Записки у изголовья

Уже читала эту книгу лет двадцать назад, ничего из нее не поняла тогда по своей суматошной московской жизни. Сэй Сенагон жила не в другом столетии, нет, она жила в другом от меня измерении. Сейчас она не стала ближе, но уже достаточно жизненного опыта, чтобы полюбоваться на описанное ею со стороны. Может быть странное сравнение приведу ниже, но когда я читала "Записки у изголовья", то вспоминала Тацита. Абсолютно разные страны и эпохи и труды, но ощущения те же. Так и видишь как под вечер пожилой римлянин приказывает разжечь жаровню, подать еды и садится писать. Или молодая женщина, завершив дневные дела, разглаживает тонкий лист на низком столике для каллиграфии, и взмахом кисти выливает на бумагу свои мысли, немного сумбурные, но оттого еще более искренние.

Пересказывать содержание записок бессмысленно. Что люди обычно пишут в дневниках? Рассказывают каждодневные происшествия, делятся мыслями на различные, порою неожиданные, темы. Да просто составляют списки того, что в данный момент занимает ум. Вот и дворцовая дама Сэй Сенагон расписывала тоже самое. Тут больше важен язык, тонкий и изящный, которым она умело пользуется как инструментом передачи реальности. Недаром в древней Японии ценилась поэзия, грамотные люди писали друг другу по малейшему поводу танку, и остроумное вовремя сказаное слово могло привлечь благосколонный взор высших сановников империи.

Второе, что бросается в глаза, это умение японцев ценить прекрасное в малом, видеть гармонию в повседневном и даже неказистом. В "Записках" очень много места отведено рассуждениям о красоте. Есть только один момент, который я поняла уже по прочтении - красота была уделом богатых. Автор дневника - придворная дама императрицы, обеспеченная, и не вынужденная думать о куске хлеба. Она могла себе позволить любоваться шелковыми переливами и разбирать тонкости поведения придворных. Вообще, описания дворцовой жизни у меня почему-то ассоциировались с шаром, в который заключена частичка древней Японии. Там красиво падает снег, цветет вишня, играют дети, но нет холода, голода, болезней и несправедливости. В каком-то смысле "Записки" - это описание жизни в богатом придворном "вакууме", оторванном от повседневной жизни с заботами и бедами.

"Записки у изголовья" надо читать неспешно, можно даже не подряд, они эстетически красивы каждая по своему. После сорока мне книга понравилась гораздо больше, чем в двадцать с хвостиком.

У меня вообще не было ощущения, что это бесценный памятник литературы. Не потому, что книга такая плохая, а потому, что вещи описываются совершенно обыденные - красота цветов, снег, отношения. Теми же словами эти вещи можно описать и сейчас, и это по-настоящему безвременное произведение.
С другой стороны, описываются переплетения реальной жизни Сенагон и двора, где всё было далеко не гладко. Но эти описания такие поверхностные и... беззлобные, что ли? Мы мало знаем про тот исторический период, и с уверенностью можем сказать только то, что процветали интриги (как при любом дворе), и Сенагон вместе с госпожой попали в не самое приятное положение. Но в книге описываются бытовые вещи, довольно просто и скромно. Либо Сенагон тщательно фильтровала свои записи, либо была бесконечно спокойным и гармоничным человеком. Правда, скорее всего, второе, потому что она писала стихи (как, впрочем, все в то время), и её талант признавали многие. Всё-таки нельзя спонтанно из ничего сплетать красивые строчки и при этом быть неуравновешенной личностью. Особенно учитывая результат подобных упражнений при дворе.

Вот есть такие дневниковые записи, которые читаешь, зеваешь, и хочется пару страниц просто пролистать потому, что ну просто ни о чём. Но здесь, это самое ни о чём, ну до такой степени интересно, до такой степени уютно, что читала бы и читала.
На протяжении всей книги не покидало ощущение, что читаю блоговые посты уютного, "лампового" дневника, и ловила себя на мысли, что с удовольствием бы подписалась юзера под ником Сэй-Сенагон)))
Культурой Японии я не увлекаюсь, но было безумно интересно окунуться и в дворцовые интрижки, и во всевозможные праздники, а уж описание природы это выше всяких похвал. Вот только фоточек не хватало, но это уж мне б мёду, да черпаком)))
Очень, очень уютная книга, рекомендую не только любителям японской культуры!

Да простит меня Милан Кундера – но это название относится именно сюда.

