Записки у изголовья

Все знают, в чем состоит путь самурая, но далеко не все догадываются, в чем состоит путь фрейлины. Так вот, путь фрейлины – это поэзия. Японской, во всяком случае. Китайская, преимущественно. В общем, путь японской фрейлины – это китайская поэзия.

Но это я уже немного ради красного словца – на самом деле, взаимоотношения японского и китайского языков в японской культуре – отдельная большая тема, и я лично в ней так и не очень разобрался, а потому и не буду эту тему трогать. Сосредоточусь на поэзии, чьей бы она ни была. В самом деле, всякому человеку надо ведь чем-то себя занять. Ну, мужчины всегда могут там или мечами махать или государством управлять (что почти одно и то же), а что остается делать женщине? Или ждать возлюбленного или читать стихи. Не знаю уж, что интереснее, по-моему, второе, но это, как любят говорить, мое субъективное мнение, а я возлюбленных никогда не ждал (а если и ждал, то не дождался, впрочем, я этого не говорил). Ну их, этих возлюбленных, они и нужны-то только для того, чтобы было о чем стихи слагать.

Так вот, стихи. Много стихов. Стихи на все случаи жизни. Жизнь фрейлины как знание стихов на все случаи жизни.

Да, во-первых, надо просто знать много стихов. Придворные дамы заучивали наизусть целые сборники, сами же эти сборники, как можно понять, были чем-то вроде необходимого образовательного канона. Таблица умножения вроде как. Семь ю восемь - сорок восемь, одним словом. Стыдно не знать.

Во-вторых, надо уметь стихи писать. Так, например, если вспомнить о возлюбленном, то, не успеет он еще убежать от фрейлины (после ночи любви при лунном свете), как она уже посылает ему вдогонку поэтическое письмо, а он должен на него ответить (тоже стихами), если не хочет прослыть грубым невежей (то есть мужчиной в собственном смысле слова). Поэзия, соответственно, являлась не только средством образования, но еще и средством коммуникации.

«В-третьих» связано с «во-первых» и «во-вторых». Важно не просто знать много стихов, и не просто уметь писать стихи; самое важное – это уметь припомнить или написать стихотворение в настоящий момент, причем в необходимом, заданном этим моментом контексте. Это-то и есть самое сложное. Фрейлина каждый миг своей жизни сдает экзамен на знание поэзии, и каждый миг тестируется на предмет умения писать стихи по тому или иному случаю. Вот вам вдруг ни с того ни с сего говорят:

Я крикнул солнцу:
«Дармоед!
занежен в облака ты,

А вы должны моментально отреагировать:

а тут – не знай ни зим, ни лет,
сиди, рисуй, плакаты!»

И только после обмена такого рода поэтическими любезностями вы сможете считать себя достойными взаимной беседы. Ну, или, например, когда вы занимаетесь какой-нибудь нудной работенкой, то просто вскользь упомянете: «а тут – не знай ни зим, ни лет», (или скажете – «сижу, рисую плакаты») а ваш собеседник понимающе улыбнется, мол, все ему ясно. По личному опыту я помню, как учитель истории в школе терроризировала нас Великой французской революцией, она говорила прямо: «даже если вас разбудят ночью, вы должны назвать дату взятия Бастилии». В итоге я зачем-то до сих пор эту дату помню: 14 июля 1789 года, кажется. Вот и фрейлин можно смело будить ночью (хотя лучше бы это делать возлюбленному) и устраивать экзамен на знание поэзии. Правда (как отмечает Сэй-Сёнагон), именно в нужный момент все стихи у них из головы как раз и вылетают, ну так на то и экзамен.

Но это бы еще ладно, а то ведь на каждый случай жизни готовься стихи сочинить! Посмотрели вы, например, ежегодное общение императора с народом, а с вас тут же требуют стих «по мотивам». Что же, пожалуйста:

Он знает все,
Он знает обо всем!
Смотрю и удивляюсь…

Кстати, отношения самой Сэй-Сёнагон с императрицей - крайне любопытная тема. Император и императрица, ясное дело, вне критики. Они всегда прекрасны, и одежды их всегда изящны, и слова их всегда мудры, и поступки их всегда совершенны. Вместе с тем… но нет, в этой рецензии я ограничусь поэзией, ну их, этих императоров, зачем они вообще нужны?

