Мудрая кровь. Рассказы

Есть мудрая кровь, есть по-другому мудрый (умный? Разумный, раз уж так) разум, которые не поленятся иной раз вступить в противоречие, особенно если вы застрянете на каком-то перекрёстке, от которого дальше дорога идёт только в две противоположные стороны. Налево пойдёшь — католиком будешь, направо пойдёшь — протестантом будешь. И дело тут, в общем-то, не в тонкостях отличий этих двух религиозных течений, на самом деле вопрос в естественности веры, как таковой. У убеждённой католички О’Коннор это как раз «верить» или «не верить», хотя бы потому, что вариант «не верить вообще» она даже не рассматривает. Не может быть кровь мудрой у того, кто в принципе отрицает дух.

А дальше начинаются тонкости, которые могут поставить в тупик читателя, не привыкшего читать полностью аллегорические произведения. В самом деле, по сюжету происходят какие-то случайные и едва ли не абсурдные события, так что в целом вся атмосфера напоминает беспомощное наполовину мертворождённое дитя Кафки и Даниила Хармса. У персонажа с ветхозаветным именем Енох кровь уж точно мудрая, пусть она и приводит в конце концов его слаборазумную голову уж слишком близко к природе. Зато его пылкая кровь отлично пользуется наглядностью и показывает главному герою романа, чем он заменил свою веру. Консервами. Подтухшим и хрупким уродливым пророком.

Главный герой, конечно, смешной. Утверждает полностью противоречащие друг другу вещи. С детства уверовал, что стать проповедником — его судьба, разуверился в судьбе и тут же стал проповедником, хоть и немного другого толка. Ну чем не злая ирония? Вообще, его, конечно, жалко, но помочь тут ничем нельзя, укатали сивку крутые горки. Герой пытается не слушать свою кровь, которая шепчет ему о вере. Танцует от головы. А что голова говорит? Иисуса не было, свои грехи придётся искупать самому, поэтому и грешить-то вроде как можно, ведь ты ни перед кем не обязан. Сомнения главного героя запутанны и выглядят довольно жалко. Но это для нас, читателей, особенно читателей — по большей части — православных или скептически настроенных. В таком случае можно с религии просто перепрыгнуть на душу и подсознание, в данном случае получится равноценная замена, потому что О’Коннор в своих рамках строга только к самой себе и своим героям. А трактовать её можно довольно широко, и даже нужно широко — стоит глянуть только на её письмо незадачливому критику, посмевшему объяснять книжку уж слишком узко.

«Мудрая кровь» — роман непростой и плотный. Читать его один раз явно маловато, к тому же первый раз ты пытаешься угнаться за сюжетом, а он-то как раз второстепенный. Хорошо бы этот роман прочитать собственной кровью, неважно мудрая она или нет, но это уж как получится. В конце концов, собственное мудрокровие может оказаться лишь иллюзией, блажью. И если мудрая кровь говорит тебе ослепить себя ради веры во что-то, то ты можешь принести эту жертву только виртуально и всё равно двигаться дальше. А вот если то же самое говорит тебе делать чугунная голова, то даже ослепи ты себя с радостью, не факт, что продвинешься дальше хоть на шаг. Скорее всего, вернёшься к тому же, с чего и начал. Никуда тебе не убежать.

Роман мрачен и безысходен. Поиск Бога здесь вторичен, эта книга о всеобъемлющем одиночестве и поиске смысла жизни.
Герой одинок, одинок с самого детства. Он не понимает окружающих, а те отвечают ему взаимностью. Все что он делает вызвано трагедией его тотального одиночества. Все встречные воспринимают его по-разному. Кто-то хочет дружить, кто-то хочет его любить, кто-то его ненавидит, кто-то завидует, но никто не может ему помочь, ибо никто его не понимает. Герой не вызывает симпатии, но вызывает уважение, он борется, порой глупо, порой странно, порой грубо и жестоко, но борется так, как умеет. Герой остается не сломленным и идет до конца по пути, который видит, но делает это не потому что выбранный им путь лучший, а просто потому, что другого приемлемого для себя пути он не знает.

Книга по праву включается в списки лучших книг. Мне было тяжело ее читать, но еще тяжелее мне будет ее забыть.

Под девизом "не Фолкнером единым" продолжаю осваивать жанр столь полюбившейся мне южной готики. Фланнери О'Коннор, американка ирландского происхождения, католичка среди протестантов – ещё одна его ярчайшая представительница. О, как же странно прошло наше знакомство. Я привыкла к наглухо отбитым персонажам в литературе, к дурноте и духоте южной готики, к религиозной тематике, преподнесённой под разными соусами. Но в "Мудрой крови" образуется такой водоворот, что эмоций у меня ровно две, и они полярные: wow и wtf. Второй в разы больше.

