Избранные сочинения в 3 томах. Том 2. Дар. Весна в Фиальте. Пушкин, или Правда и правдоподобие

Название книги очень лаконичное, яркое, брозкое, но при этом ничего не говорящее о том, что кроется внутри. Я доверился любимому Набокову и начал читать "Дар", не подозревая о чем это, и что меня ждет. В целом, мое доверие было оправдано, мне кажется, что бы не написал Набоков, это было бы сделано так искуссно, что даже очень плохое содержание было бы красиво скрыто вуалью. Что интересно, у подвластного Набокову главного героя, Федора Годунова-Чердынцева, наоборот, как раз-таки очень плохое содержание его вымышленной книги изящно скрыть не получилось (да, это книга в книге).

Федор, как и Набоков, писатель, эмигрировал из зажиточной семьи по причине революции, оказался в Германии. Вообще пересечений с жизнью самого Набокова очень много, хотя он и отрицает это в послесловии, поэтому, если вы знакомы с биографией писателя, то будете периодически находить интересные пасхалки.

Но вернемся к Федору, через него мы можем поближе рассмотреть лицо белой эмиграции, интеллектуалов, вынесенных волной революции в бесплодную чужую почву. Роман, как мне кажется, очень точно описывает состояние, чувства и быт этой категории людей. Это сказывается и на меланхолической атмосфере "Дара", которая особо чувствуется в первых главах, ноткой грусти во всем этом является и то, что первоначальным местом действия оказывается осенний, серый и прохладный Берлин. Причем каждый персонаж из этой русскоговорящей компании своей историей, внешностью вносит новые детали в образ человека определенной судьбы той эпохи. Кто-то отчаянно пытается поставить поезд жизни на привычные рельсы, а кто-то тонет в трясине воспоминаний и начинает жить исключительно прошлым. Последнее - особенно важное в "Даре", потому что в каждом в той или иной степени проскальзывает тоска по прошлому: стране, местам, близким. И эта тоска с воспоминаниями - порой единственное, что связывает героев этого романа между собой. Они абсолютно разные, абсолютно не подходят друг другу, но они держатся вместе, иначе они будут асболютно одинокими. Хотя такие наспех собранные компании - сомнительное спасение от одиночества, наверное, поэтому Федор довольно часто отстранен от других и при первой возможности ускальзывает от взаимодействия.

Сам Годунов-Чердынцев точно так же в своих мыслях, снах возвращается в свое детство, а его первой изданной книгой становится сборник стихов об его детстве. Он постоянно думает о потерянной России, о потерянном отце. Последний тоже является весомой частью книги на всем ее протяжении, благодаря мастерской игре Набокова с читателем призрачная тень Годунова-Чердынцева-старшего будет вечно преследовать вас при чтении, как и навязчивые мысли о нем - Федора.

Однако к концу романа туман грез рассеивается летним берлинским солнцем, Федор издает свою вторую книгу, находит любовь, эволюционирует и все проблемы как-то решаются сами собой, а если и не решаются, то уходят далеко на задний план и там размываются в обективе читателя и самого Федора. Можно сказать, классический happy end любой диснеевской сказки, оставляющий приятное послевкусие.

Но приятное рано или поздно заканчивается, поэтому теперь перейдем к тому, в чем мне не понравилась книга. Ответ кроется, наверное, целиком в четвертой главе, которая представляет собой цитирование второй книги Годунова-Чердынцева, представляющую собой биографию Чернышевского.Честно признаюсь, я пропустил большую часть этой гигантской главы, потому что читать это просто невозможно. Язык Федора очень сложный, вычурный, с бесконечным обилием философских, литературных терминов и фамилий. Сама по себе биография представлет собой чудовищный салат из отсутствующей хронологии и обливания помоями всех и вся, досталось не только самому Чернышевскому, но и Некрасову, Тургеневу, Достоевскому и многим другим. Читать такое просто неприятно. Причем мои мысли полностью совпадают с приведенными мыслями критиков в следующей главе. Есть ли в этом всем дар или это просто ирония, я не понял. Также мне непонятен выбор биографии именно Чернышевского, я не увидел никакой связи Годунова-Чердынцева, да хоть какого-то представителя белой эмиграции, и Чернышевского. Его биография в "Даре" никак не влияет на нить произведения, это могла быть абсолютна любая другая биография, абсолютно любой другой жанр книги, на мой взгляд. И, как правильно сказал один из критиков в книге, Чернышевский был бы уместен при наличии у Федора определенных политических взглядов, но они не прослеживаются.

