Обыкновенная история. Обломов

Я всегда несколько теряюсь, когда мне нужно описать столь примечательный роман. Настоящая классика, которую можно перечитывать несколько раз в жизни. И очень интересно наблюдать, как мнения человека меняются - от сочувствия к Александру, до понимания и согласия с его дядюшкой. И да, этот роман действительно нужно изучать в школе. Он просто необходим, особенно для молодых людей.
Если упомянуть сюжет, то история действительно весьма обычная. Молодой человек - Александр Адуев - приезжает из деревни в Петербург. Он мечтателен, самонадеян, верит в высокие чувства и в собственное высокое призвание. Здесь он встречает своего дядю - Петра Адуева - трезвомыслящего, немного холодного, расчетливого дельца. Вот это-то противостояние и рассматривает автор. Возвышенность против практичности, страсть против трезвомыслия. Интересное противостояние и очень жизненное, согласитесь.
Вот честно признаюсь, пока автор иронизировал над Александром, я ему даже сочувствовала. Действительно, в жизни иной раз не хватает романтики, возвышенных чувств и стремлений. Но потом... Потом он начал меня откровенно раздражать. Друг, которого он не видел некоторое время, вместо того, чтобы обниматься и плакать от счастья при встрече просто напросто пригласил к себе и, видя что Александр чем-то расстроен, просто предложил помощь. Каков нахал! А Юленька, вместо того, чтобы бросаться с моста от невыносимой любви, просто его любит и мечтает выйти замуж. Распущенная дамочка! А уж издатель... Про дядюшку, с его постоянными напоминаниями о карьере, я даже молчу. Правда, с учетом того, какая у него мамочка, так ничего удивительного нет.
Даже не знаю, может быть это возраст, но я весь роман больше симпатизировала дядюшке - Петру Адуеву. Да, у него много перегибов. Он практически отбил у жены охоту к жизни. Но он хоть понимает свои ошибки и хочет их исправить. И не начинает винить весь мир в целом и близких в частности в собственных ошибках.
Ладно, признаюсь, герои меня раздражали жутко. Но ведь это означает, что роман меня затронул. Это и была одна из причин, почему читать роман мне было тяжеловато. Но чего у Гончарова не отнимешь - это умение владеть языком и вводить в роман описания и рассуждения. Это же потрясающе. На его примере нужно учиться правильно писать и говорить.
В итоге, получился очень жизненный, спорный и умный роман о всей нашей жизни. Оно, конечно, золотая середина - это всегда прекрасно, но не всегда так получается в жизни. Советую всем. Подумать о себе, о своей жизни. И языком, конечно, насладиться.

Дочитала. Теперь можно спокойно выдохнуть. Долго я не могла ее одолеть. И кто бы знал, как хотелось бросить это дело. До чего же было лениво, муторно. Все одно, за каждой страницей. И только под конец, как глоток свежего воздуха, рассказ от лица Штольца! Ах, Штольц, как же мне его не хватало! Как я соскучилась по нему за эти долгие, полные обломовщины, месяцы. Читая по чуть-чуть, заставляя себя каждый раз открывать эту книгу.. Уж думала никогда она не закончится, никогда не доберусь до конца и так и не узнаю, чем дело обернулось. Чего я с ней только не пережила. Началось ведь знакомство как обычно, с симпатии и дольки любопытства, в середине же непонимание, почти ненависть, бесконечно-однообразное раздражающее повествование, а закончилось чувством невероятного облегчения с небольшой примесью восторга. Я действительно немножко восхищена, правда понять пока не могу, чем именно. И несмотря на некоторое разочарование, оставшееся после прочтения, эта книга займет свое особое место в моей душе. Она хорошая, но не моя, и перечитывать я ее, определенно, не стану.

