Возвращение Чорба

Как часто мы считаем разных гениев странными людьми с неадекватными поступками, якобы... А на самом деле нам это просто кажется из-за того, что они немного или много асоциальны. А почему они такие? А потому что живут в своём мире внутреннем и часто забывают про мир внешний, и от того плохо в нём ориентируются. И когда человек разувается перед входом в трамвай, как Циолковский, то он поневоле кажется чудным.

А между тем, они такие же как и мы во многом. Вот например, как пианист Бахман в рассказе. Он гениален и между гастролями уходит в запой. Ну ясное дело, он ведь живёт в мире музыки, а тут серая повседневность. И потом, нервная система должна расслабляться, верно? По-моему, всё логично и распространено и среди заурядных.
Дальше чудачество пострашнее. Не стал выступать, пока не увидел свою преданную хромоногую поклонницу в первом ряду, которая не пропускала ни одного его последнего концерта. И вместо фуги публика получила  фигу, которой он помахал перед зрителями. Смешно, да не очень, учитывая продолжение.
Но и тут ничего странного, на самом деле. В кои-то веке его кто-то полюбил такого странного с причудами! А любви все возрасты и все особи покорны. Все хотят тепла и привязанности, даже чудики.

А Набоков, как всегда, в своём репертуаре! Въедливый язык, ужасное и прекрасное в одном тексте, щедро приправленное иронией.

Какая может быть плата за минуту счастья среди всей беспросветной жизни? Ведь за все нужно в жизни платить. Ну а вдруг на сдачу от платы выпадет лотерейный билет? Ну или бонус в виде счастливой смерти? Нонсенс, скажете вы. Не знаю. Почитайте этот необычный и трогательный рассказ . Я писал сегодня о карлике с мерзкой душонкой. А что здесь? Не знаю. Может у него наоборот - большая и красивая душа. Когда писал отзыв, вспомнил отчего-то эту красивую песню. Вот ее текст, который может и не очень подходит к сюжету.. А может и отражает потаенную суть картофельного эльфа..

Опять страница прожитой зимы,

Где мы даны другу другу ненадолго,

Нам дела нет до зла и кривотолков,

Но словно ветхий мостик эта жизнь.

И мы с тобой по мостику бежим,

По тонкой кромке боли и печали.

Держись! Никто ни словом не спасет.

А если ветры мостик раскачали?..

А мы даны друг другу лишь взаймы,

И ничего не уберечь от тлена,

И только память держит нас, как пленных,

И только неоплатные долги.

Давай не будем помнить ни о чем

И, ничему не сохраняя верность,

Уйдем к другому берегу вдвоем.

А если этот мостик в бесконечность?..

Ужель нам ничего не потерять -

Ни страха, ни отчаянья, ни боли,

Но с мостика, как из земной юдоли,

Одной лишь тонкой музыкой звучать?

Одной лишь тонкой музыкой парить,

Покуда хватит сердца - выше, выше -

Лети!.. Вот всё, чем вправе одарить.

А там уже друг друга не расслышать...

Замечали, как иногда, наше настроение, боль и нежность воспоминаний, незаметно становятся аккомпанементом мелодии текста, и наш указательный палец на страничке, словно милый, влюблённый суфлёр-аутист в своём улиточном убежище кулачка, словно бы с кем-то незримым разговаривает, мечтательно двигается, подсказывает..
Незадолго до чтения рассказа Набокова, я узнал одну пронзительную историю из жизни, которая тайно, как крыло за плечом, сопровождала меня при прочтении.
Вечная история любви: он любит её, она любит его. Кажется, если бы все жили любовью, а не чем-то иным, то мир был бы раем.

К сожалению, люди оглядываются как Орфеи, на чудовищ: на мнения толпы, мораль, страхи, сомнения. На нечто человеческое.. и теряют любовь. И себя.
Женщина была старше парня и родные его, убедили его расстаться.
Но мелодия жизни продолжается, не так ли? Всегда.
Женщина сразу же уехала. Пропала. Через год она прислала письмо своему любимому, что она скучает по нему и он ей часто снится, но впервые сегодня она улыбнулась: солнце так нежно играло на травке..

