Ваша оценкаПризнанный классик американского постмодернизма Уильям Гэсс в течение 26 лет работал над монументальной и личной книгой. Её герой, университетский профессор Уильям Колер, завершивший историческое исследование о Холокосте «Вина и невинность в гитлеровской Германии», обнаруживает, что предисловие, которое он пишет, постепенно разрастается в жуткую исповедь о его собственной жизни. Испугавшись, что эти признания прочитает жена, Колер прячет их между страницами своей книги, одновременно начиная рыть...
Жанры
Рейтинг LiveLib
4,4
64 оценки
- 559%
- 428%
- 36%
- 26%
- 10%
Ваша оценкаПрочитали 74Хотят прочитать 980
Рецензии
Аноним3 сентября 2025 г.Читать далееДолгожданный подарок сделало в 2025 году издательство "Гонзо" всем любителям тонкой интеллектуальной многомерной прозы, переиздав книгу уже почти классика американской литературы. Книга Уильяма Гэсса (1924 - 2017) - тот бриллиант, то книжное сокровище, что длительное время совершенно незаслуженно находилось в тени более известных американских романов. Более известных, но не более красивых и уж точно не более глубоких.
Постмодернистский философский роман "Тоннель", над написанием которого автор трудился на протяжении нескольких десятков лет, одинаково понравится и поклонникам изящной, местами вычурной прозы, и ценителям книг с необычными, сразу врезающимися в память сюжетами и рефлексирующими и оттого такими непростыми персонажами.
О, эти волшебные, воистину дивные метафоры, эпитеты, сравнения, населяющие книгу! Порою она напоминала даже некий лингвистический лабиринт, из которого не было сил, да и не хотелось выбираться. Чтобы не быть голословной, приведу парочку примеров:
- «мог бы я отломить улыбку, как горбушку нищенского хлеба»;
- «удушенные ковровыми дорожками лестницы также безмолвны»;
- «мысли сжатые, отполированные, как плакатные скрепки»;
- «хотел накинуть свое сочувствие, как руку ей на плечо»;
- «стояли в лесочке, не одетые даже в улыбку».
Восхитительно, не правда ли? И вся книга написана в таком духе - причудливо-изящно. Отдельно хотелось бы поблагодарить и переводчика данного издания - Макса Немцова, сохранившего для русскоязычного читателя этакую красоту.
Наслаждение языком, его выразительными средствами, умело использованными автором, слогом и стилем здесь поистине безгранично. Кажется, что Гэсс на наших с вами глазах изобретает собственную формулу стиля или даже новый язык, новую манеру изложения, так органично вплетая непривычно-неожиданное и сильное в сетку банального, всем знакомого.
Плотный, тягучий текст порою непросто читался и из-за этого - ты хочешь остановиться буквально на каждой метафоре, распробовать ее на вкус, прочитать то или иное сравнение, чтобы потом про себя воскликнуть: "Черт возьми! А ведь Гэсс и в самом деле здесь прав! И как я сам раньше не замечал очевидного - все жа на ладони!"
Чтение стопорится на этих моментах. Да, тебя чертовски увлекает и сам сюжет, но до чего же все это красиво и вкусно описано! И хочется писать также, особенно если ты сам начинающий автор...
Что касается сюжетных коллизий романа. А вот насчет этого можно, кажется, говорить бесконечно, выискивая все время новые подтексты и смыслы, что заботливо подложил (или спрятал?) здесь предусмотрительный автор. Ты будто вместе с ним, с главным героем романа, спускаешься в тот самый лабиринт-тоннель, докапываясь не столько до истины, сколько собственного нутра. Рефлексия персонажа, случайно или умышленно носящего одно с автором имя Уильям, по поводу собственного неудобного и часто некрасивого прошлого оказывается заразительной. И читатель (сужу по себе и по всем знакомым, уже прочитавшим роман и когда-то порекомендовавшим его мне) постепенно начинает погружаться и в собственные анналы памяти, чтобы тоже раскопать там что-нибудь интересное, анализируя жизнь и поступки, не всегда бывшие верными.