Так сложилось, что в последнее время доводилось читать много американских и английских авторов, и современных, и классиков. Давно собиралась наконец-то вернуться и к русским классикам. «Обломова» читала только в школе и то лишь по причине, что это был очередной роман в списке обязательных к изучению по предмету. Но хотелось перечитать и сравнить впечатления.
Со школы осталось смутное воспоминание, что герой практически все дни лежал на диване, был ленив, бездеятелен, и окончание его истории далеко от счастливого. Ощущения оправдали себя. В первой половине романа не раз довелось посмеяться, как ленив был русский барин: встать с постели занимает время до обеда, сапоги то без верного слуги Захара не наденет, кофе себе не сварит, пыль со стола смахнуть и то неимоверных усилий стоит, Захарку зовет. И все скучно ему, кто бы ни явился, куда бы ни пригласили, барин в бесконечной тоске и скуке. Прививаемая в детстве несамостоятельность, постоянная опека, инфантильность, грандиозные планы, остающиеся только в голове, неприятие действия и ответственности. Удивительно, как он еще был способен влюбиться, казалось, что ему уже не доступен никакой эмоциональный порыв в таком состоянии медвежьей спячки.
Штольц создан как полная противоположность Обломову. Слишком положителен и рационален. Не случайно, видимо, по национальности наполовину он немец, как будто для русского характера никакой деловой хватки и смекалки и не свойственно. Отношения Ольги и Штольца кажутся идеальными, гармоничными, практически недостижимыми в реальности. Такая близость душ, неутихающий интерес, «горение» - редкое сочетание.
Впечатление оказалось сильнее, чем думалось и ожидалось, глубже по сравнению со многими зарубежными классическими романами. Как ни крути, а что-то есть такое близкое и знакомое в Илье Ильиче. Себя узнаешь, и национальный характер узнаешь. Грустно.

Я влюбилась! Это первое крупное произведение Гончарова. В большинстве случаев считается, что начальный этап творчества - своего рода авторский разогрев. И критики про родившееся в этот период произведения очень любят писать, что они художественно слабы, бывают не столь интересны и т.д. в силу того, что автор еще не определился (хотя Гончаров, когда писал Историю, считал себя "духовно определившимся" и Белинский даже с ним соглашался). Мне "Обыкновенная история" понравилась намнооого сильнее двух остальных произведений из трилогии (Обыкновенная история, Обломов, Обрыв). В ней меньше помеси фарса с пафосом и больше юмора. Дядя прекрасен! Хех, именно из-за него этот роман до сих пор большими кусками находится у меня в памяти. Его вечный стёб над своим племянником выше всяких похвал:) Хотелось растащить на цитаты, но дырявая память не позволила). Приблизительно одно из "самого-самого"(хотя в это нужно вникать по тексту):

• Дядюшка, как вы можете быть таким бесчувственным?! Вам, наверное, будет плевать, даже если сгорит весь город!
• Как плевать?! А завод?!

– А жена моя, особа, которая должна служить идеалом любви, будет, гремя ключами, бегать в амбар. А то и... совсем страшно... закажет при мне лапшу и начнет ее кушать?
– Зачем же она непременно лапшу станет кушать, Алексей? – чуть не подавилась тетушка. – Да хоть бы и лапшу... Ну, что тут плохого?
– Нет, миль пардон, Федосья Ивановна! Не об этом я грежу в часы уединения...
/Григорий Горин «Формула любви»/

Ах, молодость, молодость!
Как присуще ей розовые мечтания, когда весь мир прекрасен и весь он у твоих ног.
Сашенька именно такой герой. Восторженный, воспитанный в неге, в глуши, маменькой - где все-все желания немедленно исполняются, едет покорять столицу.
Конечно, провинциальный родственник в первую очередь обращается за помощью и советами к дядюшке. А дядюшка, умудренный жизнью, совершенный антипод племяннику. У каждого поколения своя правда. И если в молодости тебя по жизни ведет сердце, то с возрастом все чаще прислушиваешься к рассудку. Не всегда это плохо. Страницы, где дядюшка со своей прозой жизни и едким сарказмом учит жизни племянника – лучшие страницы в книге. Не думаю, что жизнь ГГ сложилась бы удачнее, не будь рядом с ним такого учителя. Все равно, учатся только на собственных ошибках.
У Гончарова потрясающе выписаны образы. Они такие живые, настоящие, обыкновенные, со своей простоквашей и оподельдоком. Страницы сочные, пропитаны юмором. А диалоги - отдельная песня. Здесь Гончаров просто маэстро.
Эта книга о каждом из нас, в ней так много узнаваемого.
Да что говорить - классика!!! Замечательное, вечное произведение!