Второе письмо она написала ему через 5 лет. Нежное письмо. Говорила о том, что она его не забыла и любит. С грустной улыбкой говорила, что наверно у него уже другая семья, дети и счастье.. Она радовалась за него.
А у неё никого нет. Она осталась верна их любви.
В третьем письме, через 20 лет, она писала, что он по прежнему ей снится. Она говорила, что у неё уже седые волосы и она сильно постарела, и что хорошо, что они расстались, может его родные и правда были правы: они не пара. Он, молодой, вся жизнь впереди.. а она старая. И что с того, что она его любит так, как никто его не полюбит?
Иногда это людям не нужно, как и жизни: любовь нужна.. только любви. Вот в чём её главная тайна.

А в конце письма, женщина писала.. что просит у него прощения. Потому что..  она покончила с собой. В ночь после их расставания: она просто не смогла без него жить.
А письма.. она написала их сразу и попросила друга, пересылать их ему.
Интересная мысль.. Видимо, любовь ходит по одним и тем же тропкам в разные века.
Потому как у меня были такие же мысли, когда я покончил с собой в позапрошлую зиму.
У меня даже была чудесная мысль, попросить друга, чтобы он из моего профиля выкладывал собранные у меня рецензии и стихи для смуглого ангела, чтобы она, милая.. не грустила и не догадалась, что меня уже давно нет на земле.
Если честно, эти мысли у меня есть и сейчас. Ищу друга..

Три письма.. три ноты.
Данный рассказ Набокова о музыке, музыке любви, изумителен прежде всего тем, что он составлен (решён) как музыкальная тема, с грустной секвенцией и фугой повторяющегося мотива: начинается она с «тройной бездны трюмо», в которую смотрится женщина перед тем, как пойти на свидание с ангелом: с любимым, со своей судьбой.
Далее, в доме музыканта, (та самая судьба), женщина встречает рядом с очаровательным высоким красавцем в смокинге, трёх женщин.
Женщина обращается к нему, как к музыканту, с которым мечтала познакомиться…
Она ошиблась: это его антрепренёр. Тройной смех женщин.
Словно смех.. трёх зеркал. Трёх парок.

Символично, что женщина ошиблась. Словно зеркала ошиблись, зеркала жизни: ибо в тот же миг, высокий красавец указал ей на её судьбу: музыкант сидел на диванчике, с лысиной, толстенький, и что-то бормотал губами, водя пальцем по газете, как делают неграмотные дети.
Хочется подметить водяной узор Набокова: начинается рассказ с того, как в газете промелькнула новость о смерти когда то талантливого музыканта: Бахмана.

Промелькнула.. как бабочка. Словно Бахман, этот милый аутист и литературный брат Лужина (из чудесного романа Набокова о шахматисте), что-то предчувствуя и нежно путая времена, пытается прочитать в газете… весть о своей смерти.
Так мы порой читаем рассказы, романы.. в некоторых, чеширских строчках которых, нам мерещатся строчки писем любимых, с которыми мы расстались, и мы до ужаса боимся узнать.. что умерли в их сердцах.
Вот тебе и судьба… Гадкий утёнок. Жаль, что порой исполинские и сверкающие крылья, расправляются не как в сказке, и уродик превращается в прекрасного лебедя: эти крылья расправляются в музыке. Или в любви..

Знаете, так бывает с зеркалами: держишь перед собой зеркальце, смотришь в него.. отвлёкся на миг, рука дрогнула, накренилась, снова глядишь в зеркало и видишь там.. вместо своего лица — милую травку. Ласточку в небе..
И улыбаешься: а может в первый раз, зеркало проболталось по пьяне и отразило тебя таким, какой ты есть на самом деле?
Далее, тема троек промелькнёт в тройной теме фуги; на трёх языках, музыкант разговаривал со стульчиком перед роялем, когда настраивал его.
И наконец, три года длилась связь музыканта, в чьей фамилии так нежно звучит музыка Баха: человек музыка, попросту говоря — не человек.
И слава богу.
Когда нибудь, лет через 1000 000, крылатые люди поймут, что быть человеком — стыдно, и что нужно было бы быть просто любовью и душой, и тогда не было бы в мире войн, ссор влюблённых и обид.

