Валсарб

Роман белорусской дебютантки Хелены Побяржиной я прочитал еще в июне — насладился стилем, написал короткую заметку о книге и всё, ничего крупнее пары абзацев о романе писать не захотелось. Но с прочтением других работ короткого списка «Большой книги» желание поднять ставку с пяти копеек до целого рубля все-таки появилось.

Фабулой романа, которую, к слову, совершенно не стоит воспринимать как что-то осязаемое, следовало бы назвать историю взросления одной чудесной, милой девочки, обладающей особым даром видеть и чувствовать слово. Родом девочка из белорусского города Валсарб — печального, как мне показалось, места, где в одиночестве стоит простенькая кирха и обитают призраки неупокоенных мертвецов. Перед читателем открывается книга памяти той самой девочки, разноцветный коллаж из воспоминаний и все еще не остывших эмоций.

Если вы из читателей, любящих крепкие и увлекательные истории, то смело можете пропустить этот отзыв и забыть об этом странном сочетании пяти согласных и двух гласных букв, — роман Побяржиной не для вас. Не то чтобы он был совсем пуст на события, но кроме контакта с призраком (очень миролюбивым и печальным, словно из произведений Мураками) и агрессивной собаки, ничего интересного в романе вы не встретите. Пульс слабый, кардиограмма без скачков.

Валсарб примечателен другим, тем, что сохранилось у меня в памяти даже спустя два месяца и 34 книги после прочтения. Во-первых, сам город, расплывчатая, какая-то вечно бликующая, выходящая из своих берегов (отсутствующих) вязкая жидкость, в которую быстро и глубоко погружаешься, тонешь и не особо-то и хочешь выплывать. Помню, во время чтения, все время сравнивал Валсарб с дворцом Пиранези из одноименного романа Сюзанны Кларк. На первый взгляд, пространства двух этих книг не имеют ничего общего — с одной стороны, региональная пустота и обрывки воспоминаний, с другой — скульптуры, бурные воды, снующие туда-сюда птицы и, если уж говорить о простом, саспенс. Соприкосновение двух этих романов происходит в ином, менее поверхностном слое. И то и другое пространство — волшебны. Именно так, по-детски, без сложных оборотов и терминов. Это места, в которых время искажено, а материя неустойчива. Читатель волен придумывать себе декорации, дополнять вымышленный писательницей мир своими образами и знаниями, легко усваиваемыми в рамках открыто устроенной системы романа. Не зря Побяржина дает городу несколько разных определений — на всех отрезках текста он разный, как и его восприятие читателем.

Вторая особенность романа, которая наверняка полюбится внимательным читателям, — это сплетение нескольких временных пластов в одном, валсарбовском, свободно вмещающем в себя прошлое девочки, настоящее и вневременное городское пространство, выходящее за рамки частного и увлекающее повествование в область мировой истории, трагедии и надежды.

Усиление темы временных брешей происходит при помощи внедрения в повествование призраков. Побяржина сочувствует тем, кто так и не смог произнести своего слова, чья жизнь остановилась на запятой. Призраки не могут быть прошлыми, настоящими или будущими — их вообще не должно быть. Голоса усопших не должны звучать в нашем мире, их место в эмпиреях, небесных далях, находящихся за пределами земного сознания. Валсарб же полон сквозняков из прошлого, устранить которые пытается маленькая девочка, чей глаз осязает неупокоенных мертвецов.

Раз уж вспомнил про «глаз», то дополню отзыв еще одной параллелью. Своей детской, невинной оптикой «Валсарб» близок к «Убить пересмешника» Харпер Ли. Темы у романов разные, возраст и сознание главных героинь тоже, но это не мешает им быть одинаково отрешенными от привычного мира и транслировать читателю особый взгляд на окружающую их и нас среду.

Уж не знаю, как у некоторых авторов получается с первой же попытки написать нечто настолько прекрасное, но понимать, в общем-то, и не надо. Побяржина — сумела, попала в финал «Большой книги» и завоевала сердца сотен читателей, точка.