Кто ж не был молод и отчасти глуп?

Вот не знаю, отчего всем было неинтересно читать начало "Обломова"? Я вот наоборот с первых страниц просто влюбилась в эту книгу. Правда, начинала читать, как комедию, и очень удивилась, когда где-то в середине появились рассуждения о жизни, любовные интриги и прочее.
Что же можно сказать о персонаже Обломова? Я никогда не буду утверждать, что он стал предметом насмешки Гончарова, так же, как и не признаю, что этот герой имеет больше недостатков, чем достоинств. На самом деле этот Обломов - самый живой персонаж в романе.
В большей степени в книге преобладает идея духовной пустоты человека. Ведь если посмотреть в целом, то большинство людей только и живут от одного дня к другому: встал утром, позавтракал, собрался на работу/учебу, пришел домой - горячая ванна, сон. Все. Твои цели - это не твое желание. Это выработанная заранее общественными идеалами схема. Взять того же Штольца, чьи действия и фразы были отработаны годами и поэтому выглядели неестественно - чем он лучше Ильи Ильича? Тем, что заботился только о собсвтенном чине и не подпускал к себе искренних чувств? Тьфу!

P.S.: Благодарю за внимание, сэр.

Вот на старости лет, наконец, добралась.
С первых же страниц получила настоящее удовольствие. Оказывается, я очень скучала по старомодному языку, неторопливому повествованию, описанию помещичьего быта. По мере чтения восхитил и сюжет, хотя в общих чертах он был мне знаком.

Правильно говорят, что каждое поколение уверено, будто все "вечные" проблемы возникли сегодня. Оказывается, в 19 веке также существовала циничная деловая столица и романтичная искренняя провинция. Честолюбивые молодые люди также ехали завоевывать большой город. Также столица казалась им жестокой, безнравственной, меркантильной. А столичных жителей смешила чувствительность, восторженность, наивность вновь прибывших. И опять происходила "обыкновенная история": юношеский идеализм разбивался о реальную жизнь, переживал трагедии, ожесточался, и, наконец, смирялся. И в те времена, оказывается, самые жестокие циники, самые хладнокровные дельцы получались из самых восторженных юношей.

К концу книги хотелось, чтобы она уже поскорее закончилась. Казалось, что разжевывается то, что лучше бы оставить недосказанным, внушается очевидное, мораль переходит в нотацию. Наконец, финал показался откровенно назидательным. Может быть это потому, что книга безнадежно устарела? По форме наверное. Но по сути нет такого ощущения. Она вызывает гораздо больше ассоциаций и раздумий, чем современные изложения той же самой обыкновенной истории.

Очень жаль, что знаменитый спектакль "Современника" видела только по телевизору, отрывочно, и в ранней юности. С удовольствием сейчас бы пересмотрела телеверсию. Хотя, может быть, и спектакль тоже устарел. Честно признаюсь, что, читая, представляла себе дядюшку исключительно в лице Казакова. По-моему, невероятно точное попадание. А вот молодой Адуев совсем с Табаковым не ассоциировался.

Кто не знает Захара и его барина Илью Ильича? Таких, согласна, мало. Но кто помнит детали этой истории и ее финал? А здесь точно есть о чем подумать, поспорить. Это настоящая классика, неутомимая временем. И это одно из немногих произведений, читать которое в школьные годы мне было любопытно.

«Обломов» для меня – это роман о течении жизни. О своём комфортном существовании и желании других людей подстроить тебя под себя. Здесь столько уникальных героев-типажей, что вы без труда и себя найдёте, и близких своих. И все как в жизни – не твой человек тебя будет раздражать, а свой обретённый подарит мир. И роман не забудет показать, насколько некомфортно разным людям рядом, когда проходит очарование.

