
Ваша оценкаРецензии
Аноним18 февраля 2021 г."Это наша с тобою земля, это наша с тобой биография"
Читать далееОчень понравилось.
Долго не могла начать чтение этой книги, на первый план выходило предубеждение, зародившееся от неосторожной реплики одного рецензента — антисоветские воспоминания. Не люблю я подобный крен у авторов, но всё же время пришло, взялась и прочитала. С полной уверенностью говорю, в книге нет ничего антисоветского, есть объективные факты жизни человека на фоне жизни страны. Лилианна Лунгина независима и честна. Пусть её взгляды в чём-то не укладываются в общепринятые нормы, но и противодействия не вызывают, да и сама она в конфронтацию с властью не вступала. Она вспоминает то, что было со страной, с людьми, то чему были свидетелями миллионы, то, через что прошлось пройти тысячам невиновных ни в чём людей. Так ведь всё было. Опять же, надо помнить, что книга написана на основе сериала, снятого в феврале 1997 года. Сам фильм уже история.
Прочитала залпом, за два вечера. Не могла отвлечься ни на что, пока не добралась до перечня иллюстраций, а их в книге много, и все незабываемы и ассоциативны. Даже не знаю, как назвать это произведение: биография, мемуары, рассказ о жизни — эти слова не дают полного представления.В предисловии Олег Дорман говорит: «Эта книга представляет собой запись устного рассказа Лилианны Зиновьевны Лунгиной о своей жизни». В широком смысле можно сказать, что эти воспоминания — разговор с читателями на упреждение, на долгую память потомков, чтоб новые поколения были мудрыми, знали, как и что было, и не повторяли ошибок прошлого. Монолог идёт не прерываясь, содержит огромное количество важных событий, личных прожитых эпизодов, встреч, разговоров, деталей, имён, и всё это плотно спрессовано в историю её жизни и крепко завязано с историей страны. Очень емко - люди, события, подробности, за один раз всё постичь невозможно. Это первое знакомство с данной историей, и я буду ещё возвращаться к ней.
Удивляет отличная память рассказчицы на события и людей, особенно людей. Все, с кем пришлось встретиться в жизни, нашли часть её теплого упоминания, за редким исключением. Однако и о неприятных встречах Лилианна Зиновьевна говорит без обиды, просто ставит этот факт на место, словно деталь мозаики, ведь без них картина будет неполной и неверной. Она помнит не только события, но и свои ощущения, чувства, которое испытала при этом, ассоциации, мысли возникшие ответом на этот случай. Да и у меня, по ходу рассказа Лилианны Зиновьевны, из подсознания выползло много забытых деталей и ситуаций собственной жизни, порой настолько мимолётных и незначительных тогда, и понятных теперь.
Ничего не приукрашивая, не умаляя собственных некрасивых поступков, она поминает родителей, с горечью говорит об отстранённости от них, как жила своими делами. Не додала им тепла и теперь отзывается стыдом, что мало навещала отца в больнице, что тайно сбежала, оставив маму в Набережных Челнах. Эмоциональная тупость - вот какими словами обобщает свою безучастность, и говорит, что такие вещи надо помнить, чтобы в подобной ситуации не повторять. Много и подробно рассказывает о личной жизни родителей, и мы узнаём, какими они были, а были они незаурядными.
Много хороших слов сказано о школе, так много давшей в становлении личности: «...если бы не школа, я была бы другой»; и о школьной дружбе, пронесённой через всю жизнь. Много верных друзей дали школа, институт, да и вся жизнь: «...мы притирались, как камушки друг об друга...», отмечает она. Если дружба возникала, они держались рядом всегда, даже если, и географически далеко, никто не терялся из орбиты. Очень достойная позиция. Рассказчица представляет нам целую эпоху в лицах, широкую панораму личностей и времени, пролетевшего через все их жизни. Лиле было почти 14 лет, когда они с мамой вернулись в Москву. На дворе стоял 1934 год. Объяснять не приходится, мы хорошо представляем, какие периоды впоследствии выпали стране и людям: — это предвоенные репрессии 36-40 годов, война, послевоенные репрессии, борьба с космополитизмом, недолгая оттепель, переломные 80е, бандитские 90е, и, через все ступеньки пришлось пройти. Потому и говорит она: «Обо всем этом, конечно, полезно напомнить тем, кто забыл, и рассказать тем, кто не знает. Мне хотелось бы передать это молодым…», — и имеет на это право.
Много внимания уделяет она личной жизни: считает, что несказанно повезло с мужем, гордится им и сыновьями: отмечает, что второй подарок судьбы — встреча с творчеством Линдгрен: «В рабочем плане я вытянула невероятно счастливый жребий. И то, на что я злилась… Вот сделала бы французскую книжку, никто бы ничего не заметил, и я бы ничего не заметила. А тут я попала в изумительный мир совершенно замечательной детской писательницы Астрид Линдгрен». С этого момента она стала настоящим переводчиком и была убеждена, что «Переводить — огромное счастье. Искусство перевода я бы сравнила только с музыкальным исполнением. Это интерпретация. <…> Человек, когда переводит, расписывается, пишет свой портрет, чувствуется, каков он есть».
