У нас дома в далекие времена

В этой книге все было отлично. Роман состоит из воспоминаний автора о его детстве и юности, о взаимоотношениях с родителями, братьями и сестрами, о приключениях и разнообразных событиях, которыми были насыщены его подростковые годы.
Главный герой достаточно оптимистичен. Вообще, несмотря на все неприятности, с которыми Гансу пришлось столкнуться, "чаша счастья" все равно была наполнена больше, а "горе - лишь приправа к радости". Достаточно оптимистично, и, наверное, это для меня оказалось основной идеей романа - не стоит унывать, проблемы есть абсолютно у всех (у кого-то их больше, у кого-то - меньше), все можно преодолеть и пережить, если не сдаваться. А если тебе плохо, то на любую ситуацию можно посмотреть с нескольких сторон: не так, будто у тебя все не ладится, а более оптимистично. Здесь надо сказать, что я говорю не об авторе-Фалладе, а о его прототипе - юном Гансе - главном герое романа.
Постепенно читатель видит, как автор взрослеет, как он осознает этот процесс, как пугает его "неопределенность взрослой жизни". В конце же Ганс высказывает мнение, что прощание с детством его совсем не огорчает, но, на мой взгляд, это совсем не так. Книга показалась мне теплой и немного грустной. Мало кто не почувствует ностальгию, прочитав слова: "Сад детства закрылся для меня навсегда". Мне кажется, что автор скучает по своей юности, может быть, он и не хочет туда возвращаться, но он и не пытается от нее откреститься и предать забвению.
Главное, из-за чего я поставила книге высшую оценку, - она заставила меня сопереживать, мало какие книги вызывают у меня сильную чувства к героям (симпатию, сочувствие и пр.), этот роман вызвал! Я была погружена в жизнь, мне было больно, когда страдал Ганс, я переживала все его страдания и вспоминала о своем счастливом детстве (я тоже при ходьбе старалась наступать ногой на одну плитку, чтобы исполнилось загаданное желание).

В прошлом году лучшей книгой года, прочитанной в рамках Книжного Клуба, для меня стал "Железный Густав" Ганса Фаллады. И в этом году я с удовольствием взялась за другую книгу этого же автора, предвкушая еще одно удовольствие. Как в воду глядела. Хотя произведения совсем не похожи друг на друга (первая - настоящий роман, а "У нас дома" вполне можно считать художественной автобиографией), оба очень хороши, каждое по-своему.

Столько интересных подробностей из жизни большой дружной семьи, столько немыслимых детских приключений, а главное, столько "моего" юмора! Такие интересные персонажи! Такие чудесные родители! Наслаждалась каждой страницей этой, в общем-то, не претендующей на звание шедевра, книги!

ЗЫ: Отдельный "респект" автору за его псевдоним: оказывается Ганс взял его в честь героя сказки братьев Гримм "Гусятница" - верного коня Фаллады. Очень импонирует мне такой выбор.

Порой, когда читаешь воспоминания какого-то писателя о его детстве, невольно так и тянет перефразировать Толстого: "все счастливые дети похожи друг на друга, каждый несчастный ребенок несчастлив по-своему". Эта же мысль не раз приходила мне на ум во время прочтения книги Ганса Фаллады "У нас дома в далекие времена".

Ганс Фаллада (настоящее имя Рудольф Дитцен), немецкий писатель, автор реалистичных романов, где главным героем выступает "маленький человек", и добрых сказок. Родился в семье юриста, чей авторитет среди домашних был непререкаем. Уклад дома был полностью подчинен прусской дисциплине и крайней бережливости, если не сказать скупости. С самого раннего детства Ганс отличался от своего брата и двух старших сестер замкнутостью, независимостью и богатым воображением. Кроме того, он постоянно попадал в какие-то "истории" и передряги, в коих склонен был винить только себя.