Сейчас я не могу вспомнить, почему мой выбор пал на эту книгу, что могло меня в ней заинтересовать изначально? Ведь даже при беглом взгляде на аннотацию можно было сделать вывод, что, скорее всего, книга мне не понравится. Это не значит, что книга плохая. Просто не моя. Такие книги подходят людям с тонкой душевной организацией, а этот термин звучит красиво, но, как по мне, включает в себя огромный сундук тараканов, которые мне не по душе. Обычно я в такое не лезу, потому как не вижу в этом литературной ценности, но вступать по этому поводу в дискуссии с ценителями прекрасного я не хочу.

Казалось бы, этот роман должен попасть мне в самое сердечко, потому что в нем давят на всем хорошо знакомые больные места. Бабушка и дедушка, активно участвующие в воспитании ребенка, потому как родители вынуждены постоянно работать, эмоциональная холодность родителей тоже как будто бы норма того времени. Вот тебе и упоминание мультиков, книжек, стишков, которые мы впитали с молоком матери. А у кого не было проблем в школе? И трюмо тебе тут с тройным зеркалом, и стол-книжка – все это было, все это должно откликнуться в читателе. И надо сказать, что во мне откликалось. Но как-то не так, как должно быть. Ностальгию во мне это вызывало, но какую-то странную, нездоровую. Мне не хотелось смотреть на свои воспоминания через призму настроения книги. Она была такой тягостной, такой серой и безрадостной. А мои воспоминания не такие, не хочу их заражать этим страдальческо-возвышенным настроением. Ностальгическое настроение быстро сменилось желанием отстранить это от себя как нечто искусственное, неискреннее, написанное так не от сердца и души, а специально, чтоб стать «Книгой с большой буквы». Не пробрали истории из детства, знакомые каждому, тогда получи трагические исторические события – оккупация французами, гражданская война, оккупация немцами, еврейское гетто и его расстрел. Ну, найди себе что-то по вкусу, что проберет тебя до глубины души. И все это еще подается глазами маленькой девочки, то ли для того, чтоб придать всему большего ужаса, то ли для того, чтоб была возможность ни одну из тем не раскрыть до конца. Даже все речевые обороты, которые так понравились многим, оставили приятное послевкусие, мной воспринимались как искусственные, написанные, чтоб казаться, а не быть. Меня эта книга не очаровала, нагнали туман, чтоб все казалось таинственным и необычным, а по факту просто вода, зависшая в воздухе.

Система ожиданий человека часто является причиной его негативной реакции на окружающий мир. Как будто он, это мир, что-то этому человеку должен. Мало кто осознаёт, что недовольство окружающими это недовольство собственными ожиданиями, не более.
Аннотация, может и непреднамеренно, формирует у будущего читателя неверные ожидания от книги.
Чувствуется, что всё основное время написание романа — это время вдохновения. Роман оставляет необъяснимое послезвучие. Кажется, иногда текст срывается в стихи. Видимо там, где стихи, там и песня.
Основной текст – поток сознания маленькой девочки, ассоциируемой с автором, от 5 лет и до явно неуказанного старшего возраста. Поэтому книгу называют «романом взросления» и автофикшеном.
Девочка увлекается словами: вертит ими как хочет, особенно любит обратное чтение. Отсюда и название книги. Валсарб это родной город автора Браслав, расположенный на западе Белоруссии.

Несмотря на то, что героиня постепенно подрастающая девочка, главное действующее лицо — это Браслав. Его история рассказывается в том числе через погибших людей. Героиня видит их повсеместно и даже дома и с некоторыми общается. И это не более чем приём автора.
Сюжета как такового нет, девочка просто растёт, отмечая по дороге знаковые для себя события.

Прекрасно написанное произведение со скрупулезным вниманием к языку. Текст как журчание ручья, сидеть и слушать его на берегу можно бесконечно.

В романе присутствует буллинг, поддерживаемый учителем, хотя учителя как раз и должны с этим бороться. Ребёнок, отличающийся от остальных, всегда должен быть под пристальным контролем учителя, тем более классного руководителя.

По различным причинам, люди постепенно забывают свою историю. Особенно если она страшна, неудобна и т.п. На местах старых кладбищ мы строим детские сады и торговые центры. Останки забытых людей вывозят с грунтом. Мальчишки таскают оттуда черепа. Взрослых и детей. На сувениры.
Автор всё-таки поэт и к Цветаевой совсем не равнодушна. Естественно, она не смогла так просто пройти мимо Георгия Эфрона.
Как и сам Браслав, Валсарб относится скорее к западноевропейской литературе, чем к российской, но к счастью, не нуждается в переводе.