Странное дело.. Набоков не любил и не понимал музыку, хотя многие его вещи решены как дивная музыкальная мелодия.
Рахманинов вспоминал, как перед эмиграцией в Америку, Набоков написал ему и просил рекомендательного письма и.. помощи. Рахманинов в Америке подарил Набокову — чудесные синие джинсы. Видимо, чеширские, потому как Набоков решительно не помнил этого.
Как по нотам разыгран рассказ.
У нас есть зачарованный принц, как в сказке: невзрачный гений музыкант-аутист, страдающий алкоголизмом.
У нас есть невзрачная заколдованная принцесса.
Набоков дивно пишет о ней: лицо неудавшейся Мадонны..
Или: хромая Мадонна..

Простите, но если она — Мадонна, то кто же тогда Бахман, с повадками несчастного ребёнка-аутиста и гения, несущего людям свет красоты?
Христос.. или: неудавшийся Христос. Вечная попытка Христа в нашем изуродованном мире.
Может в этом глупом мире-аутисте, нет Бога, а есть лишь попытка бога? Этот бог пытается проявиться в творчестве, милосердии, любви… но мы не узнаём его снова и снова, век за веком, распиная его снова и снова, глумясь над ним, из века в век.
Кем был Христос? Словом. Набоков решает эту начальную космогонию удивительно просто и гениально: Христос — музыка.
В начале была музыка.
Представляете? Нет ещё мира, нет земли, лишь робкие звёзды сияют в пустоте, и.. над всем этим, во вселенной звучит музыка Баха.
Чудесно. Тебе наверняка понравится этот образ, о смуглый ангел. Я знаю как ты любишь Баха.

Музыка любви. .
Зачем слова? Смыслы? Порой всё понятно без слов. Это учёным-аутистам и поборникам морали, истин, нужны слова и смыслы. А тот кто живёт любовью и красотой.. тому нужна лишь музыка любви.
И Набоков прелестно углубляет трагический разлом между зачарованным миром двух наших «уродцев» ангелов, и уродливым миром: вообще, миром, с его уродами-истинами, уродами-нормами, уродами «человеческого». Ибо и человеческое — просто урод и злобный аутист, по сравнению с любовью.
Набоков прекрасно зафиксирует этот момент в конце рассказа, когда на концерте, сравнит оголённые плечи женщин и лысины мужчин — с червями.

Этот мотив уродства мира и «человеческого», по сравнению с красотой любви и творчества, углубляется боттичеллиевыми штришками набоковского символизма: то у рояля — поднято крыло, то на крыльях, а не на руках, антрепренёр хочет отнести пьяного Бахмана в гостиницу. То описывается крыло носа у этого антрепренёра, то толстая подруга нашей хромой Мадонны, порхает как бабочка, у себя дома, принимая гостей..
Т.е. мы видим ложную реальность, сытую реальность, перед которой преклонились люди, «порхая» в ней, в её законах морали, норм, идеалов и истин. Но на само деле, это ущербная реальность. На метафизическом уровне, думая, что они летают, счастливы… души людей, образ божий в них — ползает червём по грязи.
И наоборот, реальные ангелы, с небесной душой, которые для всех остальных — не летают, а хромают или изуродованы, их судьба изуродованы и неприятна, являются подлинными крылатыми существами.

Любопытно, что апогей этого разлома мира красоты и уродства, достигает в противостоянии двух враждующих мелодий в рассказе: циничного антрепренёра, который рассказывает эту историю любви, и незримого, как ангел — рассказчика, словно бы нежной мелодией правды, вливающийся в этот рассказ.
Т.е. мы получаем на выходе почти православное и буддическое троемирие: бытие, развивающееся в трёх измерениях: в душе Бахмана — музыка (Христос).
В душе хромой Мадонны.
И таинственный, как Дух и Отец, рассказчик.

Сердце женщины — тайна. Оно, как луна, может совершенно заслонить собой — жизнь, всю её таинственную и бессмысленную громаду.
Словно сердце женщины равно — жизни и небу. Тому и Этому свету.
Фамилия у нашей хромой Мадонны — с ноткой ангеличности: Перова. Пёрышко ангела..
Она замужем (мне иногда кажется, что все ангелы — замужем).
Так уж вышло, что ей было предначертано встретить Его — уже на закате жизни.
Набоков, точнее, таинственный рассказчик, оговаривается с грустью: о тайна женского сердца! Бахман мучил её, а она.. любила его, она в непогоду и в ненастье здоровья, следовала за ним на край света, и всегда сидела в первом ряду на концерте его.

