мне о своей любви к Ватару. А во мне это почему-то вызвало только ощущение лжи. «Эту женщину связывает с мужем только одно чувство – тщеславие», – думал я. «А может быть, она просто сопротивляется, боится вызвать жалость?» – думал я также. И во мне все сильней разгоралась жажда изобличить эту ложь. Но если меня спросят, почему я решил, что это ложь, и скажут мне, что в таких мыслях сказалась моя самовлюбленность, я не смогу возражать. И все же я был убежден, что это ложь. И убежден до сих пор.

Но и желание покорить ее было не все, что мною тогда владело. Кроме того… стоит мне это сказать, как я чувствую, что краска заливает мне лицо. Кроме того, мною владело чисто чувственное желание. Это не было сожаление о том, что я не знал ее тела. Нет, это было более низменное чувство, вовсе не нуждавшееся именно в этой женщине, это было желание ради желания. Даже мужчина, покупающий распутную девку, пожалуй, не так подл, как я был тогда.

И после всего он предложил УБИТЬ ВАТАРУ! Кэса же согласилась! Почему?
Кэса.

Ночь. Кэса, встав с постели и отвернувшись от света лампады, кусает рукав, погруженная в думы.

Ее разговор с самой собой.

«Придет ли он? Или не придет? Не может быть, чтобы не пришел. Однако луна уже склоняется к закату, а шагов не слышно, – может быть, он раздумал? Вдруг он не придет?.. О, тогда я опять должна буду смотреть на солнце со стыдом, как распутная девка! Как выдержу я такую мерзость, такую гнусность? Тогда я буду все равно что труп, валяющийся на дороге. Опозоренная, попираемая, в довершение всех зол обреченная нагло выставлять свой позор на свет, я все же должна буду молчать, как немая. Если это случится, пусть я умру – даже смерть не облегчит моих мук! Нет, нет, он непременно придет! Я не могу думать иначе с тех пор, как при прощании я видела его глаза. Он боится меня. Ненавидит, презирает и все же боится. В самом деле, если бы я надеялась только на себя, я не могла бы сказать, что он непременно придет. Нет, я надеюсь на подлый страх, рожденный его себялюбием. Вот почему я могу так сказать. Он непременно прокрадется сюда…

Я, не способная больше надеяться на самое себя, – что я за жалкий человек! Три года назад я больше всего надеялась на себя, на свою красоту. Три года назад… может быть, ближе к правде будет сказать – до того дня. В тот день, когда я встретилась с ним в одной комнате, в доме у тетки, я с первого же взгляда увидела в его сердце свое безобразие. Лицо его оставалось спокойным, он как ни в чем не бывало говорил мне нежные слова, чтобы меня увлечь. Но разве может поддаться таким словам сердце женщины, однажды понявшей свое безобразие! Я только терзалась. Боялась. Горевала. Я вспомнила, как мне было жутко, когда в детстве, на руках у няньки, я смотрела на лунное затмение, – но насколько тогда было лучше, чем теперь! Все мои мечты сразу развеялись. И меня охватила тоска, как на дождливом рассвете. Дрожа от тоски, я в конце концов отдала свое все равно что мертвое тело этому человеку. Этому человеку, которого я не люблю, который меня ненавидит, который меня презирает, этому сластолюбцу… Может быть, я не могла вынести тоски, охватившей меня, когда я увидела свое безобразие? И я хотела обмануть всех, когда, словно в порыве страсти, прижала голову к его груди? Или же меня, как и его, толкала только гнусная чувственность? От одной этой мысли мне стыдно. Стыдно! Стыдно! Особенно в тот миг, когда я высвободилась из его объятий, как презирала я сама себя!

Тут должен я остановиться.
Финал уж близок, а в нём и все раскроется.
Прольётся кровь и это непременно, НО ЧЬЯ?
ЧТО ЗАДУМАЛА КЭСА?
Прочтите. Времени займёт немного, а вот тема для раздумий будет совсем не простой. А разве жизнь проста?

О душа, о сердце человека!

Ты, как непроглядный мрак, темно и глухо.

Ты горишь одним огнем – страстей нечистых,

Угасаешь без следа, – и вот вся жизнь!

Рюноскэ Акутагава - мастер психологического портрета. Ему, как никому другому, удается в нескольких страницах рассказа уместить всю глубину человеческой жизни, сотканной из парадоксов и противоречий.

В центре произведения "Маска Хёттоко" чудак Ямамура Хэйкити, человек, который боится своих желаний. Только когда выпьет, он может себе позволить свободно танцевать, общаться с продажными женщинами, играть в цветочные карты. И всегда, когда он напивается встельку, его тянет танцевать дивные танцы, прикрыв лицо маской. Но именно это и погубит его. Он умрет от кровоизлияния в мозг вовремя танцев. Последнее, что он попросит перед смертью, снять маску.

"То, что они увидели под маской, уже не походило на лицо Хэйкити. Маленький нос заострился, изменился цвет губ, но бледному лбу градом катился пот. Никто бы теперь не узнал в нем весельчака, комика, болтуна Хэйкити. Не переменилась только вытянувшая губы, нарочито глуповатая, спокойно смотрящая на Хэйкити с красной материи маска хёттоко".

Так, кто он был: трагик или комик? Потешая других своими пьяными танцами, Ямамура Хэйкити и не мог представить, что один из них будет последним. Его веселье превратилось в трагедию. Но было ли ему весело на самом деле? Сомневаюсь. К сожалению, истинное его лицо знала только маска. Маска Хёттоко.

Шедевральный рассказ Акутагавы Рюноске «Ворота Расёмон». В этой маленькой миниатюре автору удалось изобразить трагический путь человека к преступлению.
Акутагава здесь, как и во многих других своих творениях, лишь отстранённо повествует, ведя героя незаметно по его пути, не прерывая рассказ отвлечёнными рассуждениями морально-нравственного толка. Автор как будто бы безучастен, как сама природа может быть безучастной по отношению к человеческой жизни.

Однако человек всегда и везде, при любых обстоятельствах, каждую секунду делает выбор на непростом пути своей жизни. Слуга, оказавшийся дождливым вечером под воротами Расёмон. Ворота имеют дурную славу в этом городе, где царит хаос и запустение. И потому страшны не сами ворота, а страшен город и люди в нём. Люди, способные на воровство, убийство, разврат. А эти громадные ворота, некогда важные для города, стали воплощением зла, приютом греха и местом преступления. Они – та граница, перейдя через которую, оказываешься по другую сторону праведной и просто правильной жизни.
И именно находясь под этими воротами, слуга пытается наметить пути своей жизни. Но его перепутье глубоко драматично: или быть вором или погибнуть от голода и холода. С пугающей быстротой он переходит от одного решения к другому, пока не внедряется в его жизнь случай в виде старухи, которую автор сравнивает с обезьяной. И путь героя оказывается предрешён. Правда, здесь чувствуется не только воля самого героя, но и злой рок, приведший к неизбежности преступления, да и сами ворота, будто наделённые зловещей силой и пропитанные духом нравственного разложения. Именно поэтому, вероятно, герой является СЛУГОЙ. Он как бы не сам по себе, он зависим, он служит. И, как оказалось, потом полностью оказывается во власти демонов.

Внутренняя тяга к преступлению, сама его возможность зреет в человеке изнутри. Примерно как тот чирий, который был у героя на правой щеке и о котором автор несколько раз упоминает в этом крошечном рассказе. и всё зависит от того, как человек ответит на вопросы: разрешить ли себе преступление? Дать ли волю моим демонам?