Однажды Ганс и его друг оказались в квартале "низов", откуда едва унесли ноги. Но если приятель Ганса поехал домой на трамвае, то Ганс не смог заставить себя сесть в вагон непривычного ему вида, решив, что с ним там непременно случится несчастье, и пошел домой пешком. Из-за этого странного "наваждения" мальчик пришел домой очень поздно и был единственный раз в жизни выпорот отцом. Для другого ребенка эта экзекуция, возможно, не стала бы судьбоносной, однако, как признается сам Фаллада,

Несладко пришлось Гансу и в привилегированной гимназии принца Генриха, где его буквально ежедневно травили одноклассники из-за залатанных штанов. Застенчивый и замкнутый Ганс пытался объяснить матери, как над ним издеваются, но она, к сожалению, отмахнулась от него, сказав, что он слишком обидчивый и не понимает шутки детей. Хороши шутки! И ладно бы еще дети, но и преподаватели были не лучше! Профессор Олеариус постоянно доводил бедного Ганса буквально до потока слез, жестоко высмеивая и безостановочно стуча пальцем по его голове, причиняя ребенку моральные и физические муки. Другой преподаватель во время объяснения урока, стоя рядом с партой Ганса, сооружал на голове мальчика "прическу" из десятков "рожек", а затем заставлял беднягу вставать и демонстрировать свой скомороший облик всему классу. В общем, жизни не было Фалладе в этой гимназии. И хотя его потом перевели в другое учебное заведение, эта травля, несомненно, также не могла пройти для него бесследно.

Стоит ли удивляться тому, что Ганс сызмальства ощущал в себе подобие "двойника", который совершал что-то, с чем реальный Ганс был не согласен, но за что ответ держать приходилось ему, и о котором забывал лишь в редкие поистине счастливые минуты? И не оттого ли вызывают недоверие попытки писателя доказать, что детство его было почти безоблачным и счастливым? Конечно, с одной стороны, дело так и обстояло: в семье никогда не испытывали нужду, в доме постоянно работали три служанки, отец и мать поощряли детей к чтению, и уже в самые ранние годы жизни у каждого из них была своя собственная библиотека. Но, с другой стороны, в семье с той же педантичностью следили, чтобы дети читали только разрешенные им книги. Из-за этого Гансу и его сестре, обожавшим чтение, приходилось украдкой таскать книжки из отцовской библиотеки. Отсюда - вынужденные хитрость и ложь, которые, разумеется, отнюдь не поощрялись, но к которым детей подталкивал сам семейный уклад.

На протяжении всей книги Фаллада признается в любви своим родителям, бесконечно твердя, что отец был "нежным, сверхчувствительным человеком", блестящим рассказчиком, умным и справедливым человеком. Маму, судя по всему, писатель также бесконечно любил. Что ж, возможно, Фаллада намеренно оставил именно такие, смягченные и разбавленные занятными и даже юмористическими эпизодами, воспоминания о своем детстве, чтобы сохранить хоть этот период своей жизни как нечто доброе и драгоценно прекрасное. Ведь вся дальнейшая жизнь будущего писателя, начиная с юности, была поистине трагической.

Ганс Фаллада, выдающийся немецкий писатель, познавший нужду и безработицу, дважды обвиненный в убийстве и дважды пытавшийся покончить жизнь самоубийством, трижды отсидевший за растраты, мошенничество и "неуважение" к режиму Третьего рейха, неоднократно переживший принудительное лечение в психиатрических больницах, наркоманию, алкоголизм и глубокую депрессию. Читать рекомендовано всем.

Казалось, что этого дома хозяева
Навечно в своей довоенной Европе,
Что не было, нет и не будет Сараева,
И где они, эти мазурские топи?
(Арсений Тарковский)

Я очень люблю истории о детстве. В своё время мною были проглочены прочитаны и "Детство Тёмы" Гарина-Михайловского , и "Детство Никиты" Алексея Толстого , и "Детство" Горького , и даже - о ужас! - "Детство" Льва Николаевича Толстого . Последнее, кстати, вызвало у меня приступ аллергии, ибо столько мармелада с шоколадом - это уже слишком, особенно на контрасте со