У меня с этой книгой особые отношения. День, когда она вновь появилась на русском, в изумительном переводе Веры Николаевны Марковой, завершил во мне целую эпопею – ожидания, предвкушения, приближения.
Эта книга – о цвете лиловых накидок. И бумажном окне, за которым белеет рассвет – в час, когда поднимается с ложа любовник. О шагах в коридоре. Костяных гребешках. О прозрачной радости церемоний…
Каждое слово ее отзывалось во мне благодарностью, и укладывалось так бережно, как тончайший старинный шелк…
Я скупила когда-то полтиража – раздавая знакомым и незнакомым. Точно лакмусовые бумажки.
Ее правда проста:
Жизнь – это соучастие в красоте.

Так легко. И так трудно…

EZ

Очень хорошо читается в серой и беспросветной рабочей неделе - достаешь маленькую, чуть помятую книжку в мягкой обложке и словно открываешь окно в другой мир. Изящная, тонкая, обаятельная, ироничная, утонченная, наивная и грациозная книга. Сенагон кажется недостижимым прекрасным идеалом - а самое трогательное, как ни странно, что она действительно не представляет себе, что может быть иначе. Собственно, ценность этой книги состоит не столько в ее культурно-историческом значении, сколько в атмосфере спокойствия, уюта и красоты (пожалуй, ключевое слово), что она несет.

Если бы Сэй-Сёнангон родилась в Англии в конце XVIII века, она бы соперничала в остроумии с Джейн Остин. Если бы в Российской империи, то ее рассказами зачитывалась вся русская интеллигенция. Но она родилась в Японии X века, а потому до нас дошло единственное ее детище - "Записки у изголовья".

В ней - жизнь придворной дамы, как она есть. С праздниками, которых долго ждешь, но в итоге видишь лишь отрывочек. С проповедями, от которых хочется сбежать. С бесконечным количеством поэзии по поводу и без. Что мне во всем этом особенно подкупило: автор очень честна прежде всего с самой собой. Она не пытается приукрасить окружающих и придать значение собственной персоне. Сэй-Сёнангон просто описывает то, что видит, подобно кукушке в саду, озаренном светом полной луны.

Красивы
Одежды императрицы
И традиции лун.
Так почему же
Изнывает моя душа?

Прочитав в рецензиях, что эта книга – средневековый ЖЖ, я читала ее с компьютера: 672 страницы текста и 402 страницы примечаний. Чтение было довольно долгим, так как читала я по несколько главок в день, не больше, а постоянные примечания не всегда объясняли, а очень часто запутывали. При этом книга безусловно стоит того, чтобы с ней познакомиться, она невероятно японская, но при этом многие вещи не потеряли своей актуальности за 10 веков.

306 маленьких глав рассказывают о многом: о жизни во дворце, сплетнях, событиях. Но эти главы мне было трудно читать: во-первых, я сразу запуталась в должностях и кто кому кто, во-вторых, я утомилась читать о том, как Сей-Сенагон мастерски складывает ответы (и как ее все хвалят). И с поэзией у меня проблемы, мне интересны танки (которые стихи, а не которые с гусеницами), но в таком количестве они меня утомили. Вот кто-то упомянул строчку – как остроумно! Вот мы поехали писать про кукушек, но ничего не написали. Вот я ответила – молодец! А перечисление одежд всегда заставляет дергаться мой глаз. Зато главы, начинающиеся с "То, что.." полюбились мне крайне, потому что они очень японские, созерцательные и временами до смешного актуальные.

Перечисление названий гор, лесов, равнин и так далее сначала кажется странной затеей, но на самом деле оказывается, что у них и правда очень интересные названия.

В общем, я совсем не пожалела, что познакомилась и обогатилась. Каждый, мне кажется, найдет в этих записках ценное и свое. Для меня, правда, чтение оказалось не из легких.

«У каждой поры своя особая прелесть в круговороте времен года. Хороши первая луна, третья и четвертая, пятая луна, седьмая, восьмая и девятая, одиннадцатая и двенадцатая.
Весь год прекрасен – от начала до конца.»

Сэй Сёнагон.