Она очень искренна. Мы все понимаем, мемуары вещь отфильтрованная временем, даже признавая ошибки и стыдные моменты, будучи предельно честным человеком, рассказчик всё равно внесёт свою трактовку. Я не исключаю, что и в данных воспоминаниях такие моменты есть. Главное то, что Лилианна Зиновьевна любила родных, друзей, книги, и успела полюбить свою горькую родину.
Запись воспоминаний на плёнку была сделана в феврале 1997 года, а 13 января 1998 года Лилианны Лунгиной не стало.
Жизнь безумна, но все-таки прекрасна. Она безумна, страшна, ужасна, но вместе с тем прекрасна, и я все-таки думаю, что хорошее в ней преобладает над плохим <…> главное в этой жизни — люди, и людей замечательных гораздо больше, чем предполагаешь. Значит, все-таки хорошее побеждает плохое. Посмотрите, сколько замечательных людей попалось на нашем пути. Надо внимательнее присматриваться к людям вокруг. Может быть, не сразу увидишь, что они замечательные, — надо дать себе труд разглядеть то, что несет в себе человек/621,2K
Аноним19 января 2025 г.Читать далееКогда мне посоветовали эту книгу в «Новогоднем флешмобе» ни о героине книги, ни об авторе я не знал ничего, но причин чтобы от неё отказаться не было, так что вызов оказался принят. В различных вводных материалах к основному повествованию оказалось много интересных фактов. Во-первых сказано, что это не было изначально книгой, это преобразованная в текст версия видеоинтервью. Во-вторых Леонид Парфёнов лестно отозвался о книге, среди его слов находится лучшая рецензия на эту книгу:
эти мысли вслух рождаются сейчас, в момент произнесения, и задают ритм речи, который, завораживая, держит, не отпускаяНу и в-третьих Олег Дорман немного приоткрыл детали биографии своей героини, и выяснилось, что среди прочего Лилианна Лунгина перевела книги о Карлсоне и о Пеппи Длинныйчулок, то есть не так уж героиня и не знакома. А вступительное слово с перебором вариантов имени героини (Лиля Лунгина, Ли́ли Ма́ркович, Лили́ Маркови́ч, Лили́ Имали́) в зависимости от того где она жила (к четырнадцати годам пожила в четырёх странах), окончательно настроило на позитивное отношение к книге.
В жизни Лилианны Лунгиной уместилось много событий и встреч. В детстве она пожила в Германии, Полестине, Франции, чуть не отправилась с матерью в США, но оказалась в СССР. Сформировавшаяся в европейской культуре личность девочки оказалась не подготовленной к таким переменам. Даже приходилось искать оправдание царящей системе. Новая страна её абсолютно не впечатлила:
Мне, конечно, это показалось немыслимо убогим; мебели почти никакой, самое необходимое — диван, письменный маленький столик у меня, у папы — большой письменный стол и тоже диван, а у мамы еще обеденный стол, четыре стула и какой-то шкаф. Вот мебель этой роскошной квартиры. Но по разговору я поняла, что это здесь считается пределом роскоши, что все завидуют, что это невероятная удача, что это все-таки удалось получить.Да и появилась Лиля в СССР на пороге большого террора, не самое лучшее время для переезда, особенно учитывая привычку ничего не скрывать в разговоре. Но обстановка и окружение быстро и надолго исправили это
Признаюсь, к своему стыду: мне потребовалось время, чтобы научиться не поднимать руку вместе с другими. На том факультетском собрании, когда мы должны были проголосовать за осуждение Ахматовой и Зощенко, я прекрасно знала, что у меня не хватит сил воздержаться перед этой аудиторией, которая готова их растоптать. Но в то же время я не могла голосовать как все. Это была настоящая пытка. В конце концов я решилась уйти до голосования, но прежде убедила всех сидевших вокруг, что у меня страшный приступ мигрени. И даже этот малодушный поступок стоил мне огромных усилий — настолько я боялась уйти из зала.Но не только террор встретила героиня после переезда. Как и для новой страны так и для неё хватило драматических событий: братание с Германией и последовавшая война, победа и усиление репрессий, кампания против евреев и «дело врачей-вредителей», оттепель и оказание социалистической помощи Чехословакии. За всем этим (и не только этим) Лилианна наблюдала и делала выводы. Кроме того хватало у неё и встреч с интересными людьми о которых она с удовольствием рассказывает. На всякое событие, на всякую персону у неё свой взгляд, со стороны совершенно неожиданной, взгляд на жизнь сформировавшийся ещё в европейском детстве, которое могло не пойти на пользу в жизни в советском государстве
Тот факт, что меня не арестовали, хотя я провела детство за границей, был весьма серьезным основанием меня подозревать. Тем более что я имела привычку говорить что думала — в пределах возможного.Книга вышла замечательная, хотя о работе переводчиком тут нет почти ничего. Не всегда в центре находится сама героиня, она порой рассказывает о других людях и других событиях. А по тому как человек говорит о других, тоже можно составить портрет говорящего. Лилианна Лунгина если и отзывается плохо о ком-то, делает это имея 100% информацию, что человек на самом деле поступил плохо. Всё повествование не ритмичное и не тянется в строгом порядке, порой возникают значительные перерывы в описании, рассказ выходит немного раздробленным. Но это не портит впечатления от книги. В итоге все эти фрагменты, кусочки, осколочки складываются в огромную захватывающую картину жизни.
