Избранные произведения

В 1988 году Нагиб Махфуз получил Нобелевскую премию, причем отметился как единственный арабский писатель, которому это удалось. И хорошо. Вряд ли это могло случиться сейчас. А ведь это здорово – говорить о вере и любви, кричать о правах так громко, чтобы испуганно заколыхалась бесплодная пустыня, грозить людям пальчиком за плохую память и заворачивать все это в лаваш восточную обертку. Сейчас это представляется взрывоопасным коктейлем, который следует ограждать от радикалов всех мастей и видов.

«Дети нашей улицы», один из сравнительно ранних романов Нагиба Махфуза (товарищ написал что-то около 400 произведений, из них 34 романа) – вещь на удивление незатейливая. В ней раз за разом пережевывается один и тот же сюжет, происходящий в одной и той же культурной среде, никак со временем не меняющейся. Плохо живется на «нашей улице» всем, кроме жестоких надсмотрщиков, которые только и знают, что дань собирать да лупить непокорных. Появился спаситель раз – всех спас, навел порядок, вошел в легенды. Прошло время, все забыли. Появился спаситель два – заронил зернецо любви, спровоцировал наведение порядка, вошел в легенды. Прошло время, все забыли. Появился спаситель три… Время идет, герои и легенды множатся, а люди все не меняются. Беда.

Но как-то это просто для будущего Нобелевского лауреата, не правда ли? Соль, как ни странно, в начале, и от этого даже как-то скучно. Началось все с того, что великий и могучий отец семейства возвышает младшего сына (Адхама, на минуточку), старшему (Идрису – представляете?) это не нравится, старшего выгоняют, старший беснуется и провоцирует младшего (когда это Иблис… простите, Идрис просто так сдавался?), и после ряда пресных сюжетных поворотов, свистнутых между делом из Эдемского сада, они оба оказываются изгнанными из прекрасного дома. У обоих рождаются дети, и дальше все следует точнехонько по источникам, с незначительными отклонениями, каждый персонаж легко узнаваем, и это приятно и одновременно скучно, потому что заранее знаешь, как все будет и чем все закончится, если, конечно, в курсе историй Моисея, Иисуса и Мухаммеда.

Однако хотя смущает очевидное пережевывание всем известных рассказов, идея мира в рамках одной улицы и образ Дома, в котором живет вечный аль-Габаляуи, и это никому не кажется странным, мне очень понравилась. Дом за мощной оградой, да, но он ведь рядом – пойди да постучи в двери, загляни, заяви: «Хочу его видеть». Но уважение, благоговение и страх не дают даже помыслить об этом, и только потерявший голову Арафа, эхо нашего мира, рискует сунуть нос, куда не следует – с известными последствиями. Эта грубоватая, но такая жизненная метафора в значительной степени утяжеляет роман, делает его трогательным, превращает его в предупреждение и одновременно – призыв.

Книгу стоило бы почитать в оригинале, наверняка в своем первоначальном варианте она значительно ярче и лучше, чем выглядит на русском. Читая его в этом, несколько разбавленном виде, прямо-таки видишь дыры и упущения, тут и там подозреваешь игру слов и подсказок, которым не уделили должного внимания. Но, поскольку с арабским у меня пока не ладится, подчеркну, что это только мои ощущения.

Ницше в 1882 году в книге «Весёлая наука» написал так: «Бог умер, но такова природа людей, что еще тысячелетиями, возможно, будут существовать пещеры, в которых показывают его тень. И мы — мы должны победить еще и его тень!». Спустя 77 лет египетский писатель Нагиб Махфуз, позже ставший лауреатом Нобелевской премии по литературе, напишет книгу – поначалу будет казаться, что тот, кто в ней за бога, бессмертен, но повсюду его тень, победить которую у его потомков никак не получается. Что касается слов Ницше, то некоторые теологи считают: Бог, например, мог умереть, создавая мир и растворился в созданном – в «Детях нашей улицы» создатель, от которого пошла история некоторого квартала, тоже растворился, чтобы появляться то тенью, то голосом, но всё-таки найтись в финале.