Помню, как читала у Паланика про ад, секты и нового мессию и как за фриковыми ситуациями и описаниями пряталась потрясающая сатира автора на наше общество. О'Коннор, конечно же, не Паланик, но тот, наверное, в какой-то мере ею вдохновлялся. Да и не только он, уж слишком знакомым контркультурным безумием веет от линии Еноха и мумии-мессии. Не ожидала, что южную готику можно преподнести таким образом. Это и похоже на Фолкнера, Ли, Капоте, Маккалерс, и так же резко от них отличается. Здесь не балансируют между здравомыслием и безрассудством – все уже сумасшедшие. Здесь не ищут эскапизма в вере – сама вера становится инструментом богохульства и глумления. И не затухают под равнодушным солнцем Юга – все уже насквозь прогнившие и выпотрошенные. Всё настолько драматично абсурдно, что даже сцена убийства выглядит невероятно тривиальной, а убитый – скорее карикатурой на человека. Впрочем, как и сам убийца. Жестокость, равнодушие, безразличие и обман настолько соответствуют этому парадоксальному и противоречивому миру, что скорее бы удивило их отсутствие. А наличие – нет, оно не удивляет, и эта будничность сгущённой ненормальности пугает. Пугает ещё и тем, насколько спокойно она воспринимается при чтении.

Теология - это явно не мое. Я не вдохновилась ни самой темой, ни изложенным материалом.

Сага об искуплении и воздаянии, лжепророках и истинной мудрости, поиск своего пути среди запутанных дорог, не увлекла меня в свое мироощущение. Возможно, я не доросла до подобных книг, но слишком выпяченный эгоцентризм героя, искаженная вера с навязыванием своих мыслей всем и вся и типичный западный менталитет, больше отталкивали, чем привлекали.

Язык книги показался совершенно сухим и каким то бесцветным, сцены обрывочные, иногда трудно было вообще соединить воедино само повествование. Все время сохранялось ощущение, что ты скачешь по колдобинам, бессвязным главам и фразам без какого то либо художественного изящества и литературных приемов, даром, что ли автор - женщина. Только к финалу история вышла на прямую дорогу и размеренно пошла к завершению. И именно финал сделал эту историю книгой.

Само же произведение представляет собой выкипающий котел противоречий, в котором варятся протестанты и католики. Герой же с головой погружается в это варево, где вера несет только разрушение с неприятием ближнего, самобичеванием себя и отрицанием целого мира, с вычурным протестом и отказом видеть этот самый мир и быть его частью.
Вот к чему может привести нелеченый посттравматический синдром.

Человек, не знакомый с творчеством Фланнери О’Коннор, может поначалу ошибочно принять его лишь за необременяющее и увлекательное чтиво, набор бытовых зарисовок на вечер. Действительно, ведь проза Фланнери на поверхности чрезвычайно легка, её слог прост и изящен, канва сюжетов предельно ясна и конкретна, образы ярки и кинематографичны. И тем сильнее будет потрясён неподготовленный читатель, столкнувшись на страницах её книг с явлениями поистине вселенского масштаба, носящими глобальный религиозный и морально-нравственный характер. В её «земных» историях всегда подспудно кипят нечеловеческие страсти, здесь людьми правят мрачные первобытные инстинкты и всегда – бессознательная вера. Описанные ею ситуации – это всегда собственный маленький Апокалипсис в жизни главного героя, часть единого неизбежного Апокалипсиса, к которому идёт человечество.
Сомневаюсь, что вообще возможно уловить и облечь в слова все смысловые нюансы творчества О’Коннор, она и сама вряд ли могла это сделать, признаваясь, что пишет чисто интуитивно, по наитию чего-то извне. Ощущение при чтении можно описать фразой из её же романа: «что-то скрыто совсем рядом, а взять невозможно».
Её герои – всегда маленькие люди, жители американской глубинки, мирные обитатели ферм и городских окраин, в размеренную жизнь которых неизбежно вторгается рок, фатум, божественное провидение, которые переворачивают всё с ног на голову и вырывают человечков из периметра, очерченного здравым смыслом. Все они отмечены печатью безумия и уже заранее навсегда оторваны от социума, лишены куска того пирога, что зовётся «человеческими ценностями». Таким образом, каждый из этих отщепенцев вынужден сам искать или даже создавать собственную правду – пусть нелепую, нереальную, неподходящую, но свою правду – которую он будет отчаянно и самозабвенно отстаивать и защищать.
Так, герой романа «Мудрая кровь» всей душой поверил в несуществование Христа, и Грехопадения, и Искупления. Но это нельзя назвать атеизмом, потому что Хейзел именно неистово верит, посвящает своей вере всего себя, таким противоречивым образом являясь по-настоящему религиозным человеком. Следуя зову своей мудрой крови, он отрицает церковные догматы, отказываясь слепо верить тому, что не присутствует непосредственно в его жизни. И, как и подобает подлинно верующему человеку, он наказывает себя, чуть усомнившись в своей религии, ослепляет себя и бичует, становясь истинно христианским мучеником и придя таким образом к тому самому Искуплению, которое сам отрицал.
Подобно Хейзу, и остальные герои О’Коннор пытаются через противоречия, через страдания и отрицание прийти к тому, что находится за пределами пошлого земного, достигнуть святости на земле, уберечь свою драгоценную маленькую правду. Не всем из них это удаётся, однако не остаётся сомнений, что даже при полном поражении их путь остаётся единственно правильным.

Прочитав роман О'Коннор, осознаешь, что книга полностью американская и предназначена прежде всего для американцев. Почему? Потому что вопрос религии всегда был и будет острым предметом споров для американского общества.

