За миллиард лет до конца света. Второе нашествие марсиан. Град обреченный. Отягощенные злом или сорок лет спустя

Повесть начинается как анекдот. Творится непонятная и веселая чехарда. На память приходит Шурик из "Ивана Васильевича" и его сакраментальное

Но постепенно тучи сгущаются и недоразумения перестают быть забавными. Складывается нерадостная картина: кто-то или что-то старается всеми силами помешать талантливому ученому завершить важную научную работу и, как вскоре выясняется, не ему одному. Еще несколько специалистов в разных областях науки, стоящих на пороге грандиозных открытий, оказываются втянутыми в череду странных и тревожных событий.

Собравшись вместе они ищут ответ на вопрос - кто их атакует? Кто тот враг, который не жалея сил и ресурсов старается их остановить? Пришельцы, древний орден, сама Природа? И только один из ученых, то ли самый мудрый из них, то ли самый безрассудный, формулирует вопрос иначе: "КАК жить дальше, когда каждая мелочь на твоем пути стремиться затормозить или вовсе остановить тебя, когда любой твой шаг оказывается под немыслимым давлением, когда само мироздание восстает против тебя защищая сложившийся порядок вещей? Как остаться верным своим идеалам?"

Он один продолжит борьбу когда все остальные сдадутся по разным причинам, каждый при своих обстоятельствах, и отступят. Может секрет такой стойкости в полезной привычке?

Каждый из героев повести делает свой выбор между возможностью продолжить исследования вопреки препятствиям, давлению, неудачам и спокойной жизнью, оплаченной отказом от своих убеждений. Кто из них прав и прав ли хоть кто-то покажет жизнь и миллиард лет до конца света.

Возможны спойлеры.

Впервые я читала эту книгу в детстве, лет в 12-13. Причем она была опубликована в журнале Нева по частям, и одного номера не хватало, так что читала я без целого куска из середины. Меня приводило в восторг пожирающее людей Красное здание, вызывала сладкую жуть тайна Падающих звезд, а заброшенный город, полный живых статуй и пустых постаментов навеки остался переплетенным в сознании с мертвым миром из Племянника чародея Льюиса (видимо, я читала их одновременно) и почему-то еще песней БГ «Миша из города скрипящих статуй». Больше ничего у меня в памяти не сохранилось, и прошло много-много лет, но я к этому роману так и не вернулась. В то время как другие книги Стругацких были зачитаны до дыр. Теперь я осознаю, что тогда, конечно, я и сотой доли не поняла. Я, впрочем, и теперь не сильно продвинулась, так что придется возвращаться к Граду еще лет через 10.

В отличие от многих других книг АБС, Град – не научная фантастика, да и вообще не совсем фантастика. Это притча. О человеке, который проходит некий круг испытаний на пути от слепой веры в нечто (в случае Андрея – в коммунизм) до понимания, что мир не черно-белый, и все в мириады раз сложней, но только понимание это лишает его жизнь смысла. И найти его заново Андрею совсем не так просто, как например, тому же Изе, или Гейгеру, которые остаются, какими были. Как жить человеку, который утратил Цель, утратил веру в вождей в лице Великого стратега, но никакой духовной опоры взамен найти пока не может? В шестидесятые, когда роман был задуман, я думаю, это волновало не только Стругацких.
По словам самих авторов,

Сам город, его тайны, вся абсурдность и загадочность этого странного мира завораживают и будоражат воображение, но важно не это, а нечто более глубокое. Хотя самая главная Тайна Города, которая была в той самой зловещей папке Изи Кацмана безусловно важна для сюжета, если бы он под пыткой не открыл-таки ее Гейгеру, то вполне возможно не произошло бы Поворота, и в конечном счете духовного перерождения Андрея не произошло бы тоже. Но тем не менее, опять же по словам АБС,

И в этих «приключениях духа» каждая мелочь играет свою важную роль, и Наставники – некая аллегория совести («У каждого бандита в Городе есть Наставник. Это не мешает каждому думать собственной головой»), и шахматная партия с Великим стратегом, и отсылки к библейским мотивам. Как и своеобразное авторское многоточие в финале, когда избавившийся от первоначальной фанатичной веры в идеалы коммунизма Андрей возвращается в исходную точку, в 1952 год. Судя по тому, что в финале первой реакцией его было схватиться за оружие и выстрелить, его духовное преображение еще не завершено. И что будет для него следующим "кругом", что станет бОльшим испытанием - остаться здесь или вернуться в Город, остается лишь додумывать.

Роман удивительно глубок и многогранен, и действительно, даже двух прочтений недостаточно, чтобы понять его до конца.

"Глянуть смерти в лицо сами мы не могли, нам глаза завязали и к ней привели..."

