Похититель Трупов

Очень сильный рассказ. Через такой небольшой объем страниц (по ощущениям большего и не надо) автор старается передать читателю несколько своих взглядов на мир и цивилизацию:

• справедливости нет, страшная болезнь может поражать хороших людей, но оставить в живых подонков;
• чем больше население планеты, тем больше вирусов и болезней, уничтожающих человечество;
• нам так мало надо, чтобы вновь скатиться до образа жизни дикарей;
• история циклична.

Минус известной классики – о ней все говорят, обыгрывают в других произведениях, экранизируют, раскрывают сюжет. В итоге от оригинальной истории ожидаешь намного большего и, в конце концов, прочитав ее, разочаровываешься. К тому же все аннотации к книгам раскрывают главную ее изюминку. Ведь насколько было бы интересней читать загадочную историю, если тебя сразу же не рассказывали, что всеми уважаемый доктор Джекилл трансформируется в дьявольски жестокого и безобразного мистера Хайда.

Вот именно из-за этого главного спойлера читать повесть было не особо интересно, кроме последней главы. Основная часть книги – просто рассказ о невзрачном адвокате, одним из клиентов которого как раз и является доктор Джекилл. Но уж рассказ доктора об изобретении эликсира, борьбы между темной половиной и своим цельным «я» вытягивает всю книгу.

Очень-очень долго Роберт Стивенсон был для меня автором любимого в детстве "Острова сокровищ" и еще одной по слухам очень крутой мистической книжки, которую читали все, кроме меня :) "Странная история..." долго с укором смотрела на меня из отличного списка 100 лучших книг по версии журнала "Мир фантастики", но окончательно вопрос знакомства решило попадание в мою читалку оригинального текста на английском языке.

Наверняка, во времена Стивенсона подобный сюжет был нов и ошеломителен, но к 21-ому веку количество произведений так или иначе затронувших существование у человека альтер-эго слабо поддается подсчету. И поэтому для меня "Странная история..." представляла определенный интерес именно как основополагающая в этом жанре книга. И не зря, потому что судя по всему Стивенсон определенно писал не остросюжетный детектив, а пытался продемонстрировать человеческую сущность во всей ее красе. Неторопливое вступление, постепенно набирающий обороты сюжет, и читатель не успевает оглянуться, как сидит в кресле у камина с исповедью доктора Джекилла в руках и думает о том, а хотелось бы ему вынести за скобки своей личности все то грязное и мерзкое, что накопилось с годами и о чем не хочется вспоминать. И согласился бы он сделать это, заплатив такую цену, в которую обошелся подобный эксперимент доктору Джекиллу?

Мне сложно оценить стиль и атмосферность романа, потому что я несколько переоценила свои силы в английском и поэтому долго и мучительно пробиралась через всевозможные англоязычные архаизмы, сосредоточившись в основном на сюжете. Более или менее вчитаться получилось только к середине книги, да и то после перехода на текст, адаптированный по методу Ильи Франка. Но зато я точно знаю, что когда-нибудь с огромным удовольствием перечитаю "Странную историю..." еще раз. И, может быть тогда, задумаюсь о том, нужен ли мне запасной ключ от тайного выхода или я бы предпочла другой выход?

075/300

Когда-то давно мы читали эту книгу на занятиях по английскому, и когда я к концу закономерно осталась с кучей вопросов, то списала это на то, что мозгу нужно было еще разобрать оригинальный текст, и какие-то повороты сюжета могли затереться. Мы прямо копались в словарях, выискивая оттенки слов, и старательно рисовали схему дома, чтобы понять, кто там по какой лестнице поднимался и куда заходил в кабинет.

А потом оказывается, что книга действительно неоднозначная сама по себе. Что когда читаешь историю Хайда, все равно задаешься вопросом, что же именно произошло: версии скачут от метафорического уродства личности до болезней, наркомании и галлюцинаций, и, как ни странно, физическое изменение тела волшебным образом — не самая занимательная из них. И тогда, и сейчас, это повод порассуждать о природе зла, о том, прячется ли темная сторона в каждом из нас или принесена извне. И был ли Хайд тенью, выпущенной на свободу, или каким-то сторонним чудовищем, попавшим извне.