Сюжет рассказывает о демобилизованном молодом парне Хейзеле Моутсе, который купил на последние деньги себе машину, а вдобавок хочет стать проповедником своего учения "церкви без Христа".

Так как я весьма далека от религии, то к роману я отнеслась... никак. Наверное, у кого нет веры, тот обидеться не может.

У меня нет оценки на эту книгу. Хотелось бы почитать что-то для "более широкого круга читателей", а "Мудрую кровь" оставим для всех любителей аллегорий и метафор.

Подозреваю, что книга хорошая. Но понять и почувствовать её очень сложно – настолько всё это далеко от наших реалий и нашего мироощущения. Герои предельно мутные и полубезумные, действия их максимально иррациональны, а странный финал пугает и угнетает. Вообще я люблю южную готику в произведениях Капоте и Фолкнера, но тут этой удушающе-мистической атмосферы недостаточно, а смысл анализу поддаётся плохо.

Вернувшийся с войны апатичный Хейзел Моутс колесит по пыльной Америке на дребезжащем драндулете, проповедуя законы собственной «Бесхристовой церкви». Он кричит о том, что Христа никогда не было, а значит грехов и пороков не существует. Только все почему-то наоборот принимают его за отчаянно верующего, от чего Хейзел плюется и доказывает, что он верит только в то, что ничего нет и не было. Но верит же? Вера есть вера, не так важно что является ее объектом.

По дороге он встречает ещё более странных субъектов: пьющего священника, якобы ослепившего себя во имя Господа, его развратную пятнадцатилетнюю дочь, активно соблазняющую Хейзела и совсем уж стукнутого паренька, смотрителя зоопарка Еноха, который утверждает, что в жилах его течёт мудрая кровь, указывающая что ему делать.

Вся эта компашка лучше смотрелось бы в сумасшедшем доме, но по замыслу О’Коннор воплощать они должны противостояние между католичеством и протестантизмом в Америке. Но мне лично сложно понять как с этим соотносится засушенная мумия нового Христа, которой Енох так напугал Хейзела, что тот стал затворником и окончательно слетел с катушек. У меня ощущение, что все это офигеть как мудро и многослойно, но без пол-литра тут ни в чем не разберёшься. И обещанного чёрного юмора нет, это тебе не Во - просто тупо беспросветно чёрное все в жизни и головах героев.

Пыльные южные городки, тарахтящие автомобили, огни кинотеатров и принципиальные вопросы, которые способны сломать любого, кто только задумается.

Маленькая "Мудрая кровь" в моём списке прочитанного стала самым сложным произведением американской литературы, которая обычно прагматична и понятна. Можно разделять взгляды автора или спорить с ними, можно восхищаться или возмущаться идеями, вложенными в головы героев, но идентификация того, "что хотел сказать автор", по меньшей мере, не вызывает тьму вопросов - проблемы-то общечеловеческие, пусть и в специфическом контексте американской истории. В случае же с Фланнери О'Коннор я не уверена ни в чём. И это очень раздражает. Я вообще не уверена, что способна понять и оценить этот роман. Мне не хватает даже контекста - знания "внешнего", сюжетного и фонового каркаса, на который нанизывается суть истории. Этого со мной не случалось, кажется, с юности (спасибо историческому образованию - поведение и образ мысли героев практически всегда были понятны). И тем более не хватает осознания "внутреннего" - чтобы по-настоящему понять роман, вероятно, нужно быть католиком и желательно американцем. Потому что слишком много нюансов, которые идут не от мозга, а от веры, никакие рассуждения и объяснения не помогут (как в знаменитой формуле "верую, ибо нелепо"). Роман вообще плотно нашпигован символами и метафорами - одна только мумия младенца, из которой Енох хотел сделать "нового Иисуса", чего стоит. Глупая девчонка, укачивающая уродливую мумию на руках - картинка почище кадров из какого-нибудь "Фредди Крюгера". Мёртвая плоть, мёртвая душа, ложная вера.

В общем, я слишком крепко стою на ногах, чтобы понять искания и метания Еноха или особенно Хейзела Моутса, складывающего острые камни в туфли и кидающегося от крайности в крайность. И по этому поводу в романе есть замечательная цитата: "Она не была религиозной или слишком впечатлительной и каждый день благодарила за это звезды". Вот только вспоминаешь, чем закончила хозяйка пансиона, о которой это сказано, и передёргиваешь плечами. Детка, тебе никогда не узнать, в какой момент тебя позовёт твоя мудрая кровь и ты резко остановишься на шумной перекрёстке, чтобы впитать в себя слова слепого проповедника. Возможно, однажды я перечитаю этот роман и он таки переедет меня катком. Но лучше, чтобы он навсегда остался непонятым - спокойнее.

У вас никогда не было странного желания, после того, как вы перевернёте последнюю страницу чудесной книги — ласково умереть?
Именно — ласково, на чуть-чуть, словно обнявшись ночью в постели, c любимым человеком, после тяжёлого дня, и не важно, что любимого человека уже нет с вами и вы обнимаете вырывающегося, как из смирительной рубашки — перепуганного кота.
Умереть лишь затем, чтобы показать кое-кому в раю — или в аду, — эту книгу: поделиться радостью, хоть.. с умершим человеком, ибо среди живых — у тебя нет друзей.