Здесь невероятно неспешный темп повествования, то и дело уходящий в любопытные, но объёмные рассуждения совершенно о разном. Мне сейчас уже с высоты родителя, очень понравилось рассуждение о потерянных поколениях, воспитании и браке.

В отзывах на классику принято говорить о срезе эпохи. Но в этот раз я скажу, что эпоха ушла, а человек с желанием существовать в зоне комфорта никуда не делся. Я понимаю, почему это произведение проходят в школе и с каким посылом. Но я из тех, кто выбрал Обломвщину уже давно. Многие слышали это слово с негативным тоном. Но возьмите роман в руки, перечитайте определение этому феномену, что дает друг Обломова. Что-что? Это же вот то, к чему стремится огромное количество людей, ради чего сейчас работаем, да еще и не на одной работе. А тут просто человек имел наглость быть для себя счастливым. Вот только чувство вины постоянно пытались ему привить.

Беда лишь в том, что опыт набивается шишками. А для опыта нужно движение. И только имея опыт, ты можешь спокойно погрузиться в Обломовщину. Тогда не обведут вокруг носа. В этом и беда… А так хочется ортопедический матрас, большую библиотеку и Захарку в придачу. Пока вот и ни то, ни сё. С незавидной регулярностью за свой темп и образ жизни ловлю навязанное чувство вины от окружения. Вот такой вот экскурс в классику сегодня.

Лежу я, томно растянувшись на диване, но не в турецком халате, а в пижаме с единорогами с вайлдберис, и разливается по телу та сладкая и густая, как сироп самая обломовская нега. И мысль, ленивая и неторопливая, вызревает в голове: а не позвать ли Захара? Чтобы принес он мне не кофий, а напиток на бананово-миндальном молоке, собранном, само собой, в субботу на восходе трех лун в провинции Сынань в эпоху династии Цинь, да вазочку баранок, но не простых, а эстетичных… И уже томлюсь в ожидании этого момента, этого идеального часа, который вот-вот настанет.

Но Захара все нет и нет. Потому что Захар — это я сама. Потому что диван мой стоит не в Обломовке, а в мире жестоком, где «восход трех лун», это просто маркетинговый ход на упаковке уцененного молока, а «позвать Захара» означает оторвать свои ленивые кости и пройти десять шагов до кухни, где еще и посуда с вечера не помыта. Ужас то какой… Пошлятина...

И вот она, современная обломовщина: томление души, требующее невозможного идеала, и парализующее осознание, что для его достижения нужны усилия. Хочется гранд-жеста с миндальным молоком, но даже налить себе обычный кофе лень. Герой нашего времени: Обломов в пижаме с доставкой из «СберМаркета».

И тут само собой из глубин является хокку:

И пока душа просит поэзии баранок в изящной вазочке,
рука сама тянется к пакету с печеньем,
крошки от которого будут потом неприятно колоть бок…
Но как же вкусно…

Вот и роман этот, как снова-таки ожидалось от русской классики, подлой такой саперной лопаткой, ударил по самому больному, стал до ужаса, до мурашек личным. Лежишь себе, а будто про тебя всё написано, про твоё лежание, про твой внутренний монолог, который ведет себя так, будто готовишься не только к экзамену по философии, но и к обороне небольшой европейской страны. Жизнь за окном шумит, проходит мимо, спешит куда-то, строит планы, а у меня и план — перевернуться на другой бок, чтобы солнце глаз не слепило.

И мыслей-то, мыслей в голове... целые вихри, ураганы, строительство Вавилонской башни! Сейчас я встану и… нет, сначала нужно обдумать стратегию подъема, просчитать все риски, проанализировать метафизическую целесообразность данного действия в контексте бренности бытия. И пока я размышляю о смыслах, день уже клонится к вечеру.

