Собрание сочинений

Дар - последний роман Набокова, написанный на русском языке, его подарок русским читателям ХХ века и будущим поколениям.
Роман настолько многогранен и наполнен смыслами, что комментарий к нему занимает больше страниц, чем сам роман. Но я читала роман, как обычный читатель, и даже если чего-то, может быть много не уловила, получила удовольствие от текста. И это приятно.
С первых страниц текст обескураживает сложным построением предложений, и очаровывает яркостью образов, поэтичностью и какой-то своей особой прелестью. И в итоге затягивает в лабиринт слов, из которого не хочется выбираться.
Очень интересно было читать о том, как рождаются стихи, вообще процесс творчества в романе описан так живо и ярко, как нигде не встречала. Вместе с этим показан особый взгляд на мир, внимание к деталям и умение видеть в обыденном непривычное, и переложить это впечатление на слова так, чтобы и форма и смысл составили общую композицию. Это очень необычно и интересно.
Сюжет прост, молодой поэт эмигрант в Берлине конца 20х, его встречи, его мысли, его любовь: к творчеству, к семье, к родным, и наконец к женщине.
Любовная линия очень красивая, поэтичная, состоит из теней, полутонов, полунамеков, и про этом полна страсти и очарования. Очень приятно и волнующе было читать эти кусочки текста.
Ну и о русской литературе: рассказчик рассказывает о своих впечатлениях и оценках разным поэтам и писателям, которые составляют золотой фонд литературного наследия к 30м годам. О прошлом и настоящем, какие стихи рассказчик считает хорошими, а какие - нет, как строится поэзия, и какая остается на века.
Ну, а глава о Чернышевском, такой роман в романе оставляет странное впечатление. С одной стороны обескураживает от того, как зло порой высмеивается человек, его вольные или невольные недостатки, но с другой понимаешь, насколько на другом полюсе отношения к литературному творчеству, к методу, целям и задачам писателя, стоит Набоков, что можешь понять его возмущение. Умом, но не сердцем. Зато начало пятой главы, где Фёдор читает статьи критиков на роман о Чернышевском, это потрясающий опыт, когда вдруг внезапно читаешь свои же слова в тексте романа.
Понравился юмор, его не много, но он очень милый и светлый (когда не переходит в сарказм, как в 4 главе). Особенно порадовал юмор в описании деталей быта. Вообще эти бытовые зарисовки восхитительны: от езды в трамвае, описание незнакомого попутчика, утреннее бритье, обыденность улицы: я будто начинала чувствовать и слышать звуки и ветер, и прикосновение к предметам. Восхитительное ощущение.
Ну, а игра в слова, их сочетание, их неожиданное соседство - оно удивительно. Завораживает, и то, что у подражателей кажется слишком вычурным, у Набокова получается органично и естественно, что добавляет прелести.
В общем, мне понравилось. Некоторые выражения хочется перечитывать и катать на языке как сладкую пилюлю. Красота!
Вспоминаю, о чем ещё не упомянула, и кажется можно продолжать писать этот отзыв бесконечно.

