Александрийский квартет

Это был интересный опыт. Не скажу, что особенно mind blowing, в смысле того, что каждая последующая книга переворачивала представление о предыдущей. Наверное, я наслушалась отзывов о «Квартете» именно в этом ключе и имела завышенные ожидания. Но к персонажам я привыкла, и хотя с самим автором уже пора было расстаться, с героями прощаться было жаль до того, что хотелось изучить наброски из авторской мусорной корзины. Но – конец.

«Клеа» мне показалась наиболее светлой частью, и, кстати, наиболее «нормальной» (впрочем, наряду с «Маунтоливом» - там тоже вполне себе нормальный нарратив, по большей части еще и захватывающий). Честно говоря, меня не отпугнула и «Жюстин» - тягучая модернистская проза, щедро пересыпанная метафорами, динамики – ноль, но в легкое гипнотическое состояние вводит (может, кто-то от подобного засыпает, мне же под настроение вполне нравится). «Бальтазар» меня разочаровал потому, что там практически не было Бальтазара (нелогично, подумалось мне). Зато он рассказал главному протагонисту о том, что жизнь александрийского бомонда не так проста, как кажется. Маунтолив в третьей части честно выложил свою биографию, как на допросе, и бонусом пролил дополнительный свет на события, причем протагонист ему вообще не понадобился. «Клеа» подытожила произошедшее, ничего от себя не говоря, просто упав протагонисту в руки, как созревшее яблоко. Удивительное дело, до чего неотразим оказался в итоге протагонист (Брат Осел, очкарик, Дарли) – он ведь вообще ничего не делал, даже не литераторствовал («Жюстин» - не в счет) и не острил, как Персуорден, а все мало-мальски привлекательные женщины «Квартета» посчитали за честь быть с ним связанными. Бывает же такое в воображении автора.

У автора два воплощения – Дарли и Персуорден, ведущие бесконечный писательский и мировоззренческий диалог (у Набокова похожая пара героев есть в «Даре» – Годунов-Чердынцев и полумифический удачливый поэт Кончеев, который кажется удачливым конечно же только протагонисту). В «Клеа» вообще много о природе творчества и судьбе художника, и я бы не сказала, что рассуждения Даррелла там особенно оригинальны, но все же в мировоззренческую копилку читателя записные книжки Персуордена кладут гораздо больше, чем душная, «самокопательская» проза «Жюстин». Дарреллу очень хотелось быть модернистом, потому что кем еще быть в первой трети 20 века литератору, не лишенному амбиций? Несомненно, и он внес свою лепту в развитие жанра (не только модернизма, но и постмодернизма и еще, на мой взгляд, магического реализма), хотя имя его и не на слуху. Однако, на мой скромный взгляд, Лоуренс Даррелл – отличный мастер картин широкого плана: что-то стихийное или батальное с незначительным участием человека. Например, утиная охота на озере Мареотис в «Жюстин» реанимировала для меня невыразительную, в общем-то, книгу. Или бомбардировка александрийского порта в «Клеа» - так красиво, аж дух захватывает. Но когда авторские поиски перемещаются в рамки отдельного человеческого сознания, понимаешь, насколько глубже там копали модернисты «по призванию». Сугубо интровертная проза выходила у Даррелла несколько вымученной, а вот картины, схваченные «широким объективом», по моему мнению, просто чудесными. И кстати, стихию пустыни ему удалось передать куда лучше, чем душу Города – Дарли искал ее, искал, но она ускользнула.

Нужно отдать должное автору, он аккуратно обошелся практически со всеми ружьями, развешанными по «Квартету». Даже руки Бальтазара, упомянутые в «Жюстин» (я все думала, к чему бы это?), всплыли в «Клеа», пусть и без особого смысла, но все же не были забыты. Персонажей можно тасовать как колоду карт, составлять из них пары, триады, квартеты (?), разыскивать тени одних в отражениях других. Количество «меченых», кажется, превышает количество умерших на протяжении цикла (если оглянуться назад, понимаешь, что автор кровожаден, но в то же время он бесконечно любит всех и вся). Причем в огне Второй Мировой сгорает минимальное количество персонажей (это и понятно – александрийская богема, что с нее взять). Но глаза, зубы, пальцы, руки, носы и красоту герои теряют и (реже) обретают почем зря, просто пособие для хирурга.