Да, сейчас книга кажется слегка наивной, и на данную тему написано много всего (сразу вспоминается, например, какая-нибудь "Пятая Салли"), но Джекил и Хайд весьма атмосферны, история хоть и короткая, но вмещает в себя несколько смысловых слоев. Тот случай, когда фантастические допущения работают на мораль — довольно чопорную, с намеком на то, что людей судят по злому внешнему виду (что, к счастью, встречается уже реже), но в то же время актуальную и сейчас.

В 2013м году молниеносная чума, от которой просто не успели найти вакцину, унесла жизни едва ли не всех людей на планете. В живых остались считанные единицы, по оценке гг, человек 400-500 на всю планету. Но жизнь-то продолжается, рождаются дети, хотя, конечно, их уже учат не тому, что раньше: охотиться, а не считать.

Повествование построено в виде рассказа старика, который в разгар чумы был молодым. И вот он вспоминает, что было раньше, пытается объяснить что-то внукам, которые даже читать-считать не умеют, да и язык уже исказился за 60 лет... В целом, и написано неплохо, и поужасаться есть чему. Не зацепило меня, скорее всего, просто потому, что я читала вещи посильнее на эту тему, поинтереснее. "Алая чума" как-то слишком быстро пронеслась.

Эта маленькая повесть похожа на апокрифическое продолжение "Чумы" Альбера Камю, закончившейся словами

Медленная радуга страниц перелистываемых дней, повести, неотдалённого будущего : алый смех солнца, горящих городов и полей. Зелёным шумом листвы, словно долго сдержанным криком природы, зарастает Вавилон цивилизации; зелень кротко змеится, обвивает бледные тела городов, тянется к небу : голубая, ласковая вспышка высоты...
Теперь оглянитесь с этой роскошной, девственной, голубой высоты на печальную и стихшую землю, что вы видите?
Словно бы жизнь была только что сотворена. Какая светлая тишина и покой!
Если присмотреться, можно увидеть, расслышать в тёмных лесах, пещерах, алый шорох сердец, похожих на мышей : высунется сердечко в тёмный мир из норки одиночества и отчаяния, сверкнёт, уколет острым блеском глаз, и снова спрячется.

Эгон Шиле - Мать и дитя

Дальше...

Перелистаем ещё несколько страничек грядущего : чтобы вы сделали, если бы произошёл конец света, и вы бы остались посреди грустного, потемневшего мира со звериного вида человеком другого пола?

Чтобы вы подумали? Может, грустно, сквозь слёзы улыбнулись, подобно Беатриче в аду, ибо возлюбленный потерял человеческий образ в разлуке с вами, в страданиях, и сладострастно, жутко приближается на четвереньках, словно паук.
А может, в каком-то вечере, осени взора, вы бы подняли пустые от слёз глаза к пустому небу, и подумали : возможно и там свершилось нечто безумное, страшное, и небо заразилось чумой человеческого, слишком человеческого, и его захватили бесы, и теперь творят всё, что им захочется, а значит, даже умереть человеку теперь некуда...

Хоть в повести эта тема лишь призрачно мелькнула, но зерно образа проникло глубоко, и проросло : роскошная, утончённая женщина после апокалиптической трагедии чумы, словно Ева, оказалась один на один со словно бы вышедшим из Ада Адамом, жестоко и мерзко её подчинившим себе.
Наша Ева подходит к заросшему виноградной лозой ограде рая, встаёт на цыпочки... и что же она видит? нового человека! ( дабы не спойлерить, я вывернул повесть наизнанку и придумал несуществующие спойлеры, отвлекающие вас на себя, но говорящие свободно о чём-то главном).
Кто-то ещё остался в живых! Он образован, красив... но, боже! почему у него такое мышиное, пугливое сердце?

Иногда читая книгу, перелистываешь страничку, и действие вдруг сладко и темно накреняется, как-то пьяно взбыстривая чувства и образы... ибо слиплись странички, и ты нечаянно перелистнул несколько страниц :

- Старик, расскажи о том, как началась чума - спрашивают старика дети возле костра. И что за странные, смешные, словно бы ничего не значащие слова ты так грустно произносишь : самолёт, поезда, книги, любовь...