Я иногда думаю, что рай — это грандиозная и мрачновато-весёлая стройка, которая ещё не окончена, что-то вроде БАМА, для связи человека с одинокими и прекрасными существами где-то на далёких звёздах.
Странное дело.. после расставания с моим смуглым ангелом, мне как-то безразличен стал и бог и рай.. и жизнь: словно у одних её милых колен, заключалась вся тайна рая, бога, жизни.
Где-то в созвездии Волопаса, у меня живёт лучший друг — Андрей Платонов.
Вот ему бы я хотел показать этот удивительный маленький роман американской писательницы, написавшей её в то время.. когда Платонов — умирал.

Может, это как-то связано?
В данном романе (американская южная готика), Платонова столь много.. что я не встречал ещё, чтобы Платоновым был так нежно переполнено произведение, хотя и Хемингуэй восхищался Платоновым, и американская писательница Пенелопа Фицджеральд..
Роман О Коннор, словно луна, отразило зашедшее солнце гения Платонова.
Нет, не то произведение Данте назвал — Божественной комедией.
У О Коннор — прекрасный юмор. Прежде всего, роман реально, очень смешной, но смех это.. в сумерках ада. Он смешан с грустью, словно само вещество этого «взрослого» мира — смешно и нелепо.
Даже сам вид человеческой руки, похожей на неуклюжее солнце-аутиста в уголке детского рисунка, бог знает чему улыбающееся — нелепо и смешно.
Я это впервые понял в детстве, когда хоронили папу: мир — нелеп и смешон, почти как моя рука у лица или вот этот озябший клён над могилкой: даже быть может ещё смешней.

Как там у Платонова? — «Жить некуда, вот и живу — в голову». Или — «Без истины — стыдно жить».
У О Коннор, почти о том же, только вместо истины — Христос, и живут люди в романе — в свои головы-склепы, и в головы других людей, словно спасаясь от ужаса и кошмаров своей головы.
Вечный побег от себя.. до такой степени, что, в итоге, как у Платонова, человек может физически почти растушеваться в мире, став — ничем, и уже непонятно будет, человек — жив, или уже умер, он — трава вдоль дороги, или перепуганная веточка клёна, качнувшаяся в тёмном окне?

Смотрел на днях интервью старого русского космонавта, рассказывающего о том, как он впервые вышел в открытый космос: открыл «дверь», и.. такая бескрайняя тьма обрушилась на него. Словно зимой, в морозную ночь где-то в деревне под Урюпинском.
Вот-вот послышится робкий и протяжный вой одинокой собаки.. в космосе.
Ну, про собаку, я уже сам присочинил, вспомнив, как в детстве шёл в школу по темкАм, словно шёл в глубоком космосе, и идти мне было.. вот как до той тихой звёздочки, в созвездии Волопаса.

Вот и герои романа словно живут в неведомом космосе, тьме безысходного одиночества, и этот низко нависший космос — бог, словно бы наспех замазан перепуганным человечеством, огнями цивилизации, морали..
Вроде посмотришь, мир — огромный!
Но почему тогда.. в этом огромном мире, есть люди, у которых душа и судьба, словно бы ходят согнувшись в три погибели?
Словно их чело и плечи, нет-нет, да заденут звёзды и рай, ад, или бога, и ранятся — навека.

О чём роман? О любви..
Господи.. я дошёл до такой бескрайней степени тоски по моему смуглому ангелу, что покажи мне веточку клёна, воробушка после дождя, непоседу-муравья на руке или сонную продавщицу в пятёрочке, и я скажу, — это о любви, всё о любви..
Да, роман о любви, но в ином плане: о критическом недостатке любви в нашем мире, словно мы оказались на земле — через миллион лет, где нет почти воздуха, и мы задыхаемся.

Словно это не земля, а мрачная, далёкая планета, в созвездии Волопаса.
И что странно: по ней ходят люди! И не умирают от недостатка воздуха-любви!
Присмотритесь! У каждого из них — кислородная маска морали, веры, гордыни, эго, и прочей чепухи, и они даже не замечают, что любви-воздуха уже давно нет в мире!
А они.. живы вообще? Или это и есть — ад? Наша земля — ад. Просто нам не говорят об этом.
Христос где-то там, наверху, умер за нас… и сошёл к нам — в ад. И тут его снова распяли.

Начало романа, восхитительно напоминает и начало «Идиота» Достоевского, и начало изумительного рассказа Платонова — Река Потудань.
ГГ едет в поезде, в своей родной город: он возвращается с войны.
Его грудь — изранена. Как сказал бы Сартр, в ней дыра — размером с Бога.
Но возвращаться — некуда.
Как и человеку быть может, некуда вернуться после смерти, ибо — рай, давно зарос тёмным тернием звёзд, ангелы улетели к далёким звёздам в созвездии Волопаса, и в раю — лишь тьма и медленно падает снег.. как в Урюпинске, январской ночью, и лежит какой-то сугроб под одиноким фонарём, своим силуэтом напоминающий огромного крылатого человека: страшно подойти к такому сугробу..