Так уж случилось, что однажды, много веков назад, японской императрице оказались не нужны тетради для записей, а одна ее придворная дама, Сэй Сенагон, не постеснялась попросить их для себя, чтобы переносить свои мысли, буквально первое пришедшее в голову, на бумагу. Та дама оказалась не только бойкой, но и умной, очень наблюдательной, тонко чувствующей, интересной рассказчицей. Такова история появления «Записок у изголовья». Нам несказанно повезло, так как они не предназначались для чужих глаз, а пошли по рукам совершенно случайно.
Казалось бы, заметки о цветах, деревьях, насекомых, облаках, ветре, звездах, природе в разные месяцы года могут наскучить, но не тут-то было! Во-первых, здесь нет речи о какой-либо затянутости, все четко, но при этом очень красиво и поэтично. Во-вторых, упоминаются различные поверья и приметы того времени, что не может не вызывать интереса. Так же, как отношения между людьми, чувства, то, что приводит сердце в радостный трепет или же, наоборот, несказанно расстраивает. Понятно, что многие подробности быта от нас далеки (платье, гуляющее ходуном от блох впечатляет), у нас разные культуры, но общего у нас тоже хватает, пожалуй, его даже больше, чем различий. Приведу несколько примеров, хотя для этого можно смело процитировать большую часть книги.
То, что радует:

То, что редко встречается:

Знакомо, правда?
То, что пролетает мимо:

Сэй Сенагон в благодарность за подарок написала императрице стихотворение, в которой была строчка про жизнь в тысячу лет. Посылая слугу с этим стихотворением к императорскому двору, Сенагон просила узнать у своей госпожи, не слишком ли много лет попросила у судьбы. Что ж, много или нет, но судьба откликнулась и вот уже прошли столетия, а автор стихотворения жив в памяти людей, жив в своих Записках.

Одной из моих игр - причуд? придурей? - в детстве, была следующая - я доставала потертый школьный портфель из красной кожи, доставшийся мне от отца, набивала его любимыми книжками, и таскала за собой практически везде: дома он лежал под кроватью, когда я спала и под столом за обедом, на улице покорно поджидал меня под лавочкой, пока я гоняла в футбол и лазила по голубятням, в гостях чинно лежал на коленях, а взрослые то ли умилялись взаправду, то ли просто не хотели расстраивать маму и делали вид, что умиляются. Х)))) А мне было хорошо - в любой момент я могла достать обожаемый томик и начать читать где угодно.Мама, устав сражаться со своей не совсем нормальной дочерью, мрачно предрекала, что когда я вырасту, вероятно, захламлю весь дом книгами,и буду возить за собой полную тележку оных.
Дочь выросла. Нельзя ей таскать полные портфели книг, как бы приятно это не было. Да и маловато уже портфеля.И тележки тоже. По количеству любимых книг мне пора нанимать Камаз... А наняла бы - "Записки" туда обязательно бы вошли.
Записками у изголовья называли личные дневники и бумаги, которые люди прятали от чужих глаз. Тысячу лет назад жила японская фрейлина Сэй-Сенагон, а её дневник до сих пор "гуляет" по свету, переводится на разные языки, переиздается и экранизируется.
Чему посвящены эти записи? Эстетическим переживаниям: описывается красота природы и вещей, будь то лист дерева или складка ткани, засохший цветок мальвы или луна на небе, восхищение перед явлениями природы и быта - дождем, блеском звёзд, пурпурными одеждами, строками на лепестках горных роз, удачными стихами..Тонко чувствующую женщину бесконечно трогает как красиво завязанный пояс, так и звон цикад, она радуется солнцу и высокому снежному сугробу, жалеет о погасшем огне и восхищается бесчисленным светлячками во тьме. Но и события при дворе она не оставляет без внимания - с какой любовью пишет о своей госпоже-императрице и с каким уважением - об императоре. Описывает каждодневный быт и развлечения двора, поездки в монастыри и гости, беседы с подругами и проказы кавалеров. Легко и с юмором, очень тонко и тактично.
Великолепная книга. Можно открыть её на любом месте - и наслаждаться, безмерно и с "головой" уходит туда, хэйянскую эпоху, под небо, по которому вереницей тянутся дикие гуси, где звенят цикады и шумит ветер, где из под тонкой перегородки в главной зале дворца выбиваются края одежд изящных фрейлин, собравшихся на турнир стихосложения, и похожая на статуэтку маленькая придворная поэтесса читает искусные стихи, опустившись на колени перед прекрасной юной императрицей...