Уже точно не помню, почему меня заинтересовала эта книга. Возможно, увидела в обзорах тех блогеров, за которыми слежу. И вот она попалась мне в старой книге — знак, что пора читать. Схватила не раздумывая. А если бы полистала уже в магазине, то скорее всего тут же и оставила ее.

Эта книга собрала все мои любимые приемы: детская оптика, немного мистического, тема памяти. Но в то же время этот роман слишком описательный для меня — постоянные пространные монологи о том, как выглядит улица, комната и т.п. Впрочем, иногда это становится приятным штрихом, позволяющим глубже прочувствовать сюжет и героев, но не в этом случае. Потому что сюжета как такового в этом романе нет. Да, это роман взросления, но в нем, словно бусы на нитку, нанизывается всевозможная всячина: тут тебе и любовь к слову, и еврейская тема, и зверства нацистов, и история, в том числе личная, и тема отношений с родителями. Немного напомнило мне Абгарян, но если у нее повествование движется от личности — к месту и общей истории, то здесь — от места и его атрибутов к  личности и истории. У меня постоянно складывалось ощущение, что автор спешит, пытаясь рассказать о том и этом, а еще вот про это тоже надо. Увы, решающим в утверждении "не нравится" стало даже не вышеописанное, а то, как написан сам роман. Я не почувствовала живого слова. Весь роман для меня — упражнение в литературности. Вот вам поток сознания, вот полифоническое повествование, вот детская оптика, вот рефлексия, и даже мистика — не жанр, а прием. Роман, может, и хорошо написан, но уж как-то слишком искусственно.

Именно лоскутное одеяло мне роман и напомнил, при том сшитое из разных видов ткани и кривыми швами.

Это как если бы ваш муж взялся за рукоделие :-) Может, конечно, у кого - то муж похож на Матроскина из Простоквашино, мой же абсолютно жопорукий и он бы непременно присоседил шёлк к войлоку.

Написано в стиле отрывочных, хаотичных воспоминаний обо всём. В основном детство и то, как девочка воспринимает окружающий мир и события.

Это ладно, но в ту же кучу свалены евреи, война, вера, призраки, домовые и не только. Было затруднительно перестраиваться с одного на другое и мне осталось абсолютно непонятно, почему и зачем текст был так построен.

Если вы задумались читать или нет, то вот здесь отличная хвалебная рецензия.

В общем, может книга и неплохая, но не моя.

Да и слушала я простуженной. Может именно поэтому мне было сложно продраться сквозь чужой поток сознания.

Сложно сказать, почему, несмотря на такое количество больных мест, от этой книги невозможно оторваться от начала и до самого конца. Я переворачивала одну страницу за другой, снова и снова погружаясь в этот мир, окрашенный сепией (совсем как обложка), в котором фрагменты воспоминаний автора как-то странно перекликались с эмоциями моего собственного детства.

Наверное, лейтмотивом “Валсарба” можно назвать память. В самых разных ее аспектах. Это, например, память поколений, к которой почти всем нам удавалось прикоснуться в детстве, на каникулах у бабушки и дедушки, или листая выцветшие страницы старых домашних фотоальбомов, или слушая эти непонятные и долгие “взрослые разговоры” у подъезда во дворе. Это уникальный опыт соприкосновения не то что с предыдущим, но даже с предпредыдущим, а если повезет, то и с поколением до него, который ты никогда не способен оценить своевременно. Он приходит потом, во взрослой жизни воспоминаниями о навсегда ушедшей натуре, которая в детстве окружает всюду - только руку протяни: вот утюг прабабки, вот военный билет деда, вот улица с рядами старых покосившихся домиков.

Но в книге Побяржиной память присуствет еще и в другом, более глубоком измерении. Это память историческая - о событиях, часто трагических, которые происходили на том месте, где сейчас теплится обычная и будничная жизнь. А может и продолжают происходить - просто трагедии более локального, частного масштаба.