Вроде вполне классическая, чуточку даже гомеровская завязка с возвращением героя в свои родные края, правда?
Но О Коннор, резко накреняет весь сюжет (может в ней так говорит ирландская кровь?). Так ласточка порой, заблудившись в ночном море, зачерпывает крылом — звёзды, в тёмной волне, словно пытаясь покинуть эту безумную планету..
У гг — Хейза, как оказывается, грудь была изранена ещё в детстве.
Чем? Кем? Нелюбовью и.. верой.
Религиозным фанатиком отцом, и матерью, бьющего ребёнка так, словно он её — совесть.
А мы ведь любим истязать и даже распинать свою совесть, верно?

Не удивительно, что ребёнок вырос с детской травмой и ужасом перед богом, отрицающим — бога, как кошмар и боль детства.
Видели, как к замученной и травмированной хозяином-идиотом, собачке, брошенной на улице, тянется нежная рука ребёнка, или женщины, и, забившаяся в угол собачка — вскрикивает даже от нежного касания?
Словно она.. уже не верит в нежность и в человека.
Так и Хейзел. Его душа — вскрикивает от ужаса и боли, даже когда бог.. касается её ласковым светом звёзд, улыбкой ребёнка, лаской женщины..

В романе есть эпизод, словно сошедший со страниц Платонова.
Хейзел возвращается в своей дом после войны.
Но дом — покосился, словно от испуга (так дети порой закрываются ручками и жмурятся, приседая на корточки).
Отца и матери давно уже нет в мире..
И вот, Хейзел, ложится ночью спасть на кухне, на полу, на том самом месте, где спала мама..
Чистый Платонов!
И снится ему странный сон.. как в детстве, когда хоронили маму, она вылетела из гроба..
Ну, тут уже чистый — Гоголь.

Роман — совершенно гоголевский. Вот только с одним экзистенциальным отличием: вместо паночки, вылетающей из гроба — Христос, незримо летающий над гг то поцелуем девушки, то улыбкой ребёнка, то веточкой клёна у его окна..
Хейзел, столь возненавидел Христа (боль детства), что решил основать свою церковь — без Христа, где слепые — не прозревают, мёртвые — не воскресают..
Знакомо, правда? Особенно в ссорах и обидах влюблённых, когда мы стараемся сделать больно — себе. Но почему то делаем больно — самым родным. Почему? Потому что.. самый родной человек, давно уже стал частью нашей души.

И чем больнее мы себе делаем, и ему, тем сильнее мы его любим. Вот такой солипсизм любви.
Да, это церковь — в аду. Потому что человек без любви — живёт в аду, и сам этого не знает.
Или что ещё хуже: человек противится любви, хотя и любит, и тем сильнее делает себе больно, чтобы равномерно перекрыть чувство любви.
Как вы поняли, Хейзел — на самом деле любит и Христа и маму.. но как ребёнок, запутался и отрицает их, и его отрицание, на самом деле крик ребёнка: я люблю тебя!

Сама О Коннор писала, что этот роман — взгляд католицизма на протестантизм, с его отрицанием чудес Христа и самой сути — Христа.
И современники встретили роман в штыки. Верующие — оскорбились. Атеисты — покрутили у виска.
Многие читатели, уже наши современники (не все, разумеется. На лл — 81-му человеку не понравился роман и 23 не дочитали. Всего две рецензии с оценкой — 5, и одна из них от человечка, который поставил её, чтобы не посчитали глупым: бедолага мучил эту книжечку, чуть ли не полгода), как я понял, пробежавшись по рецензиям, в основной массе — совершенно не поняли роман, и даже глумились над ним: мол, не близки мне эти религиозные бредни…
Или: «Сюжет — сухой, обрывочный, скучный..»

Меня порой оторопь берёт, до какой степени, современные читатели разучились понимать искусство, желая видеть в нём лишь развлечение.
Так порой человек слушает Рахманинова, и уже ни черта не понимает его стройной и звёздной гармонии, словно человек забыл в эмиграции, свой родной язык: язык души и красоты.
И вот, он уже смотрит на музыку Рахманинова или Дебюсси, как.. на квадрат Малевича, моргая глазами и ушами, в разные стороны, словно инопланетянин.

Во первых, у О Коннор  — более чем не сухой сюжет: чистая поэзия, без примесей «розочек» и прочей ажурной чепухи, которой так много в современных романах, которые многие почему-то принимают за поэзию.
О Коннор — чистый поэт, как и Достоевский и Платонов, ибо мыслит, сразу — образами, а не подступами к ним и флиртом с образами.
Во вторых: роман многослоен, и этим чудесен: его можно читать по разному, и как чистую комедию и как мрачный и серьёзный роман.
Никого ведь, кроме кретинов, не раздражает своей религиозностью, Мадонна Рафаля?
Это вечный сюжет «человеческий».

Достоевский хотел написать «Бесов», как некий памфлет, против ужаса либерализма и нигилизма.
В итоге, из местечкового, русского противостояния, вышел мировой шедевр, без которого не было бы экзистенциализма, Сартра и Камю, так любившего этот роман.
Так и у О Коннор. В итоге, у неё получилась совершенная Божественная комедия, со своим адом. чеширскими лучиками рая, пробивающиеся сквозь тёмную листву.