Написанные около тысячи лет назад в средневековой Японии «Записки у изголовья» видятся мне идеальным примером ведения современного блога — тонко, филигранно, иронично, познавательно, поэтично, чувственно, кратко, объёмно. Заметки, наблюдения, случайные истории, не случайные истории, немного фривольные сценки из жизни дворцовой аристократии, снобистские размышления аристократки о том, что такое прилично и не прилично, наблюдения из дворцовой жизни, легкая ирония, стихотворные состязания — идеальное сочетание для неторопливого чтения, удовольствие от которого наполняет тебя радостью и светом, смехом и умилением, совершенно не верится, что написано это всё было тысячу лет назад, так свежо и интересно звучат и сейчас эти записки. Написаны «Записки» в одну из моих любимых литературных эпох в Японии — Хэйан, — придворной дамой императрицы Тэйси (китайское звучание имени императрицы) или Садако (японизированное имя императрицы), в эпоху, когда Япония постепенно отходила от китайского влияния на свою культуру, когда менялась структура государственного управления, когда планировали перенос столицы (сейчас это современный Киото), когда Япония отходила от влияния буддийского духовенства, когда аристократия Японии начала создавать свою культуру, в тот период было создано поэтическое наследие, которое вошло в золотой фонд мировой литературы, появились настоящие шедевры прозаической литературы: великолепный роман «Повесть о Гэндзи» Мурасаки Сикибу, «Повесть о прекрасной Отикубо», «Повесть о старике Такэтори» и конечно же «Записки у изголовья» Сэй Сёнагон. Настоящее имя Сэй Сёнагон до нас не дошло, известно только что «Сэй» — это японизированное чтение первого иероглифа фамилии Киёвара (древний род из которого происходила придворная дама), а вот «Сёнагон» — это не имя, а название должности министра при дворе императора, возможно, тогда «сёнагон» соответствовало и чину дамы-фрейлины императрицы, что можно перевести на русский язык как «фрейлина Сэй». Сэй-Сёнагон. Именно она, вернее её «Записки у изголовья», стали отправной точкой для жанра японской прозы дзуйхицу — «вслед за кистью» или «следуя кисти», когда автор записывает что-то кистью и размышления, слова, переживания следуют за кистью и автор записывает всё что приходит в голову, своеобразное эссе, очерк о том, что видишь, чувствуешь, о чём думаешь. Один из моих любимых жанров, так как такие книги можно читать с любой страницы «следуя кисти», следуя своему настроению, погружаясь через чужие эмоции в свои собственные. Это великолепно.

Так что же такое «Записки у изголовья» структурно? Это собрание переживаний придворной дамы, разных историй и сценок из дворцовой жизни, структурирование собственных чувств и познания мира, выжимка собственного опыта о различных явлениях, чувствах, литературе, быте того времени, традициях и регламенте (например, у каждого министра тогда были свои собственные цвета в одежде при дворе и нарушение этикета цветового могло привести к тому, что министр потеряет своё место, когда министр приходит ко двру не в тех цветах, которые ему положено носить, то это нарушение протокола очень раздражает Сёнагон и она пишет об этом с лёгким презрением, что министр совсем забылся в своём желании нарушить протокол и надел другие цвета, это раздражает), но исключительно о дворцовой жизни, что создаёт ощущение прекрасного и уютного мира дворца и двора, со своими шутками и интригами, но достаточно безобидными, несмотря на то, что может привести к удалению из дворца и из свиты императора и императрицы, при этом мир вне дворца, жизнь других сословий как будто бы не существует, а если пересекается с миром Сёнагон, то это вызывает в ней раздражение, потому как те люди не соответствуют её представлениям о красоте и достоинстве. Сэй Сёнагон описывает развлечения того времени как состязание в стихотворном мастерстве. Например, ко двору могут прислать ветку сливы или сакуры с привязанным свитком с двумя стихотворными строчками, а дама (или кавалер) должны дополнить эти строчки своей, подходящей по смыслу, но в которой будет содержаться ответ на это самое послание, при этом стихи могут быть о чем угодно: о природе, о явлениях, но чаще всего это любовные послания, зашифрованные в эти самые природные явления, и человек, которому отправлено письмо, должен обязательно дать свой ответ на послание, о том, что чувствует и думает о послании, но при этом понимать, что это стихотворение будет читать весь двор, что может вызвать как смех так и восхищение. Сёнагон очень скромно, но с намёком пишет о том как искусна она сама была в ответе на такие послания, как её ответы вызывали восхищение всего двора. Но так же существовал и обмен стихами между самими придворными дамами и императрицей, и тут нужно было быть не просто аккуратной, но продумывать каждое слово, каждый смысл, потому что одно неверно подобранное поэтическое сравнение или явление и тебя могут выслать из дворца. При этом, в оригинале Сэй пишет стихи на китайском языке, пока ещё на китайском. В «Записках» ещё встречаются фривольные истории, например о том, как мужчина покинул свою возлюбленную под утро, но не ушёл, а остался понаблюдать за ней, а она сняла накладные волосы и под ними мужчина увидел проплешины и больше он решил к этой женщине не приходить, его эти проплешины оскорбили. И вообще, Сёнагон описывает ту эпоху как лёгкую и непринуждённую для любовных приключений, где женщина была не только объектом, но и активным участником таких приключений, несмотря на все ширмы и покрывала. Танцы. Горы. Равнины. Реки. Музыкальные инструменты. Обо всём пишет Сёнагон. И вот все эти истории, переживания, сценки в книге структурированы по данам (или ступеням) и пронумерованы. Выглядит это так:

Она описывает, записывает «вслед за кистью» состояние в определенный момент, но при этом, в том числе, и структурирует опыт своих личных чувств и переживаний, даёт выжимку того, что ей нравится больше всего. Например: «Весною – рассвет. Все белее края гор, вот они слегка озарились светом. Тронутые пурпуром облака тонкими лентами стелются по небу.»