Будьте осторожны с Владимиром Владимировичем! Он очень легко усыпляет ваше внимание, ловко обольщает кажущейся простотой и незатейливостью сюжета. И вдруг! Как вспышка магния перед глазами! Набоков выдает совершенно невероятный по силе эмоционального воздействия текст. Все! Вы в его ловушке. Навсегда. Даже если до этого ничего не читали, либо читали, как я, только "Лолиту".
Я ненавидела и сейчас ненавижу эту написанную левой ногой, совершенно не набоковскую книгу.
"Защита Лужина" цепко схватила меня всего одной фразой, после которой я сказала. - "Набоков, я Ваша навеки!": Над жнивьем по бесцветному небу медленно летела ворона.
Я не знаю, КАК он это делает! Но не об этом речь, ибо рискую улететь в неизвестном направлении.
Вернемся к "Камере обскура".
Повторюсь: простота здесь очень и очень обманчива. На самом деле роман - глубочайшее исследование не только человеческих типов и межличностных отношений. Но прежде всего - это исследование Европы накануне страшной катастрофы. Роман - предчувствие, роман предостережение.
Бруно Кречмар - существо слабое, живущее в плену своих иллюзий и аллюзий. Некий моллюск, тихо и медленно ползающий по дну собственного Океана, таскающий за собой свою раковину и ничего вокруг не замечающий: ни огромности окружающего пространства, ни толщи воды. Это и называется обскурантизм, когда человек видит исключительно впереди себя. Периферийное зрение отсутствует. Естественно я выражаюсь фигурально, хотя в конечном итоге герой Набокова действительно полностью теряет зрение.
Да, конечно, Кречмар раздражает этой своей бесхребетностью, Мне он временами напоминал в некотором смысле студень. Но именно такие аморфные субъекты и становятся добычей безмозглых, но очень хищных актиний, живущих за счет этого бедного ракообразного.
О-о-о! Как же мне порой хотелось задушить эту малолетнюю... Ладно, не стану ругаться, а то рецензию пометят как неформат. Но руки, честно, чесались пришибить эту стерву. И имя ее - Магда- ассоциируется у меня отнюдь не с Марией Магдалиной, как считают некоторые критики. Где же здесь раскаяние? Где бескорыстное служение? Нет! Это имя вызывает в сознании совершенно другой образ - надсмотрщица в концлагере. В эсэсовской форме, с тонким хлыстом в руках.
И вот здесь мы подходим к самому главному "герою" этого повествования. К тому, кто в 1933 году, когда писался роман, уже с удовольствием натянул коричневую, а то и черную, форму, и, вздернув руку в нацистском приветствии, маршировал по берлинским улицам. И не зря Набоков дает ему фамилию Горн. Ибо он и есть тот самый Всадник апокалипсиса,Лжепророк и Лжемессия за которым пойдут миллионы.
У Набокова нет случайных слов и ничего не значащих деталей. Горн - карикатурист, рисующий свиней. Он и сам имеет карикатурную, почти гротескную внешность.

Мужчина был худой, но плечистый, в отличном костюме из клетчатой шерстяной материи, с лицом бритым, бровастым, несколько обезьянньего склада, с большими, заостренными ушами и плотоядным ртом.

Никого не узнаете в этом странном человеке, главной целью которого стало окарикатуривание жизни?

Ему нравилось помогать жизни окарикатуриться, – спокойно наблюдать, например, как жеманная женщина, лежа в постели и томно улыбаясь спросонья, доверчиво и благородно поедает пахучий паштет, который он ей принес, – паштет, только что составленный им же из мерзейших дворовых отбросов.

Да, это почти инфернальное существо до жути напоминает будущего министра рейсхпропаганды Геббельса. И совсем не зря, словно бы случайно, один из персонажей, эдакое подобие шекспировских Розенкранца и Гильденстерна в одном флаконе, вспоминая фамилию карикатуриста вдруг называет его Герингом. Толстый, свинообразный гитлеровский рейхмаршал и человек, рисующий свиней вдруг сливаются странном извращенном единстве.
Вот в этом и есть главная составляющая набоковской книги - антифашизм и призыв открыть наконец глаза, освободиться от гибельной, лишающей зрения тьмы разума.
А теперь о самом большом потрясении для меня в этом романе: сцене смерти маленькой дочери Кречмара Ирмы. Совершенно жуткая и нелепая смерть от гриппа (ой, как актуально это звучит в наше время!) Но! Девочку губит ... свист. И такой же свист будет потом издевательски звучать рядом с ее ослепшим отцом. В эпизоде смерти ребенка писательское мастерство Набокова становится виртуозным и достигает уровня Толстого в "Смерти Ивана Ильича"

Ирма вдруг слегка напряглась на подушках, откидывая лицо. Со стола упала ложечка – и этот звон долго оставался у всех в ушах. Сестра милосердия стала считать пульс и потом осторожно, словно боясь повредить, опустила руку девочки на одеяло.

Он подошел к кровати, но все дрожало и мутилось перед ним, – на миг ясно проплыло маленькое мертвое лицо, короткая бледная губа, обнаженные передние зубы, одного не хватало – молочного зубка, молочного, – потом все опять затуманилось, и Кречмар повернулся, стараясь никого не толкнуть, вышел.

Более я ничего не хочу здесь писать. Читайте сами. Обязательно. И не забудьте задуматься во время чтения. Владимир Владимирович это любит.