Может тайна женского сердца в том.. что оно, умирает в любви несколько раз? Полюбив, женщина, как бы мучается родами любви, рожая для себя — любовь и любимого, и потому она одна знает, что иногда, боль и мука любви, это не разлад двух душ, а тайное и вечное соединение двух душ?
А ещё мне подумалось.. что Перова по настоящему влюбилась в Бахмана, лишь когда услышала его музыку, а не когда увидела его: через уши зачала.. как Мадонна. От музыки, а не от слова.

И это ведь тоже вечная трагедия. Трагедия этого мира-аутиста, с его аутизмом обид, сомнений, страхов, и прочих истин.
Бахман, до времени, принимал как ребёнок, как должное, неземную любовь хромой Мадонны, и лишь утратив её.. впервые увидев, что на концерте, словно пустое окно — пустое кресло, он всё понял: мы слишком многое понимаем о себе и мире, любви, когда.. близкий нам человек, умирает.
Почему не раньше? Или что бы у этого глупого мира был шанс, люди должны умирать два раза?
Один раз я уже умирал.. в жизни. Сколько раз я умер в сердце любимой — не знаю. Но ведь и воскресал.
Кто хоть раз умер в сердце любимого, того, кто больше жизни и больше Рая, тому не страшна уже смерть.

Забавно, и по своему экзистенциально и… метафизически даже, что, увидев пустое кресло в первом ряду, Бахман не стал играть. Он просто встал, вышел к публике.. и вместо фуги сыгранной, показал — фигу.
Этот мотив, на первый взгляд смешной, распрямится во весь свой арлекинский и инфернальный рост, когда удивлённый антрепренёр спросит у Бахмана, покидающего концерт: ты куда?
И тот скажет нецензурное слово..
Это жестокая и самая беспощадная правда о жизни и любви: если из нашей жизни уходит тот, или та, ради кого мы жили и ради которой звучала мелодия нашей души, то наша жизнь, идёт на «….».
В метафизическом смысле.
Т.е. Набоков, за вроде бы шутливым жестом, гениально показывает мрачную лингвистическую мимикрию инфернального и пластического перехода музыкального выражения прекрасного (любви и бога) - фуги, в телесный и пустой ад выражения - фигу.

Я бы хотел, что бы к рассказам Набокова, читатели были чутки и внимательны, как… японцы, к хокку Басё или к травинке на закате, на которую упал лепесток вишни: японцы могут созерцать травку и хокку Басё — часами.
Я бы хотел, что бы читатель так же относился к рассказам Набокова. Они этого достойны и они более глубоки и небесны, чем кажется на первый взгляд.
Рассказы Набокова отличаются от рассказов других писателей.
Может поэтому я выступаю неким Вергилием по аду и раю Набокова?
Вергилий, с серой кошкой на руках, с милой форточницей Мими, слегка поддатый..

Лишь одна ночь любви была у Бахмана и Перовой. Умирающей Перовой и воскресшего Бахмана.
Незримый рассказчик говорит, что быть может тогда были сказаны такие слова, какие не говорил ни один поэт с начала мира.
Это ведь не про секс совсем. Там не было секса. Было нечто более глубокое: музыка понимания и доверия, любви: когда даже руки и губы и сердца, становятся единой мелодией любви.
После той ночи, демонический антрепренёр, нашёл исчерченную таинственными знаками, нотную тетрадь.
Она была нечитабельна. Но, думается.. если бы эту мелодию сыграл Бахман, то многие люди, на концерте и не только, помирились бы с любимыми. Рай и любовь бы настал во всём мире и остановились все войны в мире..
Быть может, пару ноток из этой таинственной мелодии звучат в самой красоте данного рассказа?
Вы готовы её услышать?

Берёшь очередной рассказ Набокова и заранее знаешь, что этот человек сейчас причинит тебе боль, заденет за живое, по-другому он не может. И будет это непременно среди ночи, на пустынной улице с мокрым асфальтом, уходящем трамваем, тенями деревьев на стенах домов и лунным отблеском на их крышах.