Это и поэтично и точно. Каждая фраза — это повод для медитации, повод остановиться, задуматься. Каждая фраза — кратко, точно, но глубоко и объемно показывает чувства и состояние, потому что каждая из фраз вызывает внутри целую галерею собственных ассоциаций, образов и историй, над каждой фразой, ты замираешь, начинаешь внутри себя рассказывать уже свою историю, восхищаясь тонкими и точными наблюдениями средневековой японской придворной дамы. Да, не без снобистского взгляда на обыденность, например, прекрасные и возвышенные стихи из уст простолюдина вызывают у неё разочарование и отторжение, человек, не умеющий красиво писать, несмотря на ум и знания, недостоин иметь должность при дворе. Ну вот так, да. «О времена, о нравы!» Тем не менее, это прекрасная книга, которую можно перечитывать бесконечно, с любого дана, выстроить свои ассоциативные ряды, свои воспоминания, замерев от красоты или печали на миг и идти дальше.

И обязательно хочу отметить не менее важного человека чем сама Сэй Сёнагон, переводчика «Записок» Веру Маркову, подарившую нам на русском языке «Повесть о прекрасной Отикубо», и Басё, Сайгё, новеллы Ихара Сайкаку и Акутагавы, Кавабату, Кобаяси Иссу, Бусона. Тонко. Филигранно. Изящно. С пониманием культуры и традиций японского языка и богатства русского языка. Небольшая справка: Японское правительство высоко оценило труд Марковой по популяризации японской культуры в России, наградив её в 1993 году Орденом Священного Сокровища.

И две мои любимые ступени из «Записок»:

252.То, что пролетает мимо
Корабль на всех парусах.
Годы человеческой жизни.
Весна, лето, осень, зима.

253. То, что человек обычно не замечает
Дни зловещего предзнаменования.
Как понемногу стареет его мать.

Вот уж не думала, что зачитаюсь бессюжетными записками, воспоминаниями и наблюдениями женщины, жившей больше тысячи лет назад, в другой стране. Однако же периодически даже приходилось себя притормаживать, чтобы одна зарисовка или забавная история не наслаивалась на другую и можно было обдумать и насладиться ей в полной мере.

Два основных впечатления при чтении - "Ого, как!" и "Да, так и есть".
Ого, как - это удивление от совершенно странных для нас деталей быта и этикета. Чего стоит, например, обычай присылать письма на цветной бумаге, привязанные к ветке того или иного дерева под цвет письма, или обилие тонких ширм и занавесов, из-под которых виден лишь край одежд придворных прелестниц или же военный министр, обучающий императора игре на флейте. Иногда было совсем непонятно, в чём же юмор описанной ситуации, а иногда - в чём красота.
Да, так и есть - это узнавание, осознание, что в любом месте и времени человеческая природа не сильно-то и меняется. Сплетни и злословие фрейлин императрицы, остроумная переписка, которая мгновенно становится известна всему двору (ну репосты и лайки же, а?), мода, накладные волосы и прочие заботы о внешнем виде, уязвлённая гордость и удовлетворённое тщеславие (пустячок, а приятно) рассказчицы, даже любовь к чтению и литературные вкусы. Всё это откликается в душе и вызывает в памяти похожие случаи, стоит только подставить нужные реалии.

А ещё Сэй Сёнагон - бесспорная повелительница списков. Простые перечисления птиц, цветов, мостов, храмов... И "ситуационные", когда она вспоминает то, что её радует, огорчает, вызывает чувство брезгливости и т.д.
Вот один из моих любимых списков:

Конечно, очень помогло, что в моём издании был толстенный раздел комментариев, иначе я запуталась бы в тонкостях цветов одежды, планировки дома и прочего. Немного странным показался выбор терминов - "канцлер", "фрейлины" и "канцелярия" здесь встречаются наравне с "тюнагоном", "куродо" и "тюдзё". Было бы, наверное, удобнее, если бы все термины были унифицированы.

Теперь хочется почитать какую-то подробную книгу по истории быта в Японии ("Книга японских обыкновений", к сожалению слишком поверхностная и малосодержательная). Ну и, конечно же, ещё вот такую литературу седой древности.