Мы с увлечением наблюдаем за раскопками этого профессора истории (хотя по его речи я скорее бы признала в нем профессора филологии, и немудрено: Гэсс во многом писал героя с себя), мы все чтение напряженно следим за перипетиями его жизни (личной и научной). Он неприятен нам и как человек, и как личность, но оторваться от созерцания уже не в силах. Ведь прекрасно понимаем при этом: идеальных нет. И оттого многослойный образ странноватого профессора, слишком резко судящего о политике и людях, начинает казаться нам притягательным - парадокс, да и только. Он живой и настоящий, такой же, как и мы. Он не стыдится своих непопулярных симпатий, без скромности повествует об интрижках за спиной у жены. Мы не раз встречали подобные экземпляры и в жизни, отчего же нам сердиться или негодовать по поводу абсолютно вымышленного субъекта?
До ужаса точно на примере своего героя Гэсс покажет несовершенство человеческой памяти, несоразмерность ее отдельных фрагментов. Ничего не значащий, как нам кажется, эпизод из жизни мигом разрастается у Гэсса в объемную главу, а что-то действительно важное, по нашему мнению, едва ли удостаивается хотя бы малейшего упоминания в мемуарах профессора. Мы воочию видим через это течение и дыхание жизни: волны сметают все несущественное, оставляя лишь подлинную суть. Книга и учит этому: мы придаем слишком большое значение вещам, которые не будут иметь никакого значения уже лет через двадцать.
Рассуждения Уильяма-героя на страницах книги остры и провокационны. Скользкая тема политики и социальной справедливости и равенства в устах профессора играет новыми красками. С ним можно спорить до бесконечности, брызгая слюной, и пытаться донести свою мысль на пальцах или же оперируя фактами. Нельзя только одного - остаться при этом равнодушным. Скучать при чтении вам автор точно не даст.
Захочется, подобно губке, впитывать это все - не чтобы блеснуть при случае умными заковыристыми цитатами, а чтобы глубже в итоге понять самое себя, напитаться изнутри этой красотой.
Читала гэссовский роман почти месяц - и это того стоило. Один из самых необычных для меня, самых запоминающихся, самых красивых романов за последнее время. Увлекательное путешествие к границам "я" и множество вопросов, всплывающих в голове после прочтения.
2561,5K
Аноним15 мая 2025 г."Книга, которую прочтут единицы, и ещё меньше людей смогут увидеть то, что в ней было зарыто..." (с)
Читать далееНадеюсь, что вы сможете простить мне, что я снова не буду многословен по причине того, что в моём пресном горле скопилось слишком много несказанных слов, которые категорически нельзя сравнить с лишней слюной или противной мокротой, чтобы впоследствии просто выплюнуть их содержимое на площадь сухого асфальта, вместо пустого пространства разложенной надвое влажной салфетки? Я хочу сохранить их внутри, как что-то сокровенное, вроде снимков, где ещё живы родители. На самом деле у меня просто не выйдет потратить, примерно двадцать шесть лет, для того, чтобы описать спектр эмоций от текста, что был прочитан за несколько дней и впоследствии бережно толкать наивного читателя моих растянутых предложений вперёд, словно не понимающего ребёнка, стоящего у входа в огромную печь и увлекая его в ловушку конфетами, заставить потратить несколько тысяч на книгу, которая далеко не для каждого человека станет шестиконечной отметкой в душе или в её определённых, кривых закоулках, своеобразной циничной иконой разложенных слов, где не торчит что-то лишнее, как в содержимом мужских поношенных брюк, при виде действительно соблазнительной женщины, и поверьте, что я никогда не захотел бы менять их порядок, и тратить время на поиски трёх ненужных синонимов, просто погружаясь в их содержимое. Хотел бы я видеть перед собой что-то подобное? Это что-то глубокое и достаточно личное, чтобы дать этому пролезть сквозь моё горло, как сквозь жерло тоннеля и донести всё то, что скрыто во внутреннем мире. Плюс для этого нужно немного ума, которого у меня не всегда бывает достаточно.
Об этом произведении есть несколько отличных рецензий, частично передающих суть содержимого, но достаточно мало сказано об эмоциях, которые порождает непосредственное прочтение книги. Я постараюсь выразить именно этот момент по причине того, что о самом сюжете говорить достаточно сложно, ведь в нём практически нет развитий реальности. В середине романа я начал метаться, анализируя текст и складывая слова автора как идеализированный трафарет своей жизни, примеряя нетрадиционный взгляд на мир и каждый раз восхищаясь умению формулировать мысль, которая витала вокруг меня на протяжении нескольких лет, словно назойливая муха, которую мне не удавалось поймать, даже если она расположилась на коже моей правой руки. А вот у него получилось... Текст жужжал в кулаке и сквозь его толстые пальцы, в нём говорило каждое прописанное слово, что впоследствии геометрическим эхом оказалось на бумаге, вместе с причудливым шрифтом, небольшими заметками на полях и дурацких кроссвордах, где никак не вписать верный ответ. Среди разговоров о проявлении телесности, выделении газов, размышлений о сексе, количества описаний испражнений кишок и мочевого пузыря, автор копался в себе, спрятав несколько книг в одной книге и воссоздал несколько глубочайших эпизодов, потрясающих воображение своей передачей эмоций. Мать потерявшая обручальное кольцо, алкоголизм, смерть отца, бумажные фантики, размышления о природе человека, нацизме, евреях, человеческом превосходстве, детях, бытовой жизни, величии стран, отношениях между людьми и другие темы произведения вылились в четыре десятка клейких бирюзовых стикеров, став лентой для мух где-то внутри моих внутренностей, и на эту самую поверхность летела яркость эмоций, прильнув к самой сути тонкими лапками. Я даже написал про свой тоннель и как долго я рыл его суть, начиная копаться в себе с малых лет своей вопросительной жизни:
https://www.livelib.ru/story/68953-tonnel-uilyam-gess
Герой этой книги, университетский профессор Уильям Колер, завершивший историческое исследование о Холокосте «Вина и невинность в гитлеровской Германии», обнаруживает, что предисловие, которое он пишет, постепенно разрастается в жуткую исповедь о его собственной жизни. Испугавшись, что эти признания прочитает жена, Колер прячет их между страницами своей книги, одновременно начиная рыть в подвале дома лаз, ведущий в никуда...
Текст безжалостно погружает читателя в самые глубокие закоулки человеческой души, раскрываясь как эпатирующий философский роман, где автор высказывает неудобные истины и размышляет на темы природы истории, фанатизма, веры, иллюзий и фикций человеческого сознания.
Мир - тот же самый унылый распорядок изо-дня-в-день сон-работа, тот же самый цикл трудись-чтоб-жрать, жри-чтоб-срать, та же самая рутина рутина спи-чтоб-видеть-сны, делиться, чтоб ссориться из-за доли, все то же "тоже", что было и до того, как секс сделал нас где-то на секунду бесчувственными святыми.
Данное произведение слишком много в себе таит и невозможно перечислять сквозь запятые полученный опыт, как и докопаться до сути того, что внутри. От него не выходит сбежать даже после прочтения, какую бы глубину не удалось прокопать по итогу погружения в глубины белых страниц. Послевкусие будет преследовать долго, словно стихи о ненасытной монашке на протяжении повествовательной нити романа. Мне бы иметь хотя бы один экземпляр в списке (не)забытых мной бывших... Представьте, вы читаете о боли, серьезных рассуждениях, появлении нацизма и тут, словно гром среди серьезного текста, появляются стихи о человеке, служащему богу, в различных интерпретациях, где автор извергает из себя смех над религией, человеческой глупостью или делает изысканные отсылки на "Моби Дик, или Белый кит" допуская над ней психологическое и физическое насилие в тексте. Да это, просто, как минимум, чёртов гений, которым бы я восхищался, если бы он сидел на стуле напротив! Как и любым, кто имел бы подобные формы ума и настолько сильно понимал собственную и чужую природу людей и поступков. И эта причудливая манера письма и ступеньки, когда он перескакивает от скрытой к действительной книге? Прячет среди страниц... Метафоры, слог и отточенность. Существует ли что-нибудь святое? Дома ты тот, кому приходится чистить унитаз, кем бы ты себя не возомнил за работе. Истинно или Ложно? Проблема разочарований в семье. Как отец уходит на третье место после рождения детей и (не)обязан быть радужным спонсором? Это не то, что каждый рисует после неудавшихся отношений, какой мог быть их общий быт и связь в виде лучезарного счастья. Он показывает разочарование. Одинокого человека, который не испытывает проявлений любви. Другую сторону в которой каждый из нас боится признаться. В отношении к детям, если задуматься и вычеркнуть общие фразы и биологический призыв в продолжении рода. Он разрывает воздух хлыстом своих слов и оставляет рубцы, вгоняя в скопище собственных мыслей, которые рождают строки, что он написал. Разочарование... Книга которая прибьёт меланхоликов, словно бетонная конструкция, что неожиданно свалилась на голову, раскроив хрупкие кости. Гениальная вещь для тех, кто любит подумать и не только смотря на мир через призму банальных вещей. Солнце светит, травка зелёная, глаза разноцветные... Простите, но, мне это всё не кажется близким! Здесь этого не происходит и вы можете трижды назвать меня снобом, что пишет без смысла и витиевато. Осуждение общества с поиском корня человеческих пороков, истоков нацизма, собственной глупости и прочих вещей. Чёрт, я сейчас слово рассказчик, который в ошибочной спешке, проглотил вместо завтрака пулю, примерно в области сердца, и теперь в последние минуты жизни, пытается донести что-то важное для тех, кто склонился у трупа, словно проповедь, которой нужно внимать, но на деле многие просто пройдут мимо, дав мне умереть, чтобы не опоздать на пределы стенок привычной работы или ради порции разогретого ужина. Вот они! Люди... А я лежу на холодном полу, рядом со скопищем стикеров, где готов открывать каждую из страниц и разучивать каждый абзац наизусть, чтобы подкрепить всё цитатами, но я не знаю, зачем мне делиться с другими настолько чем-то близким мне и откровенным, в боязни испортить впечатление тем, кому вся моя исповедь об ощущениях показалась достаточно приторной. Открыв глаза и придирчиво размышляя, я медленно смотрел в потолок, пуская последние капли крови и выпуская, из более чем я сам, образованной дыры, потоки последней реки сказанных слов. Фашизм сердца, внутренний деспот и человеческая природа. Кому это всё интересно? Что даст, если это выйдет постигнуть или прочувствовать? Мы хотим танцевать, слушая музыку из хрипящих китайских колонок? Да, иногда хочется и мне самому, но после таких произведений хочется всё реже твердить, что я устал от желания жить и видел всё то, что могло для меня быть интересным. Нет... Это далеко не предел, который можно увидеть лишь за линией горизонта, к которой никогда не выйдет дойти, потому что он всегда отдаляется. Здесь видится глубь земли или самого себя, которую нужно разрывать собственными руками. Самокопания, которые ведут в никуда... Или всё же у них была конечная цель? Мы... Партия разочарованной республики. Где каждая глубокая фраза, звучит словно музыка и она не для того, чтобы запутать или выставить читателя неинтеллектуальным глупцом, как у многих авторов слов, проповедующих излюбленный стиль... Нет! Гэсс немного другой и он не хочет красоваться лишь тем, что он интеллектуально превосходит читателя... Он хочет выставить свои размышления для других, чтобы каждый смог их примерять, словно рубашку и сделать собственный вывод и может взглянуть на жизнь как-то иначе, усомнившись в себе? В общем и целом я сказал в три раза больше слов, чем рассчитывал. Это произведение гениально и монументально, а всё остальное... Ненужный, дешёвый рой вылетающих слов, когда нужно просто думать и чувствовать строки настоящего автора. Попробуйте сами!
"Читайте хорошие книги!" (с)
16214,3K
Аноним20 февраля 2022 г.Мы не жили праведно...
Читать далее...нефиг и начинать.
Ужасный роман, портивший мне кровь примерно на протяжении месяца. Ужасный - это вполне точное определение. В "Тоннеле" нет сюжета, отсутствует завязка и развязка. Тут нет персонажей, кроме Уильяма Колера, в полной мере ненадёжного, в чьём потоке сознания нам предстоит искупаться, если ныряние в глубины общественного биотуалета можно назвать таким увеселительным мероприятием. Текст романа - это мыслеобразы, это слова, это форма, но не содержание.
Ужасно, когда некому поныть"Тоннель" слегка смахивает на Улисс , но намного более хаотичный, что ли, и наполнен такой лютой ненавистью, что временами не знаешь, куда от неё деться (некуда).
Колер - самый обыкновенный бюргер во времена Америки 60-х годов. Он посредственность. Он ничтожество. Его захлестнуло чувство неполноценности и ненависти к себе. Кое-как мы узнаем, что Колер - историк, написавший пару работ по нацисткой Германии. В первой он осуждает. Во второй занимает срединную позицию. В этой книге, этаком предисловии к своему последнему труду, находит в себе те же пороки, что заставляли немцев творить свои преступления.Колер - монстр. К семье относится совершенно наплевательски, от жены ждёт исключительно удовлетворения своей сексуальной озабоченности, собственных детей ненавидит до такой степени, что одного чуть не убил в младенчестве, а второго отказывается даже называть по имени. Постоянно припоминает домогательства к студенткам. Любовниц имел минимум пятерых. Страшно завистлив к коллегам (к слову, все коллеги - образы четырёх теорий истории, что открывает перед нами ещё одну тему размышления Гэсса: что есть история и кто её творит. По Колеру - тот, кто историю записывает, то есть историк. Я нахожу в этом комплекс бога). А ещё невероятно труслив.
Захолупные жопослюиЛичность Билла Колера - собирательный образ американца. И можно не брать в расчёт время написания романа. Нацизм Колера трансформируется в образ Партии Разочарованной Публики, партии интеллектуалов, культурно обогащённых настолько, чтобы развязывать войны и обрекать на гибель. Разве повсеместное цитирование Пруста, Джойса и Вулф не есть показатель интеллектуальности?
Наш герой из таких же, пусть он их и презирает. Он даже хуже. Он вообще против всего мира. Ему мир скучен и однообразен. И потому Колер оправдывает гитлеровскую Германию. Его вдохновляет идея "пророка" и вождя, беспрекословного авторитета, которому можно себе позволить подчиниться без раздумий и без оглядки на остальное человечество. Колер поносит Гитлера "на публике", но в тёмных глубинах твоего "тоннеля" испытывает фетишистское влечение к начищенным сапогам и чёрной выглаженной форме. Рассуждает о трагедии Холокоста, а сам, оказавшись в 30-е годы в Германии, участвует в еврейских погромах, называя своё участие невинным развлечением молодых лет.
Колер страстно мечтает о том, чтобы в его жизни появилось нечто, объясняющее его ненависть (в первую очередь к самому себе), его тягу в деструктивному, что развязало бы ему и руки, и язык, и всё остальное. Язык - в первую очередь. Ведь то самое "рытьё тоннеля", что суть метафора глубинного самокопания героя, из которого он выносит только комья грязи, с каждым разом всё больше и больше, что уже некуда и невозможно прятать, иллюстрирует нам, насколько люди подавили в себе честность (даже с самими собой), насколько они зашорены и пуганы, прямо скажем, осатанённым образом Германии известных нам годов, что даже просто имя Адольф несёт образ дьявольщины (это я ещё свастику не упоминала). Наша страна, ясное дело, занимается тем же самым, наделяя прямо-таки мистической скверной любое упоминание гитлеровского режима. Это не хорошо и не плохо, это просто есть и называется оно "история", о причинах и последствиях оной Гэсс тоже рассуждает не мало.
У истории есть жопа, старина Кульп, скажу я ему завтра, и настоящее - ее самое непосредственное облегчение.О чём я, собственно, хотела сказать. В книге Тоннель рассказчик выворачивает себя наизнанку и вычерпывает из глубин своей жалкой душонки огромное количество дерьма, с котором вам предстоит познакомиться, коли вы уж взялись за чтение. Пятьдесят страниц, посвящённых крайней плоти полового члена, не дадут соврать. Гэсс частенько прибегает к автофикшену, переплетая свой образ писателя с образом ненадёжного рассказчика, цель его - запутать читателя и самого себя сделать мишенью читательского гнева. Успешный ход, который действительно сработал.
Увы и ах, людей, подобных Колеру, на белом свете не мало. Если вы думаете, будто история и опыт двух мировых войн нас чему-то научили, то подумайте ещё раз. В каждом из нас живёт это семя ослепляющей ненависти, просто пока что не подвернулось удобной почвы для его взращивания. О том и книга.
Бездна - не географическое понятие, как Большой каньон, который бездна не больше, чем ложбинка у меня между грудей. Бездну не преодолеешь, например, в бочонке, как Ниагарский водопад. Бездна не разверзается; не зияет; у нее манеры получше; она вечно бдит, открытая, как оживленный глаз; и не в форме воронки бездна или пакета без донышка; бездна никуда не ведет; бездна - уничтожение знака; это действительность без личины, без внешнего вида, без остатка. Бездна - не просто место, куда уходит душа, когда уходит; это где "я" проявляется, как светочувствительная бумага, пока, выдохшись, не оказывается пустышкой. Вот что есть бездна.1192,4K
Цитаты
- Аноним11 августа 2025 г.Читать далее
Хершел, я думаю, похож на какого-то жестокого корректора, а я зачастую, увы, - его бессчастный текст. Он каждое "который" заменяет на "что", а каждое "что" - на "который". Предпочитает запятые точкам с запятыми, потому что запятые более уклончивы, эгалитарны, и еще потому, что не может быть счастлив и одновременно оставаться в гармонии с тем, как я дышу. Он порицает мои параллели. Он отрезает все, что болтается. Ненавидит мое неопрятное использование "ты" и "кое-кто". Он неизменно находит, что у моей позиции нет желательной орфографии. Он понижает мои тяжко Германские Прописные, стирает мои "!", искореняет курсивы, предпочитает покой круглых скобок моим более агрессивным квадратным, и ему не нравятся одинарные кавычки. Он говорит, что точки и тире следует предоставить исключительно морзянке. Он всегда хочет, чтобы я умерял свои невоздержанные глаголы, избегал первого лица, слов в дурном вкусе, настоящего времени, сослагательного наклонения и пассивного залога. Он покрывает поля моего ума мелочными вопросцами.
512,4K - Аноним17 августа 2025 г.Читать далее
Наши занятия, господа, изучение истории - на самом деле есть изучение языка. Только слова говорят мимом настоящего; лишь у слов есть хоть какая-то честная постоянная зримая жизнь. Голоса эти сияют своим расстоянием, как созвездия. Молодой Алкивиад. Красивейший. Или слова для ран Цезаря. Руки его ласкают сигарные кусачки, авторучку, розовый ластик, как кусок губы. Ты пристегнут к его лацкану, ты его розетка. Он спиралит, маятникует. Однако знаков так много... так много. Какие слова, чьи слова должны мы изучать и любить?
502,5K - Аноним23 августа 2025 г.Читать далее
Будьте мудрее. Не поощряйте своих детей, чтобы рвались вперед. Не рассчитывайте на их поддержку в гнилом конце своей жизни. Я планирую унаследовать собственное поместье, уйти в нем на покой и голосовать против каждого школьного сбора, какой предложат новобрачные. Будьте мудрее. Не вкладывайтесь в то будущее, что никогда не увидите, то, что все равно вас будет презирать, то, что сочтет вас бесполезными. Платите сами за свой участок на кладбище. Расчехляйте клюшки для гольфа. Умрите с таким загаром, какому позавидуют бедра вашей дочери.
481,8K
Подборки с этой книгой
Книги в мире 2talkgirls
- 6 350 книг
Топ-623
- 623 книги
Книги строго "18+"
- 2 369 книг
Главные произведения постмодернистской литературы.
- 60 книг
Интеллектуальная литература
- 201 книга
Другие издания