Это ведь о каждом из нас, о том — что мы делаем с любовью на земле: увечим её и распинаем!
Как и Хейз, мы, ощущая в душе израненное и воспалённое от ран, Эго, порой искренне ненавидим объект нашей любви, мечем громы и молнии.. и, чем больше любим, тем больше ненавидим.
В итоге, разрушаем и отношения и себя.. и — бога, небо в груди, забывая, что не только бог — это любовь, но и Любовь — это бог!
И лишь спустя года, десятилетия быть может, уже полуослепшие и седые, мы тихо плачем в постели и понимаем с болью.. что только Этого человека мы и любили в своей жизни, как и он нас. Но его уже нет в живых..

Так и Хейз понимает слишком поздно, отрицая Христа и глумясь над ним (что то в нём знает, что Христос — не ударит в ответ и простит! всё как в отношениях иногда, правда?), невротически встречая каждый жест Христа — в штыки, словно Христос — монстр и демон.
Т.е. мы видим чудовищно дефорфмированную, изувеченную реальность, сложившуюся в голове Хейза, да и многих героев роман: словно вся боль, которую они испытали в жизни, как рёбра у дистрофиков, проступили наружу и корябают мир!
А как показать этот блоковский Страшный мир, в котором нет бога?
С юмором. Он — как факел в пещере, освещает ужасы ада и ослепшие, бледные мотыльки, мерцают у этого факела, словно.. медленный снег, в богом забытом Урюпинске.

О Коннор изумительно показала, как в этом безумном мире, душа и судьба человека, лишённая друга и любви — превращаются почти физически, в уродов и чудовищ.
Просто мы привыкли смотреть на тела и не видим душу, судьбу, а то ужаснулись бы.. увидев, как за нашим телом, следует огромная, горбатая (горб неразвившихся крыльев) душа-урод.
А может это и есть.. бог?
Прекрасная душа — чуточку сытая душа, а значит душа умирающая. Пусть и прекрасно умирающая.
А душа-урод, мучающаяся красотой, человеком, искусством, любовью — это уже что-то близкое к богу.

Роман нежно перегружен символами, как и романы Набокова и Платонова (но никто ведь не требует от нас считывать все символы! Порой ребёнок понимает красоту цветка больше, чем все ботаники Гарварда), и в этом смысле, роман напоминает приезд.. Розы.
Что это за Роза?
Ночь. Звонок в дверь. Вы, заспанные, в лиловой пижамке, почёсывая бедро (цензура), и зевая, открываете.
Вспышка молнии освещает улыбчивый и кудрявый силуэт Тёти Розы из Одессы — с двумя упитанными, розовощёкими чемоданами!
И вы от неожиданности креститесь..  кошкой, потому что она в этот миг у вас в руке.

Во многом, роман — гениальная, экзистенциальная интерпретация Дон Кихота.
И если герой Сервантеса  — начитался романов о рыцарях и сошёл с ума, то герой О Коннор — начитался всего одной книгой — Библией и возненавидел Христа, идя путём греха, словно по самой тёмной улице с погасшим фонарём, где точно нельзя встретить бога.
Но гг не знал, что по сути, Христос обитает не в нарядных и светлых храмах, или упитанных, сытых добродетелях, а там — где тьма и грех, где страдают.
Т.е. Хейз обречён на встречу с Христом.. в кромешном космосе переулочка одиночества и греха: он ещё не знает, чо ветряная мельница, с которой он борется — сияние его крыльев и.. креста.

Вместо несчастного и худенького коня — Росинанта, у нашего героя — ущербный и еле плетущийся автомобиль, с интересным именем — Эссекс, намекающий на.. секс.
Т.е., на насилие над этой благодатью жизни — любовью. Именно с машины, Хейз вещает по ночам о своей Церкви без Христа.
Секса в романе — многою. Даже самого извращённого: 21 +.
Я даже не знаю как об этом написать деликатно… Эх, напишу, была не была: я имею в виду… когда «е..ут» мозги.
В этом плане, в романе, просто адова групповушка, но физически, этот образ лишь раз промелькнёт в романе. с милой чеширской улыбкой.. на шляпе.

Наш незадачливый и юный пастор, вернувшийся с войны — в никуда, прочитал в туалете на кабинке — адрес проститутки, и разумеется, отправился к ней! Жить то — негде.
К слову, у неё он и потерял девственность. Так он строил свою церковь без Христа.
Секс был неудачным, и скорее был похож на случайный и преждевременный суицид ангела.. который очнулся на широкой, улыбчивой как Тётя Роза из Одессы, груди проститутки, которая и вырезался однажды утром на шляпе нашего «пастора» — попу.

О Коннор намеренно сгущает краски, ведя читателей и героев романа, не то что  — в ад, а в мрачную и улыбчивую психоделику: ущербный и затравленный мальчик, подсматривает в кустах как купаются женщины, а днём работает в зоопарке и вымещает свою боль — на несчастных зверях: важнейшая тема соглядатайства и эдемической, звериной природы в нас, над которой мы глумимся: что есть тьма в нас, как не бездомный и затравленный зверь, которому нужна всего лишь ласка?
Может.. мы и на раненую красоту мира и на истину, смотрим.. как этот несчастный мальчик, за голыми женщинами — из кустов? И мним себя нравственными.. добродетельными.

