Ланарк. Жизнь в четырех книгах

— Где я видел тебя раньше?
Девушка с улыбкой покачала головой:
— Понятия не имею.
— Я вроде бы хорошо тебя знаю.
— Вряд ли.
— Я убил тебя, правда?

Прочитано в рамках книжного клуба "Борцы с долгостроем".
Этот роман пролежал на книжной полке несколько лет - то беготня, то сессия, а почти 800 страниц - чтение масштабное. Но тут Тони все-таки собралась, назначила себе целью одолевать по 100 страниц в день и с этим успешно справилась.

Передо мной развернулась не просто фантасмагория, не просто мир, а нагромождение миров, в каждом из которых словно что-то не так, тут и там подвох и предатели. Помня, что это работа шотландца, я невольно постоянно вспоминала столь обожаемого мною Бэнкса, но дядя Иэн на фоне Грея просто самый-самый оптимист. Каждая страница "Ланарка" - это падение в кроличью нору, у которой нет и не может быть дна. Каждая страница "Ланарка" пропитана ощущением безысходности и печали (может именно поэтому в последнее время у меня настрой на меланхолию, кто знает).
Концепция бесподобна, сюжет более чем странный, но крут только так, стиль довольно тяжеловесен. Роман читается непросто, и сложности возникают во многом благодаря образу главного героя, который если и очаровал меня в самом начале этой истории (а с началом-концом у Грея все тоже очень хитро, ух!), то затем вызывал неприятие и некое непонимание по мере знакомства с его прошлым-настоящим и на пути к будущему.

Как итог - о чем эта книга? Она о жизни и смерти. И еще множестве вещей. Бродить по мирам, которые хотят разрушить хитрецы и музыканты, лечить драконов книгами и задыхаться от астмы, потеряться во времени или застрять там, где отсчет ведется по пульсу - все это и даже больше предстоит читателю на страницах "Ланарка" Грея.
И начнется все в городе, который уже давно не видел солнца.

Аластера Грея люблю преданно и нежно, с первой публикации, и, право, не отвечу на вопрос, почему "Ланарк", opus magnum шотландского прозаика, так неоправданно долго пылился у меня в шкафу. А вот понадобилось ехать четыре часа в электричке, потянулась рука за толстой книженькой... и что же? Я еду уже не из Северной Столицы во Псков, а из Глазго в деревню Гленко. А то и из Института в город Унтанк, где звонят колокола и вызванивают мне лорд-мэрство и персональную преисподнюю.
Первая часть "Ланарка", которая, естественно, идёт после третьей...
Ну, в общих чертах улавливаете. На полке пылилась маленькая вселенная внутри большой. Или большая Вселенная внутри маленькой.
Итак, первая и вторая часть "Ланарка", естественно, идут после третьей. Хитроумный Гомер-Грей рекомендует читать в одном порядке, а осмысливать - в другом. А вы умеете осмысливать в том порядке, в каком пронумеровано? Так вот, эти части - вполне традиционный портрет художника в юности - или в щенячестве, коль скоро вы предпочитаете Дилана Томаса Джойсу. Художник болен всеми мыслимыми аллергиями, избегаем дамами, безденежен, не понят и не принят обществом, да что там обществом, родными папой, мамой и сестрёнкой... но от стандартных [икро]метаний творческой личности (торговая марка) "Ланарк" отличается, как небо от земли. Грей и не скрывает, что написал своего Дункана Тоу с себя, хотя Дункан, мол, честнее и твёрже. Да, и писатель, и его персонаж - питомцы одной и той же Академии Художеств, только Тоу расписывал церкви, а Грей - кафе и рестораны. Ощутив всеми фибрами души своей безнадёгу и невостребованность, автор не поехал в деревню Гленко, к самому серому северному морю. А Тоу поехал.

Строго говоря, не так-то Ланарк выходит из ряда вон. Есть произведения, где завязкой является то, что обычно считают развязкой. Помните страшный военный/антивоенный фильм "Лестница Джейкоба" или рассказ Е. Хаецкой о семерых праведных? А "Дети воды", которые в XIX веке были любимейшим чтивом британских малышей, а теперь издаётся в отрывках - из политкорректности? "Ланарк" начинается с непристойно реалистического интерьера кофейни, в которой самый что ни на есть противный кофе и липкие приторные пирожные, но ходить больше некуда, и все ходят. А построена эта кофейня там, где вместо экземы кожа покрывается драконьей бронёй, а вместо астмы на теле открывается множество ртов. При желании можно выучить рты петь хором.
Я могу до бесконечности живописать самозамкнутый мирок Института (Внимание, прошу внимания! Комитет по экспансии объявляет, что после сто восьмидесятого в клоаку больше не будут приниматься размягченные. Все безнадежные мягкие будут сливаться через воронки в компрессионные шлюзы...), доброго шизофреника Оракула на не менее шизофренической Дороге, которую надо пройти до конца, драконовскую схему власти в Унтанке, личного демона-искусителя - да-да, обаятельного всеми любимого супермужчину, перечень "Откуда и что в "Ланарке" сплагиачено" с актуальной классификацией плагиатов, и наконец, встречу с собственным создателем, но разве это главная изюминка нашего талмуда? Он же маленькая вселенная внутри большой, и все эти экземы, драконы с саламандрами, выборы, росписи, девушки, города, шизофреники и мокрое бельё на верёвке имеют значение постольку, поскольку они - часть этой вселенной.

