
Ваша оценкаРецензии
Аноним16 сентября 2018 г.Читать далееТак уж случилось, что назначение наказания у меня одним из любимых предметов в университете было, и даже дипломную работу я на тему смертной казни писала, и даже из головы за столько лет не все вылетело, так что тема для меня можно сказать знакомая. Но как-то то ли по молодости лет все это лучше заходило, то ли писано изучаемое тогда было более доступно, то ли отвыкла я от изучения монументальных философских трудов, но эта книга далась мне нелегко.
Начало очень милое - книга начинается так, что ужастики и рядом не валялись. Картина казни представлена во всех подробностях, что делали, где резали да что оторвали. Для затравки. Потому что дальше пошёл крайне тяжёлый для восприятия среднего обывателя текст (а нечего средним обывателям такое читать, а то ишь расслабились, на детективчиках-то - это я про себя), подробно и логично анализирующий поднятую автором тему, но написанный таким образом, что приходится постоянно концентрировать внимание, чтобы уловить логические связи между предложениями.Здесь автор рассматривает эволюцию наказания и его назначения, а также всяческих аспектов, с этим делом связанных и на него повлиявших. Ведь раньше как было? Натворил чего не надо - казнить, причём прилюдно, да ещё таким образом, чтобы всем другим неповадно было. Чтобы и мысли чего преступного сделать не закралось, а то вон за это рвут при всем честном народе на куски, да ещё приглядывают, чтоб подольше помучился и не помер раньше времени. А когда уже и помер, представление могло продолжаться, ибо уже с мёртвым телом преступника (или его частями) часто проводились дальнейшие унизительные манипуляции. Зачем? А затем, оказывается (никогда на это не смотрела с такой точки зрения), что публичная казнь - это способ поддержания власти, демонстрация её силы, справедливости и превосходства. Видели, что с преступниками бывает, с теми, кто государевы законы попирает? То-то же. И устрашение, да. Куда ж без него. Но тут палка о двух концах - смотря кого прилюдно казнить и за что, а то ведь можно ненароком и народные волнения вызвать, а то и бунт несогласных, чего власти совершенно не хочется.
Хотя в некоторых случаях и сейчас публичные казни, да и вообще казни не повредили бы. Ну конечно, без всяких там отрезаний, отрываний и откручиваний частей тела, но порой поделом, да и прочим недобрым молодцам урок был бы.А потом постепенно пришёл другой подход - что это мы как варвары, долой мясорубки, давайте-ка всем негодяям сменим телесные муки на муки душевные. Гуманизм же, а как же. Посему на первое место выходят тюрьмы как способ наказания с помощью изоляции от общества, против которого своими деяниями пошёл преступник, и, соответственно, временного лишения привычных прав и свобод. И с целью исправления, что весьма спорно. Исправить можно не всех и не всегда, и даже есть нехилый шанс усугубить все ещё больше, и тому есть масса подтверждений в реальной жизни - когда попадает человек в тюрьму за не столь тяжёлый проступок, и выходит оттуда прошедшим тюремные университеты махровым уголовником, почитающим лишь тюремные "законы", либо так сроднился с тюремным бытом, что и жизни своей на воле не представляет. То есть тюрьма тоже не панацея, но альтернатива-то где?
Довольно объёмный раздел про дисциплину, рассматриваемую во многих сферах нашей жизни, читать было интересно. Правда, мне было не вполне понятно вообще наличие большей части этого раздела в рамках данного труда, вроде как о наказаниях в большей степени речь, а не о контроле над обществом в целом.
А в общем, читаешь эту книгу, соотнося её с окружающей действительностью, и видишь, что словно и не прошло столько лет с момента её написания - многие проблемы актуальны и сейчас. Но читается ох как тяжко, ибо писалась не для массового читателя, заинтересовавшегося вдруг вопросом, а для людей, имеющих к теме более близкое отношение.161,1K
Аноним17 мая 2013 г.Читать далееБлискуче фундаментальне дослідження відомого французького філософа Мішеля Фуко, прочитане виключно заради інтересу (ото вже ніколи б не могла подумати, що знічев'я читатиму філософські трактати).
Фуко ставить собі за мету дослідити, як змінювалися злочини й покарання і чим насправді є пенітенціарна система, які реальні функції вона виконує і чим спричинена гуманізація покарань. І доходить висновку, що еволюція покарань вписується в такі три умовні етапи.- Жорстокі тортури як елемент ритуалу в процесі "виробництва страждань". Тортури Середньовіччя були надмірними і кривавами через те, що слугували утвердженню, тріумфу влади суверена, монарха, якому злочинець (порушник суверенового закону; згадаймо Людовика ХІV: "Держава - це я") завдавав особистої образи, щкоди іміджу й авторитету, так би мовити. Тому Фуко пише, що тілесне, фізичне покарання було не так логічним результатом здійсненого правосуддя, як виявом необмеженості влади монарха і його (монарха) помсти за заплямовану честь. І, звісно, засобом навіювання страху широким масам. Щоправда, дуже часто люди, які збиралися на майдані в очікуванні страти, більше співчували злочинцеві, ніж підтримували владу, втілену в королі. Протягом певного часу були поширені прощальні промови засудженого, якого по їх завершенню сприймали мало чи не за святого, бо ж він у своїх стражданнях уже ніби спокутав вчинений перед Богом, сувереном і людьми гріх (тобто, очевидним є, що іноді ці видовища мали абсолютно протилежні наслідки щодо того, що від них спершу сподівалися).
"... жорстокість злочину - це ще й зухвальство виклику, кинутого суверенові; саме це й породжує відповідь з його боку, функція якої - перевершити ту жорстокість, побороти її, обернути її проти себе самої, тільки з більшою силою, яка й зітре її".
