Собрание сочинений. В 3 томах. Том 1. Кюхля. Рассказы

Странно, но когда думаю о декабристах, думаю не о том, «что было», а скорее о том, что было бы, если бы.

1) Что было бы, если бы Александр Первый не умер в 1825 году?
Подготовились бы они лучше, были бы организованней, произошла бы революция?

2) Что было бы, если бы у Кюхельбекера не набился снег в пистолет?
Убил бы он брата императора? К чему бы это привело?

3) Что было бы, если бы не пропал Трубецкой?
Смог бы он взять все в свои руки, стал бы диктатором?

Но нет смыла в этих вопросах, потому что все было так, как было.
А были молодые парни, большинство из них не старше меня, невыспавшиеся поэты, любители дуэлей. Были ходившие ходуном челюсти, от страха, от адреналина. Было Междуцарствие, заставшее врасплох и вынуждающее действовать быстро, необдуманно. Много идей. Точнее так — Идей! Свобода, равенство, отмена Крепостного права, все то, за что не жалко умереть. Большое желание все изменить, но, на мой взгляд, совершенно никакого представления о том, как сделать это. А за Идею умереть не страшно, вон, сколько их гибло и за меньшее. Бывало, кто-то где-то скажет что-то не подумав, итог — дуэль, а на дуэлях умирали. Или еще лучше — отправиться сражаться за чужую страну (Греция), но там даже не в стране дело, а все в той же Идее, самой главной, — Свободе.

Помню, еще будучи в школе я поражался, почему восстание подняли аристократы? Образованные, умные люди. Чего им было нужно? Другое дело — пролетариат, там налицо несправедливость и притеснения. Что в этом может понять ребенок.
 А тут ведь как раз молодой барин едет заграницу и видит, что можно жить по-другому, не так, как у нас в России живут. И что Право Крепостное — позор для нашей страны. Барин мыслит свободнее, а русский мужик лишь знает, как было всегда — полагайся на батюшку Царя, да трудись себе всю жизнь на хозяина. Барин впечатлительный и не может спокойно смотреть, ни как солдат в армии истязают, ни на попов этих, отъевшихся на государственные деньги и деньги бедняков. Читал и страшно было, недалеко же мы ушли.

Но роман все же о Кюхельбекере. Какой он?
А Кюхельбекер не простой. Он из тех людей, кто ни с кем ужиться не может. У которого действие вперед мысли идет. Было у него в жизни несколько друзей, все Александры, удивительно, правда? А остальные его как-то не очень любили, за вот эту его горячность и резкость. Была любовь, ради которой он все хотел устроиться, хотел избавить возлюбленную от бедности и лишений, в итоге она и в Сибирь с ним была готова поехать, но не дали… Трагическая судьба, как и судьба любого из декабристов. И даже не знаю, кому было хуже: тем, кого повесили, или тем, кто сходил с ума в крепостях, или тем, кто не сошел, но пытался как-то потом устроиться в Сибири. Наладить жизнь, когда жизнь-то уже закончилась и умерли все те, кого ты любил, и мыслями ты уже не здесь и сейчас, там, с ними.

"Подпоручик Киже" - фантастико-сатирическая повесть, высмеивающая правление императора Павла I. Повесть написана на основе известного современникам Тынянова анекдота (можете погуглить, в интернете есть версия, записанная Далем). Сюжет анекдота Тынянов передал практически без изменений (разве что прапорщик превратился в подпоручика). Итак, ошибка писаря (подпоручики же превращаются в подпоручик Киже) запускает бюрократическую машину: мнимый подпоручик Киже начинает взбираться по лестнице чинов, а вполне реальный подпоручик Синюхаев записан в мертвецы. История подпоручика Киже комична, Синюхаева - трагична. Мелкая ошибка превращает человека в призрака. Синюхаев даже не пытается оспорить ошибку, а начинает сомневаться в истинности своего бытия. Страх, пустота, беспрекословное следование приказам, мнимость, подменяющая действительность - вот основа мира. Время Павла I изображается как правление самодура. Образ самого императора, конечно, одномерен, так как единственными чертами избраны страх, гневливость, мания преследования. Павел I в повести является и отражением, и главным проводником зла. Ужас, раболепие, ненависть - единственные чувства, которые испытывают окружающие при общении с императором. Подобное способно породить лишь одно - засасывающую и бессмысленную пустоту. Неудивительно, что одним из персонажей истории становится герой отсутствующий. А далее - гротескная эскалация этой пустоты: подпоручика Киже сопровождает вооруженный кортеж в Сибирь, потом, по велению Павла, возвращает обратно в столицу; он женится; ему передают под начало гарнизон. Безумие системы несомненно, но таково, что ее винтики начинают работать на то, чтобы продолжать поддерживать это безумие. Безумие = норма. Повесть оканчивается смертью: и Киже, и чуть позже самого Павла. Правление пустоты в пустоту же и разрешается.