Вот и закончился лёгкий и стремительный полёт, связанный с одухотворённым увлечением данной книгой... И сложно выразить свои мысли, облечь их в яркие фразы, изъяв субъективный компонент из впечатления. Я люблю Набокова и каждое его произведение, прочитанное мною - откровение, исповедь, обличение жизни множества образов, с которых автор срывает маски, обнажая лица для читателя. В "Подвиге" раскрылась ещё одна тема, нежная и тонкая, пленившая меня с первых строк.
Эта книга о взрослении, о становлении и вечном стремлении. Главный герой, с исконно русским именем Мартын и такой западной фамилией Эдельвейс, обречён искать себя между странами, городами, среди чужих и близких лиц. Этот коловорот мятежной жизни Набоков рисует с необыкновенной тщательностью, создавая объемные и яркие полотна. Читатель следует за Мартыном из беспечного детства и зароненных в душу зёрен его естества в бурное отрочество и чувственную и душевную юность. С какой пронзительной чуткостью автор создаёт внутренний мир Эдельвейса, в котором балансируют душевные порывы к вечному подвигу и ощущение земной суеты... Я не перестаю восхищаться!
Произведение красивое, глубокое, щемящее. Бесподобный слог и полнота образов оформляют сюжетную линию в потрясающее обрамление. Драма одного человека, живущего на стыке миров и эпох, пленяет и трогает. И, несмотря на смысловое наполнение, эта книга, как полёт - светлая, чистая и прекрасная.

Набоков в очередной раз восхитил, удивил и влюбил в себя еще больше. Неординарная история про неординарного мальчика-аутиста, который позже становится мужчиной, но так как никакого развития его личности, кажется, не происходит, для меня он остался мальчиком.
У мальчика есть способность к шахматам, невроз, и родители, которые его не понимают. Позже - жена и её родители, которые его не понимают. Всегда - весь мир, который его не понимает. Как-то вот он живет всю жизнь, ему нравится путешествовать, участвовать в турнирах, его устраивает даже его "агент" Валентинов, которого, ни с какой точки зрения хорошим человеком назвать нельзя. Но Лужину это не важно, ему важны шахматы.
И тут приходит в его жизнь жена, и пытается защитить бедного Лужина от шахмат, и от всего мира. Зачем?
Лужин не понимает, грустит и пытается закончить эту игру.

А всего-то надо было только, попытаться понять Лужина, а не вслепую стараться сделать так, как по чьему-то постороннему мнению, Лужину было бы лучше.

В определенном смысле я, наверно, устарела. Порой мне кажется, за этим миром – суетливым, безбашенным, раскрепощенным до пошлости – мне не угнаться. Мне не понять его нравов, воспевающих освобождение от любых моральных оков. Мне не смириться с утратой привычных ценностей.
Я прямолинейно и безоговорочно за верность. Слова «любовь» и «брак» для меня не пустой звук. Они не затеряются в моем сознании среди гулкого хора чужого инакомыслия. И сколько уроков, пинков и подножек мне не преподнесла бы судьба, я по-прежнему уверена, что на предательство невозможно закрыть глаза. Будь оно в дружбе, в родстве или в любви. На прочие ошибки можно ответить милосердием.

Поэтому, бросаясь с места в карьер, отвечу сразу: мне неприятен Кречмар. Невыносим, отвратителен, омерзителен. Так что оставьте, бога ради, при себе все пословицы о том, кто кого захочет и кто на кого вскочит, и сотрясайте воздух где-нибудь подальше.
Ибо есть брак, есть груда совместных обещаний, есть девять лет и ребенок. Есть обязанность. Если не перед совестью и не перед богом, то по крайней мере перед законом. И если ты – прошедший с человеком тернистый путь совместных притирок, постижения привычек, вынужденного снисхождения, не исключительного счастья, но и ссор и обид (снимем розовые очки и взглянем на минуту суровой реальности в лицо) теперь не готов идти дальше, то будь добр, соберись и плотнее прикрой дверь с обратной стороны. И больше не стучись.
И не прикрывайся чарами малолетней вертихвостки, потаенными желаниями, взращиваемыми в глубине души десятками лет. Так что никакой тирадой о порочности Магды, разрушившей зыбкое семейное счастье, меня не проймешь. Уход из семьи есть шаг вразлад всему созданному прежде, а не сиюминутная прихоть шестнадцатилетней девчонки, вгрызающейся острыми зубками в каменные глыбы звездного Олимпа. Это поступок необратимый, независимо от того, что ждет в конце пути – свобода или вымоленное прощение.
Вот только Кречмар даже на развод решиться не может. Действительно, к чему эти минуты унижения, если рядом, только руку протяни – фиалковый жар, золотистая кожа, заливистый смех – все то, что так давно сдавливало грудь и не имело выхода. На окончательный разрыв он никогда не пойдет, ведь так приятно думать, что в случае падения вдалеке так или иначе замаячит остров спасения – Аннализа, Ирма, Макс.
И мне безумно, до кома в горле, до нервной ходьбы по комнате и хруста в судорожно сжимаемых пальцах жаль Аннализу. Робкую, бесконечно преданную, любящую Аннализу, которая вначале даже мысли себе не может позволить об измене мужа.
И потому я верю лишь в то, что на чужом несчастье счастья не построишь. Кречмар становится жертвой собственного греха. Как изначально он не способен увидеть и оценить последствия своего ухода, так и теперь он не способен узреть, что для Магды он – лишь возможность достичь богатства. Как и Магда не способна понять, что для Горна она – только мимолетное увлечение. Чиппи – нужная, пока жизнь рядом с ней кажется сносной. Вы думаете, Кречмар ослеп вследствие страшной аварии? Как бы ни так, он был слеп с самого начала.

