Убить Бобрыкина, или История одного убийства

Удивило количество возмущений типа "как может такое нравится кому-то, если оно не нравится мне?" Очень забавно.
А я вот прочла роман за ночь, не могла оторваться.
Хорошее литературное произведение может заставить одного рыдать, другого зевать. Дело тут не в интеллектуальном уровне или литературной эрудиции читателя, много других аспектов. Так что, речь может идти лишь о частном восприятии. Да, книга не для всех. Но то, что нравится абсолютно всем, редко бывает хорошим.
Лично меня, человека, чье детство пришлось на 70-е, захлестнула волна воспоминаний, придавила лавина узнаваемых мелочей. Атмосфера, в которую погрузила книга, не оставляет до сих пор.
Сюжет простенький, да. Но разве в нем дело?
Ритм — унылая нескончаемая песнь ямщика. Несовершенен? Безусловно. Как и многие народные песни. И как в песнях, — история, прочитывающаяся между строк. Ни слова не сказано ни о болезни/диагнозе, ни о папаше, ни о совершении убийства. Больше того, реальность представлена в искаженном виде, сквозь призму восприятия нездорового человека, а какая ясная история вырисовывается! Именно, вырисовывается, автор рисует при помощи стеклышек, тазиков, веревочек, огрызочков...
Критики могут сколько угодно ругать роман и обвинять давших премию в каких-то сторонних мотивациях, это ничего не изменит.
В конце концов судьбу книги решают читатели, не критики.

Чем понравилась книга. Интересным приемом - непривычным расположением слов в предложении - автор легко и просто показывает, как отличается внутренний мир и логика больного на голову человека. Особое удовольствие читать письма "Тани" - сначала ощущение, что их реально писала Таня, они куда более складным языком написаны. Но потом вдруг понимаешь - герой писал их сам. И так как эта любовь - самое лучшее, что у него есть, его душа, то письма складнее, хотя и в них прорывается вот этот ломаный стиль изложения. Искренне. Трогательно. Горько. Слезу выжимает.
И тут могу сказать, чем книга не понравилась. Безысходностью. Написано в "лучших" традициях русской литературы - все плохо, а будет еще хуже. Да, проблема обозначена. Не такой, "другой", больной человек, не нужный никому кроме мамы. Что с ним будет после смерти мамы?
Но лично мне мало обозначения проблемы. Да, хорошо, что об этом написали. Но хотелось бы хотя бы намека на то, что делать, как решать такие проблемы. Короче, лично мне не хватило капельки позитива.
Однако, книга хороша. Рекомендовать буду (избирательно, подруге с таким же ребенком не буду, ей и так не сладко), перечитывать - нет. Тяжело. Читается легко, но потом на сердце тяжело.

Незадолго до Бобрыкина я прочитала Заморок Аллы Хемлин и мне сложно не сравнивать эти две книги, поскольку, несмотря на все различия, по сути рассказывают они об одном и том же - о внутренней катастрофе маленького человека не приспособленного к выживанию в большом враждебном неустроенном мире.

В Замороке события происходят после войны, в Бобрыкине, как я поняла, детство героев приходится на последние годы существования союза - неспокойное, переломное время. Внешней опасности вроде бы нет, но нет и стабильности.

Это происходит в большом мире, но героям нет покоя и в собственном доме. Героиню Заморока воспитывает чужая женщина, Сашу Шишина - религиозная мать-одиночка. Обеих женщин можно понять, они не монстры, все же какая-никакая крыша над головой, еда, одежда, даже игрушки у детей были. Но невольно задаешься вопросом, будь у героев хоть чуточку больше любви, может, их жизнь сложилась бы иначе?

И в том, и в другом случае повествование идет от первого лица и этот рассказ стилистически довольно необычен. Авторам удалось создать особый язык, на котором говорят и думают их персонажи. Переливчатые, почти стихотворные фразы Шишина погружают читателя в болезненное состояние его души. Полувоображаемый мир, состоящий из снов и воспоминаний, в который герой уходит от реальности.

Главное отличие этих книг для меня в том, что Шишин не просто маленький человек, но мелкий. Жертва школьной травли со стороны ненавистного Бобрыкина и сам при случае не упустит возможности отыграться на безответных - пнет голубя, порадуется, что умерла облаявшая его собака. И если после Заморока меня не покидало ощущение страха, то от Бобрыкина на душе было как-то муторно. Как будто пьешь без просыпу неделю, а потом внезапно очухиваешься голышом в полном одиночестве в чужой квартире, в которой из мебели только продранные обои и с уверенностью можно утверждать лишь, что сегодня понедельник, а от вопросов кто ты, кому и, главное, зачем некуда скрыться

Практически никогда не пишу рецензии на книги. Но очень захотелось добавить положительный отзыв на эту необычную, неоднозначную, но безумно тонкую и пронзительную книгу!
Конечно, это произведение далеко не на каждого читателя, оно либо попадает в самое сердце, либо кажется каким-то бредом. Мне попало, и разбередило какие-то детские воспоминания, чувства, впечатления. Книга наполнена множеством мелких деталей, звуками, запахами детства, прекрасными сравнениями. Замечательный поэтический язык.
Вообще, мне кажется, эта книга будет более понятна и понравится читателям среднего возраста (как и я), детство которых пришлось на конец советского периода, а юность на перестроечное время. В ней много штрихов, рисующих детство в определенный временной период.
Жаль, что так много отрицательных мнений, но книга действительно на любителя. Для меня она оказалась прекрасна! Очень интересно показана внутренняя жизнь не совсем психически здорового человека, его восприятие окружающего мира, его чувства.
Все таки я советую попробовать почитать «Убить Бобрыкина» и вполне вероятно, что вы откроете для себя очень необычное, тонкое, душевное произведение.