Нагиб Махфуз написал не просто историю становления одной улицы или появления и развития одной общины или рода, не просто вписал историю Египта в одной улице, но создал историю всего человечества – вокруг «Детей нашей улицы» абсолютно полый мир, чистый лист, на котором с первой главы кто-то песком рисует пустыню, большой дом с райским садом и вездесущим счастьем, за которым маячит могучая фигура главы этого дома, хозяина и отца – аль-Габаляуи. Запретный плод сладок всегда, брат встаёт против брата, появляется змей-искуситель – вы прекрасно знаете, чем кончаются такие истории, даже если не читали Библию, не держали в руках Коран или не слышали про Танах. Рождается Легенда и передаётся из уст в уста – про братьев, где один был злой, а другой добрый, чьи дети выросли, но другой плохой брат убил другого хорошего брата, где их потомки заселили своими детьми целый квартал, как росла община, но не крепла среди самой пустыни, а постоянно шаталась под гнётом проблем, задыхалась бедностью, мутило её от насилия, тут же краснела она от чистой любви, но только для того, чтобы дальше упасть лицом в самую грязь и навоз под гнётом более сильного, но только для того, чтобы потом наивно подняться и переть дальше, услышав чью-то мифическую, но такую ясную подсказку: встань, иди, борись, сделай! Поколение сменяет поколение, у поколений этих нет ни конца, ни края, когда умирают одни герои и появляются другие – непонятно, потому что поколения эти как волны: схлынула одна и тут же набежала другая. Идут года, а может быть даже и века – времени здесь, как и географии, нет совсем, это самое время иногда влезает в чей-то рассказ неуверенным «давно это было» или уточнением, что умерли такие-то, но родились сякие-то. Учитывая эти волны, можно вот-вот ждать, что где-нибудь в середине повествования кто-нибудь изобретёт паровоз, но нет (впрочем, зато изобретают бомбу). Здесь, законсериврованные в своей маленькой карте – несколько кварталов, общин, пара больших домов и между всем этим огромная пустыня – царствует совсем другая цивилизация.

Как в консервах же и живут: и бич этого квартала, как не раз повторяет тот или иной поэт (и, в общем-то, сам неизвестный нам рассказчик, умеющий писать и излагающий поэтому историю своих предков) забвение. Плохая память. Действительно, местных героев ничуть не тревожит повторение собственных ошибок – иногда в самом деле кажется, что наконец-то зло в чьём-нибудь очередном лице повержено и в квартале должен наступить порядок, но уже в следующей главе – а точнее, в следующем поколении выясняется, что это всё только мираж, потому что если и есть в этом грешном мире что-то постоянное, то это, собственно, грехи. Улица аль-Габаляуи постоянно находится под гнётом жестоких надсмотрщиков, собирающих дань и лупящих по чём зря всех без разбора, управляющий Большого дома – места, откуда когда-то были изгнаны братья-основатели рода, присваивает все доходы с улицы себе, хотя всем и каждому известно, что владелец дома, отец и дед всей улицы аль-Габаляуи в своих десяти заповедях завещал всё поделить между потомками и жить в мире и благополучии. Никто и не помнит про эти заповеди, более того, несмотря на перемену поколений, мысль о том, что дед аль-Габаляуи уже давно умер от старости, не приходит никому в голову – умирают только жители улицы, но житель Большого дома, великий и ужасный, запершийся там неведомо когда (об этом даже не говорят, как давно это было) здравствует и ныне, только слуги до сих пор вносят ему всё необходимое и никто никогда его не видит. Тот или иной герой подчас слышит его таинственные указания – и вот тогда-то вспыхивает маленькая революция в квартале, но каждый раз, конечно, по-разному – в зависимости от самого героя; у каждого своя личина и свой образ. Это или силач-справедливец Габаль, который хочет, чтобы всё было по справедливости, сплотивший народ, что кажется похожим на Моисея, или скромный плотник Рифаа который и думать не думает о богатстве, только лишь о счастье для всех, напоминающий Иисуса, или скромный Касим, которого где-то ещё могли звать Муххамед. Каждому из этих героев в пустыне на ухо ветер-голос шепчет: я повелеваю! Кто-то при этом видит то слугу аль-Габаляуи, кто-то – и вовсе его самого, туманную в ночи фигуру, которая спешит скрыться за высоким забором дома. Аль-Габаляуи вездесущ – он знает всё, что происходит в квартале, но сам никогда не вмешивается в творящийся беспредел: герои (обычно слабые женщины) то и дело вскидывают руки к небу и стонут что-нибудь вроде: ах, почему тогда аль-Габаляуи сам не вмешается в это! На что очередной герой говорит: такова воля аль-Габаляуи, он хочет, чтобы это сделал я! И, конечно, делает, с разной степенью успеха. В целом, из аль-Габаляуи вышел бы отличный директор – получается, что каждый раз исходя из ситуации, он чётко выделяет для себя именно того, чьей сильной стороной будет лечиться та или иная дырка в этом маленьком мироздании. Ну а смерть героя – что ж, улица большая, можно подождать, пока родится новый. На всё воля…

