Собрание сочинений. В 3 томах. Том 1. Кюхля. Рассказы

Занятный рассказ о буднях императора Николая I — так, как это виделось его глазами. Уйма Государственных Забот, и повсюду в государстве очевидные для Самодержца упущения и Безобразия, а подчинённые, которые должны Болеть Душой за дело, как водится, Тупые (либо умные — но воры), и потому положиться, по большому счёту, не на кого. И только Малолетный Витушишников, простой паренёк из Народа, воспитанный в правилах Почитания Государя, любит его всей душой и, если представляется возможность, рад, испросив распоряжений, ему Служить, и Бескорыстен в этом — и потому отличаем им, и бесплатно получил барабан и возможность барабанить, и, обретя таким образом, несмотря на плебейское происхождение, надёжный старт в жизни, сделал по возмужании карьер в силовых структурах.

Любопытный фрагмент рассказа — творческий поиск корифея тогдашней журналистики Фаддея Булгарина в связи с необходимостью решения задачи Государственной Важности, увенчавшийся блестяще найденным и тонко оформленным решением. Умели тогда пиарить Венценосную Особу!.. и как умели!

Рассказ написан не без юмора.

Вы знаете, я из тех людей, которые почти никогда ничего не читают по программе. То есть, они могут читать много, очень много, но принципиально только то, что выбирают сами. И так сложилось, что Тынянова я должна была читать два семестра назад, когда мы его сдавали по русской литературе. Сделала ли я это?... Ну, я уже семестра четыре ничего не читаю из программы вовремя - кроме, пожалуй, Довлатова сейчас, и то потому, что надо прочитать хоть что-то.
И, о боги, почему же я не читала этого раньше.
Я понимаю, что сейчас меня порвут все филологи мира, но - честно, я с некоторым скепсисом отношусь к этой науке. Не потому что она плоха, вовсе нет - просто она мне глубоко непонятна, я культуролог чистой воды, и с подозрением отношусь к семиотике, которую так или иначе должны использовать в филологии... Но, признаюсь честно, я давно так не кайфовала с языка произведения. Да, я только что прочла Пушкина, но Пушкин - это всё-таки немного не то: у него великолепный слог и потрясающе выразительный язык, но при этом он всё-таки воспринимается как нечто... ну, естественное. Есть эффект погружения, но нет - восхищения новизной, того самого чувства, когда открываешь незнакомую книгу и погружаешься в сплетения слов. А тут - есть. Возможно, потому, что я до этого не читала ни одной работы Тынянова, не относящейся к филологии...
Кюхля - роман, конечно, исторический. Но чуть больше - психологический; я вообще-то не очень хорошо воспринимаю исторические романы - всегда увязаю в огромном скоплении имен, дат и сюжетных линий - тут такого не то чтобы нет... есть. И в большом количестве, ведь история, как-никак, о России вообще. Но всё-таки чуть больше в фокусе - линия развития одного конкретного человека, странноватого, долговязого, напоминающего не то революционера, не то Ганса-Христиана Андерсена - кстати, я уверена, что они нашли бы общий язык.
Он... странный. Да, очень странный. Неудивительно, что его так сильно дразнили в детстве - признаться, я б тоже не удержалась. Но он славный, очень славный. Горячая душа, отличный литератор и просто великий человек - пусть не по деяниям, но по размаху души так точно. Он удивительно сочетает в себе раздражающую, неуместную чувствительность и редчайшее благородство, истероидную вспыльчивость - и широту души...
Боже, почему сейчас не производят таких людей.

И, пожалуй... я б по этой книге изучала историю в школе, да. Возможно, не потому, что она точна в своих сведениях, хотя она точна, а потому, как она показывает ту эпоху, с каким трепетом и уважением. Не заставляя читателя увязать в ненужных перечислениях сюжетных линий и дат.
Это прекрасная, прекрасная книга.

Тема декабристов меня никак не отпускают, поэтому я решила прочитать роман Тынянова про Вильгельма Кюхельбекера.

Я ничего не знала о нем, кроме знаменитого стишка Пушкина:
"Так было мне, мои друзья,
И кюхельбекерно, и тошно".

И знаете, теперь смеяться над этими строчками мне совсем не хочется.

"Он, кажется, хороший человек, хоть сумасброд".

Ужасно грустная книжка. Если поначалу еще теплится надежда на то, что герой как-то выплывет к свету (несмотря на заранее известный конец), то с середины становится понятно, что это человек, совершенно не приспособлений к жизни. Болезненно ранимый романтик, вечно неприкаянный и вечно несчастный, над которым все смеются, называя то "кюхлей", то "уродом", готовый утопиться из-за издевательских эпиграмм...

Так и хотелось сказать: "Парень, к психотерапевту срочно!" Но, увы, в то время проблемы было принято решать не обращением к психотерапевту, а дуэлями и прочими опасными глупостями.

"За обедом задумался, я ему и говорю: "Monsieur Küchelbecker, отчего вы сегодня рассеянны?" — он отвечает: "Merci, madame, я совершенно сыт". (Из дневника Софочки Греч)

Очень трогательно описана его дружба с Пушкиным и Грибоедовым. Живые и яркие образы.

