Машенька. Подвиг

__И вроде лето за окном цветёт самым пышным цветом, а всё равно не отпускает чувство, что зима ещё не кончилась, что время обмануло, исказилось, застыло. Но нет, окно открыто, и тёплый ветерок колышет белоснежную занавесь, и слышен ласточкин крик, и чувствуется аромат уже отцветающей сирени, и из всех этих мелочей вдруг вырисовывается оно – милое, тёплое и славное прошлое, в котором было место лишь безмятежному счастью. Это, конечно же, не так. Память ластиком стирает всё неугодное, оставляя лишь самые приятные воспоминания, в которые порой так приятно погружаться, когда настоящее жалит своей чудовищностью. И вроде понимаешь это, а всё равно нет-нет да задумаешься о том, что вот раньше-то было лучше... Нет, не было. Но эти грёзы...

В них и находит своё спасение Ганин, которому на чужбине опостылело вообще всё. Неказистое жильё, наскучившая любовница, отсутствие работы – всё вызывало у него смертную тоску, а желания что-то менять не было, и так он и бродил бы по берлинским улочкам, угрюмый и задумчивый, если бы к нему случайно не постучалось прошлое. Деревенька с её неповторимыми лесными опушками и девой с каштановой косой вновь захватили все его думы, а как иначе? Лето и багровые закаты, осень и горящие рябины, зима и морозный воздух, весна и благоухающая черёмуха, – это всё она, самая любимая и неповторимая, не только Машенька, но и родина. Вот только вернуться к былому невозможно, это тот случай, когда любить получится лишь на расстоянии. Да и в любви ли тут дело? А была ли она, любовь-то?

Смотря на других персонажей, населяющих пансион, только об этом и думаешь. Символично, что дом стоял возле железной дороги, ибо все эти заблудшие души будто бы и не жили вовсе, а пребывали в вечном ожидании. Обессиленные и растерянные, они уже ничего не ждали от ненавистного настоящего и туманного будущего, зато прошлое казалось им чрезвычайно пленительным. А время шло. Пока они мечтали о том, чего уже никогда не вернуть, поезда проносились мимо, а их жизни стояли на месте. И стоило ли оно того? Можно понять их потерянность, но вот это воспевание того, что на деле и не было таким уж восхитительным, вызывает неприятие. Это как Ганин, который на деле вовсе и не любил Машеньку, он любил приукрашенные временем воспоминания, он любил любовь к ней. Да, эти грёзы... Тернистый и опасный путь.

__Мне понравилось то, как была донесена эта мысль: казалось бы, история о любви, но нет, любви как таковой тут не было, это нечто совершенно иное. Что касается всего остального, то не могу сказать, что эта книга чем-то меня зацепила или заинтересовала, главный герой так вообще раздражал на постоянной основе, в лёгких набросках других персонажей угадывалось нечто интересное, но этого было недостаточно. Но хорошо хотя бы то, что после прочтения чувствуется некая подавленность; она в таких случаях необходима. Да, настоящее может ужасать, но кроме него ничего не остаётся. Вот уж и правда: чтобы окончательно проститься с прошлым, нужно вновь его пережить и с лёгким сердцем отпустить, а не отпустишь, так всю жизнь и будешь горевать по несбыточному, пока жизнь проносится мимо.

Лев Глебович Ганин, 25 лет, эмигрант, Берлин: всё раздражает, особенно соседи по пансиону, из которого пора выселяться, да и из страны пора уезжать, но нет сил даже порвать с любовницей, вызывающей уже даже не раздражение, а отвращение. И вот случайное знакомство вырывает его из настоящего и бросает в сладкую пучину воспоминаний.
Лёва, 16 лет, подросток на каникулах, Воскресенск: всё прекрасно, особенно девушка, которую он встретил, гуляя по окрестностям после выздоровления, и которая стала его первой любовью.