Если представить, пусть и на минуту, что аль-Габаляуи это действительно Бог, то первый изгнанный им из райского дома сын – Адам (в книге Адхам) по вине Идриса, который может символизировать Дьявола. Габаль, сплотивший народ, и правда окажется Моисеем, Рифаа, смиренный и кроткий, изгоняющий бесов из заблудших душ, безусловно, Иисус, а объединивший два разных клана Касим – Мухаммед. Последователи каждого героя селятся в разных частях улицы, символизируя иудаизм, христианство и ислам. В пятой и последней части появляется герой по имени Арафа – он исследователь, ясный и чистый разум, абсолютно рациональный, Арафа – символ науки, которая при столкновении с божественным делает малоприятные для этого божественного вещи – угадайте, что должен сделать этот герой? Нагиб Махфуз отрицал то, что старый вечный дед улицы – бог, поскольку «Бог велик» и также Бог упоминается в этой книге как отдельная сила, но, однако, общественность не поверила: сперва эту книгу запретили к публикации в 1959 году, и только спустя 8 лет она вышла в Ливане, а ещё спустя 22 года книга добралась до издательств в Америке. Получив свою Нобелевскую премию в 1988 году, спустя шесть лет, Махфуз получил ещё и удар ножом в шею – за свои еретические намёки в литературе, за заговор с Западом, за дискредитацию ислама. Писатель выжил, но страдал – и сейчас, пожалуй, можно действительно понять, что замысел «Детей нашей улицы» куда глубже, чем просто детские аллюзии на канонические истории. Вот жители улицы в бедности смотрят на дом своего деда и думают: «почему мы голодаем, что мы сделали?», ровно как и сам нынешний Египет, где большая часть населения живёт за чертой бедности, с постоянной угрозой голода, нехваткой воды, импортом 60% продовольствия, смотря на богатства избранных. Пророческая книга, в которой финал подобен реальности - ведь ничего так и не изменилось.

пирожок прогулочный

казалось дальше было хуже
фрейд всем сказал убит отец
всё то же здесь и грязь и лужи
конец

Если вы не знаете сказки из христианства, ислама и иудаизма, то читать будет сложно, точнее, это будет даже в чем-то бесполезное чтение.
Признаюсь, я знаю только христианские сказки, поэтому только часть книги для меня была понятна, другие истории я воспринимала, понимая из первой части как они выстроены, на чем основаны, какие-то знания из иудаизма мелькали, достраивая картину и тем самым я понимала про что говорит автор.