58676
Аноним8 мая 2019 г.«ЖИЗНЬ БЕЗУМНА, НО ВСЁ-ТАКИ ПРЕКРАСНА»
Читать далееОдноименный фильм не смотрела, а книга производит сильное впечатление. Автобиография Лилианны Лунгиной, переводчицы, познакомившей нас с Карлссоном и Пеппи Длинныйчулок, — это история всего ХХ века.
Детство во Франции и Германии, переезд 13-летней девочкой в СССР в начале 30-х годов, учеба в легендарном ИФЛИ — это было поколение Павла Когана и Давида Самойлова, практически полностью погибшее во время Великой Отечественной. Эвакуация в Набережные Челны и работа в районной газете, на руках — больная мама, не дожившая до Дня Победы.
Интереснейшие главы о жизни творческой интеллигенции в послевоенные годы, в 60-е. Такие имена, как Солженицын и Хрущёв, Бродский и Евтушенко, Твардовский и Синявский.
В книге много фотоматериалов, она воспринимается одновременно как хроника и семейный альбом.
На фоне моды на советский винтаж, а также многочисленных художественных фантазий на эту тему пусть даже талантливых авторов, документальное повествование воспринимается на редкость органично и достоверно.
583,1K
Аноним11 августа 2021 г.За каждой строчкой..
Читать далееИстория жизни любимой переводчицы со скандинавских языков невероятна и удивительна. Лилиана Зиновьевна-потрясающий души человек, который искренне и открыто рассказывает о различных сторонах жизни своей, своих близких и страны, той великой и могучей страны, которая развивалась и рушилась на ее глазах. Путь родителей, многих близких друзей, просто людей, оказавшихся на ее жизненном пути невообразимы, иногда страшны, иногда счастливы.Причем автор не делает упор на собственном мнении, не навязывает читателю свое мышление, а предлагает ознакомиться и самому вывести формулу. Порой читать было страшно, вопросы антисемитизма, репрессий, сотрясающие страну в то время, огромное количество поломанных жизней. НЕ будем говорить о том, кто виноват. Виновата адская система, во главе которой стоял не один человек, а шестеренки смазывали этой системе на местах, личности, желающие выслужиться, получить благодарность, еще большую власть. Вообще по мере прочтения невозможно равнодушно относится к данному вопросу и рассматривать только личность Лунгиной, потому что перед нами проходит ЭПОХА и нам так или иначе придется в ней поучаствовать, почувствовать.
Но то как протекала жизнь автора, со сколькими интересными людьми она общалась -это нечто. Такого удовольствия от процесса чтения я давно не получала. Самое сложное было себя тормозить и не проглотить книгу за вечер-два, а такое поверьте мне возможно. Ее необыкновенная любовь к мужу, который также обожал ее все 49 лет брака, их взаимное уважение, воспитание сыновей, испытания, которые они проходили, крепко держась за руки вообще достойны восхищения. Книга великолепная, читать было одно удовольствие, а об атмосферности вообще молчу, каждую главу будет ощущение единения с Лилианой и той жизнью, которую она достойно прожила. Спасибо Вам, Лилиана Зиновьевна за лучшие и любимые переводы литературной жемчужины моего читательского и человеческого сердца Астрид Линдгрен.57891
Аноним30 марта 2018 г."Я помню..."
Читать далееСложное отношение у меня к этой книге. Двоякое. Интересны были воспоминания расказчицы о детстве, родителях, путешествиях в Германию, Францию, Швейцарию и другие страны. О повседневной жизни и различных впечатлениях ранних лет, общении с представителями искусства и культуры, встречах с иностранными писателями.
Но...
Есть такая удивительная категория людей, которые, имея многое из того, чего другим и не снилось, убеждают себя и других, что жизнь тяжела. И, наверное, их собственные слова о том, что счастливы они всё же были, звучащие в их рассказе неоднозначно, играют какую-то мистическую и только им понятную роль. Мне вспомнилась пара примеров, когда:Еще в школе, каждый раз перед экзаменами, нудили и всем без разбору жаловались на то, что они "ничего не знают" только отличники и каждый экзамен, естественно, сдавали на отлично.
Человек беспрерывно в течение многих лет говорил о том, что безденежье совсем замучило, но при этом доходы были весьма приличные (менялись старые машины на новые иномарки, покупались квартиры в новостройках и делались дорогущие ремонты в этих квартирах - и, да, всё это именно во множественном числе).Эта автобиография примерно в том же ключе. Книг подобного жанра мне довелось прочитать немало, и обычно с удовольствием берусь за их чтение. Здесь поначалу и к концу было то же, но, к сожалению, разочаровалась да и устала я от политики, занимающей 80% всего повествования. Ожидалось совсем иное. Лунгина была интересна мне, в первую очередь, как человек, связанный с литературным миром, а не как оценщик сталинской эпохи и людей того времени, оказавшихся в жерновах репрессий (на эту тему есть масса других книг). Сталин, аресты, фашисты - большая часть книги об этом.