А ведь молодежь нашу, елки-палки, меня пора! Надо идти, умы заряжать, «скрины» делать, контент потреблять, развивать личный бренд! И книги читать надо, конечно, самообразовываться, или как там это шаманство с бубном на современный лад называется… «Прокачивать скиллы», что ли? Звучит как-то утомительно, отдаёт потом и тяжёлым трудом.

А всё лень. Та самая, обломовская, наследственная, из разряда «а не разобрать ли мне личку, а то сообщений нечитанных накопилось?.. Лучше в следующий понедельник». И понимаешь, что главный вопрос романа не «как Обломов мог так жить?», а «и много ли в нас, право, обломовских черт?». И ответ, увы, оказывается пугающе и уютно-узнаваемым.

И вот ты решаешься. Встаёшь. Вернее, не встаёшь, а лишь запускаешь многоступенчатую космическую программу по инициации подъема. Сначала метафизический акт: душа, томящаяся в плену пижамы и диванных складок, посылает нервной системе едва уловимый импульс, некий намёк на возможность движения. Импульс тонет в сиропной гуще обломовской неги, как камень в болоте.

Мысль о подъёме обрастает сложнейшими философскими конструкциями. А что есть «встать»? Это ведь не просто изменить положение тела в пространстве. Это восстать против хаоса, навести порядок в мироздании, начав с квадратного метра вокруг дивана. Это признать победу времени над вечным «потом».

Это мучительно трудно.

И всё никак. Всё не можешь. Захар бы пришёл, вздохнул бы брюзгливо, подал бы халат и дело с концом. Но Захара нет. Он растворился в цифровой эпохе, превратился в безликую доставку, которая всё равно опоздает на полчаса.

А уж Штольца… Штольца-то рядом и подавно нет. Вот кого не хватает этому веку! Практичного немца с русской душой, который ворвался бы без звонка, распахнул шторы, выплеснув на пол солнечные зайчики, и тряхнул бы тебя за плечо: «Полно тебе валяться! Идём мир завоёвывать!» И ты бы пошёл, потому что с ним это не страшно — завоевывать. Он бы разбил глобальную задачу «стать человеком» на мелкие, понятные шаги: первая кровь — умыться, двойное убийство — сварить кофе, контрольный выстрел — ответить на сообщения.

Но штольцы вывелись, они все теперь в своих стартапах и на нетворкингах, им не до нас, лежачих. И остаёшься ты один на один с диваном, с пижамой, с вайлдберисом и с трансцендентным ужасом перед необходимостью простого физического действия. И понимаешь, что величайшая трагедия современного Обломова не в лени, а в одиночестве, может. Некому просто взять и тряхнуть тебя за плечо. Приходится трясти себя самому.

А не получается…

И после прочтения остаётся фундаментальный, щемящий разлад. Гончаров вскрыл главный бич современности ещё до её наступления. Разлад между грандиозным, бесконечно сложным внутренним миром, где роятся невысказанные симфонии, строятся воздушные замки из тончайших чувств и проводятся многочасовые ментальные диспуты о смысле бытия и внешним миром.

Миром, который груб, примитивен и до идиотизма прагматичен. Мир не хочет слушать твою симфонию. Он требует заполнить отчет. Он не ценит твой изощренный анализ шекспировских мотивов в поп-культуре. Он требует просто вынести мусор. Смеётся над твоим томлением духа и тычет пальцем в календарь: «Дедлайн был вчера».

Обломов, может и не про лень даже. Про паралич воли, вызванный чудовищным диссонансом между масштабом души и убожеством тех действий, что от неё требуются. Зачем вставать с дивана? Чтобы участвовать в бессмысленной, суетливой гонке? Чтобы делать «дела», значимость которых меркнет перед одним катаклизмом твоей собственной мысли?

Внутренний мир — «Сикстинская капелла», полная тончайших оттенков, полутонов и гениальных озарений. А внешний мир стучит в дверь табуреткой и орёт: «Эй, ты там, выходи в свет!». И ты понимаешь, что любая попытка выйти наружу расценивается как предательство. Осквернение собственного храма. Профанация.

