
Ваша оценкаРецензии
Аноним3 февраля 2015 г.Читать далееЭтот роман для меня – урок смирения. В первую очередь смирения перед объемом, четыре тысячи с лишним электронных страниц даже для меня много. Во вторую очередь смирения перед советской прозой, репутация которой запятнана для меня удручающей скукой школьных уроков литературы. В третьих смирения суетливого характера, которому важна скорость и легкость текста, а неторопливая размеренность прозы Искандера требует обратного.
Однако, мышки плакали, кололись, но продолжали есть кактус.
В тексте чувствуется неуловимая горечь, и это не та горечь, которая оттеняет вкус, а скорее горечь слез раненого, надломленного животного. И все солнце Абхазии не в состоянии ее выжечь. Смех со вкусом пепла.
«Время в котором стоим». Лейтмотив этого эпического полотна абхазского быта, традиций, маленьких и великих подвигов. Время застыло и ничего не меняется в нем, история ходит по кругу и все возвращается: люди, события, ошибки и достижения, поражения и победы. Всегда возвращается. Потому что однажды выпал Большой снег и заморозил время. Оно застыло, кажется, что навсегда. Но его статичность не обратный ли эффект бешеной скорости движения? Ведь, когда ты сидишь в машине и наблюдаешь мелькающий мимо ландшафт, не возникает ли иллюзия, что ты стоишь на одном месте?
Словами обычно-необычных абхазцев Искандер доносит до читателя очень простые, но от этого не менее важные истины.
Для того, чтобы дело твое приносило плоды, нужно любить его всем сердцем.
Следует уважать старших за их мудрость и жизненный опыт.
Пока человек творит дело для себя, его душа полна счастьем и дары его рук радуют окружающих, а стоит ему схалтурить, допустить в свою жизнь порчу, как тут же уходит красота его труда и оскудняется земля.
Этот роман для меня средоточие мудрости и горечи. И от этого таким тяжелым он показался в прочтении.
Истории самодостаточны сами по себе, но собранные в единое целое, как члены семьи под крышей Большого дома, они дополняют, обогащают друг друга, делятся со своими родичами житейской мудростью, глубиной души и полнотой счастья.
История циклична и одновременно статична: она начинается с того, что Хабуг нашел ручей и заканчивает тем, что ручей, полноводной рекой разливавшийся под стенами Большого дома, иссяк, как иссяк и сам дом. И это кольцо истории сохранило всех героев практически без изменений. Они приобретали и теряли, любили и ненавидели, но это никак не отразилось на них. Широта душ осталась не менее обширной, а глупость взошла по ступеням мудрости.10268
Аноним30 апреля 2014 г.Подобно тому, как на скотном дворе стоит сделать неосторожный шаг, как тут же угодишь в коровью лепешку, так и в те времена, говаривал дядя Сандро, бывало, носа не высунешь, чтобы не шмякнуться в какую-нибудь историю.Читать далееДля меня творчество Фазиля Искандера яркий пример настоящего патриотизма, такого, который заражает этой любовью других людей. Ведь книги Фазиля, это не что иное, как бесконечный гимн Абхазии, признание в любви к своему народу. Романы Искандера знакомы мне с детства и уже тогда он заразил меня своей Абхазией, и хоть я там никогда не бывала, но вот есть такое ощущение, что она мне знакома, как знаком мне мой родной город.
«Сандро из Чегема» это сборник историй, в которых связующей нитью является горная деревушка Чегем. Не могу сказать, что книга смешная, нет, даже скорее наоборот, она грустная. Потому что понимаешь, что времена ушли и люди подобные чегемцам тоже, это как затишье перед бурей, как ночь перед рассветом, понимаешь, что вот еще мгновение и захлестнет Чегем коллективизацией и сталинизмом, что подберется, подкрадется к ним цивилизация, растопчет их общество, и посмеются над ними ученые люди. Хорошо, что есть вот такая книга, в которой всегда смеется веселый тамада Сандро, хмуро посматривает старый Хабуг, пастух Махаз ждет сына, которого заслужил, а Тали бежит навстречу своей судьбе.
Хорошая, добрая и грустная книга, которая заставляет опомниться и почувствовать время, в котором стоим, как любили говаривать чегемцы.1067
Аноним30 апреля 2014 г.Читать далееНеоднозначные впечатления остались от «Сандро из Чегема». В первую очередь, потому что пресловутый Сандро вовсе не является главным героем этого романа, состоящего из тридцати двух новелл. Главный герой романа – абхазский народ в целом и жители села Чегем в частности.