А ее рассуждения на тему "Так жили/отдыхали все" (сравнивая собственную жизнь с жизнью других людей) меня просто обескураживали, как, например, каникулы в Париже. Было ощущение, будто Л. Лунгина на пару дней заехала из родной Франции в Советский Союз, посмотрела на всё творящееся в нем, но ей пришлось задержаться в чужой стране, т.к. выезд был временно запрещен. Очень точно сказала о себе сама Л.Лунгина: "Девочка с парижским прокладом". А еще возникло ощущение, что автор либо что-то не договаривает, либо лукавит, т.к. совершенно немыслимо было в то время антикоммунистическое геройство (пусть только и словесно на собраниях) без соответствующих последствий пострашнее временного исключения из комсомола.
В общем, в каких-то я растрёпанных чувствах. Не сложилось с книгой и расказчицей. Не прониклась. Трагичным был тот период, это несомненно. Но говорить о трагической жизни самой Лунгиной не приходится. Удачный полувековой брак с любимым человеком, двое сыновей, няня-домоработница в доме, большая квартира в Москве, уважамые преподаватели в школе и институте, аспирантура со стипендией, много преданных друзей, хорошая работа, походы в театры, встречи с талантливыми людьми, никаких репрессий, нищеты или голода, никаких копаний окопов (как у других женщин во время войны <по её рассказам>). Громкие слова о смелости своей и своего близкого окружения, о "протянутой руке помощи" и тут же отказ от подписи в защиту Галича ради поездки на короткое время в Париж... Как она сама сказала "мне всегда везло", "еще раз жизнь мне улыбнулась". Трогательными воспоминания я бы не назвала, скорее сентиментальными. Почти ни слова о своей семье (муже, детях), всего лишь несколько строк о переводческой деятельности. Огромный исторически-политический пласт, важный, сложный, болезненный и, в то же время, осталось неприятное впечатление от самой Лунгиной и ее изложения таких тяжелых событий через призму "парижского проклада".
531K
Аноним5 октября 2018 г.Читать далееДля тех, кто не знает, кто такая Лилианна Лунгина, поясняю: это талантливый переводчик художественной литературы, подарившая русскоязычному читателю переводы книг Астрид Линдгрен, Бёлля, Виана, Гамсуна, Дюма, Ажара и многих других. По совместительству Лилианна Зиновьевна является матерью известного сценариста и режиссёра Павла Лунгина, лауреата Каннского кинофестиваля. На примере этого семейства можно сказать, что талант родителей не отдохнул на детях.
К своему большому упущению, я не видела сериал Олега Дормана, но после прочтения воспоминаний обязательно посмотрю. Мне нравится мемуарная литература. Кажется, что, благодаря подобным книгам, мы можем общаться с выдающейся личностью напрямую, без посредников. Наверно, можно с уверенностью сказать, что мемуары – это документальная литература с минимальным искажением фактов.
Я представляла Лилю, играющую с белой козочкой и мечтающую о коляске для куклы. Вот она дружит с девочкой из богатой немецко-еврейской семьи. В столь маленьком возрасте Лиля понимает, что быть еврейкой значит быть кем-то особенным, но хорошо это или плохо, пока было неизвестно. Лунгина вспомнила даже о детской книжке, с которой она не расставалась даже спустя 65 лет. На мой взгляд, писать о таком - довольно интимное занятие. А Людвиг? Так это же вообще… от любви до ненависти один шаг, как говорится. Я могу понять маленькую девочку. Ревность обоснована. Я бы тоже на её месте ревновала. Как же обидно за любимого отца!
У Лилианны Лунгиной очень интересная судьба. Начиная с ранних лет, девочке пришлось переезжать с места на место. Германия, Палестина, Франция… А потом Лиля с мамой приехали в Советский Союз, и девочка увидела жизнь в самых худших её проявлениях. Её удивляло то, что были семьи, где вместо обеда пили чай с сахаром (когда он был в наличии). Обожествление Сталина удивило Лилю, ведь она видела, как плохо жил народ, но Вождь всех времён и народов утверждал, что «жить стало веселее». Попробуй ему возрази!
Необыкновенно интересно приоткрывать занавес и заглядывать вглубь истории ХХ века. Думаю, это полезно современному и следующему поколениям, потому что знать, как было нужно для того, чтобы не повторять ошибок предков.
Воспоминания Лунгиной потрясли меня. Каждый раз, когда мне попадаются книги об эпохе Сталина, то меня бросает в дрожь. Думаю, что я не одинока в этом ощущении.521,3K
Аноним20 июня 2012 г.Читать далееНаписано в рамках флэшмоба "Дайте две!"
Если бы это была художественная литература - ни за что не стала бы читать... Если бы я не знала, что однажды перед камерой сидела, хоть и уставшая, но вполне благополучная, состоявшаяся 77-летняя женщина, я умирала бы от страха каждую страницу за эту хрупкую, юную, голубоглазую девочку. Такую искреннюю, но немного взбалмошную, такую не-советскую, наивную и проницательную одновременно... Смелую и - слава Богу! - удачливую.