На вопрос, с какой целью он объединил два настолько разных романа: модернистскую, оказывается, автобиографию, и социальную фантастику с элементами, вот оно как называется, абсурда, Аласдер Грей ответствовал:
Одна толстая книга, падая в воду, издаёт значительно более громкий всплеск, чем две тонкие.
Шотландия, леди и джентльмены.

В ветро-весеннем зное,
Облачись облаком белым,
Покину царство земное
И в подземное сойду смело.

Там - Ад. Там горят свечи
Из человечьего жира;
Живуча там память о встрече
С существом из другого мира.

ГДЕ Я?
Мысль отчетливо появляется моем мозгу. За ней следует другая: КТО Я? Вокруг темно. Чувства отсутствуют полностью: я не чувствую тепла или холода, я не ощущаю границ своего тела. Я могу быть бесконечно малым или бесконечно огромным… Ни вкуса, ни запаха. Я пытаюсь заговорить, но не слышу произносимых слов. Я пытаюсь потрогать окружающее пространство, но не знаю, имею ли руки. Время течет. Быстро, медленно ли? Мне оно кажется вечностью. Мне нечего вспомнить, я не знаю, о чем мне мечтать.

Вдруг я осознаю присутствие другого. Это девушка. Я ощущаю волны, исходящие от нее. Я стремлюсь к ней, ориентируясь на свет, на тепло, которого не вижу, но чувствую всем своим существом. Цель всей моей жизни заключена в одном — догнать ее и прикоснуться к ней.

Потеряв надежды и силы, отчаявшись догнать ее, я погружаюсь в себя, желая успокоиться и отдохнуть. В этот момент где-то раздается громкий щелчок. Затем шелест. Затем — голос, скомканный и дребезжащий.
« Я был довольно болезненным ребенком. Я избегал шумных и подвижных игр, не мог найти общий язык со своими сверстниками. Учился плохо и мне постоянно доставалось от родителей… Я чувствовал себя ничтожеством, которое не может одолеть лестничный пролет, не запыхавшись».

Голос вызывал отвращение. Потом меня захлестнуло: Я СЛЫШУ! Затем меня накрыло: ЭТО БЫЛ МОЙ ГОЛОС.

«Ненависть к себе росла во мне черной, засасывающей массой. Каждый прожитый день уменьшал меня в моих собственных глазах. Со временем все перестало иметь смысл. По пути на работу я видел лишь крошечное окошко окружающей дествительности, обрамленное непроглядной тьмой. Краски мира меркли, сам я мельчал, скукоживался, съеживался, пока… не исчез. Мрак поглотил меня».

Я был ошеломлен. Кто был это ничтожество? Я хотел жить! Я любил жизнь, хотя и не знал ее. Ни минуты.
Раздался еще один щелчок, звук перематываемой пленки. Стоп. Заговорил мужчина, его голос звучал так, как будто кто-то пускал мячики слов в огромной пустой комнате: они ударялись от стен и приходилось хорошенько напрягать слух, чтобы расслышать его.

«— Ну что же, начнем разговор? Расскажи мне о последней книге.
— Это было чудесно (все тот же дребезжащий голосок меня). Вы знаете, когда-то я ценил книги, которые бы резонировали с моим жизненным опытом (удивительно, но голос набирает уверенность). Что-то из разряда: он так прекрасно описал юность этого паренька, я сам когда-то был таким же. Но, со временем, все эти вещи утомляют. В книгах жизнь, но, позвольте, разве в нашей жизни недостаточно жизни? Каждый был когда-то карапузом, имел проблемы в школе, безответная любовь, борьба с системой, отстаивание собственных взглядов и стремлений. Каждый желал, если не стать художником, то музыкантом, или танцором, или врачом. Каждый кончал жизнь самоубийством, если не по-настоящему, то хотя бы понарошку. В мыслях и мечтах. И убивал. Нырял в омут садо-мазохостских фантазий, доводя себя до исступления.
Так вот, со временем все эти жизнеописания немного утомляют: мало чем они отличаются одно от другого и выделяются лишь особенностями писательского мастерства или какими-то совсем уж нереальными подробностями.