Один из наиболее старых моих долгостроев, прочитать который всё никак не получалось. Окружающие его контексты и чужие впечатления свивались в голове в причудливые картины, крайне далёкие от действительности. А в итоге всё оказалось гораздо интереснее, неожиданнее. Красиво. И при этом неоднозначно, полно контрастов и противоречий. Редко встретишь произведение, которое бы успокаивало и бесило одновременно.

То, что радует сердце
Удачно получившаяся рецензия, набравшая много плюсиков
Когда пишешь свежезаточенным острым карандашом и наблюдаешь, как он постепенно затупляется
Древняя и средневековая литература

Я люблю историю, люблю погружаться в разные далёкие эпохи, как в иные миры. Не все сеттинги мне нравятся одинаково, античность и средневековье сейчас привлекают сильнее всего, но ключевой момент ещё и в том, как живший когда-то автор описывает своё время, на чём он сосредоточен в первую очередь. И особенно для меня в этом плане ценны книги-свидетельства, в которых разворачивается живая история. Не факты, имена и даты, а мысли, ощущения, впечатления. Чуждые нам нюансы менталитета и психологии.

То, что полно очарования
Ранняя весна
Бесконечно тянущиеся вдаль линии электропередач
Необычные композиции у книг

Это весьма своеобразный жанр средневековой литературы. Японские дзуйхицу. Что вижу, то и пою. Записки обо всём в предельно свободной форме. Практически древние блоги, только на бумаге. Автор перескакивает с одного на другое, не думая о хронологии, следуя лишь велению души. Но именно это и позволяет вобрать в текст всё то, что мне было так важно для понимания картины эпохи: описания быта, детали, цвета, текстуры. Звуки, запахи, ощущение пространства и собственного тела. Восприятие окружающего мира и других людей. Что было повседневным, что считалось значимым событием. Что важно, а что нет.
Сэй Сёнагон была высокородной дамой, камеристкой у императрицы 10 века. Довольно специфический хронотоп, но всё, что составляло суть её мира, она описала с максимальной подробностью. Ты и сам словно переносишься в императорский дворец эпохи Хэйан.

То, что наводит уныние
Только начатая уборка
Зимние сумерки как преддверие долгой холодной ночи
Мысль о том, чтобы провести жизнь взаперти, а участь твоя – несколько комнат женских покоев

Мы бы однозначно не смогли так жить. Это был предельно изолированный мирок, особенно для женщин, перемещение которых было ограничено не только положениями статуса, но и приличий. Выходы из дворца тщательно регламентированы: такой-то экипаж, такое-то общество, на такие-то праздники или паломничества. По большему счёту жизнь зацикливалась на событиях и обитателях дворца. Он кажется большим, но присматриваешься и видишь, что на самом деле он был очень маленьким, людям приходилось ютиться в микроскопических комнатках. А когда Сэй Сёнагон описывает Киото своего времени, то поражаешься, каким же маленьким был весь их город.

То, что заставляет сердце сильнее биться
Когда в любимой песне особо драйвовый бридж
Когда видишь на озоне дорогую книжку с огромной скидкой
Когда персонаж с достоинством выходит из сложной ситуации

Такая ограниченность имела свои последствия. Во-первых, люди накручивали множество правил и условностей. Как куда и во что одеваться. От сложности подбора цветов одежды в зависимости от времени года просто кружится голова. Кто с кем и как имеет право общаться. На какой бумаге и в каком стиле надо кому писать письма. Их переписка, стихосложение и поэтические игры – это какая-то невероятная эквилибристика. Сердце кровью обливается, как Сэй переживает о неудавшихся стихах. И ведь для неё это реально важно, от минутного вдохновения зависит её положение при дворе. Я бы рехнулся, честное слово. Ужасно жить в напряжении, что тебя заставят сочинять стихи на каждый чих.