Ей часто встречались хорошие люди, жалели ("Меня трудно было не пожалеть!", - говорит Лилиана). Да и она, вполне осознавала, что жалеют, что она нравится людям, что обаятельная, умненькая, почти-заграничная девочка с хорошим слогом и хорошим вкусом. Талантлива? Ну... не гениальна, иначе книга вышла бы совсем другой - о работе, о переводе, о языке, а она об эпохе.
Да, не гениальна, но уж каких даров отсыпано свыше - те использованы полностью, на сто процентов. Но об этом после. Сейчас о страхе.
Какое вещественное описание страха - ледяного, скользкого, проникающего под кожу, парализующего - и этот страх постоянно оправдывался. Каждую ночь люди слушали подъезд: хлопание двери, тяжелые шаги, динные наглые звонки в двери (сегодня в нашу или в соседскую?), каждый день люди покупали и сушили хлеб... Узелки с бельем и сухарями хранились у дверей, чтоб, значит, сразу все было готово... Это ведь не фантазия, люди слушали потому, что по ночам действительно приходили. Каждую ночь приходили.
А потом война. И снова - детали, детали жизни, так реалистично передающие ужас...
И вот я дочитываю до эпизода, когда Лиля с мамой прибывают в Набережные челны (это сейчас город, а тогда - нищая татарская полу-деревня) и никто не желает сдавать им жилье: денег-то у москвичек нет и не будет, это всем ясно. Наконец договариваются с одной татаркой за вещи. Каждый месяц москвички отдают один свой наряд хозяйке, кончатся вещи - съезжайте. "И эта татарская девочка не стесняясь носила мои наряды," - сетует Лиля, - "и говорила, что это вы раньше в Москве своей шикарно жили, а теперь вот нам отдаете и это только справедливо".
И тут, знаете... жалко мне так стало обеих... И Лилю, и эту нищую девочку-татарку... Лиля-то вернется - к Москве, к друзьям, к своему престижному институту ИФЛИ, к поклонникам и богемным тусовкам, пусть и голодные будут годы, но какие насыщенные. А девочка та, со своей нищетой и завистью останется... И Лилина ношенная кофточка будет самым шикарным моментом ее жизни. Да и в чем ее упрекнуть? И кто ее упрекнет? Что сделаешь, такая жизнь... И кто поручится, что достойно пройдет испытание нищетой и не позавидует?Оправдана такая концентрация политики в воспоминаниях - коммунизма, фашизма, антисемитизма, страха, смертей, расстрелов, ссылок, смерти Сталина. И оправдана эта погоня за предателями. Тот предавал, этот доносил, пишет Лиля, называя людей по именам. Она заслужила это право, да и они заслужили быть названными.
И если бы на этом книга кончилась, я бы поставила пять звезд и занесла в любимые. Но она не кончилась.
Вот Лиля и Сима-муж, вполне благополучные, устроенные. имеющие доступ к благам если не первого, то второго эшелона, как творческая интеллигенция и... Лиля продолжает охоту на предателей. Кто что сказал, кто не сказал, кто подписал, кто не подписал и опять с именами и фамилиями. Но во всей этой феерии предательства и благородства она ничего не пишет о двух людях: Лиле и Симе. Они-то как? Судя по благородному гневу, они не из конформистов. Судя по неотлученности от кормушки, они власть ничем не раздражают. Ну да, однажды подписала какое-то письмо и боялась. А другой раз сильно хотела в Париж и не подписала - боялась, что не выпустят.
Лиля много пишет о том, как система меняла людей, их психологию, а я вижу, что и Лилю она изменила... А кого бы не изменила?
Она не святая и никто не свят. Но она искренна, как почти никто. Попробуйте, если не верите - удастся ли рассказать о жизни, себя не оправдывая?
Прожила, как могла, часто делая добро, редко - зло, любила друзей, родных и книги.А через полгода после интерью она умерла.
Она всё рассказала, дальше живите сами.51218
Аноним27 мая 2025 г.Гул затих. Я вышел на подмостки
Я решила откладывать написание рецензии до тех пор, пока точно не решу о чем хочу писать. Читая книгу, я постоянно забывала о том, кто такая Лиля Лунгина. По какой-то причине я ограничила ее строгими рамками. Решила, что она переводчица, которая подарила советским детям Карлсона, Пеппи, Эмиля. И все. Только так и только об этом. И эта моя категоричность чуть не испортила впечатление. Потому что история Лунгиной это не только работа. Это еще и страх, боль и большая любовь.Читать далееЭто начало для рецензии я написала больше месяца назад. В тот момент Подстрочник слишком сильно меня задел. Поднял совершенно забытые мысли. Не заставил смотреть на мир другими глазами, но словно бы заставил снова на него смотреть. Я постоянно возвращалась к воспоминаниям Лунгиной и не уставала восхищаться стойкостью героини книги. Есть книги, после которых какое-то время не хочется читать. А есть такие, которые наоборот разжигают в тебе что-то. Подстрочник действительно разжег во мне что-то и это что-то какое-то время запрещало мне рассказывать истории.