В заключение только добавлю, что со студенческой поры и до сегодняшних дней Набоков остался для меня столь же притягательным и прекрасным. Как внимательно он отбирает слова, как цепляет бусины авторской мысли на нитку сюжета! Как умело обращает читателя в наблюдателя! Заставляет переживать, грустить, негодовать. Восхищаться. И раз за разом понимать, что мы и только мы несем ответственность за собственные промахи и ошибки. Только мы способны повернуть все вспять и разрушить жизнь другого человека. Только мы – творцы своей судьбы.

Я до сих пор не понимаю некоторые эпизоды этого романа, но надеюсь, что постановка РАМТа (да, я снова в театр) поможет мне сложить воедино кусочки этой мозаики. Я не понимаю, как можно написать столь сложную фантасмагорию и при этом не сойти с ума, так четко оперируя идеями, вуалью иллюзий и резкими поворотами сути сюжета, когда к тебе словно подкрадываются со спины и дают половником по голове. Чтение есть суть восприятия, созидания картины происходящего в голове, но здесь сознанию требуется вся его сила, чтобы представить, чтобы задвигались на сцене персонажи, чтобы осознать, что происходит и что еще только произойдет. Отдельные моменты более чем заставили задуматься над - например, об отношениях палача и приговоренного, о месте семьи в твоей жизни, о силе воли и крепости рассудка, особенно когда все вокруг против тебя и скованы одной цепью лицедейства.

Безумное сплетение черт реальности и выдумки, словно автор хотел посмеяться над действительностью, спрятав по темным углам ключи к разгадке шифра, а в итоге получится смех сквозь слезы. А некий Цинциннат все так же бредет своим путем по миру, где пустота, где царство фарса, где нельзя быть не таким, как все, иначе пригласят вас на казнь. А обратно уже не выпустят.

upd. спектакль в РАМТе очень сильный. Сложный, но сильный.

"Поговорим откровенно: есть люди, так отсидевшие Душу, что больше не чувствуют ее. Есть зато другие, наделенные принципами, идеалами, тяжко болеющие вопросами веры и нравственности; но искусство чувствования у них -- прикладное искусство. Это тоже люди занятые: горнорабочие сознания, они, по принятому выражению, "копаются в себе", глубоко забирая врубовой машиной совести и шалея от черной пыли грехов, грешков, грехоидов. К их числу Граф не принадлежал: грехов особых у него не было, не было и принципов. Он занимался собой, как некоторые занимаются живописью или составлением коллекций, или разбором рукописи, богатой замысловатыми переносами, вставками, рисунками на полях и темпераментными помарками, как бы сжигающими мосты между образами, - мосты, которые так забавно восстановлять."

Да, поговорим откровенно... Замечательная цитата, на мой взгляд, как и сам рассказ, хоть он и о сером никчёмном по сути человечке, который напугался смерти, нечаянно вспомнив якобы пророческий сон с цифрой 33. Смерти, если честно, все боятся, даже те, кто не любит жизнь. Страшен сам переход или провал в небытиё. Инстинкт можно только усыпить, но при первой опасности он сразу же начнёт просыпаться и барахтаться, махая ручками что есть мочи. Идти в неизвестность всем жутко, особенно, когда нечего делать.

Но, возможно, не все помнят свои сны с такой милой набожностью перед самими собой и своей Душой, которой занимался этот эмигрант - литератор и над которым изрядно поиздевался Набоков в этом рассказе. Над его мелким существованием в мире, где никто, наверное, не заметил бы и не огорчился тому, если бы его, вдруг, не стало. Жалким нарисован он набоковским пером, но отчего-то не вызвал во мне особой неприязни. Скорее какую-то жалость или грусть, смешанную с серой тоской. И мне не хочется поддерживать этот скрытый язвительный писательский настрой по поводу таких людей.