То, что утончённо и красиво
Осенние сухие травинки, покрытые первым инеем
Минималистичный рисунок, созданный единым росчерком
Японская литература

Но есть и "во-вторых". Ограниченность внешних событий позволяет глубже погрузиться в переживания внутренние, сосредоточиться на восприятии того, что есть. Того, что никто не сможет отнять – природа, погода, смена сезонов. Сильный ночной дождь, зимние снегопады, пение птиц, весенняя сакура в цвету. Это какой-то невероятный дзен. В каждой строке сквозит наслаждение миром, природой, временами года, веками устоявшаяся эстетика. Бывает, что описываются традиции, связанные с погодными явлениями аж по датам. Вот чего бы мне действительно хотелось, но западной культуре это особо не свойственно. И оттого вдвойне удивительно видеть, как японцы умудрялись находить эстетику и красоту в очень странных и максимально неподходящих вещах, даже человеческих страданиях. Вот такой у них менталитет.

То, что вдохновляет
Красивые картинки в пинтересте
Когда запах оладушек в подъезде усиливается около твоей двери
Перечислительные списки

Эти прекрасные списки просто сделали для меня всю книгу. Великолепное стилистическое и композиционное открытие, на мой взгляд. Но в том-то и дело, что для самой Сэй Сёнагон это не было чем-то сознательным, оно шло из глубин её мышления. Сформировалось за годы жизни, так сказать. Меня завораживали внезапные наблюдения и размышления обо всём подряд, тематические эссе: о деревьях, птицах, одеждах, насекомых, видах из окна. Однако порой она ещё более внезапно бросала эти рассуждения и начинала просто хаотично перечислять предметы и явления, как будто стремилась под влиянием порыва запечатлеть их в памяти и в вечности. Это красиво и мимолётно, как сияющие искры на воде. Такие же словесные фотографии делал Харуки Мураками.

То, что причиняет досаду
Пищащий ночью комар
Когда, уходя, не закрывают дверь комнаты
Красивый перечислительный список, который в итоге свёлся к восхвалению какого-то человека

К сожалению, это не редкость, поскольку для людей того круга значимый мир в основном сводился к другим людям и общению с ними. Все со всеми знакомы и связаны. Бесконечная болтовня и сплетни. Сэй ведь ни разу не утончённый дзен-буддистский философ, целыми днями кайфующий, как растёт трава. Она была довольно вредная скандальная дама и до неприличия любопытная. Во всё хочет сунуть нос, даже прочитать чужие письма. Возмущается, когда ей не дают. Вот в такие моменты и понимаешь, как же скучно ей жилось. Порой она и вовсе нагло указывает, как людям жить и что делать со своей жизнью. Критикует тех, кто хуже, завидует тем, кто лучше, и нигде ей не жмёт.

То, что грустно видеть
Хромого голубя, которому не досталось семечек
Отваливающиеся обои, когда у тебя нет денег на ремонт
Когда автор прекрасной книги оказывается той ещё сволочью

Разум отказывается это понимать. За фасадом всех этих красивостей, восхищения падающими лепестками вишни, утончённой поэзией скрывается столько чванливости и снобизма, презрения по отношению к бедным, крестьянам, слугам, да кому угодно положением чуть пониже. Как она кривит нос, если ей пришлют "старомодный" стих. Поразительно, как в психологии людей того времени уживались такие противоречия: считать себя тонко чувствующим, возвышенным, поэтичным и одновременно гнобить всех, кто хоть немного не соответствует идеалу или кому не так повезло. Несколько раз она сварливо проходится по чужой внешности, предъявляя посторонним людям на улице за недостаточную эстетичность. Хотя о чём это я? Сейчас для таких вещей есть твиттер.

Но, наверное, на то они и дзуйхицу. Автор не пытается казаться ангелом, он просто выплёскивает себя на бумагу, и читателю остаётся это принять и воспринимать как есть. И это нормально. В любом случае, я очень рад, что прочитал и что купил книгу в бумаге. Второй такой в мире не существует.