Начавшись как плутовской роман о похождениях Сандро Чегемского, в дальнейшем книга превращается в роман о жизни чегемцев. Сам Сандро может быть героем новеллы, отсутствовать в ней или просто упоминаться. Героями двух новелл являются животные. Честно говоря, именно эти истории показались мне самыми неправдоподобными: слишком уж очеловечены мул старого Хабуга и буйвол Широколобый.
Каждую новеллу можно читать как отдельный рассказ, но в каждой последующей может быть ссылка на событие, упоминавшееся в одной из предыдущих.
Рассказ об абхазах – это, прежде всего, рассказ о мужчинах. В этом патриархальном обществе сильны старые традиции, которые, увы, уходят в прошлое с каждым новым поколением. Даже сам рассказчик – племянник дяди Сандро – отходит от них всё дальше и дальше.
Уважение и почёт старшим, умыкание невест, гостеприимство, кровная месть. О, о гостеприимстве абхазов Искандер пишет очень много! Поездка куда-нибудь непременно превращается в застолье, для которого радушные хозяева зарежут курицу, козу или быка. А уж традиционную мамалыгу готовят так часто, что мне даже захотелось её попробовать.
Жизнь чегемцев показана на фоне исторических событий XX века. Колхозы, сталинские репрессии, Великая Отечественная война. Действие, если я не ошиблась в расчётах, доходит до середины 70-х годов.Искандер-рассказчик похож на одного из своих героев:
– Папа, что у тебя за привычка, – раздраженно обернулся он на отца, – вечно ты начинаешь рассказывать про одно, а потом тебя заносит совсем в другую сторону?!
– Да! – кивнул отец и с некоторым смущением взглянул на Зенона, сидевшего рядом на диване. – Его мать тоже за это часто меня ругала. Я как-то увлекаюсь подробностями и захожу в какие-то никому не нужные дебри… Его мать тоже меня часто упрекала в этом…
Было похоже, что он с удовольствием повторил эти слова. На самом деле, по мнению Зенона, упрекать его было не в чем. Он был прирожденным рассказчиком, и ветвистость его рассказов только подчеркивала подлинность самого древа жизни, которое он описывал.Помимо этого хочется отметить странные конструкции предложений с тавтологией и неверно употреблёнными причастными оборотами. А также странные сравнения и эпитеты. Вот на этом описании я зависла надолго:
Когда мы пришли в ресторан, столы были сдвинуты и уставлены холодными закусками и разнообразными бутылками. На белоснежных скатертях бросалось в глаза:
Смородинная прозрачность красной икры. Скрежещущая свежесть зелени… Черная икра лоснилась в большой плоской тарелке, как сексуальная смазка тяжелой индустрии. Так и представлялось, что едят ее, обсасывая и выплевывая подшипники, как косточки маслин.
Кротость поз молочных поросят напоминала детоубийство вообще и убийство царевичей в особенности. Аптечная желтизна коньячных бутылок, заросли которых, густея в голове стола, переходили в смешанный винно-водочно-шампанский лес с совершенно одиноким экземпляром коньячной бутылки на противоположном конце стола, как бы в знак того, что это породистое красное дерево в принципе может расти и там, на засушливых, удаленных от начальства землях. Плодородие столов несколько менее заметно, но тоже ослабевало в ту сторону.
В воздухе стоял роскошный венецианский запах гниющего моря.Ну и, наконец, отступления-размышления о чём-то делают некоторые главы невыносимо скучными. Особенно ужасна в этом плане глава «Кутёж трёх князей в зелёном дворике».
В целом же, знакомство с Искандером оказалось довольно интересным и познавательным. Теперь очень хочу посмотреть фильм, снятый по мотивам новеллы «Пиры Валтасара».
1065
Аноним30 апреля 2014 г.Читать далееКогда я была маленькой, сказала бы даже крошечной, мой дедушка рассказывал истории. Под звуки шелеста ветвей, кваканье жаб, жужжание ос собиралась вся семья, дедушка сажал меня на одно колено и терся не бритой щекой о мою, так что каждая полу выдуманная история начиналась с моего смеха. И знаете, это та часть моих воспоминаний, та часть моей души, которую не продам ни за какие деньги, потому что в ней собрано все детство, вся его легкость и какое-то безоговорочное счастье. Наверное из-за этого я влюбилась в главного героя, даже не так, я отдала частичку своей души, детства, памяти ему. Не потому что меня просили, а потому что он родной. Фазиль писал что хочет запечалить свое детство, а получилось что он уловил его суть и подарил бесплатный билетик в прошлое.