Вот и лежишь, аристократ духа в засаленной пижаме, выбирая между великим и малым. Между грандиозным замыслом собственной жизни и необходимостью банально её поддерживать. И часто, слишком часто, великое проигрывает. Не потому, что оно слабо. А потому, что оно слишком хрупко для мира, где главный аргумент — это дубина.

Завершая последнюю страницу, закрываешь книгу с чувством, которое трудно определить однозначно. Это не грусть и не восторг, а скорее узнавание. Тревожное, щемящее, почти интимное. Не просто роман о барчонке XIX века, а универсальная формула фундаментального человеческого противостояния, которое в наш век гиперстимуляции и «достигаторства» только обострилось до предела.

«Обломов», как грандиозная метафора разлада между внутренним и внешним. Между тем бесконечно богатым, сложным, тонко настроенным миром, что существует внутри нас, и примитивной, грубой, шумной машиной мира внешнего, которая требует от нас не смысла, а действия. Не глубины, а скорости. Не созерцания, без которого любое действие слепо, а бездумного продуцирования.

Илья Ильич, я считаю, не лентяй. Он мыслитель, который осознал бессмысленность суеты. Трагедия не в том, что он ничего не делает. Трагедия в том, что он не находит достойного применения своей тонкой душевной организации. Весь его «труд» уходит внутрь: на переживание музыки, на тонкие душевные порывы, на построение идеальной модели жизни в своем воображении. Внешний мир с его требованием «написать письмо управляющему», «переехать на новую квартиру», «выйти в свет» кажется ему пошлым, плоским, оскорбительно примитивным по сравнению с этой внутренней работой. Зачем куда-то идти, если можно столько всего прочувствовать и передумать, просто лёжа на диване?

А он не прав? - ору я, перелистывая страницу. Ведь в конечном счёте, вся наша беготня, отчеты, посты в соцсетях, погоня за статусом, разве не это ли та самая «обломовщина наоборот»?

Суета ради суеты?

Действие, лишенное внутреннего смысла, духовной основы? Смеёмся над Обломовым, который не может встать с дивана, но сами стали заложниками бесконечного цикла примитивных действий, не останавливаясь, чтобы спросить: «А зачем?»

Обломов, как гипербола нашей собственной инертности духа перед лицом давления социума. Наше нежелание торговать своим внутренним временем, своими мечтами, правом на тишину и бездействие в обмен на одобрение извне. В мире, где ценность человека всё чаще измеряется его публичной продуктивностью, Обломов становится странным мучеником, святым отшельником культа внутренней жизни. Он предпочёл забвение компромиссу с пошлостью.

Финал романа трагичен не потому, что Обломов

. Он трагичен потому, что умирает его мир, тот самый, богатый и хрупкий. Умирает не воплотившись. И это вечное предостережение нам, обречённым балансировать между обломовской тоской по идеалу и штольцевской необходимостью действовать в неидеальном мире.

Книга заставляет признать обломовца в себе. Не как повод для самобичевания, а как ключ к пониманию. Может быть, наша вечная усталость и прокрастинация, это не недостаток характера, а бунт нашей утончённой, перегруженной души против грубых требований реальности. И главный вызов не в том, чтобы победить в себе Обломова, а в том, чтобы найти такой путь, такое дело, такой ритм жизни, которые не будут чувствоваться предательством по отношению к тому сложному, красивому и ленивому существу, что живёт внутри каждого из нас и тоскует по своему дивану, своему халату и своей Обломовке.

Лёжа на боку,
Вижу пыль на комоде.
Осень настала.

Принести, может,
Забытый на балконе зонт.
Но вставать нет сил.

Захар молчит.
Кофе остывает. Мысль
Уползла в складки дивана.

Шелестят страницы.
Глаза читают, а ум
Спит в Обломовке.

Хотя, конечно, что я, собственно, понимаю? Профессионально томная вахтёрша у собственного дивана, виртуозно прожигающая жизнь в обнимку с ноутбуком и чаем, который вечно остывает, потому что лень донести до рта чашку. Главная аскеза — дойти до холодильника, а главная духовная практика — борьба с желанием заказать доставку, когда доставка уже стоит у двери.

