Избранные сочинения в 3 томах. Том 2. Дар. Весна в Фиальте. Пушкин, или Правда и правдоподобие

Давайте я вкратце расскажу суть сюжета: знакомая автору шлюха туссовалась с неприятными прощелыгами и разбилась на их машине.

Это по сути. Вроде бы по сути.
И у другого писателя история осталась бы именно на таком уровне (с разными конечно выводами): у Горького что вот общество так устроено, у Чехова что вот она человеческая натура, у современных писательниц что вот мужчины до чего её довели... И даже Достоевский, который всегда копает глубоко (а иногда даже слишком) докопался бы до того что в душе она чистый и страдающий человек но вот такая у неё жизненная трагедия. И смог бы преобразить её через покаяние в праведницу.
И только Набоков сумел описать ситуацию так что никакой трагедии нет, и порченной человеческой натуры нет, и окружение не виновато, и тем не менее превратить-таки её в праведницу, в то что называется "святая простота". Просто потому что все люди (как например сказано тоже в "Индульгенции людей" ) по своей сути хорошие.

Пронзительный образ Нины, пожалуй самый поэтичный среди образов сексуальных девушек. Он выигрывает и у аксеновских женских образов, вся эротичность которых состоит в том что они готовы на всё, и у неправдоподобно сделанных под главного героя образов Пелевина. В отличие от этих образов, Нина наполнена реальным и своим собственным внутренним содержанием.

Говоря о психологии, стит упомянуть что в середине рассказа героиня вроде бы проявляет, как говорят психологи, "эмоциональную тупость", то есть неспособность распознать эмпатию: «"А что, если я вас люблю?" Нина взглянула, я повторил, я хотел добавить... но что-то, как летучая мышь, мелькнуло по ее лицу, быстрое, странное, почти некрасивое выражение, и она, которая запросто, как в раю, произносила непристойные словечки, смутилась; мне тоже стало неловко... "Я пошутил, пошутил", - поспешил я воскликнуть».
Но постепенно понимаешь что это была какая-то незащищенность, почти детская неумелость. Уверен что те самые прощелыги в обществе которых она вращалась, не растерялись бы в подобной ситуации и извлекли бы из признания в любви максимум выгоды.
И больше всего это проявляется в финале, где непоправимо показывается вся её непохожесть на них, когда, по грустной и по-набоковски тонкой логике повествования, она оказывается самым положительным персонажем рассказа - положительным и навсегда потерянным: «...причем Фердинанд и его приятель, неуязвимые пройдохи, саламандры судьбы, василиски счастья, отделались местным местным и временным повреждением чешуи, тогда как Нина, несмотря на свое давнее, преданное подражание им, оказалась все-таки смертной.» И только тут мы понимаем как невосполнима эта потеря, каким неповторимым человеком она была.
Так бывает со всеми друзьями которых мы теряем - в этом главная эмоция рассказа.

PS
Эмоцией потери Владимир Набоков близок к Валентину Распутину, который как мне кажется, вообще является его почвеническим вариантом. Они оба наследники медленного завораживающего тургеневского стиля. Та же отточенность стиля и точность порой вычурных слов и оборотов.

Книга о литературе.
Об умении видеть и выразить словами замеченное.
Об истории русской литературы от Пушкина до Набокова. Не может Набоков простить Гоголя Белинскому-Чернышевскому-Добролюбову. Лермонтова тоже надо защитить от современности. Все в нем противится тому, что историческое наследие оказывается важнее филологической правды.

Бабочки, пейзажи Тибета, усадебные аллеи и стежки, конечно, прекраснее, восхитительнее и захватывающее биографии Чернышевского, отзывов на нее и карикатуры на литературную междусобойную войну за близость к казне. Берлин - нет, Берлин автор не любит какой-то тоскливо-презрительной нелюбовью, город призраков, город одиночества. Федор в нем существует, а не живет, поэтому и написать может только хронологично о занудном Чернышевском, для оригинальности решив закольцевать биографию (вымученно и неоригинально), а не об отце, полном страсти к экзотическим путешествиям. Его дар никак не может раскрыться: он видит удивительные цветные детали, запоминает, использует, но получается никому ненужная пошлость, которую так не любит Набоков.