Я люблю притягивать в рецензии что-то свое. Почти для каждой книги у меня будет своя история. История первой встречи, долгой любви, скоропостижной смерти. Иногда они появляются внезапно. Начиная писать, я еще не знаю о чем буду писать. Это каждый раз что-то неожиданное. И может поэтому у меня так долго не складывалось с этим отзывом. Я не хотела рассказывать истории, потому что все они ничего не значат в сравнении. И не знаю почему я вообще решила, что нужно сравнивать.
Лилианна Лунгина подарила Карлсона и Пеппи не только советским детям. Мне тоже подарила. И встречи с некоторыми книгами была неожиданными и сокрушительными. Я помню как лечила разбитое сердце с Пеппи и встречала рассветы с Карлсоном. Представляла рядом Астрид Линдгрен. Ее сияющие глаза были на обложках книг и от этого знакомы с детства. Но я каждый раз упускала из вида того, благодаря кому я смогла прочитать эти книги. Дети редко задумываются о том, кто переводил книгу. Уже взрослая я влюбилась по уши в Чуковского-переводчика, а теперь прониклась уважением к Лунгиной.
Но Лунгина это не только про переводы, Лунгина - это про стойкость.
Жизнь прожить - не поле перейти(никак еще не могу вывести из головы Пастернака). И чтобы понять жизнь Лилианны нужно выслушать ее. Я выслушала и на какое-то время потеряла способность рассказывать. И это важно. Важно уметь слушать. Потому что слушая других можно много понять о себе самом.
50483
Аноним3 декабря 2020 г.Читать далееПриступая к книге, хотела познакомиться с жизнью человека интересной для меня профессии, с жизнью, фоном к которой была страшная во многом, но и в чем-то счастливая эпоха. Но получила я в итоге какой-то политизированный и сочащийся негативом текст. О родителях и счастливом детстве несколько глав, а потом о детях, муже совсем мало, чуть больше о творчестве.
Но огромный массив текста - это обличительная речь в адрес эпохи, людей и страны. Я не говорю, что все только цветочки тогда в 30-40-ее нюхали, но автору повезло, невероятно повезло, что все практически обошло ее стороной. Она жила с комфортом, она не попала в лагерь, она не мерзла в окопах на фронте или в госпитале не работала под бомбами, она получила хорошую профессию, вращалась в приятном кругу интеллигентных и образованных людей.
Лунгина была "страшно, страшно далека от народа", который позволяла себе осуждать быстро, жестко и бескомпромиссно. Причем осуждать за то, что потом же себе милостиво прощала. Эпизод с поездкой в Париж просто ошеломляет степенью лицемерия. Словно со стороны автора страдать и идти против системы значило просто высказывать всем свою позицию, но дальше высказывания она не заходила. Жила себе в теплом и уютном мирке, высокомерно поглядывая на быдло т.е. на весь народ, исключая ее близких и друзей.
В общем, совершенно неприятное впечатление произвели на меня эти воспоминания с хрустом французской булки.481,1K
Аноним29 января 2018 г.Читать далееЭто будет очень длинная простыня. Я хочу объяснить свою негативную оценку книге, которую многие хвалят.
Лиллианна Лунгина рассказывает о своей жизни. Это её рассказ, она вольна говорить о том, что больше запомнилось, что затронуло, и расставлять акценты там, где считает нужным. Но я это выдержала с трудом. Дело в том, что всё свое повествование она намеренно ведет через призму раскрытия ужасов советского режима. Процентов 70 (семьдесят!) книги так или иначе посвящено тому, как тяжело было жить в Советском Союзе. То есть большая часть рассказа о жизни человеческой, жизни женщины, жены и матери, человека, занимающегося делом интересным и, в общем-то, любимым не посвящена по сути ничему из перечисленного. Всё это упоминается постольку, поскольку помогает показать, как невозможно было жить.