Это писатель - ощущение. И ощущение, как правило, какой-то боли и одиночества. Видимо, он делился тем, что испытывал постоянно, и она его никогда не отпускала. Он просто придумывал ей разные формы, чтобы о ней писать и тем самым как-то облегчать своё состояние...

Этот рассказ не исключение. Впрочем, название говорит само за себя. Катастрофа, произошедшая с героем в буквальном смысле этого слова, произошла бы с ним в любом случае, даже если бы он остался жив. Да, так бывает в жизни, как говорил знаменитый доктор Лектер в фильме "Ганнибал" - Ты ещё ни о чём не подозреваешь, а уже кто-то роет тебе могилу... А главный герой был настолько счастлив, что даже и смерти своей не заметил.

Один день из жизни бывшего офицера Никитина, эмигрировавшего в один из средиземноморских городов. Ходит, ищет работу и смотрит по сторонам. И все женщины здесь кажутся русскими, повсюду слышится русская речь и даже собаки, похоже, думают по-русски.
Рассказ ощущений, наблюдений, настроений. Видимо, опять тоска по русскому у автора и бесконечные чувственные барахтанья наблюдателя. Всё это Набоков мастерски, как всегда, описывает в своей манере.
Подобные рассказы без сюжета, конечно, на большого любителя. Такая ассоциация у меня родилась - очень умный кот лежит, дремлет, лениво посматривает по сторонам и что-то там себе соображает. Все думают, что он ничего не понимает, он же кот! А он потом раз и на бумаге выложил все свои заметки :

Набоков есть Набоков. Меня к нему как магнитом тянет, хотя я уже не раз плевалась и зарекалась больше ни строчки не читать. "Бахман" - небольшой рассказ о странной и даже страшной страсти замужней госпожи Перовой к чудаковатому пианисту Бахману. Говорят, что творческие личности все немного "куку". В случае с Бахманом эксцентричности ему добавляют и регулярные запои. И вот как можно влюбиться в такого? Можно. Но, пожалуй, нужно быть такой же чудаковатой.
"Бахман" типичен с точки зрения творчества Набокова. Это история о странной любви; это история о превратностях судьбы; это история о загадках человеческой натуры.

Вы когда-нибудь ощущали в себе такой избыток жизни, счастья и любви, который, по словам Достоевского, невозможно перенести, и хочется умереть, дабы сделать соучастником этого счастья и любви целый мир?
Душа вывернута наизнанку, и словно в жутком сне, когда ты ощущаешь трещинку на окне, тёмный блеск асфальта и ножницы стрелок на циферблате часов, как нечто невыносимое, ты ощущаешь малейшую улыбку сверкнувшего жеста во тьме, как часть себя, своих самых сокровенных чувств, которых ты касаешься со стороны...
Помните как у Гумилёва в "шестом чувстве" выражен ужас перед тем, что можно ощутить вкус хлеба, женского тела, вина... но чем, как нам ощутить закат и красоту стиха?

Иногда в любви и счастье, мы словно бы венчаемся с миром : волосы зари, рыжим пожаром размётаны по подушке облака... целуешь иные листы любимых книг, словно бледные ладони любимой женщины, а юбка, юбка любимой, дышит зелёным парусом, унося твою душу куда-то..
И плевать нам в этот миг, что мы смертны, что возможно, нет жизни после смерти, ибо в нас столько жизни, что, кажется, если бы мы вдруг умерли вот сейчас, то мы бы не сразу это заметили : жизнь, голубоватым светом брызнула бы из кончиков наших пальцев, поднятых над глазами. Жизнь сузилась до блаженной голубой точки боли. Мотыльками журчит пульс на запястье, над этой огненной точкой звезды. Звезда погасла, а свет от неё живёт ещё мириады лет...
Так мать ощущает как ребёнок касается её сердца своими прозрачными, призрачными ножками, словно бы человек касается ногами какой-то иной, маленькой и красной планеты, быть может, полной таинственной жизни.
Владимир Куш - Soul Plexus.