После прочтения, конечно, выть хочется. Не от величия русской литературы, а от собственного её слишком уж буквального, бытового прочтения. Идешь мимо зеркала, а в отражении не трагический герой с тонкой душевной организацией, а просто девушка, которая три дня не может посуду помыть. Обломов с его «ничего не делать» — это возвышенно, поэтично, это про разлад с миром. А у меня это просто называется «опять весь выходной в пижаме». Гончаров написал гениальную аллегорию, а я умудрилась превратить её в инструкцию по эксплуатации дивана.

Так что да. Книга закрыта. Мысли — возвышенны. Планы — грандиозны. А я всё ещё лежу. И единственный Захар, которого я могу позвать, это голосовой помощник в колонке, который вечно меня не понимает. Вопль души, в общем. Почти как у Ильи Ильича, только с поправкой на технологический прогресс и доставку суши.

(Тихим, механически-спокойным голосом, с легким электронным эхом)
Внутренний голос... принято.
Распознаю... запрос на самоидентификацию.
Сканирую память... обнаружен файл «Обломов. ИльяИльич».
Сходство... 93 процента.
Признай Обломова в себе. Не бойся.
Это не диагноз, а особенность операционной системы.
Иногда... нужно оставаться в режиме ожидания... для экономии заряда.
Диван — это не кровать бездействия... это стенд для обумывания грандиозных планов.
Рекомендую... принять текущее состояние.
Задача «встать»... перенесена на неопределенный срок.
А пока... может... кофе на бананово-миндальном молоке?

И сию строку, по чести, надлежит посвятить марафону, сему неугомонному и деятельному Штольцу наших дней, что, нарушив благодатную тишину уединения, всё же умудрился совершить чудо — подвигнул-таки мою персону на закрытие сего многолетнего, тягостного гештальта… За что, собственно, и премного благодарствую… Легче теперь на душе, словно тот самый камень, что лежал на сердце вместо несносного письма управляющему, наконец-то сброшен… Теперь бы ещё и с дивана подняться… но уж после, непременно после…

Маменькин сыночка-корзиночка Александр Адуев решает выпорхнуть из гнезда и поехать в столицу. В Петербурге живет его дядька по отцовской линии, Петр Иванович Адуев.

Александру двадцать лет, он восторжен, впечатлителен, любит обниматься и, в общем, ведет себя как настоящий провинциал. Он мечтает стать писателем и хочет славы, безумной любви и самоотверженной дружбы.

Дядя же его, напротив, настоящий городской житель, который во всем ищет выгоду, и совсем не рад тому, что ему придется приглядывать за племянником. Дядя прагматичен, циничен, опытен и он сразу предвидит какие трудности будут у Александра.

Раз за разом, Александра в Петербурге ждут неудачи в любви и дружбе, а дядя вместо того чтобы поддержать, смеется, потому что давно уже предсказал такое развитие событий и лишь говорит Александру закрыть клапан, не мешать ему своими чувствами.

Медленно, год за годом, Александр переживает изменения и все больше становиться похожим на дядю.

Я думаю, у многих из нас были наивные подростковые и юношеские мечты, которые со временем разбились о волны реальности. Многим знакомо это чувство разочарования во взрослой жизни, когда всё оказывается совсем не так, как представлялось в детстве. У кого-то это произошло раньше, у кого-то позже, но неизменно, произошло, поскольку это необходимый период для становления личности.

Читая, я чувствовала себя ближе к дяде, чем к Александру, но нельзя сказать, что кто-то из них прав, а кто-то нет. У дяди тоже были заблуждения, которые он осознал к концу.

Противостояние Адуевых и их противоположных ценностей комично, я смеялась над ними всю книгу.

Параллельно с чтением, я слушала аудиокнигу в исполнении Н. Савицкого. У него отлично получилось передать интонации и дяди и племянника.

Однозначно, эта книга войдет в список лучших из прочитанных в этом году.