Власне, публічні тортури й страти провадилися іще задля того, аби в народу не виникало сумнівів, що переступника могло бути покарано неналежним чином, - усі присутні ставали свідками і, отже, гарантами справедливості й завершеності по- Але час минав, звичаї зазнавали, хоч і повільних, але трансформацій. Поступово почала утверджуватися думка про неприпустимість жорстокості у ставленні до порушника закону. Це з одного боку. А з іншого боку, ставала дедалі очевиднішою надмірна витратність і невиправдана пишнота покарань. На думку Фуко, саме друга обставина мала визначальне значення у тривалому процесі перегляду усталених способів покарання. І якби, каже він, ми знали, з якого насправді сміття виростають гуманістичні ідеї про честь і гідність людини, про права й свободи, ми вжахнулися б. Образно висловлюючись, квіти людинолюбства зростають на добриві з відверто неприємним запахом. Але на другому умовному етапі еволюції покарань це ще не постає з усією очевидністю (ну, до речі, й надалі воно теж не стане надто очевидним, інакше не було б сенсу провадити спеціальне дослідження з цього приводу). Ми бачимо лише потенційну небезпеку, яку несуть в собі криваві покарання, виконавець яких (влада) намагається перевершити у жорстокості саму себе. Проте рано чи пізно серед нинішніх спостерігачів із народу знайдеться хтось, хто чинитиме ще більшу жорстокість, якої влада не матиме змоги припинити. Тому неухильно прилюдні фізичні покарання були зведені нанівець. Замість тіла на перший план виходить душа, свідомість правопорушника. Тепер саме до неї мають бути звернені всі владні ресурси. Покарання на цьому етапі описується як пильне вивчення особистості (звідси - й піднесення психології як практичного інструменту такого вивчення), її максимально можливе перевиховання. Крім того, витратність і надмірність попереднього етапу замінюється тут безперервністю нагляду (не тільки стосовно злочинця, а й щодо суспільства загалом) і ощадливістю покарань ("карати, може, не так суворо, але ніхто не повинен уникнути неминучої кари"). За таких умов злочинець розглядається вже не як ворог суверена, а як ворог суспільства. І це навіть гірше для нього, бо він постає зрадником, який зсередини руйнує засади суспільного життя і підриває довіру між людьми.
"... шкода, якої злочин завдає суспільству, - це нелад, що його він запроваджує в суспільстві: спричиняє безладдя, дає лихий приклад, спонукає до нового злочину, містить у собі можливість ширення злочинності".
Тому покарання передусім спрямоване на ліквідацію наслідків злочину, а не безпосередньо на сам злочин. Покарання має символізувати всі ті невигоди й прикрощі, яких може зазнати винуватець: кожен громадянин має розуміти причиново-наслідковий зв'язок між злочином і карою ("ніхто не уникне покарання"). Відтоді злочини й покарання ретельно класифікуються і систематизуються, а основною метою покарань за вчинені злочини стає відвернення злочинів потенційних (саме через це на даному етапі найбільш суворо карають не за страшні злочини (на кшталт масових убивств), а за дрібні правопорушення, які може вчинити майже кожен, а тому вони (такі злочини) є найнебезпечнішими). Отже, якщо на попередньому етапі монарх, за велінням якого здійснювалася кара, тріумфував над тілом переможеного, то тепер суспільство, здійснюючи правосуддя, немовби відбуває жалобну церемонію за злочинцевою душею (засуджений тимчасово або назавжди полишає лави добропорядних і законослухняних громадян). Однак в'язниці ще не набули широкого розповсюдження, оскільки, як вважає автор, вони не оприявнювали покарання за злочин, тобто радше приховували винного, що було тоді іще цілком недоцільним (з урахуванням уже відомої нам виховно- Розповсюдження в'язниць і їх перетворення на універсальний інструмент пенітенціарної системи сталося не так уже й давно - у 1830-40-х роках. І засвідчило всепроникність нової техніки здійснення влади у суспільстві - техніки дисциплінування і нормалізації, тобто уніфікації за певним зразком і приведення до норми всього, що цій нормі не відповідає (питання про те, як встановлюються норми і чому саме ті, а не інакші норми набувають очевидності, автор не розглядає докладно, тому і я не буду, а зазначу лише, що дисциплінований і нормалізований індивід є надзвичайно зручним об'єктом влади, придатним для будь-яких маніпуляцій і використання). Задля справедливості варто додати, що дисциплінарний механізм реалізації влади втілено не лише у в'язницях, а й в інших закладах - школах, робітничих цехах, підприємствах, війську, шпиталях тощо. А прообразом таких закладів стала модель дисципліни, прийнята в монастирях і релігійних орденах.
Отже, дисципліна передбачає продукування навченого індивіда. Це відбувається у частково чи повністю закритих приміщеннях, де кожна особа займає своє місце і заучує певні послідовності думок і дій, виконує певну роботу в певних часових рамках, а також набуває навичок миттєвого реагування на певні команди, накази (котрі мають бути лаконічними й зрозумілими). Ця влада діє тихо, непомітно, "скромно" (за висловом самого Фуко), а отже, процес муштри сприймається індивідами як щось зрозуміле само по собі (особливо якщо муштровані індивіди - діти й молодь). За виконані (чи невиконані) дії встановлено систему покарань і заохочень (нагород). За кожним індивідом стежать, про кожного збирають інформацію ("описемнення реального життя"), яку в належний час можна буде використати. Кожен із нас і нині - як на долоні перед оком влади та її органів. Влада збирає інформацію про громадян не для зручності останніх, а задля своїх власних цілей. Фуко переконаний, що з середини ХVIII століття й донині влада функціонує як так званий "паноптикон" - таке собі всевидяче око (чомусь згадалася Сауронова вежа :)). Але така влада, маючи можливість бачити всіх і кожного, сама натомість лишається невидимою. "Нічого особистого" - звичайна капіталістична раціоналізація й підвищення ефективності (бо діє за схемою, яку Фуко описує як "м'якість - ефективність - прибуток").