И Клеа не мой любимый персонаж. К концу одноименной книги она даже слегка раздражать начала своей какой-то, не в лучшем смысле слова, простотой. И конечно, не Жюстин. И не Мелисса. Значение Персуордена дошло до меня только во втором томе, до того я просто путала его с Помбалем. Маунтолив неплох, но высох, как позапрошлогодний гербарий. Нессим в свете политических интриг совершенно растерял элегантность. Дарли – Брат Осел. И тем не менее нравятся они мне, все вместе. Это вполне можно (и даже нужно) читать, никуда не торопясь, попивая кофе на террасе с видом на море и попутно разгадывая, сколько в Нарузе от брата Даррелла Лесли (любителя оружия, того, который не прославился), и почему дети в «Квартете» – только девочки (дочь Жюстин, дочь Мелиссы, дочь Лайзы), не потому ли, что у автора не было сыновей, или это тоже своеобразная галерея отражений?

P.S. Перевод Вадима Михайлина прекрасен.

Вот уж действительно, старший из Дарреллов долго запрягает, да быстро едет - к третьему роману "Александрийского квартета" он развил такую скорость, что даже немножко захватило дух. Пейзаж за окном все тот же, события те же, но автор, а вместе с ним и читатель уже не путается в раскинутой сети необязательных метафор "Жюстин" (отдающих графоманией, но все же вполне художественных порой), не изучает природу разных видов любви в "Бальтазаре", а следует, подчиняясь линейному сюжету, за Маунтоливом - сквозным, но не главным лицом романа - по заснеженной Чехии, заснеженной России, заснеженной Англии (холодных для особенного контраста?) и - по жаркому, новообретенному для дипломата Египту. История полузасушенной (как вырванная страница из гербария) жизни Маунтолива перемежается драмой куда более живых и осязаемых обитателей поместья Карм Абу Гирг - семьи Хознани. Тут даже элегантный и до кончиков ногтей светский Нессим внезапно оказывается человеком действия, не говоря уже о его брате Нарузе, на которого автор в принципе красок не пожалел, выписав его персонажа объемнее многих других в Квартете. Ни Жюстин, ни Нессим, ни Лейла уже не выглядят в "Маунтоливе" "небожителями", с них слетают флёр и позолота, ну а на Нарузе их никогда и не было. События, затрагивающие всех Хознани, приобретают почти шекспировский размах, достигают крещендо и разрешаются на последних страницах романа. В огне этих событий мотыльком сгорает Персуорден и опаляет крылья Маунтолив, который никогда уже не будет прежним.

Подбросит ли новые смыслы "Клеа", осветив сюжет с пары-тройки новых ракурсов, или последняя часть будет своеобразным парафразом многословной и почти лишенной действия "Жюстин"? Будет любопытно почитать.

От истоков, вечен и жесток,
Времени течет песок.
Чем, скажи, прогневала тебя
Александрия - страсть моя?

Той стороной, что не пройти с тобой
Нам никогда,
Смотрят глаза, покрыты пеленой
Словно из северного льда.
Марко Поло – Александрия.

Я ною по поводу каждого чёрного ящика в «долгой прогулке», ну или почти каждого. Когда-нибудь перестану это делать, но это не точно.
Постоянно спотыкаюсь об аннотации к книгам, где бесконечно долго хвалят автора и произведение, если верить написанному, то можно подумать, что каждая книга за последние три тысячи лет — это грандиозный оригинальный шедевр, равного которому нет и не будет уже никогда (даже если это брошюрка о вреде прививок и мытья головы). Так и в данном случает.
Объёмный четырехтомник, вереница героев, некоторые из которых даже имеют некоторый багаж истории и мотиваций.
Можно долго пересказывать сюжет, описывать персонажей, искать смысл в их постоянных сексуальных и политических интригах, но это слишком скучно.
В этой книге я могу выделить пару-тройку ярких моментов, которые оказались самыми запоминающимися и получили самый большой эмоциональный отклик.
Во-первых. Меховщик (содержащий Мелису) действительно верил, что его любят, ревновал и плакал «как младенец». Это настолько сильный эпизод, что не могла перестать о нём думать даже через два тома после этой сцены.
Во-вторых. Глубокое разочарование Маунтолива в Лейле. Насколько он дорожил перепиской, нёс образ через года, боялся подставить под удар её сына. Но при встрече образ мудрой женщины развеивается, а ощущение пустоты и горечи поселяется в душе. Отличный момент о воздушных замках и их разрушении.
В-третьих. Самый финал. Когда все линии закончились, герои со сцены уходят, остаётся лишь два письма и встреча в Париже. Эта встреча дарит мне надежду, что там, вдалеке от Александрии эти двое будут счастливы.
Что хочется отдельно отметить? Мне нравится, как построен сюжет. Мы видим события с разных точек, по-разному воспринимаем и это напоминает несколько сериалов и фильмов, которые стали лучшими детективами (для меня).
В который раз читая книги об сексе и политике, понимаю, что, наверное, это не для меня. Я живу для них слишком рассудительно и безрассудные романы не в моём стиле. Осуждаю. Да, понятно, что без таких персонажей роман не напишешь, невозможно быть всем правильными, держаться за ручки и разговаривать о Босхе, но раз мнение моё, рецензия моя, могу себе позволить и побубнить!