Маленькая Хелена видит “прошлых людей” - тех, которые были в городке под названием Валсарб раньше, до нее. Только почему-то хотят продолжать быть, являются перед ней, молчаливо присутствуют в ее детской комнате, требуют к себе внимания. Хелена привыкла не понимать их и пугаться, точно так же, как привыкла к непониманию, которое окружает ее в школе и в родительской семье. У девочки, несомненно, есть талант тонко чувствовать мир и видеть его в необычном ракурсе, но в повседневной  жизни гораздо больше ценится талант дружить в школе или нравиться учительнице. У Хелены есть только один человек, который по-настоящему ее понимает - это ее Дед. Он живой. И еще один человек, которого понимает и совсем не боится она. Он - мертвый. Но она все равно понимает и все равно не боится. Она охотно о нем помнит, даруя ему тем самым жизнь. И это еще одно понимание памяти - как социального феномена, дарящего ушедшим присутствие в мире оставшихся.

Мы живы, пока нас помнят. И мы отчаянно хотим быть запомненными. Хотят жители еврейской деревни, расстрелянные в Валсарбе в годы Второй Мировой и теперь являющиеся Хелене во снах и наяву. Хочет безымянный солдат, про которого родственники думают, что он похоронен совсем в другом месте. Хочет сестренка Хелены - Аля - умершая совсем маленькой. И Хелена запоминает, потому что замечает - умеет замечать.

Сама эта книга - неторопливо-повествовательная - похожа на сплошной поток эпизодов из прошлого и настоящего, которые неизбежно цепляют, вызывая у читающего шквал собственных воспоминаний - уже его личных. Такой затейливый интерактивный формат: читатель невольно  как бы дописывает, достраивает книгу собственным материалом. “Валсарб” для всех будет разным.

Эта магия потока чарует, не отпускает до последней страницы, хотя тут, наверное, нет особенно четкого сюжета, да он и не нужен. В конце концов, когда мы рассматриваем узоры в калейдоскопе, то не ищем между ними связь - мы ценим их не за это.

Очередной дебют, добрые отзывы, чтобы «не спугнуть молодого автора».
Автофикшн, конечно. Девочка с плохим зрением, но с отличным музыкальным слухом, с обязательным недостатком внимательных любящих взрослых в ее жизни. Предоставленность себе, естественно, дает «богатый внутренний мир» и необузданное воображение, на которое накладывается ужас от информации о войне, которую помнит каждый камень в городке.
Мог бы быть небанальный кейс о восприятии жизни особенным ребенком, а так - перечисление обид и несправедливостей (опять), и зарисовки об ужасах оккупации Белоруссии.
Мне кажется, в этом жанре хороший текст получается когда автор смог разобраться с собственной историей, перерассказать ее себе так, чтобы боль, обиды и проблемы перестали висеть камнем на душе, не мешали жить дальше. Взросление всегда больно, даже в идеальных условиях, а у кого они идеальные? Обычные люди за этим ходят к психологам, или «забывают», загоняют память глубоко в подсознание, люди пишущие - издают книжки..

Книга-фантасмагория, книга-поток сознания... В нее проваливаешься как Алиса в кроличью нору и знакомишься с чужим детством, которое одновременно похоже и не похоже на свое собственное. Переплетение историй, эпох, народов в одном крошечном городке среди озер, в котором люди живут одновременно обычную жизнь и жизнь как бы вне времени - ходят по тем же улицам. по которым ходили их предки сотни лет назад, идут в тот же костел... И то, что главной героине видится безымянный солдат, желающий хоть кому-то рассказать свою короткую историю жизни выглядит вполне логичным.

Книга вышла очень на любителя, но ознакомиться может быть интересно.