Але особисто мене найсильніше вразила інша думка автора (зараз вона вже далеко не нова, і все ж...) - про те, що у в'язницях НЕ борються із правопорушеннями і правопорушниками, а (як це не смішно чи сумно) ОРГАНІЗОВУЮТЬ ЗЛОЧИННІСТЬ. У тому сенсі, що пенітенціарна система виокремлює з-поміж криміналітету осіб, яких у подальшому зможе використовувати для потреб влади. Слід наголосити на тому, що Фуко розмежовує беззаконня й злочинність і під першим має на увазі стихійні правопорушення, а під другим - організовані. Пенітенціарна система контролює обіг злочинності і визначає тих індивідів, яких надалі вважатимуть злочинцями. У такий спосіб контрольована злочинність уже не становить для влади проблеми й загрози. Ув'язненими відносно легко керувати й після того, як вони вийдуть на свободу:
"... злочинність із таємними агентами, яких вона постачає, а також із загальним пильнуванням за суспільством, яке вона дозволяє здійснити, становить засіб постійного нагляду за населенням, апарат, що через злочинців дає змогу контролювати всю сферу суспільної діяльності. Злочинність функціонує як політична обсерваторія".
Отже, правоохоронна та пенітенціарна система, а також злочинність становлять ланки одного й того ж нерозривного ланцюга всюдисущого контролю й всеоглядності владного паноптикону, який "фабрикує покірних підданих".
"Якби в'язниця була лиш інструментом, що тисне і відкидає, служачи державному апарату, було б набагато легше змінити її надто примітивні форми або заступити її чимось пристойнішим. Але, врісши в царину механізмів і стратегій влади, в'язниця може протиставити тому, хто захоче її реформувати, велику силу інерції".
Інтуїтивно всі ми розуміємо, що нас використовують, але довести аргументовано це зумів саме Фуко. Масив архівних документів (в тому числі статистичних, які пересічному громадянинові ні про що не говорять), зібраних і проаналізованих у книзі, просто вражає. А аргументованість і послідовність викладу змушує визнати, що Фуко багато в чому був правий, коли робив висновки про те, що не є очевидним, але й не стає менш реальним від того, що ми його не помічаємо.
Обов'язково читати всім громадянам, які не прагнуть бути покірними вівцями, йдучи на повідку влади, - аби хоча б приблизно зрозуміти, як ця влада влаштована і чого від неї можна сподіватися й очікувати. А чого сподіватися не варто і що слід робити своїми власними руками.
P.S. Дякую всім, хто дочитав до кінця цей довжелезний папірус. :)161K
Аноним23 февраля 2020 г.Читать далееВо время чтения этой книги, с удивлением обнаружила очевиднейшую вещь. Больница, в которой я работаю – это, оказывается, дисциплинарное заведение, тюрьма в миниатюре.
Пациент — это заключенный. Документируются любые изменения в его самочувствии. То, что он ест, пьет и выделяет строго контролируется. Его возможности передвижения ограничены. Строго регламентирован распорядок дня, в случае нарушения которого будут применены санкции. Врач знает о пациенте то, чего и сам пациент не знает, а следовательно, обладает над ним властью.
Вместе со школами, казармами и заводами больницы составляют карцерную сеть, призванную примерить человека с идеей тюрьмы. Во всех этих учреждениях действуют дисциплинарные схемы. Власть здесь не закреплена за каким-нибудь власть имеющим субъектом. Власть определяется положением тел пространстве и времени, одеждой, которая на этих телах, а также количеством камер, которые за этими телами наблюдают.
Теперь без форменной одежды чувствую себя беззащитной. В ней я могу ходить, где хочу, требовать, чтобы меня называли по имени и отчеству, и претендовать на знание интимных подробностей жизни других людей. А без нее..? Очень понятно почему врачи не любят лечиться.
Но что-то я очень отвлеклась.
В книге содержится множество дельных наблюдений в карательно-наказательной сфере. Автор описывает как технологии власти наказывать сменяют друг друга и какова природа этих изменений. В том числе выясняется, что исчезновение публичных телесных наказаний и казней не подразумевает смягчения нравов. Напротив, власть становиться все более всеохватывающей и эффективной. Все это изложено максимально доступным образом. Поэтому заниматься пересказом мне неинтересно.
Книга абсолютно оправдала мои ожидания. Воды не очень много. Есть над чем задуматься. Например, о функции тюрьмы (которая заключается, по мнению автора, в производстве неопасных правильных преступников - деликвентов, совершающих социально приемлемые преступления). Также приведено много прелюбопытнейших исторических фактов.
Итого: рекомендую читать, если вас интересует эта тема. Я о потраченном времени не жалею.
142,4K
Аноним20 сентября 2018 г.Прощание с тюльмой
Читать далееКогда я была маленькой, мы переехали в новый район, и рядом с нашим домом был только один детский садик. Как я узнала уже взрослой, садик был не обычный, а «ментовский». Меня туда пристроили через знакомых знакомых, и скоро у меня появилась новая любимая игра — «Тюльма». Я строила из Лего дом без окон и дверей и сажала туда человечка. Родители выманивали меня из комнаты, освобождали узника и прятали. Затем я его находила, ругала и снова отправляла за решётку. Понятия не имею, почему меня не показали детскому психологу, но с тех пор у меня есть некое странное влечение к теме тюрем, особенно российских.
Поэтому когда в «Долгой прогулке» выпало «Надзирать и наказывать» я, вопреки капитанскому обыкновению, первая бросилась выбирать. И да, мне безумно понравилось, хотя читать Фуко перебежками в метро (а в этом месяце получалось только так) — глубоко неправильно, не пытайтесь повторить это сами.