Как же Федор и Зина все же вошли в квартиру?

Благодарю тебя, Россия, за чистый и крылатый дар!..

Сложный, противоречивый постмодернистский метароман, считающийся венцом всего русскоязычного периода творчества автора. Что до меня лично, то однозначно оценить такое многоуровневое и многослойное, неспокойное и нервное произведение оказывается совсем не просто.

Это лекция по русской грамматике и лексике - по русской литературе. Тем, кто "ямба от хорея не отличит", делать здесь нечего. Желчный критик с пером писателя в руках, Набоков настойчиво и страстно травит читателя своей интеллектуально-циничной цикутой, разведенной в сладком нектаре изящной русской словесности, приправленной пародией на поэзию серебряного века, многочисленными интертекстуальными связями, в том числе и со своими собственными романами (в частности, заметны отсылки к еще не написанным "Прозрачным вещам", "Лолите", "Защите Лужина").

Это полный раздрай. Почти не найти тут следов того нежно любимого и обожаемого мной стройного Набокова, где "строка-живой перелив". Вместо него солирует растерянный и сумбурный - вспышки, фрагменты, незавершенные эпизоды, внезапные переходы, перескоки мысли прямо внутри одной фразы.
Хотя, конечно, нашлось тут припрятанное будто лично для меня то щедрое истинно набоковское щемяще-родное, понятно-узнаваемое где-то на уровне эмоций, ощущений, чутья и интуиции:

Это ностальгия по детству. Не та светлая и мелодично-воздушная прустовская, что отдается в душе ноктюрнами Шопена и серенадой Гайдна, а бурная, стремительная, нервная, полифоничная, горестная - Рахманинов, Бетховен... Она же - мотив бесприютной неприкаянности, оторванности от родины, растерянность и горечь (отсюда и желчь) от окончательного прощания с родиной, с родным языком, с родными корнями.

Совершенно нетипичен и поразителен мужской образ России - отец - мудрый, мужественный, увлеченный ученый, потерянный и потерявший, "не раз пренебрегавший правилом горной охоты: никогда не двигаться по пути, по которому нет возврата". Образ-надежда. Образ-тоска.
В этой же связи отмечу две особенно примечательных метафоры-символа, проходящие сквозь весь роман, всплывающие неоднократно тут и там в совершенно неожиданных местах: гнойные прыщи и ключи. И если с фурункулами на теле России как первыми внешними симптомами заражения крови ее, приведшего к жестокому сепсису революции, еще более-менее все понятно, то ключ - образ более сложный, более загадочный, темный, таинственный...

И для умиротворения мятущейся души так и хочется, наконец, перевернув последнюю страницу романа, сказать: будьте спокойны, Владимир Владимирович, ваш ключ подошел - вы дома. Дома...

Сижу, околдованная "Даром" Набокова, наполненная им до краев, боюсь шелохнуться, дабы не расплескать ни капли. Я не могу придумать достойных слов, чтобы передать свое впечатление, но проняло меня со страшной силой. Настолько, что хочется писать стихи, но от этого я , пожалуй, воздержусь. Итак, приступим.

Однажды про один из романов Набокова сказали, что это послесловие к русской литературе. "Дар" - это русская литература в лицах. Хотя нет, не так. Это роман о русской литературе вообще - о ее судьбе, прошлом и будущем, наиболее выдающихся представителях. Правда, здесь следует оговориться, что это видение - субъективный взгляд Набокова, и оно может сильно не совпадать с мнением читателя. Например, поклонникам Чернышевского "Дар" читать не рекомендуется. Если же они решились на этот подвиг, то им следует заранее запастись валерьянкой и убрать подальше колющие и режущие предметы. Если же говорить серьезно,то я понимаю, почему роман печатался без четвертой главы. Уж у нас-то любят авторитеты.