С удивлением узнала, что Кюхельбекер одно время был гувернером Михаила Глинки, хотя разница в возрасте у них небольшая.

Много мелькает второстепенных персонажей, о которых сложно составить ясное представление, а иногда и запомнить. Те, о ком я что-то знаю, обретают в воображении объем. Автор очень аккуратен и точен в изображении героев, даже если посвятил им лишь пару строк. Я узнаю их: они именно такие, какими мне представляются по документам.

Много стихов Пушкина, Рылеева, Кюхельбекера...

Форма повествования указывает на то, что перед нами книга скорее документальная, чем художественная. Она составлена как бы из отдельных эпизодов жизни героя, приправленных цитированием писем и официальных бумаг. Я почитала потом следственное дело Кюхельбекера и убедилась, что автор пересказывает его близко к тексту. Но, будучи произведением не вполне документальным, роман не лишен, конечно, доли художественной фантазии.

Поэтому местами язык повествования суховат, а местами поэтичен; есть пара эпизодов невероятно метафоричных и сильных.

"Ему двадцать шесть лет — а что он совершил для отечества?"

Книга была написана к 100-летию восстания декабристов, поэтому само восстание описывается достаточно подробно и, конечно, в соответствии с советской концепцией. Очень советское, но очень поэтичное описание.

"Взвешивалось старое самодержавие, битый Павлов кирпич. Если бы с Петровской площадью, где ветер носил горючий песок дворянской интеллигенции, слилась бы Адмиралтейская – с молодой глиной черни, – они бы перевесили. Перевесил кирпич и притворился гранитом".

Кажется, читая эту книгу, я наконец определилась со своим отношением к восстанию (не к декабристам вообще, а именно к восстанию — в том виде, в котором оно было). Сама атмосфера мятежа способствует тому, что даже порядочный человек может стать способным на не вполне адекватные поступки. Пример тому — Оболенский, который сам не понял, как ранил Милорадовича и был в ужасе от этого. И я думаю, Трубецкой не лукавил, когда говорил, что боялся, выйдя к восставшим, сделаться исчадием ада.

И мне как-то стало понятно, почему Кюхельбекер стрелял в Михаила Павловича (к счастью для обоих, неудачно)...

Да, "в этот день не было героев".

Впрочем, про общество декабристов книга не рассказывает почти ничего. В центре сюжета — судьба Вильгельма, который, несмотря на дружбу с Рылеевым и Пущиным, был принят в общество в последний момент. Очень печальная судьба.

Известно, что Владимир Мотыль, задумывая фильм о декабристах, изначально хотел снимать кино по Тынянову и чтобы роль Кюхли сыграл Олег Даль. Это было бы сильно, жаль, что не разрешили. Впрочем, в итоге Мотыль все же снял отличный фильм, хоть и совсем другой.

А вот постановка с Юрским 1963 года похожа скорее на чтение по ролям, чем на фильм. Да и Юрский не кажется мне идеальным кандидатом на роль Кюхельбекера.

Книгу советую всем, кто интересуется пушкинской эпохой и декабристами.

Это произведение Юрия Тынянова рассказывает нам о времени царствования императора Павла I, о нравах и традициях того времени.
Однажды один писарь, переписывая приказ, который должен был попасть к императору, отвлёкся и сделал ошибку. Он написал "подпоручик Киже" вместо "подпоручики же", а также записал покойником не того солдата. Казалось бы, совсем обычная ситуация, император читает далеко не все бумаги, что тут такого. Но из маленькой ошибки рождается совершенно новый человек, а другой просто исчезает, да так, что и сам считает себя мёртвым.
Эта история довольно странная, немного забавная. В ней император представляется параноиком, человеком, который живёт своими "циклами": сначала он в гневе, потом боится, потом испытывает жалость ко всем.

Прочтите эту повесть, она очень короткая и не займёт у вас много времени и поднимет настроение, а может и наоборот. Всё что в ней описано очень уж похоже на правду, что тут делать, остаётся только посмеяться, но при мысли, что и тебя такое может коснуться улыбка пропадает.
Ох уж эти работники канцелярий, нет такого человека который бы не сталкивался с их оплошностями даже в нашем веке, а уж в 19 сам бог велел. Даже заметив все свои ошибки не всегда они готовы их исправлять, потому что работа всегда авральная, сотрудники не всегда компетентные, а кто-то как в повести просто боится рассказать, что наложал, в армии за это по головке не погладят, а при Императоре ещё и чревато телесными накозаниями. В итоге всё происходящее превращается в сплошной каламбур, который достигает таких оборотов... В общем прочитаете.

Осторожно,СПОЙЛЕр!
Сам сюжет подсказывает нам,историю создания человека,только на бумаге.Подпоручика Киже не существовало,но так как у писаря не было времени переделывать приказ(нужно было отдать на подпись Павлу 1),он написал не существующего человека.Но не только в этом была беда,писарь похоронил Синюхаева,что сделало его жизнь не возможной до тошноты.Так как он и сам поверил,в то что умер.
Далее,Киже ссылают в Сибирь,потом возвращают в Санкт-Петербург за хорошую службу.Женят на фрейлине ,и в конце романа Киже умирает.