Прочитала процентов 10 книги и поняла, что остальное не дотяну. Не потому что плохо, а просто в этом году что-то я уже и так черпнула через край современной русскоязычной прозы, у которой есть три общих черты: вкус, запах и цвет. Вкус — той самой безликой перловой каши, которую Шишину мать кладет в постную неделю (или как там ее). Запах — мокрых варежек, вроде бы что-то из детства, связанное с игрой и весельем, а с другой стороны — мокрые колючие варежки... бррр. Цвет — ну тут никого не удивлю. Серый.
В этом всем есть своя атмосфера, но не когда с излишком. («Убить Бобрыкина», конечно, не про атмосферу, а про смысл, но я потому и не решилась читать дальше). После таких книг, полных захламленных коммуналок, обязательно до дурости набожных бабушек/тетушек/матерей, неудобных старых вещей, пыльных коридоров, грязи под ногами, хочется помыться, прибраться и выйти подышать свежим воздухом. Вот. Может быть, попозже вернусь к этой книге.

Не могу сказать, что мне нравятся необычные книги, но эта, при всей своей странности, заворожила почти с первой главы. Сначала я думала, что мне кажется, что книга читается, как стихи и, что всё дело в замечательном чтеце Дмитрии Креминском. И только прослушав несколько глав, поняла, что чтец конечно читает очень хорошо, но всё дело в том, как эта книга написана, а это уже полностью заслуга автора. Книга просто завораживает, как будто слушаешь какие-то забытые стихи, слышанные в детстве.

Сюжет возможно сразу не разглядишь, среди нагромождения снов и разговоров, но когда поймёшь о чем книга, становится до слез жалко мальчишку затюканного глупой матерью. И почти всю книгу я хотела конечно не убить, но хорошенько встряхнуть сначала мать Шишина, а потом и Бобрыкина. Просто страшно представить, что было бы с этим мальчиком, пусть не блещущего умом, а наверное даже с  особенностями развития, но очень милого и доброго, если бы у него в детстве не появился такой замечательный друг как Таня. И, если уж совсем честно, мне неважно, кого убили и было ли убийство вообще и неважно, что роман заявлен как детектив, хотя детектива как такового там наверное и нет, мне важно, что книга что-то затронула в душе в самом начале и продолжала дергать за ниточки всё то время, что я её слушала. А у многих ли книг это получается?

Роман написан стихами, пересыпан звукописью: аллитерации и ассонансы здесь обычное дело. Текст зачаровывает как заклинание.
Мир детства, воображения раскрывается через главного героя, и герой этот эхом отзывается главному персонажу Саши Соколова в "Школе для дураков". Но внимание к особенным здесь проявляется несколько иначе, менее однозначно. Главный герой Николаенко не всегда вызывает восторженное удивление, он бывает мрачен, ограничен, жалок. Нет в этом романе дачного лета, света на веранде, как у Соколова. Другой мир, но из-за темноты этой, безысходности, не становится менее интересным. Мракобесие, жалость, жестокость, любовь - все здесь на своих местах, держится за них крепко.
Текст сложен и открытым финалом, и противостоянием главного героя и его матери, где остается вопросом, кто же из них прав. Наверное, оба и никто.

Вязко, муторно, удушающе, будто всю книгу я провела с положенным на грудь камнем, не дающим сделать вдох. Воздуха и без камня бы мне не хватило для того, чтобы надышаться - он спертый, отдающий пылью и терпкой сладостью ладана, от которого вскоре закружится голова и начнут черти плясать по тусклым стенам.

Саша Шишин - маленький в своих воспоминаниях, выросший в текущей действительности, что застыла вне времени, будто лимб очутился где-то на поверхности, запер в себя Сашу, его мать, Таню и ненавистного Бобрыкина, которого убить бы, словно смерть его сможет развеять, расколоть застывшее в смоле время. Шишин взращен нелюбовью матери и любовью искаженного ее верованиями Бога - того, кто прячется за занавеской, и страшно отодвинуть ее, ибо Бога одновременно может там и не быть, и тогда окажется, что все происходящее - жизнь, серая, тусклая, унылая, как переходное состояние к иной, светлой и легкой жизни.

