Наш девятнадцатый век. В двух томах. Том 2

Вот одна из важнейших книг моей жизни. Составила себе подробный конспект - в какой главе какие откровения искать. И буду перечитывать это произведение время от времени. В нём есть всё, абсолютно всё. Жизнь, Вселенная, 42 и более того. Этот роман поистине велик. Глуповато писать о нём рецензию, и занимаюсь я этим делом исключительно, чтобы по-фаустовски поймать мгновение. Я была редкостно счастлива, читая "Братьев Карамазовых": потому что существуют такие книги вообще, потому что я умею читать по-русски и потому что уверена, что стала немного добрее. Нельзя прочитать эту книгу и не стать лучше, чем был.
На первый взгляд начало романа - философский трактат о вере, а продолжение - остросюжетный триллер без хепиэнда. На самом деле, думаю, это учебник человечности: сперва теоретическая часть, потом тренинг повышенной сложности. Я начинала читать его в 22 и бросила сразу после смерти старца Зосимы: стало противно. Сейчас понимаю: чрезмерно целомудренным идеалистам лучше подождать, пока жизнь не превратит их в весёлых циников, и уж тогда читать, не дожидаясь, пока впадут в толкование собственного пищеварения.
Было у Фёдора Карамазова три сына, выросших безо всякого отцовского внимания и любви. Самоубийственное потакание сиюминутным капризам, шаткость моральных принципов объединяют их интенсивнее, чем кровное родство. Однако младший Карамазов - не таков. Он - вроде театрального софита, позволяющего рассмотреть поступки и мысли его семейных во всех подробностях. Алёшу любят за честность и безыскусность, он живёт по-божески, но не чужд мирским страстям, не осуждает, редкий эмпат, умеет великолепно слушать... Под его внимательным сочувственным взглядом после ряда несчастливых обстоятельств, на фоне растущих взаимных обид происходит убийство Карамазова-отца. Сына арестовывают по подозрению в совершении этого ужасного преступления. Я, человек, обожающий спойлеры, впервые потребовала, чтобы мне не рассказывали, кто убил. Оно стоит того - пострадать вместе с героями, измучиться сомнениями, подозревать, надеяться на разоблачение настоящего преступника - и испытать нежиданное потрясение от мотива преступления!
Не вдаваясь в подробности следствия, напишу только о том, что поразило больше всего. Дальше - спойлеры и моё личное, необъективное мнение.
Что творилось в голове у Смердякова?

Меня также очень заинтересовали речи прокурора и защитника на суде.
Почему одна из них убеждает, а вторая - нет?
Мне кажется, речь первого, цветистая и утрировано-психологичная (автор прямо-таки забавляется, "цитируя" её), - достигает цели. Она проще, чем речь адвоката! В ней меньше логики, зато она запоминается лучше. Она похожа на рекламный блок, а уж цитата про "птицу-тройку", та вообще выглядит китчево.
А вот речь адвоката требует концентрации внимания, логического осмысления, вникания в детали. Большинство присяжных, думаю, не то, чтобы неспособны на это, нет, они не дают себе труда проделать всю эту трудную работу. Думаю, всё решается спонтанно, интуитивно. Поэтому присяжные принимают известное решение.
И наконец, бесценные мысли Достоевского о воспитании детей заслуживают того, чтобы их прочитали все родители и собирающиеся стать ими. Думаю, семья Илюши и его отца, их нежность и бережное отношение друг к другу, описана автором именно в противовес Карамазовым. И в финальной речи Алёши замечательно, исчерпывающе высказывается кредо Достоевского о том, как нужна детям любовь, как нужна она всем нам.
Книга наполнена до краёв темами для размышления. Оставлю здесь несколько, чтобы вернуться к ним позже, когда буду перечитывать.

Ещё:

Здорово!
Очень неоднозначно рассуждение о трёх искушениях Христа в пустыне. Надо будет прочитать этот эпизод внимательнее, найти логические неувязки. Вообще, эта часть сама по себе заслуживает отдельного семинара по богословию - или по антропологии.
Текст украшают небольшие, но чудесные драгоценности. Например, притча о протянутой луковке пункт в пункт повторяет рассказ Акутагавы "Паутинка". 1880 год у Достоевского, 1918 год у Акутагавы... Думаю, ничего в этом страшного нет. Старые сказки путешествуют, не зная границ.
Последний бриллиант (не в тексте, там их ещё много, но об этом конкретном не упомянуть было бы несправедливо):
Почему для Дмитрия было таким невыносимым позором, что он отделил с самого начала и растратил только половину катиных денег? Не всё, а только 1.5 тысяч! Дмитрий горячо, болезненно объясняет странную "гусарскую" логику, по которой растрата не всей, а только половины суммы - бОльшее бесчестье. Мне же этот момент напомнил "Русские соболя" О Генри. Герой рассказа, "шикарный парень, презирающий дешёвку", точь в точь "инфернальная душа", Митя Карамазов, не желающий признаться, что кутил с оглядкой, экономил.
Завершив чтение, я тяжко задумалась, почему старец Зосима поклонился именно Ивану, не Дмитрию. Хотелось бы получить объяснения, конечно. Возможно, этот вопрос слишком сложен не только для меня. Чтобы понять этот момент до конца, надо быть Зосимой. То есть, Достоевским.

Главного героя - сумасшедшего -привозят в психиатрическую лечебницу. В местном саду он видит ярко красные цветы мака, которые воспринимает как сосредоточение зла. Герой понимает, что только он в силах его уничтожить.
Меня поразило, насколько автор поразительно достоверно описывает состояние психически больного, возникло ощущение, что ему оно знакомо не понаслышке; предчувствие не обмануло:

а в 1883 он пишет "Красный цветок". И ещё возник вопрос - красное зло, это не революционеры ли?

Или может он в силу тонкого восприятия мира предсказал коммунистическое будущее своей страны?
Единственное, кроме передачи собственных ощущений от клиники и болезненного состояния, в чем смысл написания этого рассказа, я не поняла.

Небольшое лирическое отступление.