Если знакомство с новым автором пришлось не по душе, чтобы снять оскомину, нужно пообщаться со знакомыми, родными по духу, любимыми, например, со Стругацкими. Стругацкие для меня - это в первую очередь мыслители, философы, а фантастика - это приятное фоновое оформление.

"- Превосходно. Это я не о твоем анекдоте. Это я о кофе."

После "Зеленого шатра" о давлении тоталитарного режима, попадается мне эта повесть и она неожиданно для меня оказалась о том же! Только упор в этой книге не на природу давления. Понятно то, что эта давящая сила гораздо больше обычной, человеческой и идти на войну с ней лоб в лоб бессмысленно, как на танк с голыми руками. Фантастическая подоплека книги позволяет сделать тему размышлений шире - под давлением можно понимать не только тоталитарный режим, а любое давление. Если человек деятелен, он непременно будет открывать что-то новое, что повлечет к изменению образа мыслей - образа жизни. А все, что стремиться к статичности (окружающее общество, семья, и твоя собственная человеческая природа, в общем вселенная) будет сопротивляться этому и оказывать ответное давление.

" Слишком человеческое, следовательно - животное. Не от разума. От неразумения. "

Упор книги ставится на моделях поведения человека под этим давлением. И вариантов не так и много:

1. Отказаться от бытия - застрелится как Снеговой.

2. Пойти на сделку как Вайнгартен. Найти компромисс, уступить в главном и получить что-то взамен.

"Живой пес лучше мертвого льва. "

3. Сдаться как Глухов. Выбрать статичность.

"Пей чаек, смотри телевизор... Небо ведь не для того, чтобы подглядывать. Небо ведь - оно чтобы любоваться.
...
Жить надо, любить надо, природу ощущать надо - ощущать, а не ковыряться в ней!"

Этот путь, казалось, очень простой и в чем-то правильный - с танками шуточки плохи. Но это не приносит счастья Глухову. Здесь есть просто сногсшибательное наблюдение: человек думает, что он сам с собой всегда договориться, а оказывается, что это сложнее всего сделать.

" Я все думаю... вот такие, как мы, - что это такое? ...атавизм, троглодиты? Почему мы так мучаемся?"

Сюда же можно отнести и Губаря, он поступает как большинство, это его оправдание и успокоение.

4. Герой Вечеровский.

"Когда мне плохо, я работаю, - сказал он. - Когда у меня неприятности, когда у меня хандра, когда мне скучно жить, я сажусь работать."

Постоянный, целостный, невероятно умный человечище. На него тоже наезжают танки, но он поднимается и работает дальше. Он делает все то, от чего отказались другие. Глухов считает его роботом. Малянов - героем.

5. Главный герой Малянов на протяжении всей повести решает что выбрать из вышеперечисленного. Но его ситуация осложнена тем, что он под удар ставит не только себя, но и горячо любимую жену и ребенка. В этом моменте Стругацкие не стали рассуждать. Почему-то считается, что в данном случае ответ очевиден - приоритет ставится на статичной жизни ребенка.

"Пока речь идет об абстракциях - он силен, а вот как жизнь-матушка подопрет... "

Но я слышала другую точку зрения: Почему человек думает, что жизнь его ребенка важнее его собственной? Перед Богом, перед вселенной жизнь родителя и жизнь ребенка одинаково важны. И когда ребенок повзрослеет перед ним станут те же вопросы как и перед его родителем. А если родитель для любимого чада выбрал статичность, значит он на самом деле думает, что это лучшее из предложенного.

Цитата на закуску:
" Не о том вам надо думать, каким именно прессом вас давят, а о том, как вести себя под давлением. А думать об этом - гораздо сложнее, чем фантазировать насчет царя Ашоки, потому что отныне каждый из вас - ОДИН. Никто вам не поможет. Никто вам ничего не посоветует. Никто за вас ничего не решит. Ни академики, ни правительство, ни даже все прогрессивное человечество..."

О книгах АБС мне всегда сложно говорить, как-то особенно остро чувствую ничтожность собственных слов в сравнении с их замыслами. Поэтому пошла почитать, что тут пишут менее робкие люди, и... была весьма удивлена. Почему-то многие отмечают, что «Град...» — это средненькая антиутопия или уже устаревшая антисоветчина, что сюжет там путаный, язык сложный, читать не возможно, ничего не понятно.

Даже если «Град...» и задумывался отчасти как злободневная, обличающая книга, идея романа намного глубже и шире сатиры на Советский Союз. Сейчас намёки на советские реалии считываются уже не как актуальная сатира, а как архаизм, поэтому на первый план выступает вневременная составляющая романа, которая там всегда была, конечно, но прикрывалась злободневными выпадами.