Продолжение

Главный герой рассказа - Марк Штандфусс, влюблён в очаровательную Клару ( пьяный от счастья поцелуй аллитерации имён. Кстати : фамилия героя - отсылка к известной книге Макса-Рудолфа Штандфусса - жизнь бабочек).
Они скоро должны обвенчаться. Марк уже представляет, как будет просыпаться по утрам с Кларой : рыжий пожар волос, размётанных по подушке... представляет, как будет целовать прохладную бледность её тонких запястий...
Марк сегодня пьян от счастья, вина и любви. Он проходит мимо забора, за которым, словно зловещие гроба, нагромождены тёмные фургоны. Что в них? Мир - так чудесен, нечаян...Там может быть что угодно : скелеты великанов, таинственные сокровища...
Ах, хочется всё, всё обнять своей счастливой душой, хочется протянуть эти новые открытия мира - Кларе! Хочется всеми чудесами и тайнами мира обнять любимую!!
Марк огибает забор. Символически входит в "гроб" фургона, и видит... люстру, похожую на неуклюжего паука и одинокий стул в темноте на трёх ножках. Никаких чудес и тайн.
Вы ещё не догадались на что похоже всё это? Да, вы правы, это то самое описание пустоты загробного мира из Преступления и наказания : тёмная банька с пауками из кошмара Свидригайлова.
При чтении рассказа, поклонников Достоевского со спины грустно обнимет ( сомкнутый холодок объятий мурашек) трагическое чувство от прочтения эпизода с Шатовым из "Бесов" с его обнажённым, мотыльково заметавшимся счастьем от нежданного возвращения его беременной "жены", и неизбежной трагедии, которое это беззащитное счастье лишь оттеняло. Такое счастье почти невозможно перенести.

Пейзаж повествования нежно испещрён экзотическим отблесками чего-то райского, трагически-невозможного, к чему влечётся душа и любовь, словно в южную страну жизни, когда "живые глаза асфальта - лужи", покрываются лёгким инеем звёзд, т.е., когда глаза человеку и миру закрывает ночь смерти.
Бенгальская искра, звезда над почти гумилёвским заблудившимся трамваем. Зелёным парусом развевается юбка Клары, кружащейся в счастье по комнате... Сердце-кокон, вот-вот прорвётся мотыльковым светом, метнувшись к свечеревшим окнам глаз.
И почему Марк не замечал раньше всей прелести этого вечернего мира? Огненный, неземной закат, словно крыло огромного ангела-мотылька, прореял над затихшим миром, оставив по себе звёздную пыльцу ночного города, кружащейся в тёмном воздухе.
Как прекрасен вечерний собор с его рельефами какой-то неземной орнитологии рая и ада : ангелы, химеры...
Как невесомо-роскошно балкончики на зданиях озарены закатом : они похожи на колыбели, укачивающие тишину этого дня и счастливые лица людей...
И почему люди днём не поднимают глаз к небу, не замечают всей этой живой красоты?
Мир так прекрасен! Марк едет на трамвае, думает о своём счастье и Кларе, о том, что у неё был какой-то ̶и̶н̶о̶з̶е̶м̶е̶ц̶ иностранец до него; но теперь это в прошлом. Как там у Мандельштама? "Заблудился я в небе, что делать?"
Закат, вся доверчивая роскошь вечера и мира, дышали Кларой... Боже, как хочется обнять целый мир, поцеловать этот ликующий ветерок, закат..
Нетерпение сердца, глаз... скорее бы вернуться к Кларе.. Торопится, сходит с ещё движущегося трамвая в густой, тёмный блеск течения асфальта, ночи и огней машин.
У матери Марка, сидит какая-то женщина. Рассказывает о том, что сегодня Клара вернулась к своему "иностранцу".
Мать Марка, мывшая посуду, прижимает к сердцу тарелку, словно щит, словно бы желая заслониться не только от этой страшной вести для сына, но и ещё от чего-то невыносимого...
А сына уже нет. Сын не узнает, не увидит, не досмотрит подробностей заката, ибо опасно вот так вдруг полюбить, вдруг заметить всё красоту мира, которую не замечал раньше, и которая, словно бы мстя, сузилась до обжигающего блеска звезды, иглой пронзившей мотыльком заметавшееся сердце.