Вместо заключения. Книга стала отличным снотворным, перечитывать и советовать не буду. Восторга, который обещала мне аннотация, я не испытала, а потому, когда меня спросят «ну как тебе книга?», буду отвечать «ну так себе», досадливо почесывая затылок. После таких книг нужно что-то милое, доброе и нежное, например, триллер. Jast for fun.

В этой книге всего слишком много. Сам сюжет прекрасен, но переизбытки разного рода так и заставляют про себя материться от отчаяния. Я настолько утомился, пытаясь разобраться в причинно-следственных связях, что морально чувствую себя как выжатый лимон. А вырвиглазный синтаксис? А обилие прямой речи и цитат, идущих одна за одной, так что обязательно запутаешься, кому чьи слова принадлежат?

Что же до самой книги... Автор перебарщивает. Любовь слишком уж вычурная. Персонажи излишне колоритны. А сравнения и метафоры блестящи, но их - сонм. И они давят и давят.

Я не поклонник подобного стиля, ставящего извращенность в ранг нормы, а излишний эстетизм и элитарность - в способ описания не столь уж необычных событий. Проще надо, проще, и тогда читатели вроде меня потянутся. Хотя Лоренсу Дарреллу всегда было плевать на людей, подобных мне, и это чувствуется

Перечитываю "Квартет" залпом, запоем, как умирающий от жажды путник в пустыне. Знакомилась с книгами через экран электронной книги без ощущения страниц, без запаха печати, без обложек, каждая из которых - обрывок сна об Александрии. А сейчас чувствую каждый лист, как будто можно глубже проникнуть в книгу, как в море нырять, опускаясь все ниже и ниже.

Хорошая идеи приходит поздно, но как известно: "лучше поздно, чем никогда". Попробую хотя бы на третьей книге очертить образы, удивительным образом заново сложенные в голове после второго прочтения. Книга еще больше любима, но как будто пелена спала, и выступили на первый план чудесным образом замазанные воображением качества людские, которые превратили их из неземных существ в обычных людей.

Дарли Этот романтичный юноша прошел в моем сознании от образа простоватого дурачка "надо ж было быть таким слюнтяем", через жалость "облапошили тебя, как просточка. Обвели вокруг пальца хитростью и коварством женским, а ты, как слепой котенок всему верил", до осознания простоты всего произошедшего. Дурачили, не дурачили, какая, впрочем, разница? Любили, не любили, имели выгоды свои, врали, а он ничего не видел? Да и замечательно же, что не видел, не понимал. Ведь был по-своему счастлив, был не настолько испорчен, чтоб подозревать. Всем нам хочется быть очень прозорливыми, хорошо знающими людей мудрецами. Но кто бы согласился променять эту мудрость и прозорливость на способность любить бессознательно, искренне, с полной отдачей? Это не меньший дар. Я не люблю таких людей, слишком требовательно отношусь, могу про себя назвать "безхребетными", но это не умаляет ни на йоту моего уважения к силе их любви, к бережно хранимой ими тонкости, возвышенности чувств.