Я уйду сейчас в личные рассуждения, потому что у меня была просто борьба с книгой, а не чтение. Поэтому много личного накопилось. Почему я не люблю читать людей, которым вручили премии (за очень редким исключением, когда ты осознаешь масштаб книги для читателя с той историей и смыслом, что автор вложил в нее), потому что чаще всего книги у людей с премиями, либо без истории, либо без смысла, но обязательно написаны так, что ты должен трижды наизнанку вывернутся, чтобы встроиться в ритм писателя с его оборотами, а потом еще раз трижды вывернуться, чтобы среди нагромождения слов понять таки, что вот, вот эта идейка, которую он развивал. Когда находишь идейку, то читать легче, только порой тебе кажется, что ты выступаешь в роли критика придумавшего, что красная подошва на кедах - это огонь под ногами. Я не претендую на звание интеллектуала, я простая как дуб. Я люблю, когда мне просто рассказывают о сложном, а не сложно о простом. Но почему-то премированные, чаще всего любят простое так завернуть, что ты его в этом гриме узнать не можешь и у тебя, то Бондарчук, то Никулин, то Смоктуновский.

С этой книгой такая же беда. Она о простом, она даже на простых и знакомых вещах построена, но так вывернута, что первую часть повествования ты продираешься через очевидное и с вопросом - зачем? Зачем автор написал то, что уже написано. Почему автор написал это так? Зачем этот грим на религии и сказки? Ты останавливаешься после каждого логически законченного куска и задаешь этот вопрос, после каждой главы и опять задаешь этот вопрос. Ты начинаешь себя чувствовать идиотом, которому в сотый раз повторяют что все люди братья, что мы одной крови, что давайте жить дружно. И потом в самом конце книги, когда ты уже можешь позволить себе легкое чтение, потому что ты привык к языку, к ссылкам, героям, легкому абсурду, до тебя доходит, что это действительно книга о том, что все люди братья, что мы все одной крови, что надо жить дружно и заодно показывают абсурдность религий. Пытаются так сказать перевести на человеческий общедоступный тупизну выдуманного, показать, как это выглядит со стороны, как все эти придумки не объединяют, а разъединяют, как они не полноценны.

Книга, конечно, с прекрасной идеей, что все мы дети с одной улицы, из одного дома, вот и дедушка у нас вроде как один. Только написано это так, что понять может, пожалуй, только человек, который уже идею эту знает, кто сможет осилить язык, кто не ударен в религию, то есть тот, кому этого объяснять не надо, он и так знает, про то, что религия зло, что все мы одной крови. Идея - хороша, но книгу нельзя дать тем, кто погряз в религиозном бреду, она сложная для них, она непонятная для них. Огромный труд Нагиба Махфуза напрасен, потому что одни его не осилят, а другие и так все это знают и понимают. Чтобы донести эту идею до одних, надо начинать с греческого вечера и пятиминутными сказками. А другим уже нужен Капитал и Диалектика Ленина.

Вот и получается, что опять нобелевский лауреат рассказал о простом сложно и главное не очень понятно кому он это рассказывал. Да, видно, что он владеет словом, владеет знанием. Ты можешь понять почему ему дали нобелевскую премию, но ты не можешь понять, почему такой умный человек прежде не подумал с кем он говорит и для чего. Может быть он своей болью делился, кричал о том, что его волнует. Но что даст крик, если одни его не поймут, а другие и так знают об этом им бы понять, как это исправить, пусть не всем, пусть части из тех, кто знает, но книга похожа на эмовыплеск, с которым ты ничего не можешь поделать, а еще и все сказки религий должен знать.
Хотя кто знает, может есть прослойка людей, которым не хватает такого крика, чтобы наконец-то стать знающими...

Мне очень интересно - о чем думали в Нобелевском комитете, когда присуждали автору премию? Они книгу-то читали? Или все, как и ее герои, курили гашиш и не разобрались в аллегориях? А может, в этом мире не все еще потеряно и авторы всласть могут в своих книгах отдаваться политическим фантазиям, сильно смахивающих на неблаговидную реальность? Ту реальность, которая по спирали, циклично повторяется и повторяется вот уже несколько тысяч лет, в те моменты, когда люди теряют память. И не просто отдаваться и сочинять, но и еще премии за это получать…

Многие говорили, что если неизличимой болезнью нашей улицы была забывчивость, то уж теперь то мы от нее избавились навеки.
Так говорили…
Так говорили. О, наша улица!