Но странно... Марк смотрит, как Марк идёт по тёмной улице к своей Кларе. Рука - в коконе бинтов... нет, это спирали дыма и браслетов на руке Клары, которую он целует. Какие-то странные, хмурые люди у неё в квартире.. Вот этот, кажется, только что ехал с ним в трамвае.. Хочется что-то сказать, что-то важное, но губы, словно в каком-то рассказе Чехова, шепчут что-то бледное об иностранце, закате, молитве...
Марк умер, или ещё жив? Как страшно это : умереть, и не заметить этого. Рука в бинтах. Тело - в коконе бинтов. Над Марком склоняется знакомое лицо. Грустно машет головой.
Куда, в какие райские ли, адские ли страны, сейчас мотыльком отлетит его душа?
Так это смерть, или ещё жизнь? И не так ли и наши губы порой в любви и вдохновении шепчут что-то бледное, жаркое, словно бы желая сказать что-то заветное, но говорят о чём-то другом? А что, если и Марка не было? Если ничего ещё не было?
Так, порхает, журчит мотылёк в тёмной и душной комнате, в которой какой-то смурый человек покончил с собой, выстрелив себе в сердце. Разбился кувшин, зажурчала вода ( Соглядатай). Тень от люстры, прозрачным пауком засеменила в тёмный угол.
Мотылёк вылетает в охваченный закатом город, проносится над опустевшей лавкой, в которой, посреди бабочек на стенах, замер на полу мёртвый человек с улыбкой счастья на лице ( Пильграм). Мотылёк проносится мимо совершенства залитого солнцем пляжа, испуганного мальчика на берегу ( Совершенство).. и дальше, дальше летит мотылёк, порой ударяясь в бледные окна ещё ненаписанных страниц Набокова (̶B̶e̶n̶d̶...) и теряется в небе, становясь одной из живых подробностей заката.

Ужас - самый экзистенциальный рассказ Набокова ( без которого, возможно, не было бы и "Тошноты" Сартра, по мнению Набокова, опошлившего изначальную идею "Ужаса"), в котором Г.Г. переживает почти Арзамасский ужас Толстого и мытарства души, затерявшейся в пустыне ночи, словно герой мопассановской "Ночи".
Порой ночь и правда затапливает мир, и дома кажутся исполинскими волнами, с кипением пены огней, и вот тебя носит по этим волнам над бездной, что под тобой, и бездной над тобой, да и самый свет огней ночного города кажется жутко отражённым светом звёзд.
У Сартра, Толстого, Ходасевича, Еснина, есть этот ужасный, бестелесный взгляд обнажённой души в зеркало, в котором она видит себя... Но что значит себя?
Есть моменты в ночи, когда мы чувствуем душу такой уставшей, словно бы прожившей целые века, ощущающей прошлые тела, как экзотические страны : зелёные, карие цветы глаз, бледные, жаркие пески, оазисы и миражи шелков и улыбок; страны-ночи...
Знаете, когда слово повторяешь много раз, оно обессмысливается, распадается на тёмную радугу звуков. Вот так и душу повторяли много раз. Вот так и мир повторяется уже которую вечность : вспомнишь это чувство "вечности", и кружится сердце, охватывает какая-то нравственная тошнота и усталость.

Вселенная расширяется, словно бы расправляется исполинская ладонь ангела, со стигматой жаркой, алой точки сердца, в центре ладони. Ширятся тёмные расстояния между звёздами, чувствами, людьми, человеком и миром... Вы смотрели когда-нибудь на мир сквозь алую пустоту сердца? что там говорил безумный Мопассан перед смертью? - "мир распадается на скуку, шутовство.."
Герой рассказа - писатель, стоит перед тёмным зеркалом, склоняется над зеркальной тишиной листа, пока ещё никого не отражающего, словно бы никого ещё и нет, или уже, нет.
(Работа Владимира Куша)

Продолжение

Поплавок сердца, ало моргает на тёмных волнах ночи. Вокруг сердца, паутинками орбит, расходятся разводные круги... словно бы бессмертное, бесконечное чувство в человеке, трагически сознавая конечность человека, его смертность, стремится циркулем сердцебиений очертить круг своей души, любви, включив в него и эту звёздную ночь, и эти деревья за окном, вон того мотылька и любимого человека, находящегося где-то за чёрными вёрстами ночи.
Как он там? Вы верите в спиритизм любви, искусства, когда в магическом кристалле стиха ли, сна ли, можно увидеть прозрачный, тихий лик любимого человека.
Что человек без любви? жизнь человека, словно бы подвергается насилию, с неё срываются все лживые, дымные шелка теней : так луна срывает голубое кружево морской волны, оголяя беззащитную бледность дна, устланного ракушками, скелетами, оскалами разбитых ваз, бутылок : сама смерть звёздно оскаливается на нас.