Отдельно следует говорить о Пушкине. Тень Пушкина витает над романом,если выражаться высокопарно. Незримое присутствие Пушкина ощущается везде: то здесь, то там мелькнет цитата, вскользь упоминается Пушкин или даже мелькнет он сам. Не могу удержаться от цитирования.

Думаю, что здесь Набоков исполнил мечту многих. Великое "а что было бы, если" русской литературы. Так заманчиво оживить гения на страницах своего романа, повернуть колесо истории. Именно у Набокова, у которого вымысел и действительность меняются местами, это становится возможным.

Вообще, Набоков любит жонглировать этими понятиями. В "Даре" умершие люди проступают отчетливее живых, а живые временно становятся призраками; ведутся несказанные речи и происходят не сделанные вещи. При этом, то,что происходит в вымышленном мире, важнее реальности, которая всегда любезно отходит на второй план.

Теперь о героях. Федор Годунов-Чердынцев, в которого Набоков вложил столько личного, что по телу бегут мурашки. Один из возможных ответов на вопрос "Зачем?" приведен ниже. Кстати, мне снова вспоминается чужая цитата о том, что ностальгию Набоков переводит из истерически-сентиментальной плоскости в историко-культурологическую. Такая своеобразная терапия.

Если говорить обо всех персонажах, то мне не хватит объема. Но я обязательно должна упомянуть Щеголева Бориса Ивановича, автора таких перлов, как "либо пан,либо папан", "как Христос за пазухой", "не откладывая долгов в ящик" и тд. Человек, уникальный в своей пошлости.

Об этом романе можно говорить бесконечно, а потом попросить еще одну бесконечность и продолжить разговор. Целые тома посвящены образам России, отца, и дома; темам судьбы и личного бессмертия; "поискам земного рая" и метароману. Поэтому думаю, что мне следует остановиться. Хочется закончить свой отзыв финальными строчками "Дара".

Что я могу сказать о Набокове? Что ни скажи о нем, все будет бледным и тусклым, потому что описать такой свой дар словесный мог бы только сам Набоков.
А я что, я пробралась сквозь роман, как сквозь колючий кустарник, оставляя на каждом шагу клочки шкуры и капли крови, поминутно дивясь редкостному набоковскому дару примечать детали и описывать их так, что плакать хочется от точности описания. Набоковский язык гипнотизирует меня, каждая метафора - как драгоценный камушек, хочется собрать все и не отдавать никому и никогда.
Жалею только, что читала в некоторой спешке. Нужно будет обязательно вернуться к нему и вникнуть поглубже.

Удивительно красивое произведение, языковые изыски заставляют наслаждаться буквально каждой строчкой:

А ведь комната действительно трепетала, и это мигание, карусельное передвижение теней по стене, когда уносится огонь, или чудовищно движущий горбами теневой верблюд на потолке

Любая странность, как полубог, сходит к нам, чтобы неузнанной смешаться с воскресной толпой

может это и на любителя, не спорю, но лично я нахожу подобные пассажи великолепными совершенно! Да и «традиционный» (читай: мягкий, тонкий и довольно беззлобный) юмор Набокова которым богато это произведение, мне нравится куда больше его желчного сарказма. Хотя тут дело в настроении, Набоков вообще автор настроения, если можно так выразиться. Сколько раз перечитываю – разные эмоции абсолютно. Стоит заметить, что подобные ощущения во мне вызывал Турнье с его превосходными «Каспаром» и «Царём», и вызывал необъяснимо. Впрочем, эта «беда», как мне кажется, — беда любого талантливого автора, если он, конечно, не Ричард Бах, пред не талантом, но гением которого, я предлагаю пасть в ноги и целовать их за то, что он у нас есть.