Пожалуй, это роман о молодом человеке, который, находясь в эмиграции, вспоминает первую любовь, случившуюся с ним ещё на родине, много лет назад. Конечно, он не может не идеализировать девушку, которую вспоминает, — так уж устроена наша память. Но трагичность начинается с того, что юный Лёва, который в тот год болел, как будто предсказал свою любовь — по сути он влюбился в выдуманный образ, что наложился на девушку, которую он встретил чуть позже.
Но кроме этой глубины чувств к одному человеку в книге есть ещё и чувства эмигранта к покинутой им стране. Образ Машеньки, первой любви, образ юности и образ родины для Ганина сливаются воедино, накладываясь друг на друга. Даже то, что Ганин не помнил первой встречи с Машенькой, похоже на то, как человек не помнит первых лет жизни: это что-то, что было пред памятью, что-то изначальное и вечное, как судьба — или как Родина.
Описанные в дальнейшем мимолётные встречи Лёвы и Машеньки, их нежные свидания, узнавание друг друга, милая привязанность — всё это было историей первой любви, что неимоверно согревала сердца (наше, читающее, и Ганина, вспоминающее). Впечатление усиливалось из-за того, что берлинская реальность Ганина была полна раздражения, глухой злости и бессилия, слабости воли, невозможности что-то сделать с собой и со своей жизнью.
Но там, в прошлом, в России, жизнь была такой простой и славной, отношения с Машенькой — такими чистыми и светлыми, что от этого у меня даже щемило в груди. Вспоминались собственные шестнадцать лет, влюблённость и робость. В каком-то смысле Лёве с Машей даже повезло, между ними не было недопонимания, недомолвок, необоснованных претензий на жизнь другого. Такая первая любовь бывает только в книжках… Но читать об этом всё равно приятно.
Больше всего меня, пожалуй, интересовало, что с ними в итоге случилось, если спустя девять лет Лев Глебович Ганин оказался один, в Берлине, да ещё под чужой фамилией? Что вынудило их расстаться? Впрочем, если говорить начистоту, берлинский Ганин — достаточно неприятный тип, чтобы в прошлом попросту не захотеть жениться на своей первой любви. Отношения Ганина с Людмилой в настоящем явно показывали его с худшей стороны. Что в итоге случилось с милыми подростками, раскрывать не буду, но мне нравится, насколько не-идеальным автор показал своего героя. Реальные люди — довольно-таки неприятные существа.

К слову о Людмиле (имя-то какое литературно русское!). В книге было три девушки: Машенька, Людмила и Клара — идеальная прошлая любовь, тягостная реальная любовь и любовь несостоявшаяся, безответная. Если уж Машенька вызывает ассоциации с Россией, оставшейся в воспоминаньях, — драгоценной и идеализируемой, — то Людмила для Ганина стала такой же неприятной и тягостной, как вся русская эмиграция, в среде которой он находился теперь. По аналогии для Клары напрашивается сравнение с Германией, где он теперь жил (у неё даже имя, подходящее для немок), но где так и не прижился. Не уверена, что автор закладывал подобные смыслы в этих героинь, но я не могу отказаться от них, — так они мне понравились.
Интересно, что относительно Машеньки Ганин не сомневался, что та его до сих пор любит. То случайное знакомство с соседом не только всколыхнуло память и сердце, но и стало обещанием новой встречи в ближайшем будущем, вот почему Ганин бредил прошлым почти неделю. Память о прошлом, заново пережитая любовь убедили его, что и Машенька относится к нему по-прежнему, поэтому Ганин радостно строил планы на их встречу. Впрочем, сейчас речь не о том. Про Клару мы знаем из её мыслей, что она любила Ганина безответно, бессловесно, хотя и считала непорядочным человеком, способным на преступление (была там ситуация, когда она подумала, что он собирается обворовать кого-то). Людмила его вроде тоже любила, но по-другому: грубо, навязчиво, скорее играя на его совести и нервах, чем искренне. При этом она считала само собой разумеющимся, что её чувства взаимны. Если продолжать развивать ассоциации, упомянутые выше, то значит ли это, что Россия бы любила своего человека даже в разлуке, продолжая идеализировать и тосковать? И что Германия приняла бы его в распростёртые объятья, готовая простить все недостатки и несовершенства? И что сообщество русских эмигрантов считало само собой разумеющимся, что Ганин разделяет все их чувства? Интересная мысль, стоит обдумать.