Все-таки хорошо, что и эту книгу мне повезло прочитать, когда школьная программа уже скрылась за горизонтом. «Войну и мир» тогда у нас заменили на более короткий двухтомник «Анны Карениной», поэтому в дальнейшем о Наташе Ростовой и Пьере Безухове мне представлялось возможным услышать только в контексте анекдотов. И то, надо признать, не самых достойных ушей дворянского общества :)

Хватит ли слов описать, сколько тем для размышления заключило в себя это произведение? Ярко выраженный исторический роман, сменяющийся сценами с любовным романом, порою доходящим до сентиментализма; пронизанный философскими размышлениями, каждое из которых, может претендовать на самостоятельное эссе. Обязательно следует отметить, что роман во многом биографичный и потом по прочтению, было невероятно интересно открывать в героях, уже ставшими родными, прототипы из близкого окружения Толстого. Мановением пера Толстые превращаются в Ростовых, Болконские легко прочитываются в Волконских – все это напоминает бал-маскарад, когда фигура узнаваема, а лицо, прикрытое маской, слегка сбивает с толку в точном узнавании. Но иногда ошибиться было трудно, особенно запомнилось, как в описаниях княжны Марьи чувствовалась теплая память о покойной матери, в которой буквально ощущалось, как Толстой любуется этим схожим образом, будто разглядывает его взаправду.

Продолжение рецензии в 2-х томах

Теория большого взрыва.
Мне показалось, что у эпопеи Толстого был схожий путь написания с «Братьями Карамазовыми» Достоевского. Оба романа возникли из небольших рассказов, которые первоначально задумывались, как «предтечи» других романов, которые так и не были впоследствии написаны. Их авторов посещает одна и та же идея ретроспективы, что для настоящего раскрытия образов главных персонажей хорошо бы было бы начать задолго до задуманных событий, чтобы показать весь путь духовного становления главного героя, первопричины, превратившие его именно в того человека, которого мы увидим перед собой сейчас. Каким бы мы видели Пьера и как воспринимали отстаиваемые им убеждения, если бы никогда не знали, какое влияние на него оказали Андрей Болконский или Платон Каратаев? В «Декабристах» уже предстает другой Пьер, уставший, смирившийся, покиданный жизнью, мало имеющий общего с тем неудержимым юношей, способным привязать постового к спине медведя. Таким образом, благодаря одной незаконченной повести появилось масштабное историческое исследование и художественный роман в одном лице, который имеет силу поражать и вдохновлять до сих пор!
Один человек в таком сложном мире, в котором бурей вершится история – в чем его назначение, где его место? Какова роль свободы, нравственности, веры в судьбе человека? Ложь в обличии правды, и правда, замаранная ложью.

Андрей Болконский и Пьер Безухов.
Не смогла воспринимать двух этих персонажей по отдельности, связаны они для меня, две эти противоположности. Князь Андрей не приверженец морализаторских разговоров, скорее даже противник любого проявления демагогии, предпочитающий слову дело, в то время как Пьер, в больше мере, «теоретик», переполненный не озвученными мыслями и идеями, слабо представляющий их воплощение, этакий "бездомный философ" (простите, шутка). Не редко я задумывалась над вопросом, что питает дружбу между князем Андреем и Пьером? Иногда в разговоре складывается впечатление, что Андрей всегда занимает позицию «свыше» над Пьером – дает ему выговориться и мягко увещевает в обратном. Эту дистанцию даже подчеркивает их обращение друг к другу – Пьер всегда обращается к Андрею с глубоко почтительным «вы», в то время как Андрей – с неизменным равным «ты». Единственным ответом на мой вопрос, была мысль, что при некоторой разности их мировосприятия, Пьер и князь Андрей в своих идейных изысканиях стремились к одной цели – к истине, к правде устройства этого мира, в какой-то мере, к пониманию окружающего их общества, но главное, к самопознанию и определению своей роли в жизни. Андрей понимал это на собственном опыте, ощущая и анализируя окружающую его обстановку, Пьер же пока только начинал постепенно приближаться к этому душевному кризису, в котором уже пребывал его друг. Он не видел, к чему стремиться в жизни, что на самом деле важно, но отчаянно хотел найти. Словно два заблудших путника, бродят они во тьме, слепо шаря в поисках выхода, и что озаряет их путь, дает им надежду, выводит из мрака? Любовь.

Наташа Ростова.
Толстой признавался, что Наташа - его любимый персонаж в «Войне и мире», (что, совершенно субъективно, совершенно не радует). Наташа самый чувственный персонаж, легкий, бездумный, ее непосредственность местами граничит с глупостью. Любимица родителей, ни в чем не знающая отказа в, поначалу, довольно богатой семье, Наташа, не видевшая и не знавшая горя, лучится ослепительным и таким простым счастьем, способным заразить кого угодно. Наташа - сама искренность, чистота, возможно ли быть более влюбленной в жизнь, чем так, как она? Князю Андрею, а позже и Пьеру, Наташа видится как девушка, наделенная почти идеальными качествами и с силой наделить ими их, что и тянет их к ней, познать это чувство свободы души. Казалось бы, нет в этой девушке загадки, вся она раскрыта, как на ладони. И какова ирония, что полностью настоящую Наташу и Андрей, и Пьер узнали только в конце, после ее сокрушительного падения, чуть не стоявшего ей чести, когда Андрей думал, что разлюбил, и когда Пьер полюбил, потому что разглядел то, по-настоящему сильное, высокое и потому бесконечно прекрасное!

Как я уже оговорилась, персонаж Наташи Ростовой лично мне был не приятен. Поначалу, я воспринимала его с нежным терпением, как воспринимают чужих расшалившихся детей, но осадок неприязни появился к четвертому тому. Я вижу ряд следствий подтверждающих, что именно эмоциональная раскрепощенность Наташи погубила и Андрея, и Анатоля Курагина. Казалось бы, за что тут жалеть Анатоля, после совершенного им, но не могу отделаться от мысли, что как бы ни был виноват этот баловень судьбы, участь, выпавшая ему после инцидента с Наташей, стала его в разы превышенным искуплением.

Эпилог, достойный пятого тома.
Честно говоря, эпилог, освещающий один из семейных вечеров повзрослевших героев в 1820 году, навивает печальные мысли. Именно теперь становится видно, что князь Андрей и Наташа Ростова могли оказаться совсем не парой в совместной жизни. Наташа занимает в семье активную, доминирующую роль и, чтобы отставить сомнения читателя, Толстой уточняет, что Пьер становится именно подкаблучником жены. Вряд ли подобное отношение потерпел бы князь Андрей, а уж такой у Наташи характер. Пожалуй, только Пьер может оставаться в таком положении спокойным и даже по-своему счастливым, так как растолковывает такое отношение Наташи без уязвления собственной гордости. Кто бы мог подумать, что пара, казавшаяся такой диссонансной, как дельфин и русалка (простите за плоский юмор), может оказаться такой подходящей по ходу совместной жизни? По крайне мере, не я.

Достаточно сравнить первое действие в гостиной Ростовых в первом томе и эпилог, как чувствуется, что сменилось другое поколение, (те, кто были детьми, теперь сами нянчат детей), насколько с возрастом изменились их отношения между собой. Когда-то пришедшее в семью Ростовых горе изменило их уклад – нет больше легкой простоты отношений, естественного света радости, наполнявшей их дом каждый новый день. Не осталось даже следа дружбы того молодого поколения, которое задавало тон тем отношениям. Даже речи нет о Борисе Друбецком, который в свое время рос на попечении Ростовых, о нем же и не было упоминания, когда все как могли, старались помочь Николаю разобраться с долгами. Теперь то он сделал карьеру, сложил выгодную партию, приобрел состояние – мог бы если не помочь бывшим благодетелям, так хотя бы просто поддерживать отношения, по-дружески, ведь не чужие.

Далеко, на задний план уходит одинокая Соня, тихая тень на празднике жизни Ростовых и Безуховых. Хочется посетовать, как несправедливо с ней обошлась жизнь, но она сама выбрала такую участь - жить старой девой и воспитывать детей любимого человека от другой. С появлением в доме княжны Марьи, Наташа ведь совсем отдаляется от Сони, будто та виновата в чем перед ней. Наташа была спасена благодаря Соне в первую очередь, даже сильно обидевшись, Наташа просто обязана была простить ее потом. Потому что если бы поняла, что Соня поступила так не из зависти и не со зла, а ради защиты Наташи руководствуясь искренними сестринскими чувствами, непременно простила бы. Слова Наташи о сравнении Сони с пустоцветом жестоки и нелепы, «Иногда мне ее жалко, а иногда я думаю, что она не чувствовала бы этого, как чувствовали мы», говорит Наташа. Княжна Марья самый схожий с Соней персонаж, они обе кроткие, терпеливые, рассудительные и самоотверженные – они обе ни задумываясь смогли отступить от собственного счастья ради другого. Это Наташа не смогла бы чувствовать так, как Соня, но княжна Марья смогла бы, и зря Наташа с ней равняется этим «мы».
Этот «пустоцвет» любил так, как Наташа не умела при всей своей всецелой направленности на любовь. Ведь как всем было выгодно, если бы Соня все-таки приняла предложение Долохова – порадовались бы Ростовы сбыв с рук бесприданницу, выдохнул бы Николай, начинавший чувствовать груз своих обязательств перед ней, сама Соня могла бы зажить своей жизнью, своей семьей. Но это все если бы… Соня из тех, кто любит раз и на всю жизнь – безропотно и верно. Горы двигают такою любовью! Пожалела ли Соня позже, после женитьбы Николая, о своем отказе? Уверена, что ни разу.

Заканчивается эпилог вещим сном Николеньки – не слишком символичным, но понятным. Прямая дорога Николеньке в ряды декабристов, который в своем эмоциональном запале невероятно похож на Петю Ростова. Такого не удержишь в четырех стенах. Как я уже упоминала в самом начале, известно, что Толстой планировал продолжать писать «Войну и мир» вплоть до событий 1856 году, так как отсюда, по самому первоначальному замыслу Льва Николаевича, должно было начаться повествование романа, и от чего, в итоге остались три, так и недописанные повести «Декабристы». Представляя Пьера рядом с Николенькой, например, в контексте восстания, какой-то волнительный трепет берет от того, как могла бы развиться эта история, какой бы новый оттенок приобрел образ Безухова. Точно такое же чувство мне довелось испытать, впервые когда-то узнав про аналогичный замысел у Достоевского, который собирался продолжить историю Алеши Карамазова (в сопровождении юного Коли Красоткина) до времен революции. Как оно могло быть, какую бы новую глубину для себя могли приобрести эти романы? И это была бы уже совсем другая история.

Ой при лужку…
Гойда. Гойда.
Страшно было в Слободе
При Иване Грозном.
Кровь лилась рекою там
Там Всем было – непросто.

Тогда, чтобы спастись, как писалось в книге, а тут я лишь ее обсуждаю… добры люди, те, кого казнить не успели еще, бежали, кто в Литву, а кто в Польшу…

Плохо, когда худый люд во власти, плохо, когда приближенные могут только поддакнуть… еще хуже, когда с явной шизофренией, неважно, причем, те, иль другие какие…
Худо простому люду средь таких правителей, средь таких господ.

Не живется, некоторым – во благости…
То ли жить не умеют… что, скорее всего.

Князь же тот, что Серебрянный… Никита, что Романыч по батюшке, история его по возвращении домой из Литвы…
Его историей так же ярко показано, что добрые и простосердечные люди… не живут, а будто платят повинную.

Годунов же, умевший быть при грозном царе, при опричнине, не будучи в ней… а будет и он средь героев этой истории…
То его слова:

Цитата хорошая, оттого что верная, а, произвел, книжный Бориска (помните, в к/ф про Ивана Васильевича - «Бориску – на царство?!») неоднозначное впечатление… явно, что не запачкаться по те самые уши, он не смог.

Любовь тут, в книге, имеется… между делом. Трагичная.
Вот только… думается мне, что останься Никита Романыч при Литве, он же мог и не возвратиться до дому и любая его сердцу, лебедь белая, что Елена Дмитриевна, так и жила бы, покойно…
Ах, да, клялась в любви, пред поездкой князя в Литву, находясь во девичестве… чтож, виновна? Что замуж вышла в защиту… была там история.
Я, уж простите, не вижу вины, как и горя, если оставил ты ее, Никита Романыч, ради долга и службы, лет 5 как…
Так-то понятно, что возвратившись и встретившись, нахлынули чувства.
Он младой
Она младая
Хороши оба собой
Его удаль
Стан ее…
Да и муж… давно седой.
Это я к тому, что жили же они, как-то, те 5 лет без друг друга до всего этого…

Непростым, как понимаете, будет возвращение Серебрянного… средь всего и знакомство с опричниной, со худыми людишками… сам царь, уж будет не таков, как и люди его окружавшие.

Желал царь, сравнять всех, чтоб один он стоял надо всеми, но:

Крылатая истина.
Такие, как Малюта - докажут... из-за злобы и зависти к тем боярам, что выше те по рангу… клеймил он тех бояр во изменщики… через пытки.
Ибо желал тот Малюта, хотел быть выше прочих, близких царю.

В общем, придется пережить немало, сыну Романыча, как милость, так и немилость – от наместника Божия…

И я там был – медку испил…
На казнях поприсутствовал
Пусть, как и простой народ - того не желая…
А времена были такими…
Когда станичники, жившие разбоем

• Благородства имели поболее…

Заборовский Юрий начитал – хорошо!

Замечательный образец классики русской литературы. Автор мне ранее знаком не был, и на эту книгу я наткнулась случайно. Приглянулась повесть мне прежде всего своим маленьким объемом, что очень актуально для меня при совершенной нехватке времени на чтение.

Повесть написана в эпистолярной форме. И только выигрывает от этого, так как письма позволяют словно бы проникнуть в разум и чувства героев, ощутить через трепет пера по бумаге трепет и горячку их сердец. А именно сердечные дела и являются основой сюжета повести.

Собственно, сюжет стар, как мир - перед нами любовный треугольник. Девятнадцатилетняя Полинька Сакс замужем за "стариком" почти 32-х лет. Константин Александрович Сакс - мужчина видный, что называется в самом расцвете сил, умный и сильный. В жену свою милую влюблен по уши, но в этом ребенке он прежде всего хочет воспитать женщину, которая станет не только усладой его глаз, но и мудрым партнёром и другом: "...нам нужны женщины, а не ангелы".

Со своей стороны юная Полинька мечтает перевоспитать степенного мужа по-своему. Девушке хочется больше страстей и бури чувств. Ей хочется плясать задорную польку вместо исполнения трагических итальянских арий. Как говорится, будьте осторожны в своих желаниях - они имеют свойство сбываться. И страсть глупышки Полиньки приобретает абсолютно материальное воплощение.

Трагический конец этой истории предчувствуется уже с первых глав. Вообще, в этой повести нет ничего нового, чего бы вы ещё не встречали в нашей или зарубежной классике, но написано так хорошо, так легко при всей трагичности читается! И поразмышлять есть над чем, ведь повесть поднимает куда более глубокие проблемы, чем просто поучительные моменты. Здесь и рассуждения о мужчине и женщине, как о глобальных понятиях, о последствиях неравных браков (не в материальном, а духовном и возрастном отношении), о том, какая разница между страстью и любовью.

Если вы любите русскую классику и хотите приятно скоротать вечерок, обязательно прочитайте эту книгу.

И ныне есть еще пророки,
Хотя упали алтари,
Их очи ясны и глубоки
Грядущим пламенем зари.
Но им так чужд призыв победный,
Их давит власть бездонных слов,
Они запуганы и бледны
В громадах каменных домов.
И иногда в печали бурной,
Пророк, не признанный у нас,
Подъемлет к небу взор лазурный
Своих лучистых, ясных глаз.
Он говорит, что он безумный,
Но что душа его свята,
Что он, в печали многодумной,
Увидел светлый лик Христа.
Мечты Господни многооки,
Рука Дающего щедра,
И есть еще, как он, пророки —
Святые рыцари добра.
Он говорит, что мир не страшен,
Что он Зари Грядущей князь…
Но только духи темных башен
Те речи слушают, смеясь.

(Николай Гумилев).

Алексей Федорович, признаюсь, что я хотела Вас князем назвать (как однажды назвала Грушенька). Думаю, что Вы - пророк и это уж истинно. А удержусь от рассуждений на данную тему не от того вовсе, что я слишком уж не уверена в подобном мнении (тем более, что я в нем не одинока), а от того, что Вы мне не близки. И именно по этой причине мне сложно Вам писать, хотя я и отношусь к Вам хорошо и во многом могу понять. Но, все-таки, Вы мне не близки и потому сердце мое столкнулось едва ли не с большим препятствием, чем разум. Тем не менее, я должна Вам сказать одно хорошее словечко.

Во время прочтения романа я все пыталась понять, кто Вы такой, и, сказать по правде, столкнулась с весьма волнительным результатом. Проблема моя в том, что мне не хватает знаний для понимания некоторых фундаментальных вещей, о которых писал Федор Михайлович касательно Вас (и не только Вас) и посему я опираюсь в мнении моем более на то, что подсказывает мне сердце, на интуицию, на безграничную мою веру в Достоевского и на некоторые неоспоримые факты, которые Федор Михайлович, все же, дал нам в «Братьях Карамазовых». Конечно, я сейчас имею в виду не только убийство Федора Павловича (о нем я напишу далее).

Высокая миссия, возложенная на Вас старцем Зосимой, пошла вовсе не по предначертанному сценарию. Не остались Вы с братьями вашими, не уберегли их от катастрофы, разразившейся в доме Карамазовых. А для того ли приходили? Чтобы повидать могилу матери. А далее уже в огромной Вашей вовлеченности в общение с Зосимой многое творилось и думалось.

Размышляя о Вас и Зосиме, как не припомнить слова о сути старчества. Признаюсь, они меня поразили.

Итак, что же такое старец? Старец – это берущий вашу душу, вашу волю в свою душу и в свою волю. Избрав старца, вы от своей воли отрешаетесь и отдаете ее ему в полное послушание, с полным самоотрешением. Этот искус, эту страшную школу жизни обрекающий себя принимает добровольно в надежде после долгого искуса победить себя, овладеть собою до того, чтобы мог наконец достичь, чрез послушание всей жизни, уже совершенной свободы, то есть свободы от самого себя, избегнуть участи тех, которые всю жизнь прожили, а себя в себе не нашли.

Это испытанное и уже тысячелетнее орудие для нравственного перерождения человека от рабства к свободе и к нравственному совершенствованию может обратиться и в обоюдоострое орудие, так что иного, пожалуй, приведет вместо смирения и окончательного самообладания, напротив к самой сатанинской гордости, то есть к цепям, а не к свободе.

Проповеди Зосимы, безусловно, были проникнуты самым искренним и правильным религиозным чувством и подлинным пониманием того, какой должна быть христианская вера. На примере старца, Федор Михайлович показал, каким должен быть истинный служитель, способный поселить в сердцах и умах людей братскую любовь друг к другу без которой немыслимо спасение рода человеческого . Он не изобрел какого-то иного собственного христианства, он лишь отделил свет от тьмы, зерна от плевел, показал и рассказал (через Зосиму) какой должна была быть христианская вера. Но только к чему это привело? Надвое раскололся мир в романе: с одной стороны -трагедия семейная, с другой- трагедия веры. И с удивлением читатель видит, что даже в пределах монастыря неверие и недоверие не искоренены, а напротив, царствуют. Каково же было наблюдать реакцию иных на тлетворный дух после смерти Зосимы. Нашлись те, кто возрадовался от неверия, но были и те, кто при вере возрадовался падению старца, ибо у нас любят иногда падение праведника. Ваша реакция на событие сие была воплощением непринятия того фарса, что разыгрался в монастыре после смерти Зосимы. Вера Ваша не была поколеблена, а лишь только негодование справедливое воцарилось в душе. Вы не перестали веровать, но только опечалились тем, почему Он допустил такое.

Думается, далее не избежать мне и пары хороших словечек о Ваших братьях. Прежде скажу об Иване Федоровиче. Удивил он меня, и выбор души его (вполне свершившийся) думаю, удивил и порадовал Вас. Сколько метаний было в душе его, сколько сомнений и страданий, что стоило бы подивиться. Едва рассудка не лишился Иван Федорович. Простой ли он человек? Без сомнения, не простой, а меж тем, он - человек и думая о нем, я прихожу к выводу, что именно в том то и состоит его главнейшая суть. Вечные метания меж верой и безверием и вечный вопрос «Како веруеши али вовсе не веруеши?»

Касательно Ивана Федоровича важнее всего будет припомнить несколько его особенных сочинений. Проследить, скажем, как его статья о церковном суде связана с его же поэмой «Великий инквизитор». И как они «дополняются» сочинениями также особенными и важнейшими в романе – с «Легендой о рае» и «Геологическим переворотом». Все эти сочинения объединены единой смысловой сутью и единой же целью, а также имеют еще одну важную особенность - все они (кроме статьи о церковном суде) никогда не были записаны, а воспроизводились практически как импровизация в момент их непосредственного рассказывания. Самые гениальные и великие произведения Ивана (включая «Великого инквизитора») рождались именно в виде беседы с теми, на кого были направлены основные цели этих сочинений.

Иван Федорович оказался человеком крайне мучимым своим главным вопросом (справедливо тогда это заметил о нем Зосима) и его речь на суде, а также поведение после последнего свидания со Смердяковым, явно наметили происходивший в душе этого великого страдальца перелом.

Дальше...

Брата Вашего Дмитрия Федоровича мне не всегда просто было понять и часто чрезмерная его эмоциональность попросту сбивала с толку и даже раздражала. Такой уж это человек- с невероятно сильной связью с землей, притом именно с родной землей. Потому я и уверена, что ни в какую Америку, он, конечно, никогда не сбежит и Вы тоже об этом всегда знали. Вся его душа полна души народной, он словно бы вобрал в себя сам дух русского народа, с его безднами (как верхними, так и нижними), с его благородством (за которое и полюбили Дмитрия Грушенька и Катерина Ивановна) и с его же слабостями, эмоциональностью и безудержностью. Да и роль Карла Мора досталась ему вовсе не зря.

Во время суда над Дмитрием мы видим последнее замирание у последней черты. Все верят, что он убил и все рады тому, но меж тем иные (и очень многие, по примеру Лизы) мечтают, чтоб Дмитрия оправдали, утвердив таким образом апофеоз беззакония и аморальности. А убил ли брат Дмитрий, али нет, разве в том суть для них? Они о том и не думают. Что мы видим на примере Скотопригоньевска из событий, рассказанных в романе? Момент Апокалипсиса, ту самую Русь, которая затуманилась и плачет по старым богам и готовится к приходу новых. Слышите? Они уже идут: Ракитин (который вовсе не так прост и безопасен, как кажется) и Коля Красоткин с его мальчиками. «Новые» люди уже на подходе и они пустят своего Ивана Царевича, когда придет время. Принято считать, что должно было последовать продолжение, что судьбы братьев Карамазовых еще не определены до конца, что некое главное событие последует далее. На стороне белых или красных окажутся братья? Опять, разделятся, конечно, в своем извечном недоверии к друг другу и к вере друг друга. И кабы знать, на какой стороне в этот момент будете Вы. О, это - центральный, главнейший вопрос.

Скажу и о Смердякове. Знаете, каким бы он не был, а однако же жестоко Вы (братья Карамазовы) с ним обошлись. Вы все до единого его ненавидели и презирали. Ваш брат Иван Федорович люто злился на Смердякова и с отвращением глядел на кровного брата, называя его идиотом, мерзавцем, смердящей шельмой, банной мокротой и вонючим лакеем. И не от того ли Иван Федорович так перепугался, когда понял, что Смердяков его ловко для своих целей использовал? Не только и не столько от того, конечно, но и эта мысль малость была в его голове, это уж наверно. А Дмитрий Федорович? Он использовал грубо и нагло Смерядкова в своих целях наблюдения за домом отца, угрожал убить и за человека не ставил. Ни разу ни один из вас и не подумал, чтобы его братом назвать. Ни разу, никто. А ведь раньше, чем не сделаешься в самом деле всякому братом, не наступит братства. И Вы, Алексей Федорович, ни разу не остановили Ваших родных, когда они, озлившись, поливали помоями лакея, тяжко оскорбляя того. Вы, видимо, думали, что Смердяков не восприимчив был к таким вещам. А меж тем, нет. Он же сам говорил, что предпочел бы на свет не появляться вовсе, лишь бы только не слышать в свой адрес всех этих страшных слов о том, что он вышел из банной мокроты и произошел от смердящей. Не думайте, что я хоть в какой-то мере пытаюсь его оправдать, мне и самой этот человек крайне неприятен. Но, все же, любопытную роль он сыграл в этой истории.

Федор Карамазов был не просто убит, он был именно осужден, его покарали и вполне справедливо. Событие это, ставшее центральным эпизодом всего романа, безусловно, имеет огромнейшее значение и не только с точки зрения восстановления справедливости и демонстрации сути и ужаса семейной трагедии Карамазовых, которая находит свое отражение на самых разных смысловых пластах романа (от психологических до социальных), но и с точки зрения того, что событие данное раскрывает сущность каждого из братьев ваших и Вашу сущность тоже. Часто мы можем путаться, пытаясь понять Вас, потому как герои Федора Михайловича никогда не бывают просты и ограничены. Их души и характеры всегда в движении, их выбор, их жизненная позиция, их внутренние психологические и духовные кризисы, все это – совокупность сложнейших переменных. И только такие вот ключевые события, как смерть Зосимы или убийство Федора Павловича (в рамках романа «Братья Карамазовы») и открывают нам некие основные черты, суть, стержень героя и мы можем увидеть ваши лица в неискаженном виде. Это крайне ценно.

Алексей Федорович, поймите меня, о главнейшем писать очень трудно и в данном случае стоило бы сделать это в духе изложения по пунктам, но не могу же я в письме опускаться до такой банальности. Посему, я просто скажу Вам, что все, что должно было свершиться, свершилось верно. Сами припомните, как в ту ночь, целуя землю, пали Вы слабым юношей, а встали твердым на всю жизнь бойцом. Стало быть, все предшествовавшие события произошли именно в нужный момент и с определенной целью.

Скажу хорошее словечко и о женских героинях романа. Что касается Катерины Ивановны, то не зря она носит свою высокую фамилию, ох не зря. Показал нам Федор Михайлович во всей красе образ святой спасительницы-благодетельницы и результаты ее попыток спасти всех вокруг тоже ярко продемонстрировал. На том и закончу о ней, ибо не имею желания что-то особое прибавить. Скажу лишь, что она в величии своем, и правда, временами прекрасна.

Аграфена Александровна тоже мне не слишком близка и я немало поломала себе голову, прежде чем сумела уж догадаться, кто она такая в этом романе. Спасибо за рассказ о луковке. Вы спасли Грушеньку, Вы ей луковку протянули и это важно. Вы ее душу на свет вывели и, думается, она спасется. Чувство ее к Дмитрию и ее же ревность, вспыхнувшие с такой силой в этой мятежной и неспокойной душе, весьма впечатлили меня. Эта женщина действительно изменилась из-за событий, произошедших с ней. Ее бесконечное раскаяние в содеянных грехах и глубокое понимание степени ее нравственного падения, переживания из-за недостойной ревности и чрезмерно эмоционального поведения - все это показывает в ней истинно раскаявшуюся в своих грехах блудницу, которая получила свое спасение прежде всего благодаря вашей любви и сопереживанию.

Лиза Хохлакова, признаюсь, меня удивила еще и при первом чтении романа. И Вас она тоже удивила, думается мне. Странное она создание и весьма пугающее. Довольно неожиданным для меня стали ваши причудливые отношения и даже вероятность возможного брака, о перспективе которого в финале романа ничего не было сказано, посему не стану предполагать разошлись бы ваши пути али нет. Невероятная злость и жестокость этой девушки, ее сложный, неоднозначный и глубокий внутренний мир, странности ее поведения при осознании ее же юного возраста наводят на весьма любопытные размышления, о которых, впрочем, стоило бы написать другое письмо.

Алексей Федорович, на этом заканчиваю свое послание, ибо не имею ничего добавить сверх того, что уже изложила. Давеча я думала о том, что писать Вам будет очень сложно и не ошиблась. Но, все же, письмо написано и думается, я сумела в нем передать хоть малость от того, что намеревалась.

Ольга (Beatrice_Belial)

Не припомню на своей памяти книги, по ходу чтения которой у меня были бы такие ожесточенные внутренние споры, а текущая оценка так часто менялась на диаметрально противоположную.
С началом романа у меня совсем не задалось. У Достоевского непростой стиль повествования, очень длинные предложения на полстраницы и абзацы в несколько страниц, в которых начало мысли легко затерять в куче сопутствующих объяснений. Чем-то смахивает на стиль Бальзака, тоже достаточно сложный для восприятия. Но человек такой феномен, что ко всему приспосабливается. Вот и я после первой трети книги приспособился и дальше пошло гораздо легче.
Автор с ходу макает читателя с головой в рассуждения о религии. Понятно его отношение к этому вопросу. Особенно после того, как погибают физически или духовно все персонажи, отрицающие Бога - Федор Павлович, Смердяков и Иван Федорович. Только в вере он видит спасение души человеческой. Через спасение души же видит и светлое будущее у России. Свое отношение Достоевский презентует через отца Зосиму и Алексея Карамазова, противоположную же точку зрения через Ивана и его притчу о великом инквизиторе. Вообще, главы "Бунт" и "Великий Инквизитор" это попадание прямо в цель. Я думаю, что многих зацепили именно эти главы. Потрясающая честность. Понравилось, что автор именно всесторонне рассматривает проблемы религии. Он дает нам возможность взглянуть на религию не только со стороны праведников, но и глазами грешников. Вот только праведный взгляд уж очень утопичен, и Достоевский оказался не прав, говоря о том, что:

Не спас в 1917 году, хоть и веры было не мало в народе. Конечно, автор явно увлекся темой религии и местами целые куски текста смахивают на буклеты сектантов. Особенно претили фразы, подобные этой:

Эта фишка с виной за все человечество на самом деле крайне опасное заблуждение. Дело в том, что мир устроен таким образом, что чувство вины неминуемо потянет за собой наказание от мироздания. Чем это может кончится для человека, зависит от глубины самого чувства, а на деле запросто реализуется или через болезнь, или через несчастный случай. Очень пакостная вещь - чувство вины. Потом все удивляются, почему хорошие люди страдают по жизни от всяких напастей больше, чем бессовестные негодяи и подлецы. Но тут уж у нас свобода совести, поэтому каждый выбирает шапку по себе.
Хотелось бы еще отметить героев книги. Это старая добрая традиция русских классиков - прорисовывать персонажи до мельчайших подробностей так, что даже третьестепенные герои типа Хохлаковой или Перхотина выглядят вполне себе полноценными личностями, а не блеклыми тенями. Так вот, все герои очень яркие, многогранные, объемные, но уж больно истеричные. Складывалось такое ощущение, что все они находятся в высшей степени какой-то экзальтации, буквально на грани помешательства. Вот и получается такой парадокс, что герои у Достоевского получились "настоящие", но "нереальные". Я хоть и не могу объективно судить о нравах, привычках и поведении людей того времени, но очень сомневаюсь, что в реалиях люди настолько сильно истерили.
Конечно, нужно сказать и о финале книги.

Это сказано сразу про всю Россию целиком. Ведь в каждом русском, говорит Достоевский, присутствует эта "карамазовщина". И вот два пути: первый - понять и простить, проявив христианскую добродетель и сделав тем самым правильный выбор, а второй - осудить, тем самым совершив ошибку. Намек более, чем прозрачный. Вот только мы зачастую ненавидим сами себя, где нам уметь полюбить ближнего. А чаяния Федора Достоевского хоть и прекрасны, но очень утопичны, ведь история доказывает нам, что движемся мы по пути, предсказанным Великим Инквизитором.

Скотопригоньевск сотрясло страшное: был убит Фёдор Павлович Карамазов, человек широко известный в местных кругах, но не сказать что уважаемый. «Он был только злой шут, и больше ничего», – лучше его, пожалуй, и не охарактеризуешь, хотя это со стороны его проделки могли пусть и раздражать, но при этом не особо заботить, но каково приходилось тем, в чьё личное пространство впивались эти гнилые чёрные зубы? Этот дрянной человечишка со вкусом проходился по чужим жизням, марал всё, к чему прикасался, заботясь в процессе лишь о собственных наслаждениях, ни о ком он не думал и ни о чём не заботился, да и не пугало его возможное возмездие, ибо кто ж ему что сделает, в рай и ад он не верил, в бессмертие – тоже, так что... И будто мало ему было этого, он ещё и всем остальным жизнь портил своими воплями и скандалами, этой постоянной игрой на публику, и вот это вот «ему хотелось всем отомстить за собственные пакости» замечательно передаёт саму его суть: шут-то он может и шут, но все потом получат за то, что он из-за собственной ошибки в лужу сел. Гиблое это дело – сосчитать, сколько людей пострадало от загребущих рук этого бестолкового сластолюбца. Первая жена, вторая жена. Целый гарем, состоящий из приходящих и уходящих. И, конечно, три сына, о которых он думать не думал, ну есть они и есть, что с того, не его, понимаешь ли, забота. Мальчишки были брошены на произвол судьбы. Одна семья, другая. Их воспитанием занимались разные люди, они буквально переходили из одних рук в другие, и сам этот факт отдаёт трагедией, потому что подобного детства никому не пожелаешь. И вот они выросли. Разными выросли, это сразу стоит отметить. То, что после всего этого вся семья Карамазовых внезапно воссоединилась, вызвало... удивление. Случайно аль нет?.. Много чего произошло за эти дни, много. А затем – убийство. Открытая дверь, окровавленный пестик от ступки, разорванный конверт. Городок всколыхнулся, но не столько от самого факта убийства, сколько от того, кто за этим убийством якобы стоял, ибо абсолютно всё указывало на одного из сыновей. Patricidium! Вот только так ли это?..

«В этом весь ваш карамазовский вопрос заключается: сладострастники, стяжатели и юродивые», – и вопрос веры в данном случае играл наипервейшую роль. Дмитрий в бога как бы верил, но лишь тогда, когда ему это было удобно, сам же он был тот ещё разгильдяй и король драмы, что, впрочем, не мешало ему вопить о том, что он-де рыцарь чести (забавно, что батюшка его тоже называл себя рыцарем; таких “рыцарей”, конечно...). Иван в бога не верил, был образованным юношей, замкнутым и как бы скрытным, и все его мучения были оттого, что он пытался понять, в чём вообще смысл всех тех страданий, которые обрушиваются на голову пусть не взрослых, но детей, и, если бог и правда есть, то как он может это допускать. Алексей в бога верил всем сердцем, и... а всё, больше сказать о нём нечего, ну вот разве что он выставлялся чуть ли не святым духом (тут должен быть тяжёлый вздох, но, учитывая то, что должно было ждать его в продолжении...). Разные, да, пусть и едины карамазовским духом. Ещё в детстве мне нравилась теория, что братья – это сам писатель в разные периоды его жизни, сейчас, конечно, дума эта несколько побледнела, но всё равно занятно выходит. Что раздражало, так это вся эта тема наследственности. Опять же, понять можно. Но – тема религии... Ну то есть старшего простим за его мерзкое поведение и кражу денег, ибо он кричит о святом и вообще он мученик, но среднего при этом приравняем к его мерзопакостному отцу, ибо он-то в бога не верит, ну а то, что он довёл себя до горячки из-за мысли, что косвенно он был виновен, спишем. Ну... ладно. В данном случае надо быть как Алёшенька, судя по всему: ходим, смотрим и слушаем, верим, любим и терпим (иногда плачем). Вы знаете, старшенький точно их батюшку не убивал! Откуда он это знает?.. «по выражению его лица». Эта фраза, она просто восхитительна. И я даже не иронизирую. Как говорится, «какие страшные трагедии устраивает с людьми реализм», да. Но старшенький и правда не убивал (случайность, надо думать, в другой раз точно бы убил, ну а слуга и служанка?.. но нет, забудем, ведь он же покаялся!.. как удобно). Но кровушка карамазовская тут была-таки замешана. Ибо...

«С умным человеком и поговорить любопытно», – величайшая цитата, однако. Смердяков фигура интересная, пусть и вызывающая отвращение, но всё же в несколько ином, чем тот же Фёдор Павлович, плане. Нам сразу дали понять, что человек он, мягко говоря, неприятный, ибо кошек любил вешать; что тут скажешь... Но – эти его разговоры с Иваном, сколько в них... не блеска, но смысла, и на долю секунды и правда ведь уверуешь в ту безумную теорию, что убийца-то и не он вовсе, а тот, на кого ни разу за всё расследование и пальцем не было показано (в тридцать три его года всё раскроется: убийство отца, веры, юных душ, царя... ох и увлекло меня тогда это пространное). Но – всё равно. Сейчас почему-то всё равно. Всё-таки этот роман в первую очередь не детектив, а исследование внутреннего, и да, «странно бы требовать в такое время, как наше, от людей ясности» (а когда время было иным, интересно...). То же самое можно сказать и про других персонажей. О, это был великолепнейший калейдоскоп характеров. Достоевские дамы как обычно до смешного карикатурны, по одному шаблону вырезанные, их единственно что жалеешь, пусть и исходят все от злобы: Грушенька с юности была срублена, Катерина Ивановна горела внушаемой обществом идеей о жертвенности, про Лизу и говорить нечего... С другими поинтереснее. Тот же Зосима, образ которого вроде как и положительный, но чувствуется ведь некая подковырка, да и та зависимость, в которую он обратил Лёшу, нормальностью вообще не отдаёт. А Красоткин с этой его “взрослостью” в тринадцать – почти четырнадцать! – лет, когда говоришь заумными словами, а сам в лошадки играть хочешь? Это было одновременно смешно и трогательно. Забавно, как воспринимаешь их всех сейчас. Помню, как по каждому проходилась своим быстрым пером, чуть ли не таблицы чертила; ох, наивное летнее дитя... Сейчас понимаешь, что «в большинстве случаев люди, даже злодеи, гораздо наивнее и простодушнее, чем мы вообще о них заключаем, да и мы сами тоже», и как-то и рассуждать уже и не хочется. Хотя интересно, конечно, что их всех ждало в будущем, ибо столько намёков, столько линий, столько набросков...

Что и не изменилось за эти годы, так это отношение к авторской позиции. В третий раз читать роман было интереснее по той причине, что видятся уже все эти хлёсткие удары, упоминания реального и многочисленные отсылки, и да, некоторые моменты приобретают совсем иной смысл. Мне многое понравилось. Сказанное про женские болезни, например, что всему виной были побои, тяжёлые роды и несчастная жизнь. Про то, что простому народу, страдавшему от тяжёлого труда и бесконечной бедности, были жизненно необходимы все эти “чудеса”, которые им тот же старец предъявлял. Да и вообще всё жизненное было описано хорошо, тут возразить нечего. Что касается остального... Наверное, я просто другого склада человек. Мне сложно понять позицию, что, дескать, вера в бога нужна только лишь для того, чтобы держать народ в узде, ведь в ином случае он сорвётся, и помчится тройка удалая, и понесётся... Но разве ж это истинная вера? Все эти речи про науку, свободу, революцию, та поэма... «Не может быть такого фантастического лица, как твой инквизитор!», – воскликнул наивный Алёшенька, ведь это просто невозможно, чтобы вера строилась не на христианской любви, а на власти и подчинении! В это прочтение меня это рассмешило; что тут скажешь... Но воспринималось всё спокойно, понимаешь ведь, почему автор действительно в это верил. Я больше сосредотачивалась на сценах, на ярких, эмоциональных моментах. Все и не упомнишь... Как Митенька вот у вдовы денег просил, а она его послала в Сибирь за золотом (как это было смешно). А пир, на котором цыганки в медвежьих шкурах танцевали? «То есть содом!», – возопил пан, ох, анекдотично. Было и грустное, тот же сказ про Илюшу и «лошадку вороненькую» и сейчас душу разворотил, а встреча с собачкой, как они все обнимались и плакали? Это было слишком печально и прекрасно. Но в первую очередь вспоминается суд, то ещё действо, со всеми этими речами и припадками. «Бестолковая карамазовщина» то была, конечно, ох бестолковая. Никто никого не любил, да и себя – тоже. Возможно, именно в этом и заключается главная трагедия?.. Ибо во что и верится, так это в веру, взращенную... не на страхе, нет. На любви.

«Приезжаю лет семь назад в один городишко, были там делишки, а я кой с какими купчишками завязал было компаньишку», – эти слова намертво врезались ещё с первого прочтения, порой то и дело вздрагивают в моей памяти, рвутся наружу, доставляют наслаждение своей звучностью... впрочем, это можно сказать и обо всём романе в целом. Вообще, это “странно и сомнительно”, как говаривала моя первая школьная учительница по литературе, что тринадцатилетняя девочка читает Достоевского, сейчас-то я понимаю, что я в те времена – как тот Коля Красоткин, пафосно рассуждающий о высоких материях. Я не рассуждала, я просто спасалась в этих огромных – во всех смыслах этого слова – романах, и это опять же странно, ибо что хорошего и ободряющего в том, что читаешь о том, что и так вокруг наблюдаешь, да и не понимаешь к тому же больше половины. Наивно это было, конечно. Возможно, в какой-то степени глупо. И, опять же, странно. Но что было, то было. И как-то так сложилось, что каждый раз, когда я бралась за сочинения Фёдора Михайловича, в жизни моей и вокруг неё происходило что-то плохое, страшное и трудное, но вопреки всему чтение приносило мне своего рода успокоение, да и легче как-то становилось, что ли, мол, ничего, пройдёт и это, ну и про отвлечение не стоит забывать, всем своим ещё маленьким сердцем я горячо переживала всё происходящее на этих страницах. Сейчас же прочтение вызвало... не равнодушие, нет, но не было уже того дикого восторга, которым я в те времена прям-таки упивалась, не хотелось уже читать вслух, а то и вовсе декламировать наизусть особо понравившиеся моменты (хотя помню же, всё равно помню, как такое забыть). Ровно было, пусть и интересно. Возможно, дело в том, что я изменилась, да и жизнь уже не там и не та... не близко. Однако эмоции после прочтения, что удивительно, исключительно светлые, хотя сказанное-то, каким мрачным, диким и грязным оно было! Но о любви теперь хочется думать. О тех самых достоевских «косых лучах заходящего солнца». В них – всё.

Прошло очень много лет с тех пор, как я закончила школу. Литература была всегда моим самым любимым предметом, обязательные произведения читала все, и дополнительные тоже. Только вот с возрастом многое забылось. А перечитывать порой страшно – как теперь восприму произведение, не получу ли полное разочарование? Тот еще вопрос.
Сюжет пьесы довольно прост. Мать пытается выдать дочь замуж. Денег нет, репутация подмочена предыдущим неудачным романом девушки. А вокруг столько циничных, лицемерных людей.
Экранизацию с Михалковым и Гузеевой в главных ролях я смотрела не раз. Но пьесу читала словно впервые. Поразительно точные и яркие персонажи. Вот вроде бы и ничего гадкого нет, а понимаешь – сволочи эти купцы. Ведь все они пытаются заполучить Ларису в содержанки. Получается, что Ларису уж совсем безрадостное будущее ожидало. Тут и понимаешь ее желание хоть на миг окунуться в счастье. Грустно.
В фильме много музыки, красивые костюмы. В пьесе же ничто не отвлекает от текста и на многие реплики персонажей смотришь иначе. Выглядят они наполненными смыслом, отражая типичную для описываемого времени социальную составляющую общества. Какова роль женщины в семье, социуме. Есть ли у нее хоть какая-то свобода выбора. Очень полезная книга, заставляет задуматься над важными вопросами.