Подводя итог, хочу сказать, что если вы решитесь приступить к этой книге, следует помнить о роковой четвертой главе и всегда держать телефон под рукой, потому что гуглить придется очень много во всех главах, но если вы выдержите это испытание, то перед вами откроется если не дар Годунова-Чердынцова, то дар Набокова.

После «Лолиты» , «Лекций по зарубежной и русской литературе», схватилась за «Дар» И мне - сложно.

«Курьёзное произношение чтеца было несовместимо с темнотою смысла»

Я шла в эту книгу за оборотами речи, они есть, но они такие изощренные. Приходится перечитывать несколько раз абзацы, чтобы за сложностью вывертов, понять смысл. Концетрация на концетрации.

«Проваландив таким образом лето, родив, воспитав и разлюбив навеки дюжины две стихотворений, в ясный и прохладный день в субботу, он отправился за важной покупкой» ( я думаю за эту 1/4 абзаца люди бы уже сериал «Аббатство Даунтон» сняли)

Великий богатый (Великий и ужасный) чувствуется, есть что съесть - переесть в данном случае. Слегка стыдно, что я не дотягиваю до уровня, есть такое))

Книга уже в моей библиотеке, найдется и на её следующие несколько страниц, какой-нибудь туманный, печальный вечер.

Набоков называл рассказ «маленьким спутником» романа «Дар», выросшим из него, но некоторые исследователи считают, что Набоков неправильно указал дату написания рассказа, который, наоборот, стал предшественником романа «Дар».

«К середине 1936, незадолго перед тем, как навсегда покинуть Берлин и уже во Франции закончить «Дар», я написал уже, наверное, четыре пятых последней его главы, когда от основной массы романа вдруг отделился маленький спутник и стал вокруг него вращаться».

Рассказ «Круг» был напечатан в Париже в газете «Последние новости» в 1937 г., а написан в Берлине в 1936 г. Впоследствии он вошёл в сборник «Весна в Фиальте», напечатанный в Нью-Йорке в 1956 г.

Главная героиня - Таня. Чаепитие в усадьбе. Приглашение героя на свидание:

"Внезапно все это бесшумно смешалось, исчезло - и вот, в бархатной темноте августовской ночи, он сидит на парковой калитке и ждет; покалывает засунутая между рубашкой и телом записка, которую, как в старых романах, ему принесла босая девчонка. Лаконический призыв на свидание показался ему издевательством, но все-таки он поддался ему - и был прав: от ровного шороха ночи отделился легкий хруст шагов."

Несостоявшаяся любовь и встреча героя через много лет с уже замужней Татьяной.

Тут явственно и неспроста прослеживается сюжет "Евгения Онегина". Нет ни одного романа у Набокова, в котором не был бы так или иначе разыгран какой-то мотив из Пушкина. В новых ситуациях и условиях Набоков разрешает те проблемы, которые волновали Пушкина за сто лет до него не только в этом рассказе, но во всем, что им создано.

Набоков удивительный. Необыкновенный. Снова - столько фраз, которые заставляют пораженно остановиться, которые пробегаешь глазами, быстро, еще быстрее, нетерпеливо разрешая какой-то его мысли завладеть тобой целиком, а потом перечитываешь их еще раз, и еще, пытаясь понять и запомнить как можно больше. Это - поэзия в высшем ее проявлении, это музыка. Это книга о литературе, о людях литературы, начиная от русских эмигрантов и заканчивая Чернышевским, чья биография, занимающая полкниги, честно говоря, далась мне не без труда. Это книга о России, России Набокова, далекой и недостижимой, уже несуществующей, замурованной где-то в уголке сердца, но всегда живой - по крайней мере там, внутри - и всегда любимой.