Итак, насколько нежной и сладкой и тёплой была память о жизни в России, настолько же мучительно описано бытие в Берлине. Выразительный контраст, не правда ли? Он нужен не только для того, чтобы приукрасить прошлое, он ещё и усугубляет картину настоящего. Ганину страшно не нравилось в Берлине. И город в целом, и русский пансион, и особенно люди, его населяющие. Этот островок русского быта, как бы вырванный из контекста, бесконечно его раздражал. Думаю, в какой-то мере герой передавал чувства Набокова, который писал этот роман, как раз когда жил в Берлине: совпадали их обстоятельства, их возраст, их прошлое — логично предположить, что и отношение к миру было одинаковым.
Героями романа стали русские люди. В прошлом — само собой, но даже в настоящем Ганина окружали сплошь русские эмигранты, а местные жители появлялись только в качестве безымянного фона. Так автор словно подчёркивал изолированность эмигрантского сообщества на временной «новой родине». Эмигранты в его представлении считали себя избранными героями, что бессильны спасти родину, а потому вынуждены отступить, — но никак не трусами и беглецами.

Изо дня в день подобное заблуждение и узость взглядов не могли не набить оскомину. Поэтому я могу понять Ганина. Но была одна вещь в берлинских реалиях, которая мне запала в душу: с лёгкой руки «хозяйки» (точнее, автора) комнаты в пансионе нумеровались листками из отрывного календаря:

И время действия романа — апрель. Мне кажется, это тоже привносит какой-то символизм, ведь, с одной стороны, это очень холодный и муторный месяц, когда мир ещё не оправился от зимних холодов, но уже начинает постепенно оживать. Середина весны — равновесие между зимним «умиранием» и летним «возрождением». Ганин тоже застыл на этой грани, а потом всё-таки ухнул в лето.
(Кстати о птичках наших, о голубочках: возможно, придётся запретить и эту книгу, и всего Набокова, ведь его герой не мог порицать «голубиное счастие этой безобидной четы», то бишь Колина и Горноцветова. Такие взгляды на мир слишком современны для той «политики партии», что мы можем лицезреть сегодня, хотя уж почти сто лет минуло. О времена, о нравы… Если какие-то узколобые «специалисты» в данной деликатной теме захотят представить русскую литературу без Набокова, то всю национальную литературу можно сразу смело хоронить как обречённую на отчаяние, мрак, смерть и забвение. А хотя нет, постойте, подождите, Набокова же нет в школьной программе, да? Значит, я опоздала со своим пророчеством, оно уже сбывается.)
Из этого описания соседей по пансиону не очень-то понятно, чем они так бесят молодого человека, поэтому просто поверьте на слово. Алфёров в книге специально выписан неприятным типчиком (как-никак, он муж, не достойный своей жены). А вот Подтягин выписан просто старым и потерянным, и мне было его очень-очень жалко (кстати, и имя у этого русского поэта под стать: он вам и Антон, он вам и Сергеевич, как будто скрестили Чехова с Пушкиным, и я каждый раз вздрагивала, когда к нему по имени-отчеству обращались). Я благодарна автору уже за то, что он не умер у меня на глазах. Но ему настолько не свезло во всём остальном, что я порой даже думала: «Ну пусть бы Подтягину уже удалось увидеть Париж и умереть, как в той присказке, я согласна даже на это, только не мучай старика, автор!» Но как получилось, так получилось.
В итоге образ русского поэта, загибающегося в берлинском пансионе («в доме теней», как сказал Ганин), где Подтягин бесконечно и бессмысленно застрял, — этот образ стал как бы символом всей русской эмиграции тех лет: цепляющейся за русский быт, мечтающей увидеть родину хотя бы перед смертью, но бесцельно бредущей по жизни дальше, а иногда даже не способной к движению, застывшей, застрявшей, печальной, потерявшей смысл существования, даже не знающей, почему ей приходится умирать на чужбине…
Ганин от всего этого ушёл, освободился.
***
Об этом художественном образе стоит поговорить отдельно. Ганин не просто главный герой, что развивается с ходом времени. Сами его изменения буквально являются сюжетом романа. С психологической точки зрения он максимально достоверен, и, кажется, это единственный раз, когда автор настолько сильно списывает героя с себя. Ход разумный для 27-летнего автора, который пишет свой первый роман, — образ героя получается простым, сильным и максимально правдоподобным.
Характер Ганина можно понять уже по первой сцене, когда он застревает в лифте (какое модное, однако, происшествие для 1925 года) с неприятным соседом по пансиону. И внешний вид немолодого господина Алфёрова, и его фатализм Ганину не по вкусу, потому что сам Алфёров ему противен, то есть ганинская бурная деятельность в замкнутом пространстве уходит корнями в противостояние неприятному человеку. В принципе, так всё и повторялось в дальнейшем: чем сильнее Ганина угнетала ситуация, тем сильнее хотелось ей противодействовать. В начале романа этот персонаж страдал от «бессилья воли» — это было связано как раз с тем, что у него были деньги, ему больше не надо было бороться за выживание, оставалось просто уехать, хотя и непонятно, куда. Всё в порядке, с чем бороться? Разве что с Людмилой, которая тянула из него жилы, вынуждая остаться с ней, но противостояние такому «мелкому характеру» не сподвигло бы Ганина на Подвиг Отъезда. Он пошёл к Людмиле, только когда уже был уверен в победе. Так что обстоятельства располагали его к тлетворному разложению бездельем и бесцельем. А вот когда неприязнь к берлинской жизни в целом и к пансиону в частности достигла пика, Ганин как будто почувствовал вкус к жизни (но тут ещё надо помнить, что пик был в то же время, когда Ганин заново переживал прошлое, так что реальной движущей силой для отъезда в новую жизнь всё-таки стала любовь к Машеньке и освобождение от неё).
Но мне кажется, что если бы у Машеньки не был такой противный муж, так близко оказавшийся рядом с Ганиным, тот вряд ли задумал бы «выкрасть» Машеньку у мужа из-под носа (хотя всё равно окунулся бы в воспоминанья сладких дней любви, из которых почерпнул бы немного сил). Однако в итоге Ганин поступил совсем не так, как я ему тут приписываю сейчас. Почему же я уверена в этой странной, скажем так, боевитой черте его характера? Да потому что Набоков создал персонажа, очень похожего на реального человека, а людям свойственно принимать решения не только под давлением обстоятельств (в случае Ганина — в противовес им), но и под воздействием эмоций. Именно эмоциональное развитие в течение книги приводит к тому, что этот герой в финальной сцене просто встаёт и уходит. Это любому покажется неожиданным, но только люди, которые ничего не смыслят в эмоциях, назовут такое поведение непоследовательным и недостоверным.
А дело всё в том, что тоска по прошлому после разрыва — это естественный для нашей психики механизм, чтобы пережить утрату, отпустить прошлое и двигаться дальше. Люди, которые не плачут, подавляют эмоции, скрывают чувства, боятся потревожить память о прошлом или держатся за него зубами и ногами, — они застряли там и загибаются в своих нынешних жизнях подобно Подтягину. Ужасная участь, никому такого не пожелаешь.