В заключение, хотелось бы вот буквально несколько слов по поводу романа и вообще Набокова: не читайте их никогда. Зачем? Коли уж был упомянут Сам… читайте «Чайку по имени Джонатан Ливингстон». Там и философия, и обогащение, я бы даже сказал — духовное. Глубина опять же, мировоззрения меняются, etc., etc.
И ещё, конечно, не могу не порекомендовать прекрасное произведение «Одиночество в сети». Вот очень зря говорят, что оно исключительно для девушек. Очень. От лица всей читающей мужской половины (чуть не написал «Земшара») заявляю: эта книга действительно способна изменить вашу жизнь коренным образом. Пан Вишневский, bravissimo!

Русский поэт из некогда богатой семьи, Федор Константинович Годунов-Чердынцев, эмигрирует в Германию, а именно в Берлин. В первое знакомство с героем мы видим как он переезжает на другую квартиру, а также получает известие по телефону от своего приятеля о первом лестном отзыве на его нововышедший сборник стихов. Стоит заметить, что в отличие от роскошной жизни в России, теперь Федор Константинович перебивается уроками да переводами, а оставшееся время посвящает стихам. Так вот, получив известие, Федор Константинович мчится в свою новую комнату, чтобы погрузится в чтение своих стихов не как поэт написавший, а как читатель новоткрывший, и в представление этого доброго, милого критика. А спустя какое-то время Федор Константинович замахивается аж на прозу о Чернышевском.
Вообще сюжет этой книги можно уместить в 3 предложения, большую роль играет то, как это написано. В этом романе Набоков очень много пишет о наблюдаемых вещах и пишет очень подробно и детально, надолго отвлекаясь от “главного” повествования. Я, как читатель, который в жизни не брал книги В.Набокова, не представляла чего ждать. И когда мой мозг, избалованный шортсами и тиктоками, встретился с таким плотным текстом, изобилующим пунктуацией и множеством дополнений, я была несколько ошарашена. Этот текст не терпит отвлечения на другие вещи, а просто-таки требует всей серьезности за что, не скрою, вознаграждает сполна. Первые страницы мне дались тяжело из-за постоянной потери нити смысла каждого предложения, и поэтому я решила предпринять попытку послушать аудиокнигу. Попытка была весьма успешна, так как чтец умел правильно расставить акценты в предложениях. Как я уже упоминала, автор не стесняется уводить нас в дебри размышлений и обыденных вещей, что иногда меня нехило раздражало. Но даже обыденные вещи он описывает с совершенно другим разворотом. Также здесь можно найти и стихи, вшитые в текст, и при чтении я невольно начинала переходить на стихотворный ритм, хотя это был все тот же текст. Переменность лица: то мы смотрим от первого лица, то от третьего. Разнообразные жемчужинки раскиданные по всему произведению, будь то сама цикличность романа или примечательные выражения, к примеру:

Так о чем же книга? Этот вопрос меня настиг после прочтения. Хочется ответить, что главная тема это русская литература, но это был бы не мой ответ, а ответ найденный у других читателей. Мой ответ - обо всем. Не раз я ловила себя на мысли, когда автор, рассказывая о детстве Федора Константиновича, или о его отце, или о чем-то еще, что я тоже там была и чувствовала тоже самое, только у меня не хватало слов все высказать.
Эта книга не на один раз и, если хотите проверить свой уровень концентрации, то, я думаю, этот роман то, что Набоков прописал.

Главный герой романа, Федор Годунов-Чердынцев, русский эмигрант, живущий в Берлине, пишет стихи, занимается репетиторством, вспоминает свое детство в России, своего отца - известного энтомолога, пропавшего в экспедиции. Он планирует написать книгу об отце, а в итоге пишет о Чернышевском...