«Град...» — это не антисоветская сатира и не антиутопия, это история развития цивилизации в 20 веке, развития цивилизации вообще: от равенства к неравенству, от бурлящей революционной свободы к сытому застойному конформизму. И параллельно с большой историей — история маленькая, о развитии отдельной личности: от фанатизма и слепого доверия авторитету до самостоятельного, критического мышления, релятивистского и от того полного ужасной эпистемологической неуверенностью.

Да-да, перед нами (внезапно) постмодернизм с полным комплектом финтифлюшек: отсылки к Библии и Божественной комедии, деконструкция советского нарратива, а Эксперимент — чем не симулякр?

Как и почти всегда, читая зрелых Стругацких, мне больно от того, как точно они показывают, насколько всё плохо. Тут то же: герой меняется, умнеет, черствеет, заплывает жирком, резко сбрасывает этот жирок, а затем, наконец, прозревает, но от этого не легче, потому что мир вокруг всё равно ужасен, несправедлив и непознаваем.

Единственная надежда или хоть что-то на неё похожее есть у Кацмана, изображённого изумительно неприятным типом, вызывающим брезгливость, раздражение и восхищение одновременно. Так вот, не открывая сути, чтобы не лишить вас удовольствия прочесть о ней самим, скажу лишь, что

-----

«Обреченный, в западнях у змия, стоял обложенный город. А еще долго никто ничего не знает и не чует беды — люди пили и ели, женились, выходили замуж. И когда пришел час, забили в набат, а уже никуда не уйти», — писал Рерих о своей картине, давшей имя роману Стругацких.

Мрачная красота и ощущение обреченности — роман в четырех словах. Непонятный Эксперимент в искусственном городе, где солнце зажигается по щелчку, как гигантский светильник; где все говорят на одном языке — и каждый думает, что на родном; где профессию случайным образом выдает распределительная машина, и менять ее велено каждый год — из дворников в полицейские, из полицейских в редакторы... из советников, порой, в мусорщики.
В зазеркалье, в анти-Антигороде этот Город мог бы зваться Вавилоном. Здесь все варятся в едином котле, но неизбежно несут печать своей культуры.

Комсомолец Андрей понимает речь китайца Вана, и это создает опасную иллюзию — что самого Вана тоже можно понять, постичь, объяснить. А объяснив Вана — миллион таких Ванов, которые, как кирпичики, как молекулы, составляют организм Города, — объяснить себе и Город, и Эксперимент; проникнуть в головы Наставников — Создателей? — и увидеть то, что творится за кулисами магического театра. Постичь великий замысел. Открыть главную тайну Эксперимента.

Пять частей — пять Рубиконов, пять ритуальных смертей. Андрей-мусорщик умирает, чтобы ему на смену пришел Андрей-полицейский, за ним — Андрей-редактор, Андрей-советник... И так до самого конца, пока вся эта шелуха окончательно не слетит, чтобы обнажить просто Андрея, Андрея-как-он-есть, без уютной безопасности таких простых, понятных, предсказуемых масок.

Война, переворот, безумные павианы, вода-которая-превращается-в-желчь, живые скульптуры, смертоносная рябь в воздухе — всё это постижимый страх. Даже если нет ему никакого объяснения, он где-то вовне, его можно избежать, от него можно спрятаться.
От себя спрятаться нельзя; в посмертии спрятаться негде.

Это самая зрелая книга Стругацких, самая красивая, самая страшная; она как сон, в который ныряешь с головой, моментально принимая правила игры, — так Андрей нырял в Красное здание.
Это социальная сатира, которая переплетается с мифологической историей о пути Героя. Стругацкие мифологизируют свою собственную, частную историю, превращая ее в историю всеобщую, не имеющую конца и начала, и — возможно, как и всё, — не имеющую смысла. Одного, конкретного, изначально заложенного смысла, который вроде бы должен быть в таких сложных вещах, как Эксперимент и человеческая жизнь.
Это история очень автобиографичная для человека и Города, и это совсем не мешает ей быть очень личной для меня.

Андрей проходит свой путь между собакой и волком, трикстером Изей и почти-Воландом, почти-Дьяволом паном Ступальским для того, чтобы встретиться с самым главным страхом — остаться наедине с собой, лицом к лицу.
Чтобы лицом к лицу, наедине с собой оставить читателя. Раз за разом, круг за кругом это действует оглушающе.