Я, конечно, знала сюжет этого рассказа, но почему-то в школе руки до него не доходили. И совершенно зря. Чудесная вещь.
Во-первых, сам сюжет впечатляет - сказочно-абсурдный, но тёмный по сути, наводящий на грустные размышления о российской действительности (времен Павла I).
Во-вторых, язык хороший, юмор, наблюдательность, ирония - всё есть; подано изящно. Под конец испытываешь сожаление, что так мало. Будь Тынянов постмодернистом, из этого анекдота вышел бы солидный роман. Но он бы и соль потерял.
В этой краткой, насыщенной приключениями, событиями, любовью и воинскими заслугами жизни подпоручика Киже и так есть смысл. Павел уничтожал всё, что касалось его матери и ненавистного Потёмкина, даже сослал в Сибирь губернатора, который к его приезду новые мосты поставил! А дух "потёмкинской деревни", оказывается, неистребим в русском глазу. Хоть тресни, но он видит невидимое, не видит видимое, нормально живёт в выдуманном мире с выдуманными людьми. И если сначала это происходит, потому что все боятся неадекватного поведения императора, то потом принимают мир таким, каким его нарисовали.
Кстати, весьма интересен еще короткий диалог двух солдат, старого и молодого, в ночь после наказания подпоручика Киже. В нём выясняется, что народ и императора не видит. А если видит, то он "подменный".
То есть проблема не в ошибке писаря, который одного подпоручика родил, второго поручика умертвил, а вообще в народном ...миросозерцании! Глазам верить нельзя, всё морок и туман. Сказали - есть император - значит есть (но смекалистый народ всё знает)). Сказали - вот вам Киже, а не пустое место - да не проблема, даже родить от него можно. Ну, и классика - доктор сказал "в морг", значит в морг. И костюмчик сымите, почившему полагается попроще одежонка.
И вроде догадываются люди-человеки, что что-то не так... Но мудрость какая-то заднеприводная. Жене удобно любовников водить. Начальству приятно, что Киже не жалуется, повышения не просит, не подсиживает. Солдатам заходит генерал, который на гауптвахту не сажает. Доктора в восторге, что лечить не надо. Благодать. Отличная ширма. Только Павел в пролёте, сам себе потёмкинского верного человека слепил, да воспользоваться нет возможности.

Так писал Егор Антонович Энгельгардт, «добрый директор» Царскосельского Лицея, писал задолго до декабрьского восстания, писал – как в воду глядел того пруда, в который отчаянный Виля сиганул, не вытерпев причиненной ему обиды.

Мне бросилась в глаза лаконичность прозы Тынянова – каждое слово казалось к месту, каждая фраза была – не прибавить и не отнять, а вот прибавьте теперь к этому лексику начала XIX века в разговорах героев… Но не суховато ли, ненароком подумала я, для пламенных таких натур, как декабристы?

Но нет. Невероятно живыми, увиденными будто наяву, будто знакомыми лично были герои, да и как не затрепетать, будучи влюбленной в родную литературу, когда на страницах романа лицеистом еще появляется Пушкин, и здесь же работает над своей комедией «Горе уму» Грибоедов?.. А Булгарин и Греч, хе-хе, заставляют вспомнить лекции по истории отечественной журналистики! Мыслящая Россия, Золотой век, чего же боле…

«Герой у меня наш, от меня немного, от тебя побольше», - признавался Вильгельму создатель Чацкого, и как не согласиться, как не пристроить всамделишного Кюхельбекера к литературным «лишним людям»? Этот его горячий нрав, неустроенность внутренняя и внешняя, неумение подладиться, вместе с тем – доброта, ум и, конечно, по Рылееву, «любовь к общественному благу». Трогателен он, Кюхля, длинный, неуклюжий, но трогательный. Он прибавился к моим любимцам из декабристов – Рылееву, Оболенскому.