Светлый и одновременно печально-щемящий роман о давно ушедшем детстве.
Именно такие, на первый взгляд совершенно бессюжетные книги, врезаются в память и остаются жить в сердце, переплетаясь с собственными воспоминаниями.
Удивительно, но на страницах этой книги я как будто столкнулась сама с собой. И мои давнишние фантазии, ощущения и мечты буквально затопили, потеснив реальность и взрослые заботы. Я оказалась в СВОЁМ детстве:

Если в этих цитатах, вы узнаëте себя, "Валсарб" написан именно для вас. Если нет, то книга, наверное, не произведёт должного впечатления и лучше за неё и не браться.
Хотя, встреча с детством - это не единственная тема книги. Немного мистики и в безоблачную жизнь маленькой девочки входит Память о погибших в Великой Отечественной войне. О тех, кто жил когда-то в её родном городе, кто погиб от рук фашистов, кто похоронен безымянным. О тех, кому грозит забвение. Девочка называет из "бывшими людьми".

Валсарб - это зашифрованное название реально существующего города, в котором в годы Великой Отечественной войны шли ожесточённые бои и были массовые казни мирного населения. Поэтому бывших людей много, и их немногословные рассказы перемалывают душу и вызывают слëзы. Слëзы, теребящие память и очищающие душу.

Я искренне порадовалась, что разгадала и город, и загадочного Его задолго до подсказок автора. От этого книга стала ещё ближе. В целом роман можно сравнить со старым семейным альбомом: и лица на фотографиях, и связанные с ними истории давно известны, но иногда так хочется повспоминать, перебирая подробности и смакуя яркие моменты. Прочитав один раз полностью, к этой книге можно возвращаться бесконечно, открывая её на любой странице. Как будто заходишь в гости к самой себе: можно заскочить на несколько минут, а можно провести вместе целый день.

Замечательная книга!

Девочка видит мертвых людей, но не так, как в фильме с Брюсом Уиллисом. Ее застрявшие в лимбе "бывшие" приходят, чтобы сбивчиво рассказать о себе. Такими были, это любили, так погибли. Чем она, маленькая одинокая, с сильным астигматизмом, могла бы им помочь? Скорее всего ничем. Или тем, что услышит и расскажет другим, не даст памяти о них сгинуть окончательно?

Маленький городок, поздне- и постсоветский, но одновременно неуловимо более европейский, чем аналогичная российская провинция. На площади возле горсовета серебристый коммунист, по праздникам, весной и осенью, возле него собираются люди и хором уверяют его, что он живой. Но в костеле тоже поют о вечно живом Сыне Божьем и там тоже собирается довольно много народа. Можно выбирать, в кого верить.

Литературный дебют Хелены Побяржиной - это такой роман взросления, в ходе которого читатель проживает с рассказчицей примерно десятилетие ее жизни, с раннего детства до позднего пубертата. Существенный недостаток и главное достоинство книги - бессобытийность. Нет противоречия, обычная человеческая жизнь не бывает особенно богатой на приключения, а когда и если бывает, то в реальности скоро заканчивается. Маленькая жизнь, в которой важным становится как воровали с подружкой клубнику с соседской грядки, как бабушка полоскала пододеяльники в озере с мостков, как была укушена собакой и загремела в больницу с пищевым отравлением - всему этому веришь, так оно и бывает.

Потому, в точности так веришь, что она видит мертвых людей у себя в квартире (не странно, возведены многоэтажки на месте еврейского квартала) или печального темноволосого юношу на улице у входа в сквер - он единственный ее не пугает, его она считает своим другом. Чего бы ей лгать? Никому не рассказывала тогда, потому что знала, не поверят, и боялась, что примут за сумасшедшую. Позже, когда подрастет и любимым поэтом станет Марина Цветаева, девочка узнает в том парне ее сына. По-настоящему сильный твист, момент вовлеченности почти детективного накала: догадка, сомнение, уверенность - да, это все о нем! С оговоркой, что поймет-оценит человек, знакомый с историей Серебряного века вообще и Цветаевых-Эфронов в частности.

У "Валсарба" есть одна симпатичная черта, выделяющая его в ряду книг о травме с бесконечным перебором детских обид и обидок - всякий раз, как героине становится особенно жаль себя, жизнь посылает ей кого-то, у кого много хуже. Такое, омархайамовское: "Я был в обиде на Творца, что не имел сапог, пока не встретил молодца, который был без ног". И всякий раз, хотя бы по контрасту, она понимает, как много имеет.

Неяркое спокойное и медитативное чтение, которому не помешало бы чуть больше сюжета, но язык, меняющийся по мере взросления рассказчицы, хорош необычайно.