На свете гораздо больше людей с другими более выразительными занятиями в жизни, такими чётко обрисованными и с хорошо поставленными целями. Они точно душой не заняты, ибо, говоря чудным набоковским языком её "отсидели" и давно не ощущают бедняжку. Подобные не помнят снов, не особо суеверны и не страдают паранойей с ипохондрией, но... Гораздо менее безобидны, чем этот Граф Ит. Но мне понравился рассказ, очень.. Эти размышления о душе и создании себя, как коллекции... Это созерцательное погружение в окружающие мелочи жизни перед боязнью её потери... Чудо. Набоков прав, сто раз прав. Я обожаю такие авторские откровения о разных типажах людей. Вот вам в завершении немного юмора от автора. До каких фантазий может довести страх смерти. Я повеселилась -

"Гроза усилилась. Сухие грозы - самые страшные. По стеклам проходил гул. Граф лег в постель, но вдруг так ясно вообразил, как молния сейчас попадет в крышу и пройдет насквозь через все этажи, обратив его мимоходом в судорожно скрюченного негра, - что с бьющимся сердцем вскочил (окно полыхнуло, черный крест рамы скользнул по стене), и, сильно звякая в темноте, снял с умывальника на пол пустой фаянсовый таз, стал в него и так простоял, вздрагивая и скрипя пальцами босых ног по фаянсу, добрую часть ночи, пока не угомонился гром."

Книга богата воспоминаниями о прошлом, которые не дают того самого облегчения, которое хотелось бы ощутить.

В жизни каждого человека есть воспоминания различного характера - о любви, о прошлой жизни, о родине, о семье и т.д. Как по мне, самые душераздирающие, это мысли о любви. Ведь человек переживал радостные эмоции, которые въелись в память и никак не забываются. Он может их пережить, или перерасти, но они всё равно останутся с ним до конца дней.

Боритесь за свою любовь, за своего человека. Не отдаляйтесь, не сомневайтесь и действуйте, ведь любовь творит чудеса и открывает в нас то, что мы не видим.

Роман понравился описанием образов персонажей произведения. Особенно замечателен Лужин. Подобные типы, хоть и могут достигать значительных успехов, но для близких людей они обычно невыносимы и с окружающими они часто конфликтуют, держатся особняком. Само действие «защиты» вытекает у них из недоверия к людям, им иногда свойственна мания преследования в разной форме. Они неряшливы, рассеяны, причудливы, небрежны в отношениях и все это свойственно Лужину. У них не ладятся семейные отношения, поэтому не редко одиноки. Легкое сумасшествие или игра в него, вперемешку своего выдуманного мира с жизнью, свойственно этому типу людей.

С этим грузом характеристик интересно было взглянуть на мотивы того, кто рискнёт связать с подобным субъектом супружеские отношения. Лужин, в отношениях, представляется бездонной пропастью, поглощающей заботу о нем и живущий своей, а не общей жизнью. Поэтому жертвенность его жены, пытающейся сделать из него подобие семейного человека, была бессмысленной. Родители, сопротивляющиеся этому браку, были более разумны и мудры. Тем более будущая жена видела, какой есть Лужин, и надежда на исправление была ошибкой. У девушки сработал инстинкт заботливости и самопожертвования, и вера в то, что талантливый человек талантлив во многом. Но это срабатывает не всегда. Лужин представлял собой узкую специализацию с потребностью изолированности от общества.

Автор хорошо воспроизводит модели человеческих отношений, поэтому его интересно читать. Каждый персонаж романа, это кусочек нашей окружающей жизни. Интересен был отец Лужина в своих эгоистических ожиданиях от сына и в тоже время в отстраненности от его действительного мира. Интересны были знакомые из СССР, посетившие Германию, в чем-то высокомерные, зашоренно убежденные и активно бегающие по магазинам. Стандартен образ шахматного антрепренёра Валентинова. Но особая боль остается за ожидания жены Лужина.

Во время чтения приходили мысли о роли подобных гениев в нашей жизни, а также о шахматах, славе и достижениях. Насколько ценно то, что мы превозносим, считаем значимым, важным. Абстрактно, наверное, сложно об этом говорить, каждый случай индивидуален. Но имея конкретный пример в виде Лужина, который уйдя от шахмат, ничего собой не представлял и был ужасен как член семьи и общества.