Мать бормочет псалмы, соблюдает посты - маленькому Саше не интересны ее приметы, ему хочется сервелата, но Страстная неделя сменяется новыми запретами, деньги - какие деньги, ирод, на мою пенсию живем, вот помру совсем без них останешься. И комья подгоревшей каши скапливаются в тарелке. Таня - дрянь такая, морочит голову нелюбимому сыну, жизнь ему ломает, шипит мать, не ведая, что нельзя сломать уже искалеченное. Трагедия ненужного ребенка, трагедия матери - какой вот только, что толкнуло ее на рождение сына, не иначе как божий запрет, а теперь вот же он, добровольный крест на растущем горбу, знак святости и мученичества, ведь он, проклятый, не слушается, теряет варежку, рвет одежду, шапку не носит.

И Танечка, что пахнет лакрицами, сидя в песочнице, забирает добровольно отданные маленьким Сашей ведерко, палку и сердце. Не ведала мать, что подтолкнув с ней общаться - сходи, сходи, Саша - сама отворила дверь в угольно-черную тьму, и что тьма эта, рожденная из света, растопила, затопила и украла Сашу.

Вся книга - причудливая вязь слов, красивая, но петлей на шее. Начинаешь читать и теряешь последний воздух из легких, ведь не даст дышать, пока с силой не поведешь головой, отрываясь от текста. И заболит голова, стянет в груди лентами тугими, и жалко так, тоскливо, по загубленным жизням во славу того светлого и легкого, что будет ждать их за порогом смерти.

Огнеопасно! Внимание, данная книга представляет собой горючую смесь с большой зоной поражения душевной материи. В попытке разобрать это оружие массового поражения на составные компоненты Ваш покорный слуга терял несколько раз и обретал вновь веру в человечество и светлое будущее, надежду, равно как и жалкие остатки оптимизма. Побочные эффекты в виде жжения в груди, тяжести и горького металлического осадка так же можно отнести к особенностям погружения в нарисованный автором сюрреалистичный мир.

Ностальгия. Первый, наиболее позитивный и наименее взрывоопасный из всех компонентов это шрапнель образов прошлого, выпускаемая автором в читателя на каждой странице произведения. Сложно сказать, что вызывает необходимый автору эффект: налет 80-ых либо огромное разнообразие рассыпанных образов и их невероятная кучность. Но обильные потоки воспоминаний, захлестывают наивного и ничего не подозревающего читателя с первых страниц и увлекают в глубокие воды бесконечно далекого детства, как своего, так и литературных героев. Эти теплые волны, то усыпляют, то будят, подогревая душевную материю до необходимой автору температуры.

Сожаление. Есть два основных вида сожаления, с которыми сталкиваются все без исключения способные к рефлексии особи. Первый вид, назовем его «сожаление-по», связан с совершенными поступками и глаголами следующего типа: сказал, признался, солгал, сделал, ответил, пригласил и другие. Второй вид, значительно превышающий первый по силе в тротиловом эквиваленте, назовем его «сожаление-о-не», относится к поступкам, на которые человек не решился. Их можно описать такими глаголами как: не сказал, не признался, не ответил, не пригласил, не пошел, не смог, не решился и так до бесконечности. «Сожаления-о-не» способны без особого труда воспоминать душу и чреваты обширными и глубокими шрамами. Этот взрывоопасный ингредиент автор примешивает точно рассчитанными порциями, продолжая нагревать душевную материю до необходимого катализатору уровня.

Одержимость. Катализатором выступает вывернутая наизнанку любовь. Если любовь обычно направлена наружу, согревая своим жаром окружающих, одержимость направлена вовнутрь, стягивая душевную материю в одну точку, образовывая черную дыру, способную поглощать свет, звуки, любые чувства и ощущения. Такая дыра, вращаясь, способна поглотить не только источник образования, но и все множество объектов с горизонта событий. Когда срабатывает катализатор, огненное марево уже покрывает обширный участок Вашей души, эмитируя весь спектр эмоционально шквала героев произведения.

НВП. Очень сложно передать в двух словах на сколько глубоко и тяжело данное произведение. В душе хочется рекомендовать всем и каждому, но разум крутит у своего виска, напоминая об огнеопасности рекомендуемой смеси и о вероятных душевных ожогах недостаточно подготовленных читателей. Если Вам хочется узнать, как сложилась бы жизнь Князь Мышкина в советские 80-ые и Вас не отпугнуло оружие автора – обязательно прочитайте. Особенно чувствительных и читателей с тонкой душевной организацией вероятно ожидает депрессия.

Эмоциональный камертон. Стиль, в котором написано произведение, сложно описать словами. Ритмичное повествование может показаться не простым для чтения и восприятия. Исполнение книги Дмитрием Креминским заслуживает высшей похвалы, ибо он не только великолепно справился с чтением вслух непростого текста, но и отделил голосовыми оттенками персонажей, разукрасив литературный мир яркими красками. Его голос с легкостью проникает в незащищённое сознание читателя, выстраивая задуманные автором причудливые и замысловатые образы, помещая в самый эпицентр приготовленного автором коктейля и лишая всякого шанса избежать душевного пожара.