О, наша улица! Вроде бы просто улица в неблагополучном квартале ближневосточного городка в не определенное время, а вроде бы это миниатюра человеческого общества во временном разрезе трех тысяч лет. Улица, как улица. Люди, как люди. Работают, любят, ненавидят, завидуют, прислуживают, боятся, надеются. Бедные и богатые. Мужчины и женщины. Дети и старики. А над ними - хозяин, общий предок. Живущий в большом доме. Вроде бы он щедро одарил избранных своих наследников и дал им свободу. Но свободой люди пользоваться не умеют, как и благами. И в этом проклятие человеческого рода. Место проклятое. Улица проклята!

Пророки! Нас спасут пророки! Они наделены мудростью, болью и чувством ответственности. Но что такое мудрость без власти или силы? Трогательная бесполезность.

Первый пророк. Сирота, подкидыш, воспитанник правящей семьи, позднее управляющий богатством. В котором жажда улучшить жизнь людей победила здоровое самосохранение. Сила его была в решительности, смелости и даже жестокости. Победа была за ним, блага розданы, но забывчивость нашей улицы все вернула к прежнему состоянию.

Второй пророк. Сын плотника, изгоняющий бесов. Безобиднейший и добрейшей души человек. Как он вообще осмелился? И какое дело такому человеку до управления людьми? А он просто осмелился быть самим собой и любить всех людей. Сквозь насмешки и побои нести свой свет. Который ярко осветил улицу после его мученической смерти. Он тоже победил, но забывчивость…

Третий пророк. Пастух, ставший управляющим благодаря женитьбе. Избегающий насилия, но прибегающий к нему, когда нет другого выхода. Мастер разговаривать с людьми и сплачивать их. Запретивший пить вино своим последователям и разрешивший им жениться по несколько раз. Пресловутые блага снова были поделены между людьми. Он победил, но опять забывчивость все свела на нет.

Всех узнали? А теперь сюрприз:

Четвертый пророк. Но о нем я здесь рассказывать не буду. Почитайте сами и задумайтесь. А ведь мы его знаем, наслышаны… Если он обретет силу, точнее не сдержит себя, забывать на нашей улице будет некому.

Аллегорий в книге много.
Можно увидеть народы в героях, можно увидеть в улице этот мизерный пятачок Земли, Ближний Восток, по странному стечению обстоятельств породившему три религии мирового значения, сотрясаемый их адептами во все времена, прошлые, настоящие и будущие. Что за место такое? Может все дело в особых космических смыслах, которые влияют на него тысячелетиями своей "странною любовью"? Может, эти смыслы и есть тот самый Хозяин, Дед, Бог?

Можно увидеть человечество. Странные механизмы формирования его структуры. Богатые управляющие, своевольные надсмотрщики и люди разного достатка. Первым присущ эгоизм и тревожность, вторым - толкование закона по-своему усмотрению и злоупотребление им, третьим… Забывчивость в первую очередь. Она всем присуща, но третьим обходится дороже всех.

Немного о языке повествования. Прост, очень прост. До такой степени, что если не понимать, что это вообще-то труд о мироустройстве и проблемах, сопутствующих ему, как хронические заболевания, можно подумать, что это хроника жизни с бытовыми подробностями какой-нибудь Богом забытой улицы…

Наверно, если опираться на такую классификацию, то египетская литература с точки зрения автора этой книги - "все должны кричать и возмущаться, а автору дается скидка в магазине на восклицательные знаки".
Как человек, всё ещё не дошедший до вдумчивого чтения Библии (только в детстве), Торы и Корана, я не могу утверждать, что там так же много ссор и восклицаний, однако сюжеты из них знакомы почти всем. Я лично почти гордилась собой, когда узнавала того или иного героя. Нашла чем. Однако, если меня бы попросили просто в одном предложении рассказать о чем книга, это вышло бы как с историей супружеств Генриха XIII (помните ту известную мнемоническую фразу "Развелся-казнил-умерла-развелся-казнил-пережила"?), только в данном случае - все хорошо-надсмотрщики наглеют-убиваем надсмотрщиков-свергаем управляющего-все хорошо-надсмотрщики наглеют... К третьему повторению ты начинаешь уставать, и тогда последняя "глава" - как некий глоток свежего воздуха.