Странно, что рецензии к книге написали только те, кому она строго понравилась. Ставлю нейтрально, но не могу точно сказать за что именно.
За приевшееся после кучи прочитанных книг этих авторов, постоянное бормотание с восклицаниями у героев (типа: "Дубины! Идиоты! Всех расстрелять бы вас. Выскочки. Сумасброды.").
За неоправданные ожидания раскрытия тайн и срыва всех покровов. В случае "Улитки на склоне" сразу было понятно, что ты читаешь, а тут я так и ждал, когда из-за угла выскочит какое-нибудь чудо и подробно расскажет суть мира и Эксперимента. Много, много загадок и обрывков, которые оставляют слишком большой простор для трактовок. Выбирай любую версию, какая тебе больше понравится. Это, может, и хорошо, но совершенно не интересно.
За вот это ("Комментарии к пройденному"):

Но погодите, почему я должен верить в это? Нам дают "твердокаменного фанатика", который внезапно превращается в другого человека так, что мы этого не видим. Была одна глава, потом наступила следующая, где он уже совершенно иной. Ну то есть совсем другой, не упертый коммунист, а жирующий чиновник высокого ранга, трахающий на ковре секретаршу. Как произошло изменение? Почему? Значит он не был таким уж твердокаменным? Разве процесс превращения не есть самая интересная часть? Что может так изменить человека? Хер вам, а не обоснования.

Впервые познакомилась со Стругацкими лет восемь назад (оггооо). Малыш. Остров. До этого вообще обходила фантастику. А там такое оказывается!))
Полюбилось, хотя на время и забыла об этом.
И вот представилась возможность вспомнить. Да не просто, а одно из самых значимых произведений этих чудо-писателей.
Не покидало ощущение какого-то одиночества и обреченности. Но не хотелось ничего менять.
Понравилось, хотя читалось долго, затяжно.
Забыла, как можно погружаться в книгу с головой.

Флэшмоб 2012 16/20

Вот со Стругацкими всегда так: читаешь-читаешь с упоением, вчитываешься в каждое слово, ибо пишут они смачно и образно. Особенно вся эта бытовуха, типа засохшей корочки хлеба - так и видишь ее, эту корочку. Все эти характеристики людей - так и видишь их, как живых. Но вот концовка вечно какая-то... неопределенная что ли, нет чувства завершенности. Но и открытым финалом это не особо назовешь. Возможно это еще и потому что я никогда не могу отождествить себя с героями Стругацких - ну никак они мне не подходят.
А тема то интересная - что если научному прогрессу человечества противится некая сила? Неважно пришельцы, сверхцивилизация или само Мироздание. Да и какая разница обычному человеку? Сдаться? или воспротивиться? а может взять и изучить ее, эту силу?
Тема неоднозначная и со всех сторон в этой небольшой повести обыгранная и рассмотренная. Мне только интересно почему это мироздание сосредоточилось на этой кучке людей. Что-то плотность гениев на квадратный метр Ленинграда зашкаливает. А почему тогда не остановить Эдисона, Белла, Сахарова в конце-концов. Того кто изобрел колесо? Да вообще первую взявшую в лапу палку обезьяну.
Мне явно не хватило объема и продолжения этой истории. Но великие писатели решили остановиться на этом. Или быть может их остановило Мироздание?

Мир это райоад

Пожалуй, это самая грустная книга из всех так называемых социально-фантастических произведений. Также наиболее окутанная тайной, наиболее печальная и загадочная из всего написанного братьями Стругацкими.
Для идеального эффекта лучше всего читать «Град обреченный» приблизительно по тридцать минут в день, находясь при этом возле каких-нибудь угольных разрезов и шахт, заводов (производства в целом). Настоятельно рекомендую читать ночью. Один из самых лучших вариантов для первой главы – это, несомненно, мусорная свалка. Или еще можно решиться все же на тур, к примеру, в индийский городок Вапи и прочитать книгу там. Но самое главное: чтобы было побольше мусора вокруг, облака пыли и грязи, непереносимая вонь, чтобы воздух был переполнен тяжелыми металлами. Только таким образом можно будет в наибольшей степени окунуться в этот город-эксперимент из книги, представить всё максимально точно: как в нем пахнет каждый камень, как всё движется, как там люди жуют свой утренний бутерброд с колбасой. Только таким образом, уже после прочтения книги, выходя из подъезда своего дома (когда вы вернетесь из Вапи), своими глазами можно будет увидеть огромные пасти этого мрачного здания, которое превосходно описали Стругацкие, со слюнявыми дверьми, с прожорливыми комнатами, которое будет скрипеть и просить вас к нему зайти. О диалогах и персонажах нечего и говорить, они предоставлены читателю с неиссякаемой хитростью, и так умело переплывают в мистико-загадочно-чёкнутый финал книги, что господа братья Стругацкие с легкостью заслуживают звания «профессиональные отправители в недоумение», уж извините за такую нелепость

«Град обреченный» обладает особой тоской, незабываемой, целиком и полностью сотканной из ада и невозможности рая. Такие книги помогают до конца осознать, до чего же неправильно движется человечество в свое маленькое никуда.