Сандро из Чегема - это роман наполненный смехом, жизнью, сарказмом, ирониею и, как ни странно, какой-то неописуемой грустью, да еще и личной почти не связанной с книгой. Она идет изнутри, разливается по клеточкам и рождает грустную улыбку за прошлым, за целой эпохой и временами давно убежавшими от нас.
1058
Аноним29 апреля 2014 г.Читать далееПеред нам широкое абхазское народное полотно. Живое, яркое и заставляющее бродить вместе с автором по горным тропинкам и заходить в гости ко всем родственникам, что живут поблизости и обидятся, если не зайдешь. Иначе нельзя! Да и захочется ли отказаться, если в любом доме тебе предложат дымящуюся мамалыгу с воткнутым в нее копченым сыром, размягченным от ее жара? И стакан домашнего вина, без всяких там сахара-воды? Не чудо ли? Нет, не описать мне того обаяния крестьянской жизни горного села. Уж поверьте, я не склонна идеализировать крестьянскую жизнь: признаюсь, сама я до 12 лет впахивала на сельском огороде/хозяйстве – мама не горюй! И с тех пор у меня стойкая неприязнь к физической работе. Но это не значит, что читать об этой жизни неприятно. Напротив! Помните ту самую бородатую поговорку, о том, что на воду, огонь и работу другого человека можно смотреть бесконечно? Так и здесь, от того что сам ты спокойненько себе лежишь на диване, обложившись продуктами цивилизации и опутанный социальными сетями, читать о физически тяжелой, но такой милой деревенской жизни становится еще приятнее. Немалую роль в моем удовольствии сыграло и то, что я хорошо знаю и страстно люблю горы Кавказа: я была и в волшебной Абхазии, и в теплом Тифлисе, на Эльбрусе и во многих, многих других волшебных уголках Кавказа. Банально, но факт – лучше гор могут быть только горы. Мои восторги лишь отголосок страсти туристов и альпинистов, коих среди моих друзей всегда тьма – горы-то рядом, 200 км! Наверное, каждый ставропольчанин в них хоть раз да побывал. Не знаю, есть ли хоть один, кто остался равнодушен. Я таких не встречала. Впрочем, я, как и Фазиль Искандер, неизбежно отвлеклась на любимый предмет и ушла в сторону от книги.
Кроме бытописаний, коих не так уж много на самом-то деле, книга полна забавных историй и побасенок. Невольно жалеешь, что Фазиль Искандер не твой друг-приятель, который мог бы поведать все эти байки за обильным столом, заставляя восторженно заглядывать в рот тамаде и смеяться до колик от рассказа в лицах. Жаль, ах жаль! Как ни могуч писательский талант автора, а все ж таким байкам самое место в кругу друзей за столом. Как житель Кавказа, подтверждаю - есть среди грузинов, абхазов (миль пардон, что валю в кучу) такие национальные обаятельные рассказчики, с неуловимыми интонациями, хитрецой и озорством, которые умеют разбавить правду своих историй изюм-шоколадом вымысла, подтрунивания над серьезностью читателя и с честолюбивым желанием покорить, обаять, развлечь и впечатлить.Впрочем, не только развлечения для стоило бы их прочесть – как в любой стоящей притче, в этих историях много простой, человеческой мудрости, высмеивающей человеческую низость - изящно, но непреклонно, и, хоть и чуть более прямолинейно, восхваляющей благородство и чистоту иных человеческих порывов. Кстати, личность автора в книге сильна, и по мере вызревания романа, перед тем как его окончательно созревший плод шлепнется в руки читателя, автор станет порой слишком навязчив в своей попытке изменить мир к лучшему. Но разве не прекрасен его призыв: «Дон Кихоты всего мира, по коням!» Честное слово, был бы под рукой конь – вскочила б! Впрочем, как-то нескромно самолично возносить себя в ранг Дон Кихота. Но очень хочется. И очень хочется после этой книги меньше злиться и подличать, стать добрее, мудрее, нежнее, легче и … забавно: более хозяйственной и быстроногой. Читая об абхазских женщинах я невольно думала, что меня, строптивую и ленивую читаку, ни один абхазец бы в жены не взял.