Далее будут спойлеры, и подгорелые стишки-пирожки. Открывайте на свой страх и риск.

По итогу, возможно, если вы будете читать книгу как самостоятельное произведение, а не искать в ней прототипы Адама, Евы и остальных, вам уже на третьей части станет тошно. Тошно от того, что дети этой улицы ничему не учатся, поддаются лености, алчности и похоти, пока не приходит очередной герой и не спасает их. Нам словно вбивают в голову - хватит косячить, что ж такое то - но ничего не меняется. Однако, во много благодаря Арафу, мне книга понравилась. Читается она достаточно легко, многие второстепенные персонажи такие же интересные, как главные, и запоминаются лучше того же Касема, например. Перечитывать я ее не буду, разве что после прочтения Корана, найдя там прототипы Касема и Арафа (кто эти двое - для меня осталось загадкой).

Книга, аннотация к которой скорее насторожила, нежели привлекла внимание, неожиданно оказалась не только интересной событийно, но и умной, и познавательной, и объёмистой, и с послевкусием. Видимо, всё-таки нобелевку по литературе дают не только по политическим мотивам, но ещё и за литературные достоинства. Отрадно.

Не знаю, сколько в этом романе именно веры (в прямом религиозном смысле этого слова-термина). Конечно, если совершить все необходимые подстановки и заменить некоторых героев романа на другие, тора-библейско-коранские имена и персоны (в том числе и самые верхние в религиозном смысле), то тогда да, можно говорить о некотором количестве веры. Но я бы скорее говорил о путях, ведущих жителей улицы к той или иной вере, а точнее к тому или иному следованию за очередным гуру-учителем-посвящённым-пророком и т. д. В романе таких «пророков» появляется несколько, и каждый постепенно призывает жителей своего квартала к тем или иным свершениям и свержениям, и каждый раз люди проходят этот путь борьбы за свои свободы и права, за счастье и равенство, но каждый раз потом оказывается, что ничего на самом деле не меняется, что по прошествии совсем незначительного времени всё возвращается на круги своя, и вновь появляется новый открыватель старых-новых истин, и вновь нагнетается напряжение и борьба, и затем всё идёт по кругу. Т.е. вроде как получается, что какую религию (веру) не придумывай людям, природа людей такова, что они неизбежно в каждом новом поколении заново проходят тот же путь, которым шли предыдущие поколения.

А так ли уж тогда религиозна эта книга? В смысле — так ли уж она выступает на стороне той или иной религии (веры) или на стороне религии (веры) вообще как таковой? Может быть автор как раз пытается аккуратно подвести читателя к той мысли, которая на русском языке выражается короткой пословицей «На бога надейся, а сам не плошай»? Думаю, что заинтересовавшийся этой книгой читатель сам решит этот вопрос...

Нагиб Махфуз, видимо, самый известный писатель Египта. В 1988 году получил Нобелевскую премию по литературе «за реализм и богатство оттенков арабского рассказа, который имеет значение для всего человечества». Писатель он был достаточно плодовитый, в его арсенале около пятидесяти романов и повестей, а также более сотни рассказов. Критики удивлены тем, что за свою долгую писательскую жизнь Махфуз умудрился быть достаточно разнообразным по стилистике. Он писал и историческую романтическую прозу, и реализм, а также и модернистские вещи. Неоднократно подвергался нападкам со стороны консервативной части общества, а в 1994 году был серьезно ранен ножом религиозным фанатиком. Но при этом был последователен, прожил всю жизнь в Египте и смело писал и делал то, что считал нужным.

Роман «Дети нашей улицы» был написан в 1959 году. По понятным причинам (будут изложены чуть дальше) роман был принят неоднозначно внутри религиозной среды, но с большим уважением и восторгом среди людей, менее зацикленных на религии.