К чистой радости всегда примешивается капелька чего-то горького. Как только герою удается достичь состояния полной гармонии, как только рядом появляется человек, который задает правильные вопросы, или на пороге возникает пропавший много лет назад отец - веришь, что чудеса все-таки есть. Но через минуту дымка рассеивается, рядом на скамейке - пусто, а долгожданная встреча - всего лишь сон. И вот уже отчаянно пытаешься удержать хоть секунду наваждения, уже зная, что в жизни так никогда не будет, настоящая правда - в этом, потому что отец не вернется, потому что не бывает человека, который услышит и поймет тебя до конца. Самого сильного желания, самого яркого воображения - недостаточно.

Но разве это - повод перестать говорить с теми, кого нет рядом?

«Дар» Набокова – метароман («книга в книге»; книга, повествующая об истории своего создания), в котором особая, трансцендентная реальность поэтической мысли воссоздается автором для читателя, только к концу перестающего попадаться на его умелые уловки, стирающие границу между сном-будущим, который так хочется видеть воплощенной истиной, и самой действительностью – безответной (буквально «без ответов»), какой-то враждебной по отношению к обладателю Дара.

Книга, которую нужно читать не ради сюжета. Язык, стиль, форма – вот что с ума сводит! Особенно после университетских курсов стилистики и прагматики, потому что Набоков настолько приручил языковую стихию, «окончательно поработил слова», как называет это его герой, что скачет на ней верхом по всему своему «Дару», чередуя испанский шаг с галопом назад и всеми другими возможными аллюрами, если надо. 

Сюжета как такового и нет почти, произведение максимально статичное. Статичность эта довольно противоречива, особенно если учесть, что дорога повествования проложена от эмигрантской Германии до уже переименованного Петербурга, проходит на Юго-Восток и карабкается к горным высотам Азии, а затем снова устремляется на Север, прямиком в каторжную Сибирь. Смешивающие в одном котле науку и живопись описания природы уступают глубоко ироничному (высмеивающиму кого?), маскирующиму противоречивые боль и сострадание рассказу о жизни Чернышевского – героя книги нашего героя, если не брезгуете маслом. Но не этот роман-жизнеописание, – и даже не пришедшая Годунову-Чердынцеву намного ранее идея воздвигнуть памятник энтомологическим открытиям своего пропавшего без вести отца (и потому, в силу своей неизбежной субъективности, такая нереализуемая), – как могло сперва показаться читателю, являлись конечным пунктом на пути творческих исканий начинающего писателя. Последняя глава расставила все по своим местам, замкнула целую композицию в кольцо, жирно подчеркнула факт автобиографичностипроизведения – Федор Константинович сообщил Зине Мерц, что пишет роман, «окруженный чащей жизни, писательскими страстями, заботами» – ну прям как у того, кто самого этого Федора сочинил.

– Да, но это получится автобиография, с массовыми казнями добрых знакомых, – говорит Зина Федору Константиновичу, а не читатель другому читателю, еще только собирающемуся сесть за книгу, но уже сочинившему кучу вопросов – осознав, что литературные взгляды набоковского героя совершенно идентичны смелым (чересчур) критическим воззрениям его «отца».

– Ну, положим, – я это все так перетасую, перекручу, смешаю, разжую, отрыгну… таких своих специй добавлю, так пропитаю собой, что от автобиографии останется только пыль, – но такая пыль, конечно, из которой делается самое оранжевое небо. И не сейчас я это напишу, а буду еще долго готовиться, годами, может быть… – чей ответ – можно додумать и самим. 