Ну и ладно. Борщ – монополия баб, а я попробую сварганить курицу в ореховой подливке. Как у абхазок не получится, но это не повод сдаваться!
1063
Аноним29 апреля 2014 г.Читать далееКогда я была маленькой, мне нравилось играть с лоскутами. Как любая рачительная хозяйка старой закалки мама собирала лоскуты в одну корзину, и я любила доставать их, рассматривать, складывать из них узоры. Потом, когда их накопилось довольно много, мама сшила из них потрясающе теплое и очень яркое лоскутное одеяло.
Именно о маминой корзинке с лоскутками я вспомнила, когда читала «Сандро из Чегема». Искандер с завидной тщательностью собрал лоскуты обычаев и историй жителей Чегема и вместе с читателем шьет из них лоскутное покрывало жизни абхазцев.
Как истинный чегемец, Искандер готов на все, чтобы труд его не пропал даром, поэтому сначала предлагает читателю самый длинный, самый складный лоскут под видом романа про плута-абхазца. На нем и лошадь, перепрыгивающая стол, за котором играют двое, и принц с лебедем, выглядывающим из мешка, из большевики с меньшевиками, стоящие друг напротив друга на берегах реки. А из-за их спин с обеих сторон выглядывают абхазцы, которые хотят и свое сохранить, и чужое, при случае, приобрести. И разве они не правы?
Постепенно, сантиметр за сантиметром в голове читателя начинает складываться картина жизни Абхазии того времени. Проглядывать истинное отношение абхазцев к гражданской войне, большевикам, колхозам. Читатель начинает и знакомиться с обычаями и традициями абхазцев, и видеть, как нововведения 20 века накладывались на их мировоззрение. И чем больше это становится видно - тем сильнее крепнет уважение к их мудрости, рачительности, дружбе. Гостеприимству.
Чем дальше развертывается лоскут-повествование, тем более смешными выглядят потуги коммунистов по созданию колхозов, по перековке других народов под себя. Смешными и грустными. И сам автор не скрывает своего к ним отношения
Вообще-то, честно говоря, в колхозе много глупостей делается, и мой старик прав
Мне там сейчас запретили торговать. Потому что большевики там открыли магазины и хотят, чтобы люди покупали в этих магазинах то, чего люди не хотят покупать. А того, что они хотят покупать, в магазинах нету
А теперь всем колхозом они не имеют столько скота, сколько он один тогда имел. Пустомели, все по ветру пустили!(Становится понятно, почему первое издание «Сандро из Чегема» цензура на 2/3 обрезала. Удивительно, что его вообще издали.)
Но вот у автора закончился самый длинный лоскут, и он по одному из корзины своей памяти начинает доставать отдельные лоскуты, поменьше.
На одном – пастух перерезает над раковиной горло человека а издали на это смотрят его дочери, на другом – парень взвалил не плечо девушку и тащит ее в кусты, где его ждут двое всадников. На третьем – у гигантского молельного ореха два пастуха забивают козленка, а из кустов выглядывают комсомольцы с зажженным факелом.
Несвязные, казалось бы, картинки. Но в голове читателя они увязываются друг с другом и с тем, самым большим лоскутом. Продолжает выстраиваться не картина даже – покрывало жизни иной, со своими понятиями, ценностями. И на нем находится место не только абхазцам, но и грекам. И русским.
А автор продолжает плести свою вязь, не только лоскуты соединяет – он и сами лоскуты умудряется своим узором украсить. Начал, вроде бы, одну историю читать, не успел оглянуться – еще две параллельно узнал, пока первая не закончилась. Заплетает Искандер словами, завораживает.
Вот лоскут с чегемским юношей, который едет продавать орехи, чтобы потом к девушке любимой на ночь заскочить. Так пока этот лоскут-история кончится, читатель не только про их отношения все узнает, но и про то, как можно объездить лошадь, и про непростую жизнь дремучего чегемца, которому слово лишнее боком может выйти. И про то, как место свое начальственное в абхазской милиции удерживать приходится. И про особенности быта преступников того времени. Про многое узнаешь, пока история про поездку юноши к концу своему подойдет. И так – постоянно. Ни один лоскут без украшения своего не останется.