Чума таилась в завитках мебели, в спальне поссорившихся влюблённых, в заброшенных библиотеках, грустно моргающих бледными веками пыльных страниц - библиотекарь, словно призрак, ходит между книг, касается то одной книги, то другой, словно волшебных стран и прекрасных времён, занесённых бледными, звёздными песками равнодушия, - в душной тесноте больших городов.
Странно : чем кучнее жили люди, тем чаще свет из незримого, призрачного, почти потустороннего мира микробов, рождались новые болезни, новый, страшный вид микробов, который стремился жить также кучно, тесно, вытесняя людей.
Словно бы живя в жаркой тесноте близости, цивилизации, с какими-то слипшимися страничками чувств, люди забыли о духовной цивилизации, духовной, нравственной близости, и потому превратились в микробов жизни.
Выстроив сверкающие города, новыми, страшными звёздами взошедших в ночном небе, люди закрывали глаза на то, что рядом с ними, в них самих, таилось нечто крысиное, первобытное, предвещая жуткие времена.
Живя по законам былых, бесчеловечных времён, по-дикарски прокалывая себе костями, украшениями уши, губы и носы, глумясь над искусством и жизнью живой, словно бы бессознательно уродуя, закрывая ладонями равнодушия и бреда органы восприятия красоты мира, нечто в людях погружалось в тёмное, животное состояние, переносящее в себе чуму разрушения, смерти, делая саму жизнь с её невыносимыми противоречиями частью чумы, которая однажды вырвалась наружу, и тогда людские тела полыхнули алым бредом и смертью, а из трущоб псевдоискусств, пещер цивилизации вырвались они, переносчики этой чумы, и уже города, пустые библиотеки и музеи окрасились алым смехом огня.

Райский, звёздный сад... виноградные гроздья планет матово отражают солнце.
Вдруг, солнца не стало, словно бы чья-то тень, живой ночью заслонила его и змеящуюся лозу винограда.
Одна голубая виноградинка, покрыта с одного боку лёгкой плесенью жизни.
Виноградинка отрывается и, перезрелым, запретным плодом падает в тёмную пустоту.
Как вы догадались, эта тень - тень Евы, этой первой феминистки на земле.
Она перелезла через райский забор, нечто в ней преодолело высокие, прозрачные заборы лживости мира и суеты, и скрылось в девственных сумерках жизни.
Её палец проколот тернием, что покрывал забор. Душа и тело - проколоты шипом Адама, змия.
На пальце проступила алая, дрожащая капелька крови, похожая на луну в ноябре.
Пьяно пошатываясь от свободы и горя, поднеся палец к губам, Ева оглянулась на алую усмешку сердца и солнца, сжигающего рассветный сад.
В её животе тоже что-то тепло и ало улыбалось, как иногда трагически улыбаются женщины и дети на безумие мира, в котором им приходится жить наперекор чуме и насилию, ибо пока есть бунт, пока ты любишь - ты не просто существуешь, но и живёшь, а мыслить.... нет, Декарт ошибался : мыслить могут и за человека, человеком, и человек даже не будет замечать этой чужеродной бациллы, чумы чужой мысли в душе, кормя её собою, словно зачатого в насилии безумного ребёнка.

Нет, ну это надо же было дожить до 26 лет и только теперь прочесть историю о Джекиле и Хайде! Так интересно отметить, что я приблизительно знала сюжет - ведь многое слышала об этом произведении, упоминания о нем частенько попадались на глаза, но все это тем не менее абсолютно не повлияло на тот жгучий интерес с которым я читала книгу. В процессе чтения отметила для себя возникновение как минимум трех психологически-эзотерических ассоциаций (биологических - нет, так как историю восприняла не с точки зрения физиологических перемен, а именно с позиции изменений психики). Итак:

Ассоциация первая - конечно же, появление мыслей о диссоциативном расстройстве личности (не буду вдаваться в терминологию, пример Билли Миллиган). Первая треть книги в основном и прошла под эгидой раздвоения личности, но на переходе ко второй обнаружилось, что (преобразую известную поговорку) не так все просто в датском королевстве.
Ассоциация вторая - та с которой я, собственно, и осталась уже до конца и после прочтения, проявление вытесненного архетипа Тени - ух, что с нами делается, когда наружу выходит то, что мы так тщательно подавляли и скрывали, это может довести и до... читайте сами. История Хайда и Джекила просто отлично иллюстрирует противостояние архетипов Маски (образ для социума) и Тени, их столь сложную борьбу, где победу можно одержать лишь дав в себе место им обоим.
Ассоциация третья - в какой-то момент, пожалуй где-то к концу книги, мне явственно вспомнился пример из историй Кастанеды о превращении шаманов в воронов, где оговаривалось, что они на самом-то деле не меняют физическую форму, а заставляют-позволяют (здесь нужен термин, обозначающий среднее между данными двумя понятиями) окружающим видеть себя в образе ворона. Точно так же, думаю, объясняется и феномен физиологической перестройки, который, на мой взгляд, неверен, если объяснять его с позиции, которая звучит в книге, и отлично иллюстрируется, если расценивать, как элемент шаманских практик.