— Но ты же сказал, что книга была чудесной?
— Верно. В этом соль постмодернизма. Жизнь паренька Тоу (считай, автобиографичный очерк Аласдера Грея) — лишь незначительная часть книги. Остальное — сюрреалистический и в крайней степени непредсказуемый рассказ о его путешествии в преисподнюю. Самое забавное состоит в том, что паренек Тоу в ад не верил.

Звучит отвратительный истерический смешок.
—«Ланарк: жизнь в четырех книгах» постмодернизм в самом его лучшем проявлении. Чем мне нравятся постмодернисты, так это тем, что они плюют на все законы. Время? Порядок? Логичность? Грей активно заимствует у многих, кто был до него. И сам же составляет список плагиатов. Чтобы не мучались.

Ланарк попадает в Унтанк, своеобразное чистилище, загробный Глазго, заброшенный и опустевший. Куда не проникает ни лучика света. Оттуда — прямиком в ад, в Институт, где грешники не жарятся на огне, а идут на энергию и еду остальным обитателям преисподней. Забрав любимую из ада, Ланарк возвращается в Унтанк, который успели поработить крупные корпорации и которому угрожает низвержение все в ту же преисподнюю… Наш герой отправляется в Прован, то есть, конечно, в рай. Там он встречает бога-создателя, он же писатель. Что вполне логично. Кошмар всей истории в том, что в раю заправляет все тот же дьявол, орудовавший в аду.
Ланарку даруют смерть.

Писатель намекнул на то, что Ланарк для него как сын (то есть божий), которого необходимо принести в жертву. Странно, но при полнейшем отсутствии сходства, меня не покидали мысли об Иисусе. Возможно, это можно объяснить огромным количеством священников.

Самого Ланарка можно отнести ко второму типу. Поразительно, но герой совершенно не обладает волей. Все, что с ним происходит, происходит по инициативе окружающих, он лишь безропотно поддается и течет себе по течению. Умный и несчастный человек, который ничего не делает и много думает.

В этих четырех строчках квинтэссенция всего романа. Любовь Ланарка вернула его в Унтанк и, умирая, он только лишь жалеет, что любви в его жизни было мало».

Голос затих. И я как-то сразу успокоился. Эта тьма вокруг — это временно. Она обязательно рассеется и что-то ждем меня впереди.

Книга исполнена в постмодернистской манере. Не исключительно, но по большей части: вдруг откуда ни возьмись писатель проламывает бумажную "четвертую стену" и оказывается один на один со своим героем и читателем. Трудно заподозрить в начале, чем все обернется, хоть книга и начинается с антиутопического сюра.

Аласдер Грэй - славный сын современной литературы с внушительным культурным багажом из книжной классики художественного образования. Обширные отсылки и цитаты, споры на теологические и экзистенциальные темы выдают человека мыслящего и страдающего. Герою нельзя отказать в упорстве, которое требуется, чтобы идти за своим призванием - автор наделяет его гением художника.

Главный персонаж - личность неординарная до безумия (в прямом смысле. Тоу нет-нет да и словит галлюцинацию.). Фрейдизм, кафкианство, переосмысление идеи бога и много-много еще чего потребовалось, чтобы описать путь героя от рождения до смерти. Путь в большей мере духовный, потому что с физическим существованием все складывается грустно. Любовь и ее отсутствие - центральная тема книги. Любовь в самых разных проявлениях, которой остро не хватает герою.

Книга в большой мере автобиографична: вследствие пристрастия к эскапизму, обремененности многими талантами, а также астмой и сексуальной неудовлетворенностью автор выводит одного (или двух?) главного героя, до крайности усугубляя эти особенности личности. Два героя (или все же один?), Ланарк и Тоу, существуют как бы в разных реальностях, хотя один мог быть создан больным воображением другого, или другой мог бы иметь иную жизнь в качестве первого - смотря какой мир брать за отправную точку. Впрочем, ближе к концу автор не дает читателю широкого выбора, подробно, в деталях разъясняя, благодаря чему (список плагиатов прилагается) и кому (выводя на страницах короля-автора) возникла книга.

Структура книги нелинейна - снова привет постмодернистским игрищам. Нумерация частей, а также небольшие связки - пролог, интерлюдия, эпилог - разбросаны в, казалось бы, хаотичном порядке. История Тоу обрамлена историей Ланарка: с Ланарка начинается, им же и заканчивается книга. В серединке описан мир, условно нам знакомый, - жизнь Тоу в Глазго, война, учеба в школе. История Ланарка - фантасмагория с многочисленными литературными отсылками. Переплетаясь, они создают невиданный узор с кафкианской пессимистической атмосферой, обильно сдобренной богоискательством.