Тогда как Ганин, ставший главным героем книги, переживает всё и отпускает. Его изменения, оказавшиеся в центре сюжета, — это перемена в отношении к Машеньке и к Родине (что равнозначно в данном случае). В начале романа Ганин подавлен, но воспоминания о самых счастливых годах жизни наполняют его новой силой, открывают второе дыхание, и в память своей вечной любви к Машеньке Ганин даже собирается её увести из-под носа мужа. Однако, заново прожив все воспоминания, он насыщается им, приходит к полному покою в мыслях и чувствах — и теперь он способен на прощание. Поэтому в конце книги он полностью оставляет прошлое в прошлом. Можно сказать, Ганин перестаёт быть эмигрантом — человеком, вынужденно покинувшим родную страну, — и становится просто странником в поисках нового дома. Эмиграция в таком представлении начинает казаться болезнью ума, помрачением рассудка, а освобождение героя в финале — выздоровлением. Этому импонирует и душевный упадок героя в начале книги, который к концу превратился в воспарение духа: когда ты освобождаешься от прошлого, крылья так и просятся в полёт.

Тогда, спрашивается, почему бы не назвать роман «Ганин», почему же он назван по имени его первой любви, Машеньки? Вопрос интересный. Если взять роман Набокова «Пнин», там сразу понятно, чья фигура в центре сюжета. Но здесь фокус как бы смещается с того, кто уезжает, на того, кого он оставляет. Кого и что. О новой жизни Ганина нет ничего, что могло бы дать нам подсказку, как она сложится. Мы только знаем, что он отправляется в путь с новыми силами, готовый жить и сражаться. Но почти всю книгу его занимают другие чувства: тягость настоящего и сладость ушедшего прошлого. Чтобы, наконец, отринуть это, Ганин почти неделю смотрит сердцем на образ Машеньки, сохранившийся в памяти, даже сама ласкательная форма её имени как бы намекает, что роман назван не в честь этого персонажа, а в честь воспоминаний о нём. (К тому же, хотя автор почти весь роман называет Ганина Ганиным, на самом деле это даже не его фамилия, ведь он живёт в Германии по фальшивому паспарту, — и если бы роман назывался по фамилии главного героя, то с учётом этого факта суть романа исказилась бы для читателей, а важный для автора акцент сместился бы с памяти на фальшивое существование).