Крамольная, может, мысль, но я за Вильгельма рада, что он на жертву такую пошел. Он искал ее, искал высокого служения, высокого дела, и Бог знает, сколько бы еще метался, если б не Северное общество, к чему бы пришел… Мог медленно спиваться, как Дельвиг, мог – с его-то вспыльчивостью и десятком уж бывших дуэлей! – на дуэли же погибнуть, как Пушкин… До слез трогают последние годы его жизни в Сибири, до того маешься будто с ним в одиночной камере крепости, а перед тем убегаешь, несешься от жандармов, по морозу, по снегу, чуть не увязнув в болоте…

Горячие головы, горячие сердца – какое поколение!.. Сколько истинной дружбы в этом романе, признательной и нежной дружбы, пронесенной через всю жизнь! И можно было увериться на годовщину «19 октября 1825 года»:

Поэты пушкинской поры. Лицеисты первого лицейского набора. Громкие звонкие имена, не единожды упоминаемые в литературе. Вильгельм Кюхельбекер был одним из них. И потому имя его нам знакомо не только по школьным урокам русской классической литературы и поэзии, но ещё и из истории первой половины XIX столетия. Однако, как ни крути, но имя Пушкина как поэта и писателя затмило многих, если не всех остальных из этого набора. А ведь какие славные ребята были — Горчаков и Дельвиг, Пущин, Корф, да и Кюхельбекер вовсе не бесталанный поэт был.

Тынянов взялся раскрыть перед читателями образ этого незаурядного человека с трагической судьбой. И просто повёл нас по изгибам жизненных реалий Вильгельма — мальчик и лицеист, юноша и не слишком удачливый служащий, мечущийся по жизни молодой человек, несостоявшаяся личная жизнь и участие в восстании декабристов, мытарства по крепостным камерам и затем ссылка с далёкую грозную Сибирь, и последним штрихом биографии — смерть.

Все эти обстоятельства общеизвестны и потому упоминание о них не является никаким спойлером. Но чем же тогда хороша и привлекательна книга? Ответ прост — мало знать хорошую интересную историю жизни незаурядного сложного человека, нужно ведь ещё уметь её и рассказать так, чтобы рассказ этот не показался ни скучным, ни томительным. И Тынянову это удалось — книга читается единым дыханием. И перед нами встаёт во весь свой нескладный рост слегка неуклюжая, но однако вовсе не жалкая фигура человека с непростым внутренним миром, с взглядами и принципами, с тонко организованной нервной системой и с неспособностью заводить нужные связи и знакомства, терпеть обиды и прощать оскорбления, льстиво улыбаться и говорить нужные слова, совершать поклоны и шаркать ножкой.

Наверное, сложно хотеть быть похожим на него, на Кюхельбекера. Но уважать его и помнить об этом забытом ныне поэте и гражданине всё-таки нужно. Нужно не ему, нужно нам, нынешним...

Большой исторический роман об обычном человеке с необычной судьбой в поворотное аремя.

Не приспособленный к жизни Кюхельбекер пытается найти свое место - и не может. Не из-за времени, а из-за характера, структуры личности. Замкнутый интроверт. Ни друзей, ни идей, ни постоянного места работы. Раздражал всех окружающих. Чем? Откровенностью и чистотой мысли. Судьба пошвыряла его знатно.

Учился в Германии - вернулся поклонником Шиллера, учился в Лицее - стал поклонником Свободы. И этому идеалу никогда не изменял. Но идеал был воздушный. Конкретных идей - не было. Рационально действовать - противно его натуре. И это лучше всех понимали "соратники", поэтому использовали, но не доверяли.

Когда же Кюхля оказался в настоящей беде, то оказалось, что у него есть настоящие друзья. Нелюдим - Кюхля.

Широкая историческая панорама, но герой -Кюхля, а не время. Интересно краткое (нелицеприятное) описание жизни декабристов в ссылке.

Прочитал я аннотацию и подумал, что вот я и в самом деле тот, наверное, редкий персонаж, который саму историю в общих чертах знает (спасибо учителю истории Отечества), но рассказ Тынянова при этом не читал. Пробел, значит. Который было легко заполнить. Благо и аудиоверсия нашлась. Правда, это была не аудиокнига, когда чтец наговаривает весь текст произведения, а радиопостановка.

Дальше...

И вот-то собака и порылась. Потому что режиссёр постарался на славу. Для того, чтобы сделать восприятие текста максимально затруднённым.
Во-первых, добрая половина, если не больше, проговариваемых актёрами реплик была снабжена эхо-эффектом, когда те или иные слова, выражения и целые предложения повторялись дважды/трижды и более раз, постепенно затухая. Однако при этом актёр успевал произнести уже другую фразу, весь смысл которой заглушался и размазывался вот этой мешаниной звуков.
Кроме этого, активно использован музыкально-шумовой звукоряд. Но опять же, громкость звучания этой музыки была порой едва ли не выше, чем говорили актёры — опять слушающий радиопостановку напрягал свой звуковой аппарат и держал не только ушки на макушке, но и голову в напряжении.
Наконец, сама музыка вполне заслуживает заключения этого определения в кавычки — «музыка» нашего спектакля представляла собой набор звуков, издаваемых разными инструментами — барабанами, виолончели и контрабаса, кажется какими-то духовыми и т.д. При этом практически полностью отсутствует мелодия и получается просто набор громких и не всегда приятных звуков.
Ужасно, в общем, получилось. При этом качество моих наушников не вызывает сомнения и дело вовсе не в них…

Что касается самого содержания, то понятно, что эта замечательная история представляет собой исторический (ах, эта тавтология!) анекдот своего времени. Который, тем не менее, ярко характеризует нюансы эпохи.