Рассказывает автор, достает свои лоскуты. Один лоскут потянет из корзины, следом другой – сам в руку идет. А вот третий проглядывает… И чем меньше лоскутков в корзине остается – тем чаще узоры на них знакомые попадаются.
Слушаешь Искандера, увязываешь лоскуты в покрывало истории и к концу уже не разрозненные кусочки видишь, а понимаешь, что покрывало – с орнаментом. В который и молельный орех, и наконечники стрел древних абхазцев, и юноша с орехами вплетаются.
Закончено покрывало – красивое, яркое, самобытное. И с грустью на него любуешься. Что-то осталось сейчас? Вздохнешь вместе с автором, закроешь книгу как будто покрывало свернул, положишь на полку. Но, как и всякую добротную вещь, стоит его иногда разворачивать, орнаментом любоваться да истории в памяти освежать.
1069
Аноним28 апреля 2014 г.Читать далееВся книга, на мой взгляд, отчетливо распадается на 2 части: первая книга - цельная, ироничная, яркая, и вторая-третьи книги - более разнородные, где новеллы между собой уже отличаются и по интонации, и по стилю.
Лучше всего суть первой книги выражает цитата:
Другое дело шутка. В шутливой форме можно сказать все. В шутливой форме чегемцы умели обходить все табу языческого домостроя.И действительно, автор сумел сказать обо всём - о серьёзном и о пустячном - не впадая в пафос и морализаторство. Даже о тяжелых и страшных моментах он рассказывает так, что сначала отсмеёшься, а потом уже задумываешься. (После описания банкета со Сталиным, например, мне стало даже жутко. А ведь пока читала, было весело.) И ведь смеяться-то можно как по-разному: здесь есть и добродушная ухмылка, и язвительная насмешка, и беззлобный юмор, и желчный сарказм. Первая книга вся искристая, сочная, полная жизни и оптимизма, читать - одно удовольствие.
Во второй и третьей книгах ирония - уже не главное блюдо, а, скорее, приправа. По-прежнему чувствуется усмешка автора, но большинство новелл рассказываются вполне всерьез, с лирической или драматичной интонацией. Как и в первой книге, повествователями становятся разные герои, но если там на стиль рассказа это практически не влияло, то здесь отчётливо ощущается личный взгляд и своеобразный язык.
Больше всего меня поразила новелла "Широколобый". Чем-то напомнила "Старик и море" Хемигуэя. Та же неторопливость, то же понимание законов жизни, какое-то мудрое смирение перед тем, что нельзя изменить, и в то же время несгибаемая воля и упорство. Очень душевный, спокойный, но при этом такой пронзительный рассказ. А последняя фраза просто трогает душу:
Со стороны могло показаться, что буйвол плывет и плывет, догоняет и догоняет моторную лодку. Но со стороны некому было посмотреть, да и нет в этом мире сторонних.1071
Аноним7 июня 2009 г.Прекрасный тонкий юмор. Возможно, это можно назвать и сатирой. Юмор, который сквозь слезы, но при этом без надрыва и выпячивания боли на потеху публике. Впрочем, юмор Искадера в этой книге такой же ненавязчивый, что делает это легкое, милое и такое домашнее чтиво особо привлекательным. Для помнящих советские реалии книга еще и дает возможность поностальгировать по тому страшному, смешному, парадоксальному, опасному но все-таки привлекательному особенному времени.
1031
Аноним20 ноября 2016 г.Читать далееНа лайвлибе есть игра "долгая прогулка", у меня такое ощущение, что я в ней поучаствовала. Или бывает дольше?
Это нереально длинная книга об Абхазии. Но спасает ситуацию то, что книга очень увлекательная. Каждый рассказ- просто образчик мудрости, смекалки и находчивости. Ну и конечно это Абхазия- как вкусно там накрываются столы, "Изабелла" измеряется графинами, бочками, а обычаи, древние абхазские обычаи, не могут не вызывать восхищения. Погружение в книгу полное. Никто никуда не торопится, мы знакомимся с местными жителями, слушаем истории их жизни, присутствуем на застольях.
