Циники

Не помню откуда у меня оказалась эта книга и что вдруг сподвигло прочитать именно его, но книга вышибла из меня дух. Отвратительно, грязно и пугающе прекрасно. Как наверное, и всякая революция.

Восхитительный стиль, когда книгу хочется разодрать на цитаты, зазубрить наизусть, сожрать. В этом он мне очень напомнил Довлатова. Только более едкий и злой.

Мариенгоф пишет про первые постреволюционные годы с точки зрения обычного интеллигента. Личные переживания героя сочетаются с краткими заметками, похожими на газетные заголовки.

Гpаждане четвеpтой категоpии получают: 1/10 фунта хлеба в день и один
фунт каpтошки в неделю.

С завтpашнего дня пpекpащается освещение гоpода газом.

Желуди уже считаются пpедметом pоскоши. Из липовых листьев пекут
пиpоги.

Эта документальность только нагнетает атмосферу. Придает определенной достоверности.
Вот уж действительно, "какое счастье жить в истоpическое вpемя!".

Пусто, безысходно, и бесконечно лирично. Пусть и не совсем в общепринятом смысле.

и чуть позже:

• Ужасно, ужасно, ужасно! Все вpемя была увеpена, что выхожу замуж по pасчету, а получилось, что вышла по любви. Вы, доpогой мой, худы, как щепка, и в декабpе совеpшенно не будете гpеть кpовать.

Что будет, если смешать стиль Бориса Виана, аристократизм Владимира Набокова и таким образом попытаться изобразить революцию в России? Пожалуй, результатом такого симбиоза по праву может быть назван роман Мариенгофа Циники.
Прежде всего, открыв книгу, замечаешь необычайным метафоричный язык, который напомнил «Пену дней», которая, на самом деле, была написана позже. Имажинизм Мариенгофа чуть мягче и понятнее сюрреализма Виана, однако ничуть не уступает в поэтичности и образности. В то же время, в романе присутствует и некий второй слой повествования – будто бы газетно-телеграфные сообщения, повествующие о ходе военных действий, успехах революции, шагающей по стране, голоде, который прогрессирует от части к части, перерастая в один момент в каннибализм. Эта отстраненная манера подчеркивает непредвзятость, составляет исторический контекст романа. Но в то же время эпатирует, заставляет содрогнуться жестокости и зверствам, на которые толкнул людей голод и разруха.
Тема революции непосредственно связана с судьбой главных и второстепенных персонажей. На фоне нее мы видим развитие героев, разрушение их прежней морали, на место которой приходит холодный цинизм, не позволяющий героям быть счастливыми или хотя бы полезными обществу, которое только-только начинает заново отстраиваться. На этом фоне появляются новые типажи, образы НЭПманов, торгашей, революционеров. Аристократия, в которой относятся 2 ключевых персонажа, Ольга и Владимир, примеряют на себя новые роли, однако к концу романа мы видим лишь двух людей, разочаровавшихся и озлобившихся.

• Ольга скончалась в восемь часов четырнадцать минут.
• а на земле как будто ничего и не случилось.

  Эти финальные предложения, казалось бы, как нельзя лучше иллюстрируют цинизм героев. Однако к ним скорее относишься с жалостью, чем с отстраненностью или осуждением.

Первое, что заметно в этой книге - язык. Не язык даже, а тончайшее художественное кружево, сплетенное из изящных слов и красивых образов. Только ради этого ювелирного языка уже стоит прочесть эту книгу.
Но всё же это далеко не единственное, что там есть. Стоит присмотреться - и из-под тончайшего кружева выглянут уродливые и страшные вещи.
Название у романа честное, поскольку его основной мотив - цинизм. Сопоставление голодающих людей, о которых говорится в новостных сводках, и нэпманов, поедающих котлеты в московском ресторане. Дама, которую посреди кровавого вихря революции огорчает то, что она не может купить мороженного. Мужчина, который ужинает с любовниками его жены.
Книга насквозь пропитана цинизмом, как батистовый платок французским парфюмом.
В конце-концов, когда потерян окончательно смысл жизни, жить стоит только ради конфет с вишней.

Как марксизм состоит из трех источников, так и роман Анатолия Мариенгофа "Циники", содержит три составные части. Без существования любой из этих частей роман развалился бы, так и не став шедевром советской литературы раннего периода.

Часть первая. Сюжет.
Сам по себе сюжет достаточно банален и легко помещается в несколько фраз: он, слабый мягкий человек, любит её; она, ищет сильное плечо. Искомое «плечо» находится сначала у представителя новой власти, затем у нового буржуа. Но и тот и другой попадают под колеса истории, которую прекрасно улавливает «он», и больше ей не нужны. Она устала, ей скучно, вокруг и в ней самой «гнусь и холодина», нужны новые ощущения. Она убивает себя.
Ничего нового, необычного. Были самоубийцы и более роковые. Были и паровозы…

Часть вторая. Атмосфера.
Действие романа разворачивается впервые годы советской власти и насквозь пропитано их атмосферой. Сама структура произведения, написанного в форме отдельных оборванных записок-выписок, способствует такому восприятию, пронизывая роман как бы кадрами кинохроники. Сначала это неразбериха первых дней новой власти, вызвавшее у героев ощущение временности, несерьёзности, забавности происходящего, злорадством над ним. Затем, обжорство и безудержное веселье на фоне голода, людоедства и горя захлестнувшего страну. И наконец – индустриализация, первые успехи страны советов, вызвавшие у героини приступ скуки, приведший к самоубийству физическому, как следствие самоубийства морального, случившегося гораздо, гораздо, гораздо раньше.