Обобщая все впечатления, ощущения и размышления, хочу сказать, что "Странная история доктора Джекила и мистера Хайда" - один из самых интересных примеров классической литературы, который дает пищу и для духовного развития, и для интеллектуальных рассуждений. Тема, рассматриваемая в этом произведении, не побоюсь этих слов, будет актуальна всегда - всегда пока жив человек, в нем будет продолжаться борьба между темным и светлым, добром и злом - ведь мы склонны к дуальному мышлению, где просто необходимо (а кто это сказал?) выбрать что-то одно, хотя здесь всего-то навсего достаточно воспользоваться дзеновским мировоззрением - "я и добрый, и злой; и сильный, и слабый; и умный, и глупый - и все это одновременно, и все это ресурсно для меня".

В «Странной истории» интригующее начало. Но это не главное. Кто есть кто - понять не сложно. Интрига, стоящая в завязке очень скоро уступает место другой интриге – психологической. В ней и содержится глубинный смысл произведения.

Душевное состояние героя – превосходное и потрясающее полотно, повергающее в бездну и безысходность, достигающее в трагичности его положения предела.

Даже тот факт, что история доходит до мистицизма, не умаляет и не уменьшает веры в ее подлинность. Наличие светлых и темных сил свойственно каждому человеческому индивидууму. Тема раздвоения личности, облеченная в аллегорическую форму – прием, примененный Стивенсоном - фантастичен и правдив одновременно. Точно и без нравоучений. Философия. Душа. Личность. Драма.

Помните детскую страшилку про чёрный дом? Вот этот рассказ примерно из этой же серии, только комната тут красная, но в ней тоже очень темно.

Главный герой рассказа находится в Лотаринском замке. Как он туда попал история умалчивает. Ему скучно, а два старика и старушка, присматривающие за замком, его просто раздражают. Чтобы не оставаться со стариками он отправляется ночевать в красную комнату, которая знаменита привидением, чтобы испытать себя.

Казалось бы молодой, здоровый, адекватный и несуеверный человек сделает это с легкостью. Но тут ему предстоит столкнуться с чем-то гораздо более ужасным, чем просто призрак. Он пугает, лишает самообладания, парализует.

Рассказ в очередной раз подтверждает, что все проблемы в нашей голове. Наши страхи, буйная фантазия, чрезмерно развитое воображение могут сыграть злую шутку.

«Алая чума» ¬– рассказ в жанре постапокалипсис. Сейчас подобным никого не удивишь, но для 1912 года это был совершенно новый жанр. Возможно, Джека Лондона можно даже назвать одним из основателей данного литературного направления.

В центре сюжета старик, который на руинах мира рассказывает своим внукам историю падения человеческой цивилизации. В 2013 человечество достигло небывалого могущества, и воцарился практически рай на Земле. Однако счастье длилось недолго, т.к. в мир пришла смертельная болезнь – алая чума. Через воспоминания главного героя мы видим, как люди стремительно теряли свою человечность, озлоблялись ради выживания. Выжить удалось лишь очень немногим. Особенно страшными здесь выглядят не смерти миллионов, а метаморфозы, происходящие с разумом цивилизованных, казалось бы, людей.

Однако это было в прошлом. А что же в настоящем? Рядом с главным героем мы видим его внуков. Это оборванные дикари, в которых нет ни грамма уважения в старшим. Они издеваются над собственным дедом, насмехаются и совершенно не воспринимают всерьез. Все его истории для ребят не важны, а важно, кто из них более меткий, сильный и быстрый. Получается, что всего лишь за одно поколение человечество полностью утратило всякое подобие культуры. Здесь я вижу ту картину, которой так боялся Старый из романа Кира Булычева «Посёлок».

Итог: Возможно, современному читателя, подуставшему от массовых вымираний из-за смертельных вирусов, зомби-апокалипсиса и прочего, этот рассказ и не покажется удивительным, но читателей начала XX «Алая чума» точно повергла в шок. Рассказ с обескураживающей прямотой обличает слабости человека и предостерегает от возможных ошибок. Однозначно, сильное произведение!