Этот несчастный мальчик (юноша) — уродец нравственный и безумец.
Он искренне считает, что тёмное тельце мумии-карлика в музее — и есть, Христос, которого ищут все люди. А он.. спрятался от них, как ребёнок.
На самом деле, тут любопытная инверсия образа. На первом плане, сразу считывается — бред, и то, что мы делаем порой с мыслями о боге и любви.
С другой стороны..  Однажды, Набоков, молодой ещё. в нежном письме к жене, писал, что учёные узнали, как выглядел Христос: он был горбат..
И пишет далее: прекрасно, правда?

Знаете, почему — «прекрасно»? В первые века Христианства и в средние века, много богословов и философов, искренне думали, что Христос, который взял на себя все грехи людей, и физически должен был стать чуточку уродливым, но — с прекрасной душой.
Вопрос: много бы людей, с таким восхищением шли за Христом — если бы он был инвалидом или уродом, но с прекрасной душой?
Не думаю. Много бы шло за ним, если Такой Христос сказал, хромая под горбом, словно под вечным весом креста, что рая — нет, и нет иной награды и рая для человека, нежели — любовь.
Много бы осталось последователей Такого Христа? Зато это были бы — настоящие христиане.

В романе, в теме с мумией из музея (похищенной!), на миг вспыхнет тайный, но мощнейший образ Мадонны в аду — с младенцем на руках. Полный трешь.. и, прекрасный образ того, что мы делаем порой с идеей бога и любви, помещая их в музеи-церкви, музеи-морали, но не в сердце своё.
У О Коннор, сквозной алой нитью проходит один экзистенциальный образ, который я встречал ранее лишь у Платонова, в его прекрасной пьесе — Дураки на периферии: там младенец-Христос, умирает в люльке, из-за людей-кретинов, заигравшихся во «взрослых» и в жизнь, забыв о боге и любви.

На самом деле, во многом, это роман-предостережение (здесь всё — на грани, и этим он и очаровывает), от Ада свободы, так модной сейчас: мол, а мы будем верить в своего бога! По своему облику его слепим! А не в этого бородатого бога церквей будем верить! Мы — прогрессивные!
Ну да, ну да.. это как русская рулетка: у парочки людей, чистых душой, это может и прокатит, а в основной массе, идея бога — сорвётся в ад, особенно в своём временном и цивилизационном протяжении.

Роман прекрасно показал, как уродуется идея бога в душе, предоставленной самой себе: быть может высшая свобода, и высшая любовь, не в следовании за своей свободой, или тем, что ты считаешь верным в любви, которая часто противится подлинной любви и бежит от неё, но слушать свою «мудрую кровь»? Если замереть в невесомости мира, закрыв глаза сердца, и дать погаснуть призракам обид, сомнений, страхов, страстей, свобод, человеческого.. то само сердце приведёт тебя — к подлинной свободе и любви?

И не спроста у гг такое имя — Хейз: обыгрывание слова — око.
Хейз, словно в притче Матфея, в своём глазу не замечает бревно, но зато прелестно видит соринки в чужих глазах и вообще, в глазу — истины.
Тема глаз, — сквозная в романе. Как и слепоты внутренней и внешней.
А что.. если истина, которую мы все так ищем  — урод, или инвалид? Если истина — слепа, изувечена?
Захотим ли мы искать такую истину? Быть с нею? Или мы ищем только породистых истин, чистеньких?

Как и в пьесе Платонова — Шарманка, мы видим дивный апокалиптический образ слепого проповедника, скитающегося по миру, со своей юной дочкой.
У них есть тайна: во первых, этот слепец-проповедник — тот ещё грешник и вовсе не слеп.
Во вторых.. он быть может изнасиловал свою дочь — Лилит.
Знакомое имя, правда? Та, что была ещё до Адама и Евы.

А как вам такая прелестная, чеширская набоковская нотка в романе?
Наш новоиспечённый проповедник Хейз, вернувшийся с войны, который строит церковь без Христа, задумал соблазнить эту 15-летнюю Лилит, кроткую девственницу, как он думает.
И что же вы думаете? Таки соблазняет! — как сказала бы тётя Роза из Одессы —  правда, наоборот: Лилит — соблазняет Хейза, и .. нежно насилует его всю ночь!
Так у Гоголя в Вие, ведьма-старушка, оседлав Хому Брута… летала на нём всю ночь (тонкий и тайный эротизм Гоголя).

О Коннор умерла в относительно молодом возрасте. Она была инвалидом и с трудом передвигалась на костылях, похожих на грустные крылья. Она жила отшельницей за городом и словно ангел, общалась с птицами..
И как же чудесно. до слёз, было видеть, как милая О Коннор, буквально летала в тексте и шалила, как девчонка, наслаждаясь чеширскими переулочкам текста!

В конце рецензии я вот о чём задумался. Странное дело: в западном мире, Рождество считается основой христианства.
А у нас, в православии, нравственная основа — Пасха.
Словно именно Воскресение, и было подлинным и тайным Рождеством Христа. В нём, большая сопричастность всему пути Христа, а не просто состороннему радованию Рождества.
В этом плане, конечно, можно многое интересное подсмотреть в тёмных переулочках романа, о бессознательном Запада, по своему очаровательном, но и несущего свой ад (каждый несёт свой ад и рай. Но что донесёт в итоге?).