Набоковский стиль дает простор для сотворчества с автором. Иногда прочитанная фраза, как построение с неявным входом в неведомое. Останавливаешься перед входом, стоишь и боишься войти, боишься нарушить собой, что создано автором.

Аудиокнигу озвучивал Евгений Терновский. Выразительное и проникновенное чтение помогает в восприятии текста.

Перелистываю страницу томика Набокова, и передо мной рассказ "Обида" с авторским эпиграфом "Ивану Алексеевичу Бунину". Так... Интерес сразу возрастает, потому как слышала, что между ними связь была. То ли соперничество, то ли Набоков считал его своим учителем, что-то там всё сложно было. И можно было бы, конечно, совершить быстрый поход в интернет и найти кой-какую информацию для рецензии. Но нет.. Не надо призрачных интернетов, нужно изучить биографию и того, и другого, включая их взаимоотношения. Они меня оба привлекают. Но больше почему-то Бунин. Так что, воздержусь от рассуждений на эту тему, ибо всё самое интересное впереди. Для меня, по крайней мере.

Название "Обида"- может обида на Бунина? И мальчика зовут как-то странно Путя - тут тоже, может, шифр с перекликанием фамилии? Мои фантазии продолжались... А рассказ тем временем начался мягким повествованием набоковского языка, где каждое слово, словно матрёшка, в которой спрятаны её более мелкие подруги. Да и просто красиво, живописно - умиротворяющая поездка летнего дня... Я приятно зачиталась... Вроде бы, напоминает бунинскую прозу или мне только кажется?
"Сначала ехали лесом. Скользящие по синеве великолепные облака только прибавляли блеска и живости летнему дню. Ежели снизу смотреть на вершины берез, они напоминали пропитанный светом, прозрачный виноград. По бокам дороги кусты дикой малины обращались к жаркому ветру бледным исподом листьев. Глубина леса была испещрена солнцем и тенью,— не разберешь, что ствол, что просвет. Там и сям райским изумрудом вдруг вспыхивал мох; почти касаясь колес, пробегали лохматые папоротники."

Коляска легонько катится, сменяя дороги, виды приятно ласкают взор, ветерок обдувает, а у мальчика, сидящего на козлах рядом с кучером, всё больше и больше возрастает чувство неприятной тревоги от предстоящего свидания с публикой, которой он тяготится. А именно - с небольшой кучкой детей, с которыми нужно будет как-то ладить, занимаясь тем, чем не особо хочется.. Вам знакомо это чувство из детства? Я думаю, что знакомо, если только вы интроверт, предпочитающий одиночество и игры на одного. Я не причисляю себя к глубоким интровертам, потому как люблю общаться, но... Только не в огромной компании, а в тесном кругу приятных мне людей. Поэтому и не люблю различные форумы даже в сети.

Читая о том, во что вылилось общение Пути с детьми - а не во что оно особо примечательное и не вылилось, если не считать его жуткого дискомфорта не вписывающегося в толпу ребёнка, которому в итоге присвоили название - "ломака", я вспомнила свой случай в детской больнице. Вернее, своё состояние жуткого одиночества, когда меня в возрасте семи лет положили одну, без родителей, в областную больницу на недельку для небольшой операции. Со мной в палате были две девочки, которые уже дружили. Я всегда открыта для общения, но инициатива даётся мне с трудом, поэтому я молча смотрела на них и видела, как они постепенно начинали "дружить против меня". Я им ничего не сделала, спокойно сидела, а они уже плели детский заговор. Вот так и тут. Путя вёл себя нормально, спокойно, но дети - существа беспощадные. Информация о внутренней зажатости считана - приговор вынесен. Ты - ломака. А можно ещё - зазнайка...

Обида на самом деле была не на Бунина, а детская обида на вытеснение мальчика из круга, к которому он, конечно, и сам не стремился, но нельзя же забыть о ребёнке вовсе и уехать на пикник без него? Ему на мгновение так показалось, и мысли о суициде даже промелькнули в детской голове... Ох, нелёгкая эта пора - пора детства, особенно для таких, направленных внутрь себя детей. Нам, взрослым тоже иногда достаётся на орехи за особенности наших натур, но мы ведь всегда можем смело заявить - я не поеду в эту компанию, ибо хочу остаться дома и читать книгу! Или не всегда?