Вот она, жизнь без прикрас: истины, счастья, бога, души - нет. И тебя сейчас не будет.
Душа вдохнула темнотой, пустотой ( ибо свет, по отношению к тьме - по-Набокову- это пустота чистого листа. Оттого нас порой так ужасает мораль, добро, любовь и бог) - вдохновение вхолостую, ибо нет выдохновения. Сердце захлёбывается пустотой и ночью, и нет рядом уст, которые могли бы вдохнуть, выдохнуть в нас спасительный воздух.
Тебя уже почти нет, ещё миг - и воды ночи сомкнутся над сердцем.
И вдруг - ты чувствуешь блаженное, тёмное натяжение сердца-поплавка, ушедшего на глубину. Вся пустота души и жизни - разом наполняется светом чужого страдания, чужой смерти.
Почти по-Достоевскому, страдание не только становится началом сознания, но и сама жизнь человека вмещает смерть чужую, жизнь чужую, ставшую и твоей жизнью. Смерть на смерть, как минус на минус - рождает жизнь, перерождение души, и вот, бледный кокон листа на столе, уже дышит, пульсирует стихом, творчеством, жизнью.
Ты видишь комнату любимой, бледную постель, её, простёртую на постели, смотрящую в болезненном бреду туда, откуда ты смотришь на неё в своём вдохновении прозрения : так мы порою видим себя во сне со стороны, под каким-то наклонным, бледным почерком сознания.

И как часто это бывает у Набокова, абсурду и смерти, противопоставляется творчество и любовь.
Изумительный момент в рассказе : любимая Г.Г. "снимает свои серые ботики... и показывается шёлковая нога, словно бабочка, вылупляющаяся из кокона".
И далее, поход в театр. Гаснет свет. Атмосфера похожа на мопассановский ужас ночи. Словно бы в мире разом погасли огоньки звёзд, люстра луны с голубыми лампами планет, и человек оказался в театре абсурда , в кромешной тьме, где нет режиссёра, нет актёров и зрителей : всё безумно смешалось. Кто-то стал актёром, доигрывающим безумную роль своей жизни; кто-то стал режиссёром, тоже что-то играющего, говорящего с самим собой разными курсивами голосов.
Герой рассказа переживает экзистенциальный ужас в разлуке со своей любимой в каком-то нерусском городке, звёздно промелькнувшем в окне поезда, словно видение иного мира, сквозь который - сквозь мрачный, почти загробный тоннель!- прозрачно несётся душа...
И что самое ужасное, его бред наяву, его зашедшееся чёрным шёпотом сердце, словно бы сквозь звёздные пространства ночных городов, словно Орфей в аду, в который оно спустилось, потерявшись, чувствовало душу своей любимой, видело её глазами, лежащей при смерти в своей одинокой постели, и бредившей, видевшей в пустой комнате призрачный силуэт своего любимого, склонённого над стихом, видевшей безумно распадающийся мир..

Что есть мир без любви? Пустота и ужас. Обнимаем в ночи любимого человека... но его ли мы обнимаем? Кем, собой ли обнимаем? В каких временах, в райских ли, адских ли странах сейчас его душа во время сна? Сколько раз мы уже теряли друг друга в вечности! А душу, душу так и не удаётся обнять, удержать! И ужас, словно тень от исполинской волны ночи, обрушивается на тебя, унося с собой, разлучая с миром и любимой, оставленной где-то на бледной, в складках илистой ряби, постели.
Тень от листвы за окном, пульсирует призрачной, огромной бабочкой на стене над постелью, возле недостижимого бледного огня доцветающей лампы.