Тут недавно проходил один психологический тест и узнал, что «меланхоликам лучше бы вообще не рождаться на свет». Роман «Кюхля» - яркое подтверждение этого спорного тезиса. Человек был органически не приспособлен к жизни в социуме, тем более таком жестоком, как российское дворянство пушкинской поры. Как следствие – перманентная тоска, горечь по загубленной жизни, какое-то невнятное участие в неподготовленном декабристском бунте и - каторга. В общем, сплошные тлен и безысходность, блестяще переданные Тыняновым. Книга понравится всем любителям в меру погрустить, а также, конечно, фанатам российской истории XIX века.

Это замечательная книга отчественного литературоведа и писателя Юрия Николаевича Тынянова повествует судьбе одного из замечательнейших людей XIX века, журналисте и писателе, декабристе, поэте и, наконец, одном из ближайших друзей А.С.Пушкина Вильгельме Карловиче Кюхельбекере, или просто Виле, как звали его близкие. Этот роман рассказывает нам о судьбе этого удивительно тонкого и необычайного доброго и душевного человека, но в то же время и романтика в духе своей эпохи, горячего и вспыльчивого. Это детскость, непосредственность восприятия и возвышенность обволакивает всю историю Вильгельма, начиная с его ранних лет, учебы в Царскосельском Лицее и заканчивая временем поздней старости в годы ссылки. Но между этими двумя точками перед Вашим взором пройдет целая жизнь, полная страсти, необыкновенных приключений и примечательных лиц. Время и пространство в этом романе обратно пропорциональны: уединенные лицейские годы сменяются стремительными в Петербурге, неуловимыми в неспокойной Европе 19-20-х годов, когда по ней прокатывается очередная волна нецветных революций, дошедшая в те декабрьские и до России. 
И во весь этот период, как в образцовом романе воспитания, нам показывается, как Вильгельма то притягивают, то отталкивают различные нити судьбы: он мог бы стать одним из журнальных полемистов, завсегтатаем петербургских салонов, лектором в немецком университете или, в конце концов, счастливым мужем и отцом семейства, но... 
Как сказал о нем Пушкин, у него тяжелый характер, и не знать ему ни подруги, ни друга. В первом поэт не ошибся, но со вторым, верно, поспешил. В решительный момент Вильгельм все же оказался среди своих друзей, на Сенатской площади в декабре известного года. События того дня описаны весьма живо и основаны на подлинных исторических документах, что в итоге создает необыкновенный эффект вживания в историю. Дома и улицы 14 декабря эхом откликаются в 5 марта...
Можно вслед за одним из не самых лучших лицейских товарищей, - а были среди них и такие, - что он просто не смог устроиться в жизни. Но это не так, ибо чего стоила бы человеческая жизнь, если бы вся ее ценность заключалась исключительно в устроении? В итоге мы получаем необыкновенно трогательную историю, полную как назидательности, так и занимательности. Прочитав эту книгу, понимаешь, что в какие бы тяжелые времена ты бы ни жил, а судьбу свою ты строишь сам, и отношения твои с людьми и к людям также зависят только от тебя. Качество же определяется только твоим собственным выбором.

Пушкин, Пущин, Дельвиг, Кюхельбекер - сначала все они предстают перед нами совсем еще мальчишками, но в тоже время, на современных мальчишек они не похожи. Они кажутся гораздо взрослее, смышленнее, увереннее современных двенадцатилетних ребят. Они пишут стихи, которых от них ждут не только сверстники, но и их преподаватели, и даже люди, не имеющие отношения к лицею.
Почему-то мне все время казалось, что главный герой, на самом деле, Пушкин. Наверное, мне просто хотелось, чтобы это было так. Возможно, от части этому способствовало и сотворение шедевров, как говориться, на глазах.
Сам Кюхельбекер представляется неким юродивым. С первых дней практически все друзья подшучивают над ним, подтрунивают, иногда даже "травят"; во взрослой жизни нередко называют сумасбродом, припадочным. Собственно, от части так оно и было. Он и выглядит весьма несуразным, и ведет себя как чудак: "Как-то странно смотрит на самые простые вещи, все просит совета и делает совершенно противное", писал Пущин в письме к Е. А. Энгельгардту.
Да, пожалуй, Вильгельм был неудачником, все время мечтающим о лучшей жизни, а добившимся за свою жизнь только статуса государственного преступника и двадцатилетнего заключения в одиночной камере; но от чего-то складывается ощущение, что он и сам не отдавал себе полного отчета в том, что делает.
Ни литература, ни личная жизнь, ни борьба за свободу не принесли ему ни счастья, ни славы, ни прславутой свеободы. Впрочем, свобода отвернулась от всех борцов за нее любимую, и в ссылке побывал каждый. Если бы они тогда только знали, чем обернется так желанная ими свобода!