То, о чём сожалеешь
Забытый интересный сон
Не сделанная красивая фотография
Когда остроумный ответ приходит в голову на следующий день
Что невозможно прочитать все книги сразу

Довольно любопытное получилось чтение. Нравы и взаимоотношения (по крайней мере, в императорском дворце) между людьми удивляли до безобразия.
Основное человеческое достоинство - это умение сочинять стихи. Если человек плохой поэт, то при дворе над ним будут все потешаться, с этим человеком можно спокойно развестись и высокой должности при дворе не достигнуть. Чиновник должен быть красив! И хорошо одет. Вообще теме одежды в этих записках было уделено около 1/4 текста. А у той же Императрицы я насчитала при перечислении 10 слоев одежды при этом невидимые слои, наверное, не перечислялись. Бедная женщина.
Правда допускаю, что умные чиновники, которые решали судьбу страны нашей Сей Сёнагон просто не встречались и не писали ей стихи. Они, наверное, были заняты.
Взаимоотношения между полами тоже удивляли. Нет ничего необычного в том, что по ночам придворных дам активно посещают мужчины. Но разговарить днем надо через ширму или занавеску. Вдруг лицо увидит!
Я думаю, что автор сильно лукавила, когда писала, что эти записки не должны увидеть посторонние люди. Скорее всего скучающие придворные дамы совместно читали это творчество. И меня умиляло восхищение 17-летней Императрицей - остроумной красавицей, наделенной несравненным умом. Раболепие перед ней совершенно понятно (давайте почитаем оды наших поэтов), но при этом временами эту самую Императрицу выставляли с не самой лучшей стороны. Например, история с сугробом. Когда эта женщина не захотела, чтобы придворная дама победила в споре и повеление разрушила этот сугроб. Ну, может тысячу лет назад это показывало ум и снисходительность благородной дамы, но сейчас...
Кроме того, стоит приготовится к обилию стихов. Мне, увы, не во всех удалось уловить глубокий смысл, иронию и пр. что в них были заложены. А стихи и письма, писались по любому поводу.
В целом довольно познавательное чтение.
Я читала полную версию, но подозреваю, что в этом случае можно брать и сокращенную. В тексте нередко встречались простые перечисления названий гор, озер, долин и пр. Смысловой нагрузки это не несло.

Наверное, с моей стороны было большой ошибкой читать полную версию записок знаменитой фрейлины японской императрицы. Надо было остановиться на урезанном варианте, содержащем самые занимательные высказывания и наблюдения придворной дамы. Но мы же не ищем легких путей я же не могла допустить, чтобы кто-то решал за меня, какие даны мне нужно читать, а какие можно и пропустить. Я решила, что мне нужно всё.
И как же это было иногда мучительно и нудно. Честно, я до сих пор не могу понять смысла данов, в которых просто перечисляются реки, горы, храмы и много ещё чего. Просто приведен список объектов. Редко - с комментарием к одному из перечисленного, например:

А в основном что-нибудь вроде такого:

Над некоторыми данами приходилось только в недоумении пожимать плечами, потому что постичь глубокий смысл замечаний, подобных, например, такому:

(это, собственно, весь дан) мне не дано.
Но это бы всё ничего, если бы не жуткий снобизм мадам и её тщеславие. Она часто и активно подчеркивает своё положение при дворе, особое отношение к ней императрицы. Не забывает упомянуть о том, что кто-то из придворных высоко оценил её стихи или император посчитал то или иное её замечание особенно остроумным. Но сильнее всего настроило меня против знаменитой фрейлины, особенно учитывая её собственное происхождение хоть и из древнего, но захудалого рода, да и не самый высокий ранг при дворе - её очень пренебрежительное отношение к людям, стоящим ниже неё на социальной лестнице. Очень часто в записках встречаются высказывания, подобные такому:

или ещё:

или, например, во время посещения дамами храма:

• Постойте! Это знатные дамы. Нельзя же, в самом деле, вести себя так невежливо.