Почти автобиографичный роман, в нем очень много психологизма, переживаний главного героя (или под его именем скрывается сам Набоков?), рассуждений о литературе, о жизни, чувствуется ностальгия Набокова по России. А еще в романе необыкновенно красивый, богатый язык, кружевной, воздушный, образный - читать одно удовольствие.
Впечатление от романа неоднозначное, потому что читать его и трудно, и очень интересно.

Жанр: рассказы писателя про писателей
О чем: о Жизни Чернышевского
Кому следует читать: студентам Филфака
+++Плюсы+++: Можно многое узнать про Чернышевского (правда пока не выяснил насколько опубликованная Набоковым информация достоверна, а насколько это все художественный вымысел)
---Минусы---: очень скучно
ЗЫ:… в то же самое время, когда Набоков писал «Дар», Булгаков писал примерно с таким же сюжетом «Мастера и Маргариту». Но Булгаков нашел способы сделать свое произведение простым понятным и интересным. Дару Набокова – это не удалось…

"Дар" - последний завершенный роман на русском языке Владимира Набокова, один из лучших образцов интеллектуальной прозы двадцатого столетия. Это многоплановый и многогранный роман, отразивший взгляды и отношение автора к обществу, истории, русской и мировой литературе, литературной критике, самоотверженному труду.

Центральный персонаж романа - Федор Константинович Годунов-Чердынцев - молодой эмигрант, проживающий в Берлине в 20-е годы XX столетия, начинающий писатель, зарабатывающий на жизнь частными уроками и переводами, стремящийся реализовать свой творческий потенциал и развернуть в полную силу свой писательский дар.

Характерной для творчества Владимира Набокова грустью и ностальгией по утраченной родине пронизаны стихотворения Годунова-Чердынцева о счастливом детстве в дореволюционной России.

В какой-то степени роман Набокова прославляет самоотверженный труд и преданность делу на примере образов Константина Кирилловича Годунова-Чердынцева, ученого-исследователя, энтомолога и натуралиста, и Николая Гавриловича Чернышевского, отца русской революции.

"Дар" - это метатекст, четвертая глава которого посвящена жизнеописанию Николая Чернышевского, вышедшего из под пера протагониста романа, задумавшего создание "чего-то нового, еще неизвестного, настоящего, полностью отвечающего дару, который он как бремя чувствовал в себе"... "Жизнь Чернышевского" - сатирической памфлет Набокова, отразивший критическое отношение автора к революции, политическим, этическим и эстетическим взглядам литературного критика и теоретика утопического социализма.

Беспощаден Набоков - сатирик к членам Союза то ли Русских Литераторов в Германии, то ли Советских Социалистических Республик.

"Дар" - это роман о любви, о трогательном, прекрасном и неподдельном чувстве между Федором и Зиной Мерц, которое Набоков описывает с особой нежностью и поэтичностью: "Ожидание ее прихода. Она всегда опаздывала - и всегда приходила другой дорогой, чем он. Вот и получилось, что даже Берлин может быть таинственным. Под липовым цветением мигает фонарь. Темно, душисто, тихо. Тень прохожего по тумбе пробегает, как соболь пробегает через пень. За пустырем, как персик, небо тает: вода в огнях, Венеция сквозит, - а улица кончается в Китае, а та звезда над Волгою висит..." С одиннадцатью пфеннигами в кармане и без ключей от дома упоенные медовым запахом лип возлюбленные идут навстречу своему счастью: "Когда я иду так с тобой, медленно-медленно, и держу тебя за плечо, все немного качается, шум в голове, и хочется волочить ноги, соскальзывает с пятки левая туфля, тащимся, тянемся, туманимся, - вот-вот истаем совсем... И все это мы когда-нибудь вспомним, - и липы, и тень на стене, и чьего-то пуделя, стучащего неподстриженными когтями по плитам ночи. И звезду, звезду. А вот площадь и темная кирка с желтыми часами. А вот, на углу - дом".