Я не питаю к Союзу никакой любви, не хочу его вернуть, не считаю, что «Сталина на вас нет». Но я категорически не люблю, когда кто-то начинает ругать наше прошлое вот так огульно обвиняя всю страну потому, что де в ней хуже, чем в Европе. А она делает это всю книгу. Практически каждая из 67 небольших глав сводится к тому, что жить было невозможно. Ах, трехкомнатная квартира, но дом без лифта, подниматься нужно по настилам, минимум мебели. Поездки в Коктебель, две очень хорошие школы, чудесный вуз (ИФЛИ по описанию Лунгиной чем-то напомнил вторую физико-математическую школу), вокруг неё, по её же словам, всё время прекрасные ребята – умные, образованные, интеллигентные, культурные. Всё время собирались в месте, общались… Из всех глав, посвященных той, довоенной, школьно-институтской жизни, выпавшей на время эпохи большого террора, создается ощущение, что эти замечательные ребята собирались вместе только для того, чтобы поговорить о высоком и осознать весь ужас, абсурдность и жестокость советской государственной машины. В сравнении с этими историями герои книги «Завтра была война» - художественного произведения, основной задачей которого было показать как раз весь ужас арестов, отречений детей от родителей – выглядят гораздо живее. Они влюбляются, гуляют по ночам, ездят на пикники, и да, обсуждают происходящее вокруг. Вот им я верю. А почти всё, что рассказывает об этом времени Лунгина сводится к арестам, разоблачениям, раскаяниям, доносам. А люди, которые рядом с ней, с которыми она дружила, общалась, влюблялась сливаются в единую массу. Они просто были очень умные, очень разносторонне образованные. Ну вот не верю я, что все интересы молодой девушки сводились к обсуждению ужасов режима на основании широких познаний в литературе и искусстве. Что не было ни красивых платьев, ни первых любовей. Вот это была бы жизнь человека, а не разоблачение культа личности «девочкой из Европы». Так идет и дальше. Всё больше известных лиц мелькает в её рассказе, но основная направленность о том же – советская машина ломала всех, старалась всех запятнать, любого могли арестовать, сослать, расстрелять. Жить было нельзя. Да что там нельзя – никто и не жил:
До тридцать шестого года все жили во имя «общего дела» и никто не помышлял о частной жизни. Ее едва хватало на то, чтобы завести детей. А потом внезапно, после одной-единственной фразы Сталина «жить стало веселее», все поменялось. Народ послушался. Коммунисты стали исправно влюбляться и заводить семью.Тут я даже не нахожусь, что сказать. В общем, всё было плохо в этой стране у девочки/девушки/женщины, которая никогда не голодала, не жила в коммуналках, любила и была любима, родила от любимого человека двоих сыновей, вращалась в кругу интересных людей. Как там у Булгакова: «Маргарита Николаевна не нуждалась в деньгах. Маргарита Николаевна могла купить все, что ей понравится. Среди знакомых ее мужа попадались интересные люди. Маргарита Николаевна никогда не прикасалась к примусу. Маргарита Николаевна не знала ужасов житья в совместной квартире. Словом... Она была счастлива? Ни одной минуты!» Мне вообще показалось, что какая-то, возможно скрытая, затаенная, основа её суждений прорвалась при рассказе о Великой Отечественной войне:
И между прочим, меня не пожалеть было трудно. Но, кроме него, меня никто там не пожалел.Пожалейте молодую, здоровую, сытую девицу, у которой в эвакуации работа не бей лежачего и только впервые, наверное, в жизни пришлось как-то покрутиться, чтобы обеспечить себе условия жизни. А то все вокруг черствые - на постой бесплатно не пустили, вещи забирали в обмен на жилье, о дровах для неё никто на халяву позаботиться не хотел, и вообще пообщаться было не с кем. На фоне того, что тогда происходило в стране, того горя, что посетило почти каждую семью, её почему-то должны были пожалеть.
Кроме того, что Лунгина хает всю жизнь в СССР, она очень лихо судит окружающих. О нет, симпатичные ей люди всегда замечательны, умны, интеллигентны. Но она всегда умнее, интеллигентнее, ведь её мировоззрение сформировалось еще во Франции, она мыслит шире. Видимо, именно поэтому она может выносить свои оценки поступкам других.
К сожалению, во время кампании посадок старый профессор Радциг повел себя очень плохо. Каялся, выступал, на кого-то доносил.В угол поставить старого профессора! Чтобы как следует подумал о своём поведении! Это может и придирка к слову, но меня по сути поражает, как Лиллианна, вроде бы пытаясь показать, что система ломала всех, подчиняла человека, не позволяя ему остаться хоть немного свободным, берет на себя право осудить человека, попавшего в жернова этой системы. Её она, кстати, обошла стороной. Очень близко, почти вплотную, но всё же не задев. И такая оценка вынесена профессору за поведение во время кампании еще довоенной (страшный 37 год нынче на слуху). А вот еще, год 38-39:
В ИФЛИ начались ужасные собрания. Мне помнится, что почему-то для них снимали зал консерватории — в ИФЛИ, вероятно, не было достаточно большой аудитории, — и там старшекурсники с необычайным восторгом и энтузиазмом занимались самобичеванием, бичеванием своих родителей и произносили страшные покаянные речи. Каялись они в том, что отец их арестован, мать арестована, а они сами виноваты перед партией и страной, что вовремя не разоблачили родителей. Какую ахинею, какую чушь, якобы покаянную, плели эти хорошие, умные, интеллигентные ребята, читавшие уже все западные классические произведения, слышавшие того же Гриба и Пинского, в общем, люди с расширенным, культурным взглядом на мир, — что они там несли, бия себя в грудь и каясь, что они не смогли вовремя, первыми, до КГБ, разоблачить своих родителей.А чтение западной классики и расширенный культурный взгляд на мир – это что, синонимы смелости, несгибаемости, честности, порядочности? При общей атмосфере страха даже я могу понять этих ребят, не мне их судить, но понять их я могу. А вот Лунгина, которая пережила это время и, якобы, осознала всю эту систему своим расширенным европейским мировоззрением, почему-то нет. Меж тем уже гораздо позже:
Когда Алик Гинзбург, о котором я уже рассказывала, вышел из тюрьмы, то он собрал материалы по делу Синявского и Даниэля и издал так называемую «Белую книгу». Один экземпляр он передал председателю Верховного Совета Подгорному, а другие раздал друзьям с просьбой, прочитав, передавать другим. И снова был арестован. Нам с Симой предложили подписать письмо в его защиту. Но мы отказались. Потому что в тот момент, в конце шестидесятых годов, мне разрешили поехать во Францию — я еще расскажу. Я безумно хотела поехать, хотела сомкнуть мою взрослую жизнь с детской жизнью, боялась, что меня не выпустят, говорила себе, что еще одна подпись ничего не решит…О нет, за это малодушие она так раскаивается! Но ведь на горизонте маячил Париж… Не расстрел, не ссылка, не пытки – запрет на выезд в Париж. А те, кто трусил и кого-то сдавал – подлецы, да. Слаб человек, но почему-то считает, что смеет судить других и строго судить. Вообще при строгости своих оценок окружающим по поводу их честности, порядочности, принципиальности, себя Лунгина готова оправдать гораздо легче:
Я четырежды получала отказ с одинаковой формулировкой: ваша поездка в настоящий момент считается нецелесообразной. Потом я писала на имя министра внутренних дел, поскольку ОВИР был в ведомстве Министерства внутренних дел, и получала стандартный, напечатанный типографским способом ответ, что нет оснований пересмотреть ранее принятое решение. И после четвертого отказа мне кто-то сказал: ты не туда пишешь, что ты пишешь министру внутренних дел? Ты Андропову напиши. И я написала Андропову, хотя люди, близкие друзья, меня осудили: как ты можешь к такому мерзавцу обращаться, с ним неприлично вступать в переписку. А я думаю: мне плевать, я хочу попасть в Париж.Это ли не лицемерие?