Горького.
Эта повесть, на мой взгляд, написана доступно и интересно, могла бы завлечь и ребёнка, хотя её финал однозначно намекает, что всё-таки рейтинг "шестнадцать плюс".
Ёмко и педантично, типично по-немецки Ганс Фаллада рассказывает о себе самом и окружавших его людях: родителях, товарищах, родственниках. И всё же в повествовании нет "сухости", которая в своё время отвратила меня от Гюнтера Грасса. Повествование наполнено юмором и теплотой человека, который состоялся как личность и осознаёт бессмысленность обид и мести теням прошлого.
Описывая тётушку-скрягу, положившую в тесто испорченное яйцо, или бабушку-ханжу, называвшую ноги "постаментом", он не использует и капли ненависти, лишь юмор, иронию и констатацию факта. Поступки отца и матери Фаллада анализирует, находит им причину и оправдание. Чаще всего та или иная модель поведения обусловлена обществом, воспитанием, происхождением.
Ганс не барахтается в сиропе, приготовленном Львом Толстым для его "Николеньки", и не живёт с дедом-садистом, для которого наука - порка. Его родители воспитывают его прогрессивно и разумно, с пониманием относятся к шалостям и проступкам, с любовью - к книгам.
И всё же есть за всем этим благополучием едва видимый призрак надвигающегося тридцать третьего года. То там, то здесь мелькает отблеск жестокости и бесчеловечности, неуважения к личности, хотя даже о войне 1914 никто помыслить не мог. Глубоко в земле общества Рейха уже лежат семена нацизма, она отравлена ими.
Даже в семье Ганса, где, на первый взгляд, царит понимание и любовь, родители долго не замечают проблем сына в школе,

и, придерживаясь своих принципов, дарят детям подарки, которые им не нужны, дабы соблюсти равенство.
А пожалеть ребёнка и дать ему почувствовать любовь можно только тогда, когда ему руку сплющило жёрновом или крючок впился в руку, а то, не дай бог, разбалуется!

Наверное, эта скупость чувств, старательно подкреплённая протестантизмом, коренится где-то в менталитете народа, и именно она взращивает в детях если не жестокость, то холодность и чёрствость. Для меня, например, удивительна доброта матери Ганса, которая в детстве испытывала только унижение и страх. А скольких эта "доброта", оправданная протестантизмом и ханжеством, сделала уродами, знающими только гнев, жестокость и свой интерес?
И всё же эта книга из тех, которые не читаешь - по ним путешествуешь, плывёшь по волнам строк, наслаждаясь моментом. От неё становится тепло и немного грустно, и остаётся послевкусие, как от вина. Как детство у ребёнка, у народа, пережившего катастрофу, есть сказка о времени "до войны", где были пряники на ёлке, витрины с игрушками и мечты, которым не суждено сбыться. Там всё было размечено и распланировано, как гроссбух немки-домохозяйки: каждое Рождество ёлка и рассказ о том, как папа её достал; поездка на море летом; "динеры" как синоним чопорности и скуки, где

Порой в сказку о детстве вихрем врывается действительность: рассказ о брате, сгинувшем в мясорубке войны, об инфляции и потере сбережений отцом; упоминание о смерти отца...
Именно поэтому, на мой взгляд, это повесть о детстве для тех, кто давно вырос. Это переживание, переосмысление, дань памяти и уважения, попытка влезть в трещащую по швам шкуру самого себя-ребёнка, дабы понять и - в какой-то мере - простить. Но в этой шкуре уже не поместиться, поэтому о причинах некоторых поступков, о природе некоторых фобий (как было с трамваем, например)
остаётся только догадываться.
Убегает в поля отпущенный на свободу хомяк, и семья смотрит ему вслед. Куда-то туда же, за горизонт, уходит пора детства "до войны", куда никак не получится вернуться.

Всё в книге кажется хорошо на первый взгляд: воспоминания детства такие разные и такие яркие, где-то с юмором, где-то с горечью, где-то с недоумением и претензиями к семье, к судьбе, к жизни… Книга тянется очень неспешно, и автор как задушевный друг разговаривает со своими читателями о личном, иногда перескакивая с темы на тему, и вновь возвращаясь к начатому ранее. Рассказывает он о своей обыкновенной жизни обеспеченного мальчика в семье уважаемого человека, судьи, где его окружали заботой и лаской, баловали и прощали шалости, потому что он был "горемыкой" и судьба посылала ему разные испытания. В какой-то момент начинает бросаться в глаза, что через всю книгу "красной нитью" тянется бесконечное нытье автора, по поводу его несчастливой доли и кучи комплексов. Предчувствуя худшее, я уже ожидала увидеть и подробности того самого трагического случая с доведением до самоубийства приятеля, из реальной биографии автора, ибо даже под видом светлой и радостной книги воспоминаний, всё больше по мере чтения обращают на себя внимание, некоторые психические отклонения Ганса/Рудольфа, к счастью, до той суицидальной истории повествование не дошло. Но, не смотря на это избавление, позитивный роман о детстве заканчивающийся, буквальным вступлением во взрослую жизнь, сексуальной близостью, выглядит если не пошло, то, как минимум топорно.