Эта книга была бы обычной историей об удивительно непрактичном молодом человеке, погруженном в свои мечты, если бы он не сошел с у ума в одной из ипостасей. Не тихо так, сидя себе в углу и пуская слюни, а буйно, сочно и с последствиями, оказавшимися фатальными. Под конец книги мы узнаем, что автор развернул перед нами один из вариантов своей жизни. Собственно, полуреальная автобиография обрамлена в гротескную полуахинею, не вызывающую никакого отклика своей какой-то наигранной фантасмогоричностью.
Сам Ланарк до ужаса механичен и беспрерывно рефлексирует. Складывется впечатление, что к его якобы осознанным и свободным решениям был дан толчок извне другими героями или созданными ими обстоятельствами. Фантастическая составляюшая вызывает недоумение, а после знакомства с Дунканом Тоу еще и раздражение: автор, ну зачем ты писал про Ланарка, если о Тоу у тебя получается в разы лучше? В сем произведении прием, который не оправдал себя, сделал чтение нудным. Вывод очевиден: автору здорово удается писать про себя на основе фактического материала собственной биографии, все же выдуманные моменты бледны и неинтересны.
Поразительно, с какой честностью автор в конце книги отождествляет себя с ГГ. В наш циничный век многим покажутся смешными юношеские переживания героя, его сексуальная неудовлетворенность на фоне полового созревания, мысли о творческой гениальности, разделения своего Я и общества. На самом деле, это только говорит о тонкой чувственной душе. Но из-за постоянной фрустрации своим творчеством, когнитивном диссонансе между тем как тебя видят и каким бы ты хотел быть, герой оказывется социальным импотентом.
Такие люди как Тоу слишком серьезно (а зря) воспринимают окружающее. Все мы помним наши любовные увлечения юности, когда любое недопонимание воспринималось как трагедия. А иногда излишнее самокопание "волшебным" образом находит это недопонимание. Естественно, молодому человеку тяжело еще ориентироваться в обществе, приоритеты не расставлены, ориентиры не найдены. Из-за внутренней неуверенности возникает чувство недооцененности. А тут еще родители, самые близкие люди, пытаются "выбить дурь из головы". Все это в Дункане Тоу гипертрофировано по самое не балуй. Если его увлечение рисунками как-то поддерживается мудрым терпеливым отцом, то любовные похождения вызывают только смех у окружающих. Кстати, отец Дункана напоминает Аттикуса Финча у Харпер Ли: такой же несуществующий в природе мудротерпимый тип папы. Поразительно маленькую роль для героя сыграла смерть матери. Нет, это не бездушие, а, я на это надеюсь, внутренняя самоуглубленность, когда все окружающее существует как дополнение.Неудачи на любовном поприще и постоянной отторжение его творчества людьми вкупе со слабой душевной организацией просто обязаны по закону жанра привести героя к суициду. У ГГ иногда проскальзывает мысль Раскольникова, может ли он КАК ВСЕ работать на заводе и быть несвободным. Или право имеет на свободную творческую жизнь. Да, корреляция слабая, но она основана на архетипе противопоставления себя обществу. Все мы помним как кончил Раскольников, а как это было у Дункана Тоу можно узнать, прочитав книгу.
В конце мы видим Ланарка-Тоу постаревшим, уставшим от жизни, не имеющим цели и своего мнения стариком, которому "не хватило любви" и времени. Историю неудачника автор попытался "запаковать" в фантастическую оболочку, всеми силами пытаясь доказать убогость практического типа мышления на фоне развитого капитализма, ставя ему в вину гибель творчества и отсутствия высоких чувств, а по сути просто оправдывая себя в своих же глазах, что оставляет горькое послевкусие. Это не поэма индивидуальности, а ода самооправданию. Поменьше бы эгоизма, побольше открытости и все могло бы быть иначе. А в итоге то же самое - смерть личности.

Был такой случай в посёлке Переделкино, в доме творчества писателей.
Прорва писателей собралась, пишут и пишут, не остановить. Целый книжный шкаф написали. Два шкафа, три, и всё нипочём. Даже и места шкафам уже в доме творчества не было, поставили их во дворе.
В главном зале в тот день сочинял Льюис Кэрролл, известный фантазер. Скрипучее перо начало с таких слов: "Ланарк скучал, сидя в кафе на балконе. Компания его ровесников активно проводила время, а он только и делал, что ждал, когда выйдет солнце. "Может, роман с какой-нибудь девушкой закрутить? Или на работу пойти? Нехорошо в этом городе. Ой, ещё и на руке какие-то чешуйки появляются. А люди. Пропадают!"
Вдруг он увидел таинственный портал и не удивился. Портал сказал Ланарку:

• Раздевайся! И не опаздывай, ныряй вниз головой!

• "Песнь Льда и Пламени", Д. Р. Р. Мартин.
• "Литературные анекдоты", Д. Хармс.
• Кафка-По-Джойс, Кафкаподжойс..."