Сюжет.История одной улицы. Автор рассказывает о пяти героях улицы, живших в разное время, но оставивших свой неизгладимый след в памяти людей.

Даже если не подготовиться к чтению, то достаточно быстро становится понятно, что тут что-то не то. Аллюзии настолько сильные, что не понять, что перед тобой истории,основанные на религиозных сюжетах, невозможно. Врать не буду, я был готов,немного почитал предварительно о чем же эта книга. Итак, пред нами аллюзии на Адама, Моисея, Христа и Мухаммеда. Пятый герой, предполагаю, что Наука. Но могу ошибаться конечно. Как вы понимаете, писать вымышленные истории о святых и пророках можно, но готовым надо быть ко всему. Так что книга сразу была обречена на дискуссии и недовольства.

В целом, сюжетно это довольно удобно. Сюжеты, по сути, готовые. Для многих авторов это самое сложное – главный сюжет. Герои, места обитания, диалоги,какие-то мелкие движухи – все отлично. А сюжет не придумывается. И книга становится не пойми чем. Так что вроде как Нагиб всех взял и обманул. Сюжеты-то он выбрал огого, проверенные временем и историей. Однако тут, безусловно, не тот случай.

На примере пяти своих героев Махфуз показывает нам пять способов достижения счастья. Сидеть в райском саду и играть на дудке. Взять счастье силой. Быть милосердным. Творить добро, но если надо, и кулаками. Искать панацею. Все пути,так или иначе, к счастью привели. Через горе, смерти и беды, но привели. Однако счастье было недолговечным, люди алчны, злы и не имеют исторической памяти.

Главный мой вывод из книги такой. Путь к счастью не через пророков или мессий. Путь один – только через улучшение нашего мира, через прогресс в головах. Никто тебя в счастье не затащит, только ты сам. Впрочем, я не удивлюсь, если у других людей и выводы другие.

В целом, даже если не брать религиозные истории, аллюзии на мир в этой книге прекрасны. Ну, например, идея Бога, идущая через весь роман. Он есть, но его никто не видит кроме его слуг. О нем все говорят, но он говорит только с избранными и достойнейшими. Помогать бог вам не будет, только советом,остальное сам, пожалуйста. И убила его наука в итоге. Очень все прям просто, понятно и хорошо. В книге много таких любопытных мелочей, знаете ли, с одной стороны просто понять, а с другой очень приятно узнавать и думать, что понял.

Еще одно неоспоримое достоинство – это все шикарно написано. Очень колоритно по-восточному, но при этом очень точно, метко и без избыточных велеречивостей, свойственных восточным книгам. За красотой слога и яркостью красок ничего не упустишь. Так что в плане того «как написано» - по мне так суперудачно.

Я бы эту книгу рекомендовал без вопросов. Ее огромный плюс – она прям для всех. В том плане что без лишней зауми и сложных аллегорий. Широкий круг читателей, так сказать. Но подумать заставляет. И спектр эмоций дает – от ярости до счастья. Так что читайте.

Начиналось все хорошо и увлекательно.
Идея не новая: аллегорические пересказы библейских сказаний, но интересно было попробовать всё это в арабско-мусульманском соусе и с острыми приправами.
Однако чем дальше в лес (или пустыню в данном случае), тем больше дров (тут грязи и крови).
Если в начале образы, соответствующие Творцу и Адаму, Авелю и Каину, ещё хоть как-то передавали саму идею греха, борьбы добра и зла, то когда дошли до иудаизма и христианства, характеры и идеи стали такими противоречивыми и запутанными, что это уже раздражало и захотелось даже отложить книгу.
Но всё же автор - Нобелевский лауреат, любопытно было, к чему же он приведёт свою аллегорию "нашей" улицы?
По логике вещей (истории религий) дальше должно было следовать мусульманство и его борьба со своими предшественницами, но к этому времени уже все смешалось в тексте и отличить одних от других было сложно: все обманывали, эксплуатировали, предавали и убивали друг друга. Последняя часть вообще не понятно о чем. То ли будущее за наукой, то ли ещё зачем?
Вообщем, начало было на пять, а потом такое ощущение, что автор не смог провести свою идею, потерял нить и уже не знал, как закончить. Немного разочарована. Наверное, всё же попробую какую-то другую его книгу, чтоб убедиться, что его Нобель не чисто конъюнктурный и политический.