Возможно, я придираюсь, даже почти наверняка, ибо вот всем читателям сайта, книга понравилась, а мне не очень. Всё-таки для книг такого жанра, мало быть просто хорошо написанными, выделяться сентиментальностью и увлекательностью сюжета, чтобы понравиться читателю, они должны быть еще и вовремя прочитанными. В случае с Гансом Фалладой у меня такого не получилось, книга прочиталась настолько безэмоционально, что не то что слезы или смех, даже улыбку не смогла вызвать. Но интересные моменты всё-же были. Как, например, немцы в начале девятнадцатого века ездили на море и не любили купаться из-за всяких там предрассудков общества. И званные динеры тоже "порадовали" своей немецкой чопорностью и курьезами. Автору удается очень хорошо описывать людей, образы складываются целостными, жаль некоторые рассказы о знакомых и родственниках так, и остались не раскрытыми и скомканными. Время и традиции в этой книге передаются атмосферно, люблю немецкую литературу именно за это. И в конце я задаю себе вопрос, стала бы я рекомендовать книгу своим знакомым? Выходит, что скорее да, чем нет, но с оговоркой, что не стоит от нее ждать той теплоты, легкости и детской непосредственности бредберивского «Вина из одуванчиков», зато в качестве среднедамской психологической новеллы она прекрасно подойдет.

Благодарю тебя, отец Люцифер, за то, что я не родился в конце девятнадцатого века в Германии!
Во времена, когда дух романтизма уже безнадёжно сдох, полностью истлел и даже не смердел, но духа истинного века просвещения ещё не пришло, а люди тем временем были в подвешенном состоянии неопределённости между дискурсом предыдущей культурной парадигмы и складывающимся дискурсом наступающей. В головах ещё была небольшая путаница, но понимание того, что «так нельзя и надо по-другому» уже достаточно сильно зудело в межвековых задницах, ибо то, что творилось, то… творилось, — и это был «п» с заглавной буквы.
Не верите? Почитайте Фалладу!

Людское мракобесие не знало границ!
Впрочем, несмотря на смартфон в каждом кармане сегодня, оно продолжает неплохо поживать и по эту сторону века… но сейчас история не об этом. Мало того, что людей того времени железной хваткой за булки держала црковь и рлигия, их придуманная мораль и наистраннейшие правила поведения (или как они ещё говорили — приличия… ну что за пошлое слово? оно уже само по себе неприлично!) дополнительно не давали возможности спокойно жить, а когда эти тонкие нити сплетались в хлысты сорокаконечной плётки, которая хлёстко кровянила непрекращающимися ударами спину, то жить нормально становилось совсем невозможно. Ни детям (особенно детям), ни взрослым, которые сами, научившись ловко лавировать между понятий, продолжали тиранить своих детей по недетским поводам, видимо, отыгрываясь за своё тяжёлое детство, которого не было, считая, что так быть и должно, чтобы детства было быть не должно и у их детей. То нельзя, это нельзя, а сейчас это вот можно, а то опять нельзя, хотя и вчера было тоже нельзя, то есть можно то, что нельзя было нельзя, но завтра это опять будет можно на пару минут, а потом опять нельзя, потому что завтра это тебе, маленький засранец, не сегодня и уж тем более не вчера. Неписаный свод правил порядком портил жизнь тем, кто не умел ловко крутиться в этом хитрожопом потоке искусственных построений лицемерной психики. Сейчас, кстати, мир устроен схожим образом, но уже немного попроще.
Но детям всё равно нелегко понимать мир взрослых.

Маленький засранец Ганс был вполне себе нормальным маленьким засранцем, как и каждый из нас в его возрасте.
Заплатанные штаны и девчачья причёска порядком портили ему жизнь, но это всего лишь были внешние атрибуты его искалеченного внутреннего мира, который точно так же был протёртым прошлым веком и плохо заплатан наступающим двадцатым, с его стремлением к новой эмансипации, но пока ещё не сформировавшим нового дискурса, чтобы можно было свободно вертеться меж фраков и вечерних платьев, чепцов, бикини и мини юбок. О, стоп, стоп, стоп… это я слишком вперёд заскакал, так что придержи своего Буцефала-словесности, Луци, потому что под тобой сегодня ещё только Фаллада!
Короче, Ганс был нормальным пацаном, у которого не было интернета, но уже были чопорные родители-интеллигенты.