Жюстин. От идеала чарующей красавицы до истеричной, располневшей женщины. И опять ни тени осуждения, разочарование в разоблачении, в растворении идеального образа? Да, немного. Но такое очень ясное принятие, потому что как раз и один из секретов притягательности этой книги в том, что вполне жизненные, обыденные образа и действия оплетены тут нитями волшебства, сбрызнуты ароматом загадки, овеяны воздухом недосказанности и некой нереальности происходящего. Так и с Жюстин. Вполне ведь обычная дама, не самой просто судьбы, но и не самого сильного характера, с кучей демонов в голове, с полным отсутствием гармонии с собой, но с таким запасом женской магии, которая может вершить судьбами, что может позавидовать самый искусный волшебник на свете.

Нессим. Ох этот Воланд в средних летах, в самом своем расцвете. Виделся мне магом, мужским обличием Жюстин, без женского коварства и магии, но с мужской сдержанностью, которая так красит, застенчивостью, что придает загадку при столь потрясающей внешности и умом, который не будь всего остального сумел бы заставить забыть о всех недостатках, умом, который и есть главное оружие и козырь мужчины, умом, обладатель которого может произнести пару слов, но ими не оставит ни толики сомнения в его месте, предназначении и недосягаемости. А его увлеченность делом, фанатичная, болезненная, в обычном человеке пугающая, составляла лишь вполне логичную часть его цельной личности. Это образ идеальный. Образ, который был, как вторая кожа на нем во время первого прочтения. Образ, который менее других пострадал во время второго, но все же, я как будто зашла в комнату, когда он был без маски, бес своего костюма супергероя (в его случае идеально сидящий костюм, легкая седина на висках, мудрый отстраненный проникновенный взгляд). Зашла и увидела обыкновенного человека в минуту отчаяния, человека, который слаб так же, как и все прочие. Человека, который хотел бы просто положить голову на колени женщине и даже заплакать. Не удивлюсь ничуть, если во время третьего прочтения он откроется для меня совершенно с новой стороны.

Из удививших более других – Лейла. Какой восхитительной, царственной и загадочной виделась она мне. Эдакая Клеопатра, но до глубины души пронизанная арабским воспитанием, до глубины души покорная женщина с бушующим внутри ураганом. Повелительница ураганов. Сейчас же стареющая, измученная, смирившаяся и смиренная, но оставляющая себе отдушину даже зная, что это противоречит всем законам ее магии. Увлекшаяся игрой, живущая в ней, создавшая себе образ, но не нашедшая силы и ума, чтобы образ этот сохранить путем вечной загадки. Она была достаточно мудра, чтобы понимать, что рухнет картина в глазах Маунтолива, когда он увидит ее. Была достаточно умна и горда, чтобы не дать ему никогда больше себя увидеть, достаточно женщина, чтобы особенно важным было для нее остаться в чьей-то памяти прекрасной. Но все же не смогла.
Маунтолив помнился мне меньше всех. Вернее, образ его обрисовался для меня меньше других. Но я его представляла более зрелым, собранным. Сейчас же мальчишка, чистой воды мальчишка, становление которого, тот самый резкий момент взросление происходил прямо у нас на глазах. У него были хорошие учителя, но отвратительный сюжет будущей жизнью, которая заранее отрезала все возможности свободы выбора.
Про остальных писать уж не имеет смысле, так как уже в процессе перечитывания «Клея», которая переворачивает с ног на голову даже те образы, о которых я тут писала.
Все-таки эта книга для меня – шкатулка с волшебством. Которая как в мультиках – открываешь и оттуда сияющий зеленоватый дым, который окутывает и отправляет в путешествие по другим мирам расширяя сознание.

Вся эта тетралогия - это не роман, это жизнь. Такая, какая она есть. Ведь в жизни мы тоже не сразу узнаем обо всех произошедших событиях. Нередко какие-то вещи стремятся от нас утаить. Иной раз проходит много времени, прежде чем всплывут на поверхность ранее скрываемые связи, услышим другие мнения, неожиданные взгляды на произошедшее. Время идет, и назад не возвращается. Так и в этой тетралогии, с каждой новой книгой - новый ракурс, приоткрывающий тайны. И последняя Клеа - как тяжело возвращаться туда, где ты уже был, где был счастлив. Ты хочешь войти в одну и ту же реку, увидеть тех же людей, но это не выйдет, не выходит никогда. Как опасно встречать вновь женщину, которую ты любил, которую боготворил, перед которой преклонялся. Время, безжалостное время, она растолстела, обрюзгла, ее милые капризы превратились в стервозный характер, легкое кокетство в невыносимое жеманство, а вся она - в пародию на саму себя. Это разбивает иллюзии, уничтожает любовь, топчет мечты и глумится над чувством. Еще хуже, если она куда больше расположена к тебе, чем бывало прежде. Ты ощущаешь гадливость и, одновременно, чувствуешь вину за свое вынужденное предательство.
Каково ходить по знакомым улицам и понимать, что очень многих ты уже не встретишь, они ушли навсегда. Страшно заходить в те места, которые могут всколыхнуть былые ощущения, напомнить о прошлом. Хорошо, что город еще не стал совсем чужим, в нем еще есть знакомые лица, еще есть с кем поговорить и вспомнить ушедших. А некоторых и после смерти постигла интересная судьба. Старый ворчун Скоби, наверное, долго бы смеялся, узнав о том, что ему теперь поклоняются как святому, используя в качестве алтаря его роскошную ванну.
А еще, конечно, война, которая проходит по людям, по городам, оставляет свой неизгладимый отпечаток в сердцах людей.