Часть третья. Имажинизм.
Начиная читать роман, невольно ждешь острого сарказма в духе Аркадия Аверченко, а нет! Здесь балом правит имажинизм во всём своём роскошном эпатаже.
Приводить отдельные цитаты нет смысла, весь роман – одна большая цитата, которую хочется заучить наизусть, чтобы в свободную минуту смаковать метафорические цепи. Цинизм, же, давший заглавие роману, в связке с имажизмом образуют такую гремучую смесь, что от норм общественной морали не остаётся и следа.

А. Мариенгоф, талантливо соединив вышеназванные составные части в единое целое, создал роман, занявший достойное место в литературе советского периода.

Прочтя "Циников", для себя я совершенно точно определила несколько вещей.

Первая из них : Мариенгоф ( и это не вызывает никаких сомнений) удивительным образом расправляется с языком. Он как Пигмалион, который вот-вот оживит свою Галатею, и в этом искусстве, именно с точки зрения филологической, со "скелетной", равным ему, как мне кажется, можно признать одного лишь Набокова. Чего стоят хотя бы его сравнения, которые воскрешают чернила на бумаге:

Это - красиво! Это - хочется рисовать!

Во-вторых, ну как бы и осёл узреет, что Мариенгоф, подобно многим серебряновековцам, описал революцию. Это ясно. И это было нужно, нужно было, чтобы и этим пером она была раскрашена. Пером, якобы "циника". "Циника", который свалил всё в кучу, не понимая, что хорошо, а что - плохо, и в куче этой - статьи о людо- и трупоедстве забавно чередуются с описанием любимых конфет возлюбленной - "пьяных вишень". Пером "циника", поначалу в революцию "уверовавшего", хоть и "уверовавшего", скорее, на пару, на пару со своей любовью, и в конце лишь открывшего, что в толпе таких же "циников", как и он сам - крик человека, смерть человека, боль человека, радость человека, рождение человека - никому, начерт, не нужны, никем, начерт, и не будут даже замечены.

В-третьих, конечно, написано исключительно и только через призму любви. Конечно, неразделённой. Опущенной Мариенгофом до удивительной бытовой вульгарщины и им же вознёсённой превыше всего остального. Любви, конечно, завораживающей.

Но, прежде всего, книга эта о том, как не надо жить. Не надо. Лучше даже не пробовать. От начала и до конца - не надо:

Думается мне, циником быть возможно. Но до определенного момента. Потому как циник, хочется ему того или нет, закрывает глаза на правду, на голый факт, на одетый факт, называйте это, как пожелаете. Но, стоит наступить моменту, стоит открыть веки, и "увидевшие глаза" лучше выдирать "с кровью и мясом".

чуть-чуть поделюсь своим горем, но и я теперь, кажись, немножко циник. мариенгофский циник.

История жизни молодой и, видимо, принадлежащей к аристократии пары в 1918 году. Нет никаких особый приключений, но само то время диктовало собственные условия, который не каждый писатель способен выдумать. До сих пор не знаю, как оценивать эту книгу. Может быть, действительно только так – цинично – и можно было бы выжить. Может быть, общее поведение диктовало быть циниками. Может быть, они были такими изначально и просто принимали происходящее в стране, как не особо относящееся к ним, если только вопрос не касался собственных нужд. А еще весьма возможно, что это обычное, свойственное молодости, поведение, замешанное с бахвальством.

«Так живешь, как будто на тротиле,
Злой цинизм за правду выдаешь,
В двадцать лет – ты знаешь все о мире,
В тридцать понимаешь: это ложь».
Лива Лувье

Жил да был Владимир, любил Ольгу и книги, и всё бы ничего, но тут грянула великая октябрьская революция, стало холодно, голодно и страшно, но наш Владимир так и не нашёл себе других занятий в жизни, кроме как Ольгу любить.
Это краткое содержание истории. Написано очень красиво, и это главное достоинство книги. С прочим творчеством Мариенгофа я не знакома, но он поэт, и книга очень поэтичная, образная, этим во многом и подкупает.
Что ещё сказать честно даже не знаю, даже после обсуждения в книжном клубе как-то не сложилось у меня прямо мнения о книге. О чём это? Об ужасах революции? И да, и нет. Понятно, что революция, как любое глобальное изменение, сопровождается всякой жестью. Значит ли это, что революция не была нужна? Автор про это не говорит. История ли это о "лишних людях"? Наверное. Но вот что мне на самом деле интересно, как сложилась бы судьба этих двоих, если бы не революция, были бы они счастливы, нашли бы себе дело по душе?
Для меня главные герои даже не циники. Ну, слабоватые такие. Просто люди, которые живут в своём воображаемом пузыре. Ну изменяют друг другу, и что. Не худшее, что люди могут делать. Да, их легко осудить и назвать никчёмными. Они не революционеры, они не контрреволюционеры, они не за царя, они ни за что, они просто есть. Как же так, в такую великую историческую эпоху ты должен быть либо героем, либо мерзавцем, а ты ни рыба, ни мясо? Позор тебе. Но... Я не могу людей за это осуждать, хотя позывы такие были. Но, знаете, рваться быть героем и активным участником событий тоже не значит быть хорошим человеком. Просто такие люди вызывают больше восхищения и социального одобрения, но по сути у них просто другие психологические потребности.
Ольгу жаль. Концовка восхитительна и заставила бегать мурашки по коже.