В жизни встречаются неудачники, но маленький Ганс был неудачником просто абсолютнейшим.
Это и смешно, и грустно одновременно, потому что над его неудачами нельзя не похихикать, но в то же время этого засранца становится жалко, потому что он не просто лажал в сложно устроенном мире, но он ещё лажал и из-за того, что этот мир очень уж сложно устроен, а вокруг не нашлось ни одной мудрой жопы, которая вместо того, чтобы читать нотации после, рассказывала бы о жизни до, как что либо случиться. Вот так и до сих пор: все только норовят наказать за неудачи, а не предотвратить их.
Грустная история, вечная история…

Ханс Фаллада написал книгу о своем детстве, полную не только правды, но и вымысла. Об этом автор предупреждает в самом начале романа. Книга очень добрая и душевная, несмотря на бесконечные несчастья главного героя. За проказами мальчика, принципиальностью отца, лаской матери, играми детей видна любовь в семье. И кажется, что это было прекрасное детство, и всё дома было хорошо и замечательно, и то время вспоминается автором с теплотой. А по-другому и быть не может.

Но всё не так просто. Если прочитать биографию писателя (хотя бы бегло ознакомиться с ней в Википедии), можно узнать, что у автора была очень нелёгкая жизнь (незаконченное образование, попытка самоубийства, психиатрическая клиника, проблемы с алкоголем и наркотиками, тюрьма), совсем не безоблачное детство и непростые отношения с родителями. Написана книга в разгар Второй мировой войны, в страшное время. Может быть «чёрная» окружающая действительность и заставила Фалладу написать о детстве как о времени «светлом», радостном, уютном? Наверное, это не то детство, которое на самом деле было, а то, которое могло бы быть, о котором хочется вспоминать, тем более что оно уже стало «далёким временем». Это гимн жизни в эпоху смерти. В прошлом смерть была тоже близко, героя преследовали бесконечные болезни и несчастья (а для автора они, наверное, и не прекращались). Но было и Детство. И детское восприятие мира, спасающее от беды. Его уже не вернуть. Оно навсегда ушло. Как и то далекое время. Время радости и счастья. Время книг и забав. Хотя кажется, что не так уж далеки эти времена от нас, живущих в России в ХХI веке, а не в Германии в начале ХХ столетия.

Роман хороший, хотя ничего нового (для литературы как искусства) в нём нет: он похож на другие замечательные книги о детстве. Но разве можно читать эту книгу без улыбки? Не проникнуться эмоциональностью текста? Не симпатизировать обаятельному книжному мальчику? Не окунаться в «светлое прошлое»? И, может быть, и не стоит знать, что же было на самом деле. Написанное - тоже правда.

От алкоголиков, наркоманов и психов держись подальше. А если у него талант? Да хоть бы и гений. Много ли радости в том, что тебя застрелит или покалечит гений - он через пару лет выйдет из дурки, а тебе лежать в могиле или ковылять остаток жизни на костылях. Ганс Фаллада не был гением, но талантом, безусловно, был. А еще на протяжении жизни неоднократно лечился от алкоголизма и пристрастия к морфию. И не раз лежал в психлечебницах. Причины? Застрелил одноклассника. Они решили покончить с жизнью самоубийством, обставив это как дуэль. Друг погиб, Рудольф Дитцен (так на самом деле звали писателя, Ганс Фаллада - это псевдоним) отправлен на лечение. Потом он выстрелит в жену во время ссоры и снова попадет в психушку. Но то будет после, спустя много лет, когда трое из их четверых детей умрут в младенчестве, а брак потерпит крушение.

Он и в тюрьме успеет посидеть дважды. Не за убеждения - мошенничество и растрата. Наркотики стоят денег, а их отчего-то катастрофически не хватает. Нет, иногда удача приходит, сменяя полосу невезения, и на волне успеха удается купить имение Карвиц на юге Германии, где поселится с семьей для занятий творчеством. Но все так зыбко, так неопределенно; так продувается насквозь ветрами перемен; вопреки утверждению песни из "Мэри Поппинс" не приносящими добра и ласки.