На протяжении книги Лунгина сталкивает нас со многими известными людьми, с кем-то заочно, например, рассуждая о трагической судьбе Цветаевой, или очно, описывая свою встречу с Анной Ахматовой (обязательно в отвратительной, как и все советские, больнице). Очень широкий круг друзей и знакомых, но все они являются представителями интеллигенции: поэты и писатели, критики и театроведы, режиссеры, ученые. И вдруг:
В цехах рабочие не могли включить станок, не хлебнув водки или самогона, потому что после вчерашней пьянки дрожали руки, и, чтобы унять дрожь, нужно было опохмелиться: «поправиться».нецензурная лексика Где же вы, мадам, умудрились так тесно познакомиться с бытом и жизнью простых рабочих? Или это снобистское пренебрежение к пролетариату?
Вроде бы книга и фильм называются «Жизнь Лиллианны Лунгиной, рассказанная ей самой» И я снова возвращаюсь к тому же. Жизнь человека не сводится к политической системе, в которой он существует, сколь бы плоха она не была. Меж тем на 518 странице моей электронной читалки вдруг выясняется:
Если подводить еще итоги моей жизни, то, конечно, главное в ней — это два сына.Если до этого наберется хотя бы 10 страниц про сыновей, будет удивительно, мне кажется, гораздо меньше. Ну так, упоминалось только, что старший Павлик( родился в день Петра и Павла, отсюда и имя), что потом очень хотела девочку, но родился мальчик Женя ( в честь близкого друга, и вроде как даже первой любви, погибшего на войне), что с тех пор всех девушек сыновей любит, как бы считая их своими дочками. Это – о главном в жизни, о детях. Зато характеристики Сталину, Хрущеву и Брежневу даны куда подробнее и красочней. О любимом муже, помимо знакомства, «женитьбы» и постоянного упоминания («мы с Симой», «Сима написал», «Сима с Элькой работали»), - последняя глава. Одна глава о человеке, с которым пройдено полжизни. Меня как-то никогда не интересовало, кто переводил любимого мной в детстве Карлсона, да и сейчас я не слишком много внимания уделяю переводчикам, потому обращусь к аннотации:
Благодаря ей русские читатели узнали "Малыша и Карлсона" и "Пеппи Длинныйчулок" Астрид Линдгрен, романы Гамсуна, Стриндберга, Бёлля, Сименона, Виана, Ажара.Так вот в книге немного о Линдгрен и её переводах, в самом конце об эксперименте с переводом Виана и знакомстве с Энде. Всё. Зато куда как больше о репрессиях, о том, кого куда не пускали, не брали, не печатали, прослушивали и преследовали, арестовывали. Нет, она неплохо рассказывает о людях, о многих даже трогательно, и рассказчик она хороший, повествование льётся довольно увлекательно. В книге есть интересные, симпатичные моменты. Но я бесконечно устала от постоянных жалоб на протяжении всей книги (как, скорее всего, устал тот, кто дочитал мою рецензию до этого места).
По словам Лунгиной же:
Вот когда я сказала «как легко забывается», я хотела именно это передать, что человек, выпрыгнув из чего-то очень плохого, как будто все это отбрасывает…Ох не сходится это с её воспоминаниями – то ли жилось ей на самом деле не так плохо, то ли копаться в этом доставляет ей удовольствие. В книге отмечается, что успех «Одного дня Ивана Денисовича» обусловлен тем, что Солженицын догадался описать счастливый день, самый счастливый из череды невыносимых. Лиллианну судьба не обидела, подарив гораздо больше, чем многим и многим, но для этой книги из всей своей жизни она старательно выбрала самое плохое. Предъявила счет за всё, что не было дано. А мне после этого как-то вспомнились строки Вероники Тушновой:
Сто часов счастья… Разве этого мало?
Я его как песок золотой намывала…
…По крупице, по капле…481K