Видимо, моя ошибка, что между двумя романами цикла был сделан значительный перерыв. За это время многие детали стерлись из памяти. А теперь пришлось опять окунаться в этот мир, а роман, надо сказать, не слишком изобилует повторами, вернее, события-то рассматриваются те же, но это уже другая точка зрения, мнение другого героя. При каких-то событиях он не присутствует, зато видит другие. А ведь я надеялась, что эту часть тетралогии мне будет интереснее читать из-за политических игр, шпионских интриг. Но на самом деле, это не изменило стиль письма автора. Он все такой же тягуче неспешный, немного рваный, перепрыгивающий с одного на другое. Еще немного мешает, что автор, как будто, пытается спрятать свои эмоции. Обычно так делают не равнодушные, а как раз очень ранимые люди. Он будто бы боится признаться в сильной привязанности к кому-то, вроде как человек ему и нравится, и тут же опишет какой-то его недостаток. Конечно, настоящая любовь любит и недостатки, но все же от этого временами веет холодом. Даже когда описывает смерти, он не кричит на страницах о боли потери, о грусти или иных чувствах, а предоставляет читателю самому догадываться о них по некоторым брошенным вскользь словам, а большая часть описания сосредотачивается на второстепенных моментах или действиях, сопровождающих процесс обнаружения и приведения в порядок тела.
Хотя если оглянуться на прочитанную книгу, она все же шла легче, чем первая. Меньший акцент падал на любовные линии, подробнее познакомились с семьей Нессима, а личности там довольно оригинальные. И этот полумистический эпизод с гипнотизером, может быть, он был бы дик в другой книге, но в Александрии он на своем месте.
Другой взгляд на те же события должен был ответить на некоторые вопросы, и он это сделал, рассмотрены и важные, и более второстепенные моменты, как, например, поиск ключика от любимого хронометра. Но, несмотря на повторное описание уже с другой точки зрения, у меня до сих пор сумятица в голове. Надо продолжать читать, говорят, начиная с третьей книги все станет понятнее, и уже не делать таких значительных перерывов.

Вот и все. Я с трудом представляю, как вообще смогу возобновлять отношения с литературой после этих 4 книг. Как будто вынырнула из воды после бесконечно погружения. Теперь озираюсь недоуменно по сторонам, пытаясь привыкнуть к новому, забытому там, на глубине миру. И в какой-то мере я очень рада, что они закончились. Ибо во всем должна быть мера, будь еще части - боюсь не выбралась бы никогда из этого мира. А так доза оказалась как нельзя более верна - точная мера недосказанности, абсолютно верное количество магии, щепотка счастья, правильное вливание несчастий на контрасте с безмятежностью. И вот, пожалуйста, - восхищение, которому недостаточно слов для выражения.
Последняя книга... А я не знаю, как подступиться к изложению хоть каких-либо связных о ней мыслей. Не получается и все тут. Самая близкая, потому что в ней нашлось то отражение собственных чувств, эмоций, опыта, страданий, которые мы волей-неволей ищем в каждой новой книге. Клеа... Самый загадочный, а потому интересный для меня персонаж, импонирующий с первого незначительного упоминания в начале всех романов. Карты раскрылись, образ сложился. Так и остаются в моей голове все мысли и выводы после этой книги одной картинкой - восхитительно красивая Клеа кружит под водой. В полном согласии со своей красотой, своей силой и слабостью. Русалка. Мудрая и спокойная. соблазнительная и наивная. Такая многогранная и непостижимая.
Очень сумбурно. И в голове полная каша и в то же время абсолютное спокойствие от принятия того, что вокруг, себя, мира.