и вот ещё, моё любимое:

Да, я привела не самые забористые моменты.
Ну а в остальном записки, безусловно, представляют довольно занятную иллюстрацию традиций и нравов, образа жизни при дворе в период Хэйан, в период мира и спокойствия. Я немало поудивлялась, читая описание одежд придворных - как мужчин, так и женщин. И немало повеселилась, представляя, как они ползают в этих капустиных нарядах в присутствии монарших особ. Еще удивила интимная жизнь придворных: с одной стороны, впечатление абсолютно свободных отношений, в условиях дворца, где, по-моему, не было ни одной капитальной стены, сплошные ширмы и тонкие перегородки, с другой стороны, эти отношения, вроде как, порицались и должны были содержаться в тайне, дабы не повредить репутации. Я этого понять не смогла, как ни пыталась.
А вообще жизнь в упомянутом периоде была довольно вольготная и полная всяких праздников. По-моему, самой большой проблемой знати было переплюнуть соседа в роскошности наряда. Ну и справить экипаж покрасивее. А, и научиться красиво писать и сочинять хорошие стихи с глубоким смыслом.
Кстати, про красиво писать. Я почти прослезилась от умиления над существовавшей в те времена традицией: покинув утром возлюбленную, кавалер, сразу же по прибытии домой, должен был срочно написать красивое письмо с заверениями в нежной любви или впечатлениями о страстной ночи. Возлюбленная, получив послание, тоже должна была тут же накропать ответ. Оценивалось всё: скорость, высокий слог, на какой бумаге, в каком виде передано письмо (тут тоже изворачивались, кто во что горазд). В общем, это было почти красиво - мне впечатление немного подпортила мысль о том, что кто-то из слуг вынужден был с утра пораньше бегать с этими письмами туда-сюда. Хотя, понятно, служба... Но вообще, да, хорошая была традиция).
Ну а в остальном жили люди и почти не тужили. Обсуждали ближних своих, сплетничали, развлекали монархов в меру своих способностей. Записывали всё это в дневничок...
Еще раз кстати. Меня сильно насмешили сетования дамы в послесловии на то, что записки наглым образом выкрали, беззастенчиво распространили и только потом, спустя какое-то время, вернули хозяйке, и заверения, что даме очень жаль, что её книга увидела свет. Это совершенно лишено смысла, учитывая высказывание в сто втором дане:

И да, дама именно хвасталась.

В общем, как я уже сказала, надо было читать сокращённый вариант. Думаю, тогда я могла бы остаться очарованной зарисовками Сэй-Сёнагон. Да и в характере самой дамы, наверное, так не копалась бы. И приняла бы за чистую монету лукавое утверждение, что она писала исключительно для собственного удовольствия.

Кажется, Жюль Ренар был прав насчёт «легкомысленного тростника». К счастью, автор «Записок у изголовья» демонстрирует своё легкомыслие с восхитительной непринужденностью. Естественно, но изящно.
Многообразие тем, затронутых Сэй Сёнагон в «Записках…» (а среди них: придворный этикет, ритуалы официальных церемоний, одеяния знатных дам, сценки из повседневной жизни, любование цветами, поэтические состязания, наблюдения за погодными явлениями, целая рубрика перечислений «то, что…» - вызывает досаду, радует сердце, неразумно…) восхищает, но и немного раздражает, как и лёгкость, с какой писательница переходит от одной темы к другой, внезапно обрывает мысль или отвлекается на мимолётное впечатление.

Поразительна и двойственность «Записок у изголовья». С одной стороны, книга представляет собой уникальный источник информации о жизни императорского двора, костюмах, ритуалах, обрядах периода Хэйан (эпохи мира и спокойствия). С другой – это очень личные, интимные записи об окружающем мире, собственных чувствах и переживаниях, привязанностях и антипатиях, радостях и печалях; то, что позже назовут «автобиографией души». Особенно ярко в «Записках…» проявляется одна особенность японского мировосприятия, которую можно сформулировать следующим образом: чувствую, следовательно, существую. И никакой рефлексии о мире и человеке, мучительных поисков первопричины или рассуждений о природе вещей.

Стилистика данов (глав), как и их объём, непостоянны. Но всегда Сёнагон обнаруживает необыкновенное внимание к деталям, максимальную сосредоточенность и спонтанность исполнения, безупречное умение видеть и чувствовать и свободный непредсказуемый переход от одного «чарующего мгновения» к другому. Какое непостоянство! Но «в мире замечательно именно непостоянство». То, что должно скоро исчезнуть. То, что будут читать через 1000 лет.