Напоследок цитата, в которой, без сомнений, спустя уже век, угадывается сам Набоков, хотя и произносит эти слова голосом своего героя: 

В конце отмечу, что не с этого произведения советую начинать знакомство с творчеством Набокова. Будь возможность откатить во времени назад, взялась бы сперва за «Защиту Лужина», от которой просто физически отлипнуть невозможно было, и заодно подготовилась бы к виртуозному использованию языка и необходимости всякие отсылочки прогугливать.

Дар Набокова как писателя он такой, несколько с душком. Не думаю, что для русского человека (человека, воспитанного в русской культуре, вобравшей в себя все тяготы русского народа) по-честному может быть приятна проза Набокова в смысле её идеологии. А как бы не утверждал блистательный писатель обратное -- она там есть. Никогда не замечали, что в наиболее выгодном свете в его романах предстают герои -- его прототипы, выходцы из непременно дворянского сословия, а не какие-то мещане и ,Боже упаси, пролетарии? Очень англосаксонский, на самом деле подход. Притом, что набоковское представление о счастье просто источает протестантский образец счастья, что с точки зрения простого русского человека и есть мещанство.

Отдельно стоит сказать о языковом "даре" писателя. Не секрет, что многие современные прозаики (особенно беллетристы) благополучно забывают о третьем ките, тщательно пестуя двух других: харизматичных героев и нестандартный сюжет. А этот третий кит -- то самое пресловутое владение словом, по которому мы отличаем абзац Толстого от абзаца Достоевского или Чехова, ибо именно он выражает уникальный стиль каждого автора. Набоков, несомненно, владеет своим неповторимым стилем в совершенстве. Однако, Владимир Владимирович принадлежит к родоначальникам той ветви русской литературы (эмигрантской), которая сосредоточила свои силы исключительно на эстетической стороне дела в ущерб смысловой. Из неё же вышли такие "классики", как Саша Соколов и, например, Владимир Сорокин, отчаянно экспериментирующие со словом и формой, доводя это до гротеска.
Роман "Дар" является апофеозом такой идеологии. Как такового сюжета в романе нет, есть только бесконечное себялюбование автора своим "Даром". По мере развития сюжета мы узнаём в чертах Фёдора Годунова-Чердынцева, молодого литератора-эмигранта, ненавидящего всё немецкое, самого автора романа. Как и у Набокова, литературный путь героя начинался со сборника довольно слабых, впрочем, стихов. Однако, в пятой главе в воображаемом диалоге с поэтом Кончеевым, чьего авторитета добивается Фёдор Константинович, мы понимаем, что сам-то Набоков оценивает их весьма высоко. Далее следует бесконечная игра слов, метафоры, порой настолько забубённые, что представить это невозможно, это возможно лишь вкушать на слух. Однако, если подход рассуждений о предметах, которые невозможно вообразить, но возможно понять, уместен в разрезе, например, теоретической физики и высшей математики, то в литературе поистине неоправдан, ибо это уже музыка, а не литература.
Четвёртую главу романа долго не печатали. И, как читатель, я, честно говоря, могу понять почему (хотя и не поэтому). Пожалуй, первый на моей памяти случай, когда сарказм может быть настолько низким и занудным одновременно. Такое впечатление, что Набоков питает кровную месть к Чернышевскому, по причине того, как последний являлся одним из видных идеологов социализма, чего сам Набоков с его аристократизмом не терпел органически. Читать эту самую большую, кстати, по объёму главу дико скучно, впрочем, как и вторую.
Единственное за, что можно действительно восторгаться писателем -- он поразительно точно описывает природные явления, сами метафоры попадают в цель, это ювелирное ощущение окружающего мира. Вообще, проза Набокова -- это диалектика форм, физических состояний, и в этом они с Достоевским занимают ортогональные позиции, ибо для последнего литература -- диалектика души и детальное описание психических состояний. Набоковская же проза крайне кинематографична и создаёт напряжение. В этом искусстве, на мой взгляд и заключается дар самого автора одноимённого романа.