Очень интересно было познакомиться с произведением египетского лауреата Нобелевской премии по литературе, имени которого до этого я даже не знала. Не могу сказать, что книга восхитила или сильно впечатлила, но для широты кругозора почитать можно. Что-то вроде "Графа Монте-Кристо", только сюжет и стиль попроще и без романтики.

Этот прекрасный совет даёт в романе главному герою, вору Саиду, его знакомый священник. Но тщетно - Саид не в состоянии относиться к себе критически, он думает и поступает с точностью до наоборот. В том, что жизнь его идёт не так, как ему бы хотелось, виноваты абсолютно все, кроме Саида - вот его самое глубокое убеждение. Он стал вором? Но его убедили в том, что это хорошо и правильно! Попал в тюрьму? Подставили бывшие друзья! Жена ушла? Так тоже друг увёл! Дочка не узнаёт папу? Ах, она такая-сякая, даже голос крови в ней не говорит! Поэтому надо отомстить всем, кому удастся - вот тогда, может, жизнь и наладится.
Как ни старалась - не нашла в герое ни одной положительной черты. Играет не только своей, но и чужими жизнями, и всё для того, чтобы воплотить свои бредовые планы мести. Любовь к дочке, о которой он постоянно себе твердит? Хороша любовь - обвинять маленького ребёнка в том, что тот не узнал папу после нескольких лет отсутствия!
Не жалею, что прочла - да и книга небольшая. Но читать Махфуза дальше желания не возникает. Кстати, о названии: ещё и потому, что для автора собака - слово явно ругательное. Не по пути мне с мусульманами, это факт.

История циклична. В том числе и история религиозной жизни человечества. Пророки приходят и уходят, на короткое время меняя привычный уклад жизни. Подобно порывам ветра, периодически волнующим спокойную гладь затхлого пруда, пророки будоражили умы обывателей, но коренным образом ничего не меняли. В долгосрочной перспективе. На краткой дистанции – да, но от силы на одно-два поколения жителей улицы, а потом память о них оставалась только в песнях и преданиях. Да, я сейчас о книге, но, согласитесь, что-то похожее на историю человечества в этом есть. Власть имущие и их репрессивный аппарат видят в пророках угрозу своему положению и благополучию, даже когда те открыто не покушаются на их власть, и ставят целью уничтожить возмутителей спокойствия или хотя бы привлечь их себе на службу, дабы и дальше процветать. При этом они, управляющие, ясно осознают, что простым людом они ненавидимы, а надсмотрщики, разбойники и вымогатели по своей сути, их единственная опора и защита. Прародитель живет в затворничестве в своем Большом Доме и давно перестал показываться на людях. Он ушел от дел, но завещал (не самое уместное слово, но что-то ничего другого мне на ум не приходит) свое имущество всем своим потомкам. Но доход с него получает только управляющий, который по вполне понятным причинам делится его толикой с надсмотрщиками. А остальные жители улицы? Ну, видимо, им хватает того, что им завидуют жители других улиц. Ну еще бы, это же их улица породила таких героев как Габаль, Рифаа и Касем. Что, эти имена вам ничего не говорят? Ниже даны подсказки, но там же сплошные спойлеры, так что сами решайте.

Прочитав некоторые рецензии, я понял, что я еще не так слабо разбираюсь в разных религиозных притчах и историях авраамических религий. Была бы это книга интересна тому, кто совершенно ничего в них не смыслит? Думаю, да. Идеи, которые я вычленил в ней (и которые вы уже могли прочитать в данном текстике), легко переносятся на реалии практически любого государства в любой период времени. Более чем уверен, что я не видел большей части аллегорий, так что если вы обладаете серьезными познаниям в иудаизме, христианстве и исламе, то вам может быть любопытно поискать их в тексте.