Это ведь Германия времен Рейха, дети. Ждать добра от режима, пытавшегося стереть с лица земли целиком народы, по меньшей мере наивно. Он и не ждал. Не по причине сверхпрозорливости, просто жизнь с детства научила, что беззаботность и порхание мотыльком не для него. Есть ли еще кто, кому бы так подходило определение "горе-злосчастие"? Ты о чем? Сын судьи, с детства жил в достатке, холе, неге и заботе. Родители опекают, слуги шуршат по хозяйству. Гимназия; братья-сестры - не скучно расти в одиночестве. Угу, строгость и справедливость отца, ласка матери; книги, игрушки, апельсины, и конфеты и звонки велосипедов...

Да, с велосипедом была история - отец купил его Руди в награду за успешно выдержанный экзамен. Что делает мальчик? Правильно, садится в седло и едет кататься, тут же сталкиваясь с экипажем. Да так, что в результате остается прикован к постели на полгода - прощай велосипед, прощай, возможность совершить прыжок через класс (для того над подготовкой к экзаменам корпел, забыв о выходных); прощай здоровье. И если вы подумаете, что это один раз, глубоко ошибетесь. У него всегда так.

Мормышка впивается в палец всеми четырьмя крючками - никому из соседей не втыкается, а ему приходится вырезать снасть из тела в сортире вагона. Жернов - четверка детей Дитценов планирует сделать стол для игр на даче, падает, придавив всей тяжестью пальцы мальчика. Отправившись на каникулах в Голландию с группой Wandervogel, заболевает тифом и в беспамятстве доставлен домой.

Что, совсем плохо жилось? Удар, еще удар? Конечно, нет. Строгость и справедливость отца; нежность мамы; забота бабушки; дружба с братьями и сестрами - они "из одного теста", все книжники; радость открытий. Много чего было. Детство дало защиту, поддержку и силы на десятилетия борьбы за существование. На реализацию себя как писателя, а он таки сделал это - не "благодаря", а "вопреки". Ганса Фалладу помнят еще и сегодня, и не только в Германии, и есть за что. А как же "держись подальше"? Читать можно и на расстоянии. Да так оно чаще всего и получается. Читать нужно.

Решила читать эту книгу в бумаге, взяла в библиотеке томик 1975 года издания и оказалась первым читателем. Книгу явно не открывали дальше 17-й страницы, на которой стоит библиотечный штампик. Не самое популярное произведение оказалось. Тем более удивительно, что, когда в перекличке "Кто что сейчас читает" в телеграм-канале проекта Полка я написала, что сейчас читаю Фалладу, одна из подписчиц поделилась, что это одна из ее любимых книг с детства, перечитанная множество раз.
Подзаголовок "Пережитое, увиденное и сочиненное" сразу настраивает нас на то, что не все события книги были на самом деле или, во всяком случае, происходили не совсем так. Об этом предупреждает и автор в своем предисловии.
В целом книга представляет собой ряд зарисовок, из которых мы узнаем о детстве Ганса Фаллады (в книге он так себя и называет, хотя этот псевдоним взял только в 20 лет), его семье, дальних родственниках, учебе, приключениях. Рассказчик предстает парнем, на которого вечно сыпятся шишки, этаким горемыкой-неудачником. Но он утверждает, что неудачи в прошлом, он все преодолел, и детство его было в целом благополучным.
Так получилось, что за последние несколько лет у нас переиздали в новых полных переводах два самых известных романа Фаллады "Один в Берлине" ("Каждый умирает в одиночку" в советском издании) и "Кошмар в Берлине". Я их не читала, но смотрела обзор и читала биографические очерки о писателе. И становится совершенно понятно, что в 1941 году в своем уединенном имении Фаллада конструировал себе счастливое детство из тех не самых подходящих материалов, которые у него были. А были строгий и, по-видимому, холодный отец, трудности в обучении, тяжелые болезни (в книге они упомянуты немного впроброс, с шутеечками), история психических расстройств, разрыв с семьей и позже тюремное заключение. Обстоятельства реальной биографии и создаваемый образ так причудливо отражаются друг в друге, что иногда кажется, что писатель сам поверил в то, что придумал. В общем, для меня это чтение было довольно тягостным, но, наверное, душеполезным.