В погоне за истиной ли, демократией, свободой… можно ввергнуть в ад — целый мир и себя. Как герой романа.
И потом уже, цена искупления, будет — грош.
Наверное, главный посыл романа в том, что нужно сразу, всем сердцем и судьбой, дарить свою любовь тем — кто рядом, чьи души озябли и нуждаются в любви, как в воздухе и жизни.
Любить несмотря ни на что, а не противиться любви — словно богу, как герой романа.
Все мы в это жизни, чуточку Дон Кихоты..

Это была третья попытка врубиться в творчество Фланнери О'Коннор, третья и снова безуспешная. Сборник рассказов "На вершине все тропы сходятся" и роман "Царство Небесное силою берётся" напрочь стёрлись из памяти, оставив после себя лишь послевкусие странности.
Да, страшнее и страннее русских чудиков страдающих и польских чудиков самозабвенных могут быть лишь религиозно-фанатичные чудики американского юга. Сами себе боги и твари божии, сами себе паства и пастыри, сами себе проповедники и внимающие слушатели - очень компактно, один человек - одна церковь, самозарождающаяся религиозная бабочка-однодневка. До распространения телевидения и радио проповедники, наверное, для многих жителей удалённых ферм были единственным развлечением. Почему-то и в городах эта тенденция сохранялась. Не знаю, реально ли было так или это авторская гипербола, но отношение обывателей, да той же хозяйки квартиры миссис Флад, к примеру, очень похоже на описанное в Евангелиях брезгливое любопытство Ирода и иудеев, уже несколько веков ожидающих Мессию. В последних главах между строк так и слышатся подзадоривающие смешки: "Нам скучно, ну-ка попляши, паяц!". Миссис Флад в открытую предлагает изувечившему себя Хейзелу научиться играть на гитаре или ходить по улицам с собакой, ведь проповедник с псом - это что-то новенькое.
Дед Хейзела был разъездным священником, мать носила юбки ниже прочих. Видимо, религиозное пустозвонство настолько достало юношу, что мочи терпеть не было. Военное прошлое Хейзела от нас скрыто, но за время отсутствия Моутса его родительский дом развалился, а полустанок совсем обезлюдел, уехали даже чёрные.
Несмотря на то, что это юг, О'Коннор почти не заостряет наш взгляд на расовых проблемах. Открыто негр называется негром только в поезде, а в Толкинхеме все жители выцветают, кружась безумным калейдоскопом и неся безумную чушь.
Для почти нищего, живущего на ветеранское пособие, Хейзел удивительно равнодушен к деньгам и вообще к материальному. Военную форму он выбрасывает в урну, а деньги и до финальных событий тратит на ерунду. Наверное, я ему в чём-то завидую, мне бы духу не хватило разглагольствовать на улицах, убеждать разобщённых обывателей в том, что ты и сам толком ещё не осознал. От многократного повторения в романе слов "Иисус", "вера", "грех", "искупление", "спасение" и других на ту же тему складывалось впечатление, что эти слова стали брякающими жестянками, потеряли свой смысл, истёрлись без обрамления высокого торжественного языка. Непонятно, что они значат для каждого из персонажей. Иисус больше похож на Бабайку или страшного зубастого серого волка из страшилок для трёхлеток, чем на Боговоплощённого человека, но человека, до тридцати лет плотника, у которого были мать, воспитывавший и учивший его своему ремеслу отец и не родные по крови, сводные старшие братья. Что для Хейзела грех? Какой именно поступок привёл его к финалу? Осознал ли он вообще, что по своей упрямой безумной дурости, просто играючи насмерть задавил человека? Этот эпизод проходит настолько вскользь, что я теряюсь.
С первого раза роман я не поняла даже после разъясняющего письма автора какому-то критику, тоже не понявшему её замысла. Это насмешка над стремлением протестантов толковать всё и вся на свой лад? Над придумываемыми на ходу ритуалами? Роман написан ещё до собора 1962-65 годов, после которых было разрешено ведение службы на разных языках. Второй, более новый перевод разъяснил немногим больше, а иногда и запутывал в мелочах.
Показательный пример: Енох и Хейзел сидят в кафе и пьют шоколадный коктейль, Енох краснеет. В одном переводе "его лицо наливалось шоколадным пурпуром, словно в башку ударял выпитый коктейль", а в другом "его лицо становилось бурым, словно шоколад". Если забыть ситуацию в кафе, мозги вскипят от представления шоколадного пурпура или бурого шоколада. Подобное ощущение у меня было всю книгу. Случайно выдернутые рядом стоящие слова казались полным бредом, а поступки несчастных, одиноких и безразличных к себе и окружающим героев и подавно отдавали безумием.
Если читать роман как раздутую притчу, то её урок не прозрачен. Кому принесло радость или пользу самоистязание Хейзела? Может, так он спасал миссис Флад, но получилась взаимопомощь навыворот. Короче, странно и мутно, можно в один ряд с Андреем Платоновым поставить, которого в школе понимают далеко не все.