Для меня эта вымученная личным опытом история заканчивается нотой надежды, хотя за спиной у героя, покидающего Берлин, остаётся не только трепетно любимое прошлое, но и мрачный застой «дома теней», и тревожная подвижность железнодорожных артерий немецкой столицы, и даже экзистенциальный опыт Ганина в киносъёмках, после которых он впервые как будто задумался о мире идей и символов, что продолжат существовать, даже когда их создателей, людей, не станет. (Прекрасная сцена, оставлю для вас удовольствие пережить её лично). Этот опыт привёл героя к мысли о том, что та идеальная, образная, проще говоря, символическая Россия, за которую он держался вместе с другими эмигрантами, — она не нуждается быть спасённой ими, она продолжит существовать дальше, даже когда их не станет. Так не лучше ли уже сейчас жить дальше, двигаться дальше, не откладывая жизнь до точки невозврата, как делали это некоторые? Что ж, думаю, Набоков был прав, эмиграция — это не конец жизни. И сегодня его опыт актуален как никогда.

P.S. Замеченные мной особенности стиля — это колоритный русский язык, который Набоков увёз с собой в эмиграцию, и тайная жизнь вещей, как будто обладающих собственной волей. Но это только первый роман Набокова и третий, прочитанный мною у него, надо будет прочитать все русскоязычные его тексты, чтобы сделать полноценные выводы.

Первый раз читала "Машеньку" лет двадцать назад и сохранилось стандартное впечатление о романе, как о чём-то пронзительном, прозрачном, перво-влюблённом. Вот Ганин вспоминает юность, трогательную Машеньку и свою почти детскую любовь; картинка переливается в золотой листве и дрожит в каплях дождя, запахи черемухи и лип очаровывают - лёгкость и опьянение от книги. Серый берлинский быт понаехавших оттеняет светлую картинку памяти, маячит где-то на задворках.

Сейчас роман воспринимается иначе. Когда читатель уже старше Ганина. И живёт ближе к Берлину, чем к Петербургу. Другие акценты, другое настроение и понимание. На первый план выходит как раз быт эмигрантов. Мышка-хозяйка, несчастная Клара и пошлая Людмила, старик-поэт и парочка пыльных танцовщиков (кстати, не обращала раньше внимание на то, что Колин и Горностаев именно влюблённая пара). Общество "не пришей - не пристегни", потерявшие свою Россию, не нашедшие ни свой Берлин, ни свой Париж. Вечно в тоске по несбывшемуся.

Каждому из них нужно что-то понять и переосмыслить в прошлом и настоящем, чтобы получилось жить. Ганин проходит этот путь, подаренный ему судьбой и фотографией Машеньки. За несколько дней он переживает заново опыт первой любви, вспоминает звуки, запахи, прикосновения и чувства юности. Вновь превращается в человека, ждущего и предвосхищающего чудо. И отпускает его. Отживает прошлое, чтобы двигаться вперёд. Из немого, навечно застывшего на плохонькой киноплёнке статиста Ганин пробивается в главные герои своего фильма.

Не знаю, нравится ли мне Ганин или нет, но я рада за него. Несмотря на то, что он оставил всех женщин в романе несчастными. Одну бросил, другую не полюбил, третью не встретил. Даже хозяйка пансиона загрустила из-за отъезда симпатичного постояльца.

Близки и интересны редкие, но заметные размышления эмигрантов о России. О берёзках и правителях, народе и большевиках. "А вы Россию любите? Надо любить, надо. Потому что там-то, в России, её никто и не любит". До посинения спорить можно, да бессмысленно. Надо быть и русским, и уехавшим, и воевавшим, и пишущим стихи, и мужчиной, и женщиной, и всё это на рубеже 19 и 20вв ;) - чтобы опровергать написанное или соглашаться с ним. Но некоторые строчки отзываются очень сильно