Чем больше я читаю Набокова, тем сильнее убеждаюсь, что это абсолютно не мой автор. Я люблю изящный слог и всякие рюшечки (как у Жоржа Перека или Марины Степновой), но манера Набокова вызывает раздраженный скрежет зубов и желание прекратить эту пытку, не дочитывая страницу. Я вообще ничего не понимаю из смыслов, которые пытается донести автор, потому что над ними - гора хлама из унылых эпитетов. Я даже не знаю, за что я поставила 2 балла, видимо за обложку.
Если вам понравилось это пустословие, то почитайте его роман "Другие берега" или "Ада", в них абсолютно такой же слог и сюжетное наполнение (его нет).

Владимир Набоков как личность и писатель для меня - фигура интересная, противоречивая и загадочная. Я восхищалась «Защитой Лужина», плевалась от «Лолиты», была в восторге от «Камеры-обскуры», с интересом читала фрагменты Набоковских лекций по литературе, много думала о такой маленькой и такой большой «Машеньке». И вот теперь «Дар».

«Дар» - это метароман (вот новое слово для себя я узнала), то есть роман в романе. И основное его ядро не в сюжете, а скорее в описании создания литературных произведений (поэтических, прозаических).

Весь сюжет это: жизнь начинающего русского писателя в Берлине, его первые публикации, его желание стать известным. Иногда он встречается с такими же эмигрантами, как он; переезжает с одной квартиры на другую, вспоминает детство, влюбляется, ну и пишет, конечно. В общем, ничего такого особенного, все обыденно. Сюжет в «Даре», повторюсь, вторичен.

Для меня «Дар» - это текст, порой поэтичный и красивый, часто – экспериментальный. Литературных приемов – множество. Упруго-вязкий и плотный текст с большим количеством сочных и сложных фраз. Быстро читать такой текст невозможно: порой его смакуешь, порой продираешься, перечитываешь одну и ту же фразу по несколько раз.

Местами мне было так сложно, что становилось безумно скучно. И я главу о Чернышевском (вот он роман в романе) подумывала грешным делом пропустить. Но как же хорошо, что я этого не сделала. Нет, Чернышевский – уж простите – меня интересовал мало, и биография его написана нуднейше (хотя явно с большим знанием вопроса). Но вот когда после романа о Чернышевском Набоков начинает писать о критике на книгу главного героя – это ГЕНИАЛЬНО! Понимаете, Набоков сам пишет книгу, в которой его герой пишет книгу, о которой писатели и критики выпускают рецензии, отзывы, статьи. Получается, что сам автор – и герой, и писатель, и критик. Я такого нигде не встречала! А главное – как глубоко, точно, психологично и интересно это все получилось, когда сложилось в единое повествование.

А в финале романа еще осознаешь, что и сам «Дар» - эта книга, которую в будущем напишет главный герой. Обалдеть!!!

Также хочется отметить прекрасные стихи Набокова в первой части, трогательные, пронзительные. Один из финальных эпизодов, где герой нагишом загорает в Берлинском парке – прекрасный! Фрагмент где герой (ну сам же Набоков!) разносит в пух и прах русских писателей – восторг! Сколько снобизма, иронии и себялюбия. Но это совсем не вызывает отторжения, почему-то наоборот очаровывает.

Мне кажется, если вам нравится Фолкнер, Дос Пассос и Томас Вулф, «Дар» вам обязательно понравится. Не то, чтобы эти писатели были похожи, но они экспериментаторы, и соль их таланта именно в тексте, в умении написать так, что несмотря на сложность чтения, испытываешь восторг от этой сложности.

И еще мне нравятся книги, которые побуждают узнать что-то новое. «Дар» такой. Так я (пусть и в Википедии) прочитала еще раз о Набокове, о его семье, о его братьях, биографию Чернышевского. Прочитала несколько статей о самом романе. А теперь хочу прочитать биографию автора. И продолжить читать его лекции по литературе.

Пока Набоков не стал моим любимым писателем, но он гений, это бесспорно!