«Надзирать и наказывать» — это нон-фикшн (анти)утопия. Причём, идеальная, потому что понравится абсолютно всем: свободолюбивым либералам пощекочет нервы, любителям тоталитаризма позволит мечтательно повздыхать, а борцунам с системой почесать кулаки. Далёким от политики людям просто будет любопытно почитать офигительные истории про казни и тюрьму. Например:
«Одна служанка из Камбрэ, убившая хозяйку, по приговору должна была быть доставлена на место казни в повозке, "используемой для уборки нечистот с перекрестков". Здесь надлежало "возвести виселицу, у подножия ее поставить то самое кресло, в котором сидела упомянутая Лалё, хозяйка, в момент убийства; посадить в это кресло служанку; исполнителю высшего правосудия надлежит отсечь ей правую кисть, в ее присутствии бросить кисть в огонь и сразу после этого нанести ей четыре удара косарем, которым она убила названную Лалё, причем первый и второй удары – в голову, третий – в левое предплечье, а четвертый – в грудь; после этого надлежит повесить ее на упомянутой виселице и оставить до наступления смерти от удушья; по истечении двух часов снять труп, отделить голову у подножия упомянутой виселицы на упомянутом эшафоте тем же косарем, коим она убила хозяйку; оную голову водрузить на кол высотой в двадцать футов и выставить у ворот вышеозначенного города Камбрэ, на обочине дороги, что ведет в Дуэ; обезглавленное тело поместить в мешок и зарыть у вышеозначенного кола на глубину десять футов».Просто замечательное чтиво, я считаю. Но Фуко расписывает сцены не (только) ради того, чтобы привлечь внимание читателей: казнь, по его мнению, выполняет множество ролей, и наказание далеко не самое главное. Этот кровавый спектакль утверждает власть короля, демонстрирует связь между преступлением и наказанием, в конце концов, ну очень доходчиво объясняет людям, как делать нельзя. А еще от казней в пользу тюрьмы отказались вовсе не из-за внезапно проявившегося гуманизма, всему виной — (в том числе) индустриализация. Впрочем, мне не очень хочется криво пересказывать мысли Фуко, искренне советую почитать первоисточник.
Если взглянуть на мир глазами Фуко, то тюремные дисциплинарные элементы можно обнаружить практически во всех общественных институтах. В школе парты-клетки, перекличка, дневники и журналы; на работе столы-клетки, распорядок дня и система штрафов и премий; даже в больнице, и то жизнь по распорядку, строгая диета, регулярный обход врачей. Если взглянуть через очки Фуко на современное общество и приправить нотками конспирологии и паранойи, то дисциплинарный паноптикум можно увидеть, например, в планировке офисов (здравствуй, опенспейс с камерами наблюдения!) или в распространении технологий (привет, мой куратор из ФСБ!).
Но надо признать, что продираться через текст не очень просто: да там множество потрясающих примеров и ярких деталей, но и достаточно повторяющихся и довольно нудных размышлений. Впрочем, как и в любой философской прозе. С одной стороны, это хорошо, когда ты не до конца понял мысль, и тебе её разложили несколькими способами на протяжении главы. С другой, если уж ты понял сразу, то будь добр несколько страниц читать ту же песню, но на новый лад.
Странно говорить такое про нон-фикшн, но самое грустное в книге — её концовка. Фуко трепетно описывал казни и наказания, чтобы прийти к выводу, что они в общем-то бесполезны и ломают человеческую жизнь. А когда вспоминаешь, сколько невинных людей попало за решётку, и сколько на самом деле виноватых избежало наказания, всё очарование темы сходит на нет. Ты закрываешь книгу, открываешь новости и видишь очередную новость о сроке за репост. Привет, осенняя хандра. Пока любовь к игре в «тюльму». Оставайся в «ментовском» детском садике.
14906
Аноним9 сентября 2018 г.Доминируй, властвуй, унижай
Читать далееНаверное, нон-фикшн – мой самый нелюбимый жанр в литературе, так как книга ценна для меня в первую очередь возможностью ухода в придуманный мир на время чтения (именно поэтому никогда не любила документалки National Geographic про спаривающихся львов в прайде) и простором для фантазии в обдумывании движущих героями мотивов и совершенных поступков. Нон-фикшн по внутренним ощущениям транслирует либо сухие факты, которые домысливать так же глупо, как писать детектив о скидках в «Едадиле», либо личную точку зрения автора, с которым хоть и можно вступать во внутреннюю полемику, но ведь это затребует аккуратного выписывания спорных цитат, разговоров с самой собой, что моим принципам запойного чтения не совсем соответствует. Поэтому Мишель Фуко с его исследованием природы наказания был встречен мной с изрядной долей скептицизма, который в большей степени подтвердился. Так и осталось непонятным, что же представляет собой рецензирование философского труда? На мой взгляд, существует огромный риск подмены понятий между попыткой осмыслить труд Фуко как отдельно стоящее литературное произведение с плюсами и минусами автора как писателя и озвученной выше полемикой с высказываемыми Мишелем идеями, что скорее будет представлять собой не рецензию на книгу, а университетскую статью для философской колонки и галочки в заявке на диссертацию. Но так как мое образование никак не связано с преступлением и наказанием, а юриспруденции я обучалась методом практических проб и ошибок, попробуем оценить художественную ценность издания труда Фуко «Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы».
Главным образом, в книге не хватило четкой структуры изложения и логических переходов от одной главе к другой. В первой половине Фуко очень увлекательно козырял разнообразными преступлениями и казнями XVIII-XIX веков, грамотно подводя к ним теоретическую базу, которая в свою очередь исходила из историко-политических тенденций тех лет. Становилось понятно, решение каких задач несли в себе те или иные виды наказания, так как примеры подавались легко доступным языком, а читателю лишь оставалось верить на слово, что все эти кровожадные месье имели место во Франции (лично мне гуглить было просто лень). Фуко даже упомянул пару английских головорезов, но без особого энтузиазма, от чего показалось, что философия Фуко очень удобно зиждется на национальных паттернах, очень удобно под основные тезисы подходящих. Поэтому с частью «наказывать» Фуко справился на «ура», но вникнуть, почему из лучших видов наказания для той или иной политической формации, то есть с королем или без, автор моментально подошел к части про «дисциплину», было не столь уж доступно. Особенно стоит учесть, что благодаря единственно доступному мне иностранному названию на английском языке удалось сделать вывод, что у нас место «дисциплины» заняло «надзирание» с ноткой принуждения, и уже одно это может многое сказать об отечественном мировоззрении. На мой взгляд, дисциплина представляет собой соблюдение порядка, в том числе и по своей воле, в то время как принуждение имеет ярко выраженную негативную коннотацию с оттенком физического и морального насилия. Думают ли российские издатели, что у нас придерживаться правил можно лишь только из-под палки? Главное для читателя, что на этот счет скажет Фуко.
Фуко достаточно ловко рифмует установление порядка в любом скоплении людей друг с другом, независимо от их добровольной принудительности, из чего можно сделать вывод, что поговорка «От сумы и от тюрьмы не зарекайся» может быть дополнена так же и чумой. Пожалуй, в этой авторской способности придумывать отличное объяснение каждому имеющему место историческому событию с точки зрения необходимости в дисциплине и порядке и осталась главная ценность этой книги для меня после прочтения. Вторая половина позволила по-новому взглянуть на рабочий процесс и у нас в учреждении, предположить, какие находки гильдий всех возможных профессий, придуманные столетия назад, остаются актуальными и сейчас. Отстраненный взгляд на любые общественные объединения, где монастыри приравниваются к армии, а зачумленные города к тюрьмам немного отдает антиутопиями, но скорее всего о такой дисциплине, возведенной в абсолют и писали Замятин вместе с Оруэллом и Сойкой-пересмешницей. А вот повествование о рождении тюрьмы не особо захватило, потому что показалось переливанием из пустого в порожнее изложенного в первых двух частях – о наказании и дисциплине, так как по сути тюрьма представляет себе незатейливое смешение этих двух понятий. Здесь Фуко только окончательно закрепил в читательском мозгу, что преступник (или любой другой подчиненный) всегда должен чувствовать на себе взгляд наблюдателя, соглядатай же должен оставаться невидимым, а меняющееся время только оставляет место для дискуссии о применяемых методах для реализации этой аксиомы. По итогу экспириенс в чтении философского нон-фикшна можно признать полезным, большее о труде вам наверняка скажут обладатели профильного образования и мозгов, а для своего развлечения всегда мне можно оставить героическое янг адалт фэнтези про принцесс, хотя им-то в их революционной как на подбор борьбе приемы «Надзирать и наказывать» как раз должны оказаться к месту.
12957
Аноним30 августа 2011 г.Тема достаточно интересная, но читается местами очень нудно. 500 страниц сухого научного текста. Сам язык доступный, но читать тяжело из-за монотонности текста. Эта книга будет интересна профессионально заинтересованным людям, например культурологам. Также, больше она привлечет внимание у мужчин. Не рекомендую ее изнеженным особам женского пола.
В принципе, если бы я ее не прочитала, то потяряла бы не многое, но, считаю, что такие книги читать полезно хотя бы для зарядки ума.11290
Аноним20 октября 2022 г.Читать далееИсследование Мишеля Фуко (героя моих юношеских грёз и всяких вкр) посвящено происхождению современной системы наказаний: в какой момент и по каким причинам принятые в обществе зрелищные пытки и кровавые казни превратились в незаметные и "гуманные" тюремные заключения? Почему театральность и эффектность наказаний властью от имени короля по отношению к подданному перестали выполнять свои функции? Были и неожиданные негативные последствия, конечно, но главное – изменились сами эти функции и в принципе отношение к человеку.
К концу XVIII - началу XIX века на первый план выступает политическая экономия, которая начинает проявляться во всём: теперь нужно не столько публично покарать виновного для устрашения толпы, сколько правильно эту толпу организовать, то есть сделать "работу" общественного тела максимально эффективной. Чтобы это осуществить, необходимо индивидуализировать каждого его члена, то есть сначала "выточить" каждый элемент, а потом приладить детали друг к другу, встроить их в единый механизм, который должен выполнять свои функции с минимумом затрат и давать максимум результата. И всë это идёт на благо такого прекрасного и гармоничного сообщества (*с небольшой оговоркой – в общество не вписываются те, кто хоть сколько-нибудь от принятой нормы отклоняется).
Власть (или еë носители, если упростить) берёт на себя тяжкий труд выстроить такую прозрачную и "удобную" систему наказаний, чтобы, во-1, любой потенциальный преступник точно знал о неотвратимости справедливого и точно рассчитанного возмездия, а во-2, в случае, если преступление уже совершено, нарушитель закона "не пропадал" без дела, а уже в тюрьме приносил пользу обществу. Возможно, он даже подлежит исправлению, и его можно перевоспитать, починить и снова пустить в оборот. Ну чем не дивный новый мир?
Исследование Мишеля Фуко (героя моих юношеских грёз и всяких вкр) посвящено происхождению современной системы наказаний: в какой момент и по каким причинам принятые в обществе зрелищные пытки и кровавые казни превратились в незаметные и "гуманные" тюремные заключения? Почему театральность и эффектность наказаний властью от имени короля по отношению к подданному перестали выполнять свои функции? Были и неожиданные негативные последствия, конечно, но главное – изменились сами эти функции и в принципе отношение к человеку.К концу XVIII - началу XIX века на первый план выступает политическая экономия, которая начинает проявляться во всём: теперь нужно не столько публично покарать виновного для устрашения толпы, сколько правильно эту толпу организовать, то есть сделать общественное тело максимально эффективным. Чтобы это осуществить, необходимо индивидуализировать каждого его члена, то есть сначала "выточить" каждый элемент, а потом приладить детали друг к другу, встроить их в единый механизм, который должен быть высокоэффективным: минимум затрат, максимум результата. И всë это на благо этого прекрасного гармоничного общества (с небольшой оговоркой – в общество не вписываются те, кто хоть сколько-нибудь от принятой нормы отклоняется).
Власть (если упростить – еë носители) берёт на себя тяжкий труд выстроить такую прозрачную и "удобную" систему наказаний, чтобы, во-1, любой потенциальный преступник точно знал о неотвратимости справедливого и точно рассчитанного возмездия, а во-2, в случае, если преступление уже совершено, нарушитель закона "не пропадал", а уже в тюрьме приносил пользу обществу. Возможно, он даже подлежит исправлению, и его можно перевоспитать, починить. Ну чем не дивный новый мир?
И ведь ничего вроде страшного, даже наоборот – в конце концов, стали же наказания более "человечными", и теперь можно наблюдать за процессом в суде, да и во время следствия теперь нужно искать доказательства, а не выбивать признание пытками (это Фуко про Францию примерно с XVIII века, не про наши 2020-е, конечно). Но проблема в том, что речь идёт не только и не столько о жутких преступниках, которых нужно поймать и обезвредить, сколько о подходе ко всему обществу ("населению"). Так хороши оказываются методы поощрений/наказаний и повсеместного контроля, обеспечивающего слаженную работу механизма, что было бы глупо не использовать их для управления обществом в целом, не рассеять их повсюду. Да и вообще нет таких соц/полит/эконом процессов, что протекали бы в вакууме и не оказывали бы влияние на остальные. Так что исследование Фуко не только про рождение тюрьмы.
Самое яркое для меня место в "Надзирать и наказывать" – описание Паноптикона И. Бентама, проекта идеальной тюрьмы: в центре постройки башня с надзирателем, вокруг – прозрачное для него кольцо с камерами с закоючëнными, просматриваемое насквозь. Надзиратель может увидеть каждого или многих сразу в любой момент, в то время как они не видят никого, но каждую минуту помнят, что прямо сейчас за ними могут наблюдать (хоть и никогда не знают наверняка). Чудное заведение – всего один надзиратель! И, главное, можно так устроить не только тюрьмы: эта схема будет прекрасно работать и если посадить туда "умалишённых" (как протекает болезнь?), служащих (как исполняют обязанности?), учеников (как учатся?).
Кто бы ни оказался в этой прозрачной клетке, он будет уверен, что любое отклонение от нормы заметят, что наказания за проступок не избежать, поэтому единственное, что остаётся, – следовать заведенному порядку, соответствовать предписаниям.
И вроде бы таких заведений нет, но схожий эффект можно достигнуть и другими способами: просто нужно побольше людей убедить, что "если захотят, то найдут", так что смысл бегать от всевидящего взгляда? А если даже и удастся кому скрыться в кельях от самого Большого Брата, то лучше поберечься и от сознательных сограждан: тем, кто смирился и предпочëл играть по правилам, нужны доказательства, что кара для уклоняющихся от этих правил будет неотвратима. Я страдаю, и ты страдай. Равенство в несвободе.
91,5K
Аноним23 сентября 2021 г.Самая скучная книга в жизни
Читать далееСлишком очевидные вещи, но весьма сложно написанные. Действительно, власть ужасами и насилием подтверждает то, что ждёт тех, кто пойдёт против неё
Публичную пытку следует понимать не только как судебный, но и как политический ритуал. Даже во второстепенных случаях ее применения она принадлежит к церемониям, посредством которых власть показывает себя.
Стало быть, право наказывать как часть права государя воевать со своими врагами покоится на «праве меча, на абсолютной власти над жизнью и смертью подданного, которая в римском праве называется merum imperium[69]. На праве, в силу которого государь заставляет исполнять свой закон, приказывая покарать за преступление»[70]. Но наказание есть также способ, каким добиваются возмездия одновременно личного и государственного, поскольку физическо-политическая сила государя в каком-то смысле присутствует в законе: «Из самого определения закона понятно, что он должен не только защищать, но и мстить за неуважение к себе путем наказания тех, кто посягнул на него»[71]. В исполнении обычнейшего наказания, в строжайшем соблюдении юридических форм действуют активные силы мщения.Да ладно, а мы и сами не знали, что власть таким образом запугивает всех тех, кто идёт против неё. Что правда? Спасибо, кэп
... но распределялась по однородным кругам, могла действовать повсюду и непрерывно, вплоть до мельчайшей частицы социального тела[147]. Реформу уголовного права до́лжно понимать как стратегию переустройства власти наказывать в соответствии с модальностями, которые делают ее более упорядоченной, более эффективной, постоянной и детализированной в своих проявлениях, словом – увеличивают эффективность власти при снижении ее экономической и политической себестоимости (отделяя ее, с одной стороны, от системы собственности, купли-продажи, подкупа для получения не только должностей, но и самих приговоров, а с другой – от произвола монархической власти).Да ладно? Ведь очевидно, что буржуазия поставила всё на конвейер... Наказание и убийство тоже. Человек стал товаром и уничтожать его в следствии негодности нужно быстрыми методами, не расстрачивая ресурсов. Весь буружазный строй до ужаса прагматичен и не тратит зря времени и сил на смену механизмов - ничто в нём не важно, как деньги и всё утилизируется как можно быстрее... Да даже мои рассуждения куда внятнее. Зачем мне тратить столь много времени на эти душные и притянутые рассуждения...
Ряд банальностей, которые безумно усложненны абсолютно не нужным образом. Плюс Фуко, как и другие философы XX века пытается облачить свою интеллектуальную усредненность в нечто высокое и мудрое. На деле же, он думает о тех вещах, о которых и думать никто не будет. Всё куда проще объяснимо. Ещё философам XX века свойственно мыслить оторвано от условий и рядом своих домыслов обосновывать несуществующие процессы в их голове.
Правило достаточной идеальности. Если мотивом преступления является ожидаемая выгода, то эффективность наказания заключается в ожидаемой невыгоде. Поэтому «боль»[170], составляющая сердцевину наказания, – не столько действительное ощущение боли, сколько идея боли, неудовольствия, неудобства, – «боль» от идеи «боли». Наказание должно использовать не тело, а представление. Или, точнее, если оно использует тело, то не столько как субъекта, переживающего боль, сколько как объект представления: воспоминание о боли должно предотвратить повторение преступления, точно так же как зрелище, сколь угодно искусственное, физического наказания может предотвратить распространение заразы преступления. Но не боль как таковая является инструментом техники наказания. Следовательно, надо по мере возможности избегать торжественных эшафотов (за исключением тех случаев, когда требуется действенное представление). Тело «выпадает» как субъект наказания, но не обязательно как элемент зрелища. Упразднение публичных казней, которое при возникновении теории получило лишь лирическое выражение, теперь может быть выражено рационально: максимальное значение надо придавать представлению боли, а не телесной реальности ее.
Как думаете, кто в жизни думал об этом, кроме этого персонажа? Не думаю, что будет большой список.
Весьма удивлён, что у этой книги столь высокая оценка и много восторженных отзывов. Я лично думаю, что такую тягомотину читать абсолютно невозможно - самая скучная книга в моей жизни.91,9K
Аноним18 сентября 2018 г.Читать далееИногда, читать труды философов очень трудно и не интересно, но Мишеля Фуко можно смело назвать исключением.
В данном произведении мы вместе с Фуко знакомимся с анализом механизмов, лежащих в основе изменений системы исполнения уголовных наказаний на примере Франции.В самом начале нас знакомят с двумя видами наказаний, которые произошли на самом деле: публичная казнь и заключение в тюрьму, тем самым показывая какие изменения произошли менее чем за столетие, а далее всю оставшуюся книгу мы рассматриваем по какой причине произошли столь кардинальные изменения.
По утверждениям Фуко, общественная казнь это попытка "отомстить" телу виновного за содеянное и показать народу, какое наказание их ждет, если они решаться на преступление. Однако, со временем пришло понимание, что в некоторых случаях, зрители поддерживали виновного, тем самым осуждая правителя за его жестокость, что вело к падению статуса в глазах граждан.
Отменив общественную казнь, виновных приговаривали к оковам и грязной работе. Заключённым приходилось выполнять работу, характер которой отражал их преступления, и благодаря этому погашать долги перед обществом за свои правонарушения. Однако и этот способ наказания был положительно принят, что привело к тюремной реформе.
Однако взаимосвязь между наказанием и телом уже не такова, какой она была в публичной казни. Тело служит теперь своего рода орудием или посредником: если на него воздействуют принудительным трудом, то единственно для того, чтобы лишить индивида свободы, которая считается его правом и собственностью.Теперь виновных заключали в специальные здания, где существовал жесткий распорядок дня. Планировалось, что виновный сможет осознать свою ошибку и тем самым понизится уровень преступности. Но как показывает практика, тюремное заключение не справляется со своей задачей, порождая у заключенных мысли о новых преступлениях (как сбежать/устроить бунт) и обучая воровским профессиям.
Говорят, что тюрьма производит делинквентов; действительно, тюрьма почти неизбежно возвращает на судебную скамью тех, кто на ней уже побывал. Но она производит их также в том смысле, что вводит в игру закона и правонарушения, судьи и правонарушителя, осужденного и палача нетелесную реальность делинквентности, которая связывает их вместе и в течение полутора столетий заманивает в одну и ту же ловушку.Фуко не дает нам оценку сложившейся ситуации. Он не говорит хороша новая мера наказание или нет, он просто предоставляет нам факты, основываясь на истории.
Несомненно, книга стоит времени и сил, потраченных на чтение. Но, как у всякого философа, в произведении присутствует "вода" и множество сложных для понимания конструкций. Советую ознакомиться с произведением, хотя бы для того, чтобы понять как мыслит общество.
9561
Аноним9 сентября 2018 г.Читать далее- Украл, выпил - в тюрьму! Украл, выпил - в тюрьму! Романтика!.."
("Джентльмены удачи", 1971, реж. А.Серый)
"Розенкранц:
Тогда весь мир тюрьма.Гамлет:
И притом образцовая, со множеством арестантских, темниц и подземелий..."
("Гамлет, принц датский" У. Шекспир)В самом начале своего философского труда Фуко дает отправную и конечную точки своего исследования: кровавая казнь и до мелочей регламентированный день в пенитенциарном заведении. Как общество от первого перешло ко второму? Что этому способствовало, какой путь прошла система наказаний, как изменилась ее философия, объект воздействия, цели. На эти вопросы и дает ответ книга.
Фуко считает, что переход от наказания зрелищного, кровавого, восстанавливающего блеск и сияние власти и силы монарха, запятнанной преступлением, к наказанию тихому, закрытому, вызван не только и не столько гуманностью (гуманизацией общества), сколько усилившейся, развившейся способностью власти проникать во все сферы жизни, надзирать над жизнью людей, превращать каждого члена общества в полезное "тело", подчинять его себе на всех этапах жизни:
Его [тела] функция как рабочей силы может осуществляться только в том случае, если оно вовлечено в систему подчинения ... тело становится полезной силой только в том случае, если является одновременно телом производительным и телом подчиненным.Исследование построено на изучении истории казни и наказания во Франции, но в принципе, во многом может быть экстраполировано на развитие пенитенциарных систем и других стран.
Фуко начинает с того, что казнь, восстанавливающая власть монарха, именно в силу того, чтобы показать "кто в стране главный", является явной, зримой, чрезмерной. Это представление для публики, которая должна воочию видеть, что будет с тем, кто посягнет на закон, который есть власть короля, т.е. на самого короля. В этой системе наказывается тело, которое мучают, пытают Однако такая политика таит в себе опасность: народ буйствует, народ может сочувствовать осужденному или наоборот: считать, что его слишком мягко наказали. В общем, такие зрелища приводят часто к негативным последствиям.
В этой же главе Фуко говорит о пытках, которые предваряют суд, а следовательно не являются наказанием. Фуко описывает пытку как поединок - отголосок ордалии, в которой соревнуются следствие (палач) и обвиняемый. Выдержишь пытку - значит невиновен. Но одновременно пытка является и наказанием. Таким образом, она имеет двойственный характер. И здесь появляется очень интересное рассуждение: если человека заподозрили в чем-то, то значит он чуть-чуть "виновен", а значит уже заслуживает некоторого наказания.
В общем, наказывать тело властям становится невыгодно: кровавые зрелища вызывают в толпе отнюдь не добрые чувства. А если не тело, то что будем наказывать? Фуко цитирует историка и философа Габриеля Бонно де Мабли: "наказание, скажем так, должно поражать скорее душу, чем тело".
Автор подводит к тому, что хотя отмена публичной пытки и казни была вызвана требованием видеть в любом преступнике человека, но определяет это не как гуманность, а как внедрение в "тело общества" власти наказывать: приучить это общественное тело к праву власти на наказание. Целью наказания становится не только и не столько восстановление попранного права монарха, сколько обеспечение отсутствия преступного поведения в будущем. Сохранения установленного порядка. С этого места и начинается рассуждение о тотальном контроле. Большая часть "Дициплина" посвящена отнюдь не тюрьме как месту отбывания наказания, а собственно воспитанию, дисциплине, муштре тела в различных социальных институтах. Учебные заведения, цеха и фабрики, больницы, армия - власть регламентирует жизнь во все большем количестве сфер человеческой жизни. Различными способами, вплоть до мельчайших подробностей, так, например:
Подойдите к вашим скамьям. При слове подойдите дети с глухим стуком кладут правую руку на стол и одновременно ставят одну ногу за скамью. При словах к вашим скамьям ставят за скамью другую ногу и усаживаются против грифельных досок...и так далее.
Фуко выводит, что дисциплина превращает общество в эффективный механизм, машину. Следовательно (и это следует из последней части книги "Тюрьма"), и наказание должно быть направлено на эффективность функционирования. Наказание в виде тюремного заключения, со строжайшей регламентацией всей жизни заключенного - это "ортопедия", прививание привычки быть послушным и полезным. Это проявление власти по отношению к индивиду, который осмелился (был вынужден, по незнанию оказался...) быть не таким, каким он ей (этой власти, этому государству) нужен, его исправление и дальнейшее полезное использование.Фуко едва упоминает (в самом начале) о восстановлении прав тех, в отношении кого было совершено преступление. По сути его работа показывает мир как большую тюрьму, в которой все мы свободны лишь более или менее - постольку, поскольку нам это позволяет власть. Тюрьма - лишь крайняя точка этой несвободы.
В связи с этим интересно было бы продолжение исследования системы наказаний (последователем Фуко) в наше время, когда возможности надзирать воистину безграничны. Если Фуко описывает "Паноптикон" Иеремии Бантама как реализованное архитектурное средство, позволяющее создавать у людей, находящихся в этом сооружении ощущение постоянного возможного надзора за ними, позволяет установить дисциплину, то что можно говорить о нашем обществе, где власть имеет возможность надзирать не только в закрытом пространстве с помощью своего представителя, а практически где угодно, с помощью развитых технологий.
Не надо далеко ходить: видеокамеры, фиксирующие движение на дорогах, водительскую дисциплину они не прививают лишь постольку, поскольку чаще всего находятся в нерабочем состоянии. Представим, что камеры работают. Все и всегда. Правонарушения фиксируются, водители моментально привлекаются к ответственности. Повысит ли это дисциплину? - Да. Привьет ли это привычку к соблюдению правил, а следовательно к послушанию? - Считаю, что да.А может даже не надо про камеры. Давайте возьмем такую простую вещь как школьный журнал. Когда я была школьницей, его можно было украсть и спрятать или даже уничтожить. Можно было не говорить родителям о том, что задали на дом ("ничего не задали"). Можно было даже расписаться в дневнике за них. Можно было иметь два дневника: для учителей и для родителей. Много чего было можно. Сейчас электронные журналы и родительско-учительские чаты лишили детей всех этих возможностей. Как сказала одна моя знакомая: "об оценках дочери я узнаю раньше её самой". Вот она: выработка послушного полезного "тела", которое будет полезно обществу.
Фуко, указывая на недостатки тюрьмы, все-таки описывает ее как "уравнительное" наказание, в чем проявляется "своего рода юридическая ясность тюрьмы". Конечно, это в идеальной системе, где условия содержания в заключении не будут зависеть от социального статуса и обеспеченности осужденного, но тем не менее - да, тюрьма более "равна", если так можно выразиться, чем штраф. Какими бы посчитал Фуко такие виды наказаний как ограничение свободы? Усиливающими неравенство? Уменьшающими дисциплинарный дискурс наказания? Например, запрет на выход из дома в определенное время суток.
Согласна ли я с теорией, изложенной Фуко? Не совсем. Мне все-таки хочется верить, что принципы гуманности (без кавычек!) послужили процессу смягчения наказаний. Да и сам Фуко, как пишут в википедии "признаёт, что он несколько переусердствовал в своих описаниях того, как дисциплинарная власть обуславливает общество" (работа «Безопасность, территория, население»).
Книга не легкая. Несмотря на небольшой объем, за пару вечеров не прочтешь. Всем книга интересна не будет (а какая книга, хотела бы я знать была интересна всем?). Но тем, кто интересуется причинно-следственными связями, взаимосвязями и историческими предпосылками различных социо-культурных явлений, социально-политической структурой общества, прочесть, на мой взгляд, стоит.
9525