Конечно какие-то новеллы нравятся больше и западают в душу, и становятся любимыми, какие-то были просто проходными, и стерлись сразу, но вся книга в целом надолго осядет в памяти9688
Аноним30 апреля 2014 г.Читать далееЧитая роман “Сандро из Чегема” Фазиля Искандера (который вовсе не плутовской роман и даже не сатира, а нечто более глубокое), я мысленно потирал руки, предполагая поделить неминуемую рецензию на две части: собственно окололитературную и не менее скучную этнографическую, в которой примусь вспоминать всех встреченных на моём недолгом жизненном пути абхазцев и прочих гордых горцев, а также случаи, когда их поступки были столь же далеки от строгих принципов и благородных традиций чести и гостеприимства, воспетых их народами, как разбавленная байда в магазине далека от истинного абхазского вина. Но, дочитывая последние главы, а точнее, рассказы этого сборника, я понял: это не так уж важно. В конце концов, сам автор выводит на страницы своего произведения как достойных людей, так и недостойных личностей, с некоей долей грусти приходя к выводу: в каждом из нас есть что-то от придуманных им эндурцев. Не в национальности дело: пожалуй, каждому народу есть чем гордиться и чего стыдиться. Вопрос лишь в том, пытаешься ли ты вывести внутреннего эндурца на чистую воду (или вывести его, как пятно на костюме) или позволяешь ему управлять своей жизнью. Но пора спуститься с головокружительных высот психологии и псевдофилософии на землю, а посему переходим непосредственно к анализу “Сандро”.
Автор строит своё произведение по образу и подобию сказок “Тысячи и одной ночи”, благо его произведение немного сродни историям Шехерезады как в отношении
неподъёмного объемаразноплановости воздействия, так и в отношении разнообразия используемых жанров: тут и старинные легенды, и полукриминальные истории, и застольные рассказы, и даже плоские анекдоты о том, как все любят друг друга, чтение которых вызывает застывшую гримасу (“вы это серьёзно, товарищ?”). При этом Фазиль Искандер (как и основной рассказчик) постоянно “растекается мыслию по древу”, отвлекаясь на полу-журналистские размышления на тему, порою удачные лингвистические шутки, философские рассуждения и новые ответвления, истории в историях. Да к тому же не забывает спрятаться и загородиться десятками персонажей, которые рассказывают истории, поведанные им их друзьями – а те в свою очередь услышали их от своих собственных друзей. Смиритесь: вскоре вы безнадежно запутаетесь во всех этих тётях Машах, Адгурах,Хапугахстарых Хабугах, Кязымах и Абесаломонах Нартовичах. И не вздумайте удивляться – в качестве рассказчиков Искандер умудряется привлечь даже домашний скот: один раз в лице (морде?) озабоченного мула-педофила, второй раз (несомненно, более удачный) – отправляемого на убой буйвола. В итоге получается забавная матрёшка – mise en abyme самой невообразимой конструкции; при чём никто – включая, кажется, самого автора – не знает, чем закончится очередная история.И хотя под конец книги Искандер, вконец запутавшись в родственных отношениях со своим неутомимым дядей, признаётся, что порядком устал от него, я замечаю обратное: пусть объём книги не позволяет насладиться ею в полной мере за короткий срок, получить удовольствие можно и от последнего тома – при этом отделить “удачную” историю от менее интересной предельно просто. Главы, скорее всего, обречены на успех, если в них хотя бы упоминается вездесущий и неунывающий дядя Сандро (за исключением, пожалуй, слащаво-невыносимой главы о его дочери Талли). Или, напротив, способны вызвать в лучшем случае зевки, если, увлёкшись другими чегемцами, автор задвигает своего дядю-тамаду на дальнюю полку – хотя и тут есть приятные исключения вроде захватывающей дух исповеди бармена в лучших традициях Тарантино или притчи о Джамхухе. Кстати, подробнее о последнем. Хотя в названии главы и стоит многообещающее “Евангелие по-чегемски”, сыну оленя до Мессии далеко: апостолов всего семеро, да и миссия удручающе прозаичнее – отвоевать у
местного быдлабратьев-великанов руку и сердце местной безмозглой красавицы. Однако ни перечисленные выше недостатки (да ладно, так, недостаточки), ни навязчивая богобоязненность, пронизывающая большую часть произведения, не мешают поставить книге твёрдую пятёрку, ведь Искандеру вполне успешно удаётся выписать родные места – перед глазами так и встают эти с детства хранимые где-то там, слева в груди, а потому столь любимые им верхне- и нижнечегемская дороги, котловина Сабида, молельное дерево. Ну, и Мухус, который на самом деле Сухум.985