Так вот она какая - взрослеющая, созревающая на питательной почве времени, любовь! Если с "Жюстин" то было новое, робкое, до конца непонятное чувство, эдакое присматривание к объекту, частенько сталкивающееся с непониманием, удивлением и даже порой неприязнью, то "Бальтазар" - полная безоговорочная капитуляция с моей стороны на милость Лоренса Даррелла. Я побеждена и с превеликим счастьем складываю оружие, ибо аргументы "против" исчерпаны. Я тонула, забывала дышать и погружалась в эту книги, в этот город и его лица без оглядки. Она поглощает, она перечёркивает реальность на время, пока глаза скользят по ее строкам.
Сюжет? Да можно ли вообще употребить это слово касаемо Даррела? Это что-то другое, пока неназванное, необъяснимое. Он опровергает, переворачивает с ног на голову и в то же самое время дополняет все, что открылось в "Жюстин".

Пересказывать невозможно, выделять главное тем более. Можно только влюбляться и открывать себя новому миру Лоренса Даррелла.

Эту книгу мне посоветовали прочитать и, приступая к ней, я знала, что она - первая часть тетралогии “Александрийский квартет”. Я собиралась, если понравится, тут же начать читать продолжение, но в результате решила, что не буду пока продолжать, потому что книга меня совершенно измотала.

Когда я только начала читать, атмосфера, создаваемая автором, показалась мне похожей на “62. Модель для сборки” Кортасара, что меня порадовало, потому что Кортасара я очень люблю. Но с каждой страницей я все отчетливее понимала, что все не то и все не так. Для меня, разумеется.
Кортасару буквально с первых же абзацев любого своего произведения удается втянуть меня в свой мир, так что я даже не замечаю, как прочитываю страницу за страницей. Здесь же я продиралась сквозь каждое предложение то ли как через непроходимые заросли, то ли как через трясину, которая затягивает и затягивает, и каждый шаг дается все сложнее.
Нет, иногда повествование вдруг приобретало какую-то легкость и увлекало меня, мне казалось, что автор в эти моменты как будто крылья обретает и начинает вдохновленно рассекать, но потом - опять заросли.

Вообще, когда речь идет о книгах, в которых на первый план выходит не сюжет, а некая “атмосферность”, очень трудно угадать, какие образы, создаваемые автором, что называется “пойдут” у конкретного читателя, а какие нет. Мы с Дарреллом определенно не совпали.
Текст его романа мне показался нагромождением странных и не всегда уместных метафор. Иногда у меня было ощущение, что повествование рассыпается, что нет цельной картины, а автор просто хочет написать какое-то количество многозначительных афоризмов и кое-как заполняет пространство между ними случайными словами.
Сравнения, предлагаемые автором по несколько штук в каждом предложении, казались мне не необычными или абсурдными, а просто непонятными. То есть у меня не было ощущения узнавания (а ведь как точно подметил!) или изумления (надо же, мне и в голову не приходило это сравнить!), а только недоумение (о чем он?). Поэтому я постоянно спотыкалась о фразы вроде “провожаемый подзатыльниками резких запахов” и начинала раздумывать: “ну как резкий запах мог проводить его подзатыльником? он мог ударить его в лицо, мог дать пощечину, может, задушить даже, но как? как он напал на него сзади?!” и т.д. Это отвлекало от книги и порой раздражало. Но, возможно, у вас будет не так.

Кроме того, мне периодически резал глаз подбор слов в предложениях, но это, вероятно, больше претензии к переводу. Или, опять же, мои личные тараканы. Но я, например, читая отрывок фразы "явно свежеупакованных, притулившихся к туалетному столику; на стуле лежал плащ, набитый газетами", страшно мучилась от этих повторяющихся рядом друг с другом сочетаний букв "притулившихся" "туалетному" "стуле". Также донимали меня фразы типа “капнула капля”.
Уф, вроде все сказала.
В общем, несмотря на интересную задумку, по которой остальные книги серии (как говорят) рассказывают о тех же самых событиях, но с точки зрения других персонажей, я, пожалуй, пока воздержусь от продолжения чтения.