Рецензия на книгу

• 

  Аноним19 июля 2017 г.

  Из детства с любовью

  Казалось, что этого дома хозяева
  Навечно в своей довоенной Европе,
  Что не было, нет и не будет Сараева,
  И где они, эти мазурские топи?
  (Арсений Тарковский)

  
  

  Я очень люблю истории о детстве. В своё время мною были проглочены прочитаны и "Детство Тёмы" Гарина-Михайловского , и "Детство Никиты" Алексея Толстого , и "Детство" Горького , и даже - о ужас! - "Детство" Льва Николаевича Толстого . Последнее, кстати, вызвало у меня приступ аллергии, ибо столько мармелада с шоколадом - это уже слишком, особенно на контрасте со

  
  "свинцовыми мерзостями русской жизни"

  Горького.
  Эта повесть, на мой взгляд, написана доступно и интересно, могла бы завлечь и ребёнка, хотя её финал однозначно намекает, что всё-таки рейтинг "шестнадцать плюс".
  Ёмко и педантично, типично по-немецки Ганс Фаллада рассказывает о себе самом и окружавших его людях: родителях, товарищах, родственниках. И всё же в повествовании нет "сухости", которая в своё время отвратила меня от Гюнтера Грасса. Повествование наполнено юмором и теплотой человека, который состоялся как личность и осознаёт бессмысленность обид и мести теням прошлого.
  Описывая тётушку-скрягу, положившую в тесто испорченное яйцо, или бабушку-ханжу, называвшую ноги "постаментом", он не использует и капли ненависти, лишь юмор, иронию и констатацию факта. Поступки отца и матери Фаллада анализирует, находит им причину и оправдание. Чаще всего та или иная модель поведения обусловлена обществом, воспитанием, происхождением.
  Ганс не барахтается в сиропе, приготовленном Львом Толстым для его "Николеньки", и не живёт с дедом-садистом, для которого наука - порка. Его родители воспитывают его прогрессивно и разумно, с пониманием относятся к шалостям и проступкам, с любовью - к книгам.
  И всё же есть за всем этим благополучием едва видимый призрак надвигающегося тридцать третьего года. То там, то здесь мелькает отблеск жестокости и бесчеловечности, неуважения к личности, хотя даже о войне 1914 никто помыслить не мог. Глубоко в земле общества Рейха уже лежат семена нацизма, она отравлена ими.
  Даже в семье Ганса, где, на первый взгляд, царит понимание и любовь, родители долго не замечают проблем сына в школе,
  

  
  Каждое утро, едва я просыпался, школярня с учителями, товарищами и уроками надвигалась на меня каким-то кошмаром

  и, придерживаясь своих принципов, дарят детям подарки, которые им не нужны, дабы соблюсти равенство.
  А пожалеть ребёнка и дать ему почувствовать любовь можно только тогда, когда ему руку сплющило жёрновом или крючок впился в руку, а то, не дай бог, разбалуется!
  

  
  Я вдруг почувствовал, что отец меня очень любит, и любит, наверно, совсем иначе, чем других своих детей, за все постигшие меня беды, малые и большие,— ведь то, что досталось тяжело, дороже полученного даром.

  Наверное, эта скупость чувств, старательно подкреплённая протестантизмом, коренится где-то в менталитете народа, и именно она взращивает в детях если не жестокость, то холодность и чёрствость. Для меня, например, удивительна доброта матери Ганса, которая в детстве испытывала только унижение и страх. А скольких эта "доброта", оправданная протестантизмом и ханжеством, сделала уродами, знающими только гнев, жестокость и свой интерес?
  И всё же эта книга из тех, которые не читаешь - по ним путешествуешь, плывёшь по волнам строк, наслаждаясь моментом. От неё становится тепло и немного грустно, и остаётся послевкусие, как от вина. Как детство у ребёнка, у народа, пережившего катастрофу, есть сказка о времени "до войны", где были пряники на ёлке, витрины с игрушками и мечты, которым не суждено сбыться. Там всё было размечено и распланировано, как гроссбух немки-домохозяйки: каждое Рождество ёлка и рассказ о том, как папа её достал; поездка на море летом; "динеры" как синоним чопорности и скуки, где
  

  
  следовало строжайше соблюсти табель о рангах и старшинство по службе (учитывая также награды), а с другой, принять во внимание личные симпатии и антипатии.

  Порой в сказку о детстве вихрем врывается действительность: рассказ о брате, сгинувшем в мясорубке войны, об инфляции и потере сбережений отцом; упоминание о смерти отца...
  Именно поэтому, на мой взгляд, это повесть о детстве для тех, кто давно вырос. Это переживание, переосмысление, дань памяти и уважения, попытка влезть в трещащую по швам шкуру самого себя-ребёнка, дабы понять и - в какой-то мере - простить. Но в этой шкуре уже не поместиться, поэтому о причинах некоторых поступков, о природе некоторых фобий (как было с трамваем, например)
  остаётся только догадываться.
  Убегает в поля отпущенный на свободу хомяк, и семья смотрит ему вслед. Куда-то туда же, за горизонт, уходит пора детства "до войны", куда никак не получится вернуться.

  8

  112