В декабре я решила почитать о декабристах. И хотелось почитать именно о тех, кто какое-то время отбывал ссылку (уже после каторги в Сибири) в моем городе. Да, в XIX веке Курган был местом политической ссылки. В разное время на поселении у нас проживало 13 декабристов.
У нас есть музей, который называется Дом-музей декабристов. Эта усадьба была приобретена семьей прибывшего на поселение в Курган Михаила Михайловича Нарышкина. Также в нашем городе есть ещё один Дом-музей, связанный с именем другого декабриста - Вильгельма Карловича Кюхельбекера. Он пробыл в нашем городе только 11 месяцев, но оставил после себя дневниковые записи и литературные труды.

Именно на него и пал мой выбор, знакомого всем ещё со школы - Кюхлю. Хотя после прочтения поняла, что книга в большинстве своем не о декабристах, а о жизни Вильгельма Карловича.

Так в ходе чтения выяснилось много интересного о юношеских годах Вильгельма, который до поступления в Царскосельский лицей был просто Виля. Позднее лицеисты за нескладность фигуры, высокий рост и вспыльчивость, прозвали его Кюхлей. Среди лицейских друзей Вильгельма были Александр Пушкин, Иван Пущин и Антон Дельвиг. Друзья любили его, но часто подшучивали над ним. И не всегда эти шутки были добрыми. После одной такой, Кюхля бросился топиться в пруду. И да-да, Пушкин был уже тогда острым на язык. И между друзьями была дуэль, в которой, к счастью никто не пострадал. После окончания лицея дороги друзей разошлись, но они ещё долгое время поддерживали связь.

Характер Вильгельма доставлял ему много беспокойства, он мало с кем мог ужиться. А за его крамольные стихи и за то, что он за границей открыто выступал против крепостного рабства за ним был устанавлее секретный надзор по велению царя.

Тынянов очень живо описал Вильгельма, не только сложный и неуживчивый характер, но также и порывы души, его стремления и что им двигало в те годы, когда он решил примкнуть к закрытому обществу.
Книга тяжелая, местами неровная, чем-то похожа на своего нескладного героя, который мечется и не находит покоя. Не понятый и не удачливый…но смелый.

Писарь… Всему виною писарь лейб-гвардейского полка…
Приказы никто не читал, сначала подписывал, не глядя, начальник штаба, затем подмахивал командир.
Ах, знать бы фамилию этой канальи-писаря! Не сохранила история имени этого прохвоста, а офицеры…офицер пострадал. Ну да все по порядку.
Только-только после смотра войск из рядов армии были уволены все недоросли – дети дворян, числившиеся номинально и незаслуженно получавшие воинские звания. И вот на тебе…
В канцелярии лейб-гвардии Его Императорского величества Преображенского полка писарь в спешке в приказе о назначении вновь прибывших написал: «…подпоручик Киже, Стивен, Рыбин и Аранчеев назначаются…». А должен был написать: «подпоручики же Стивен, Рыбин…».
Так и появился несуществующий подпоручик Киже.
Строго было при императоре Павле I.
И поняли отцы-командиры большую пользу от того Киже.
На него списывали оплошности по службе, его сослали в ссылку, потом его помиловал император и женил на фрейлине. Служит он долго, чинов не просил, но и жалование получал вовремя и поощряем был часто…
Отчизне верно служил. Дорос до генерала. Однако умер скоропостижно перед вызовом на аудиенцию к императору.
«Жаль, хороший был офицер» - вздохнул Павел.

Веселый исторический анекдот, переложенный Юрием Тыняновым в повесть «Подпоручик Киже» читается весело, легко.
Однако не тут-то было в наших русских анекдотах всем весело не бывает…

Все-таки пострадал от той ошибки один офицер. Синюхаев. Тем же приказом исключили его из полка «за его смертью». Восстановиться и доказать, что он жив Синюхаеву не удалось… Вот каналья – этот писарь! Говорят, он из писарей когда уволился подался служить на железную дорогу – стрелочником.

И до сих пор многие считают - ошибся писарь, когда «придумал» офицера, а другого исключил….
И часто говорят, что мол не было такой истории никогда.
А я говорю бывает! И часто! Вот у нас был один Тубуреткин…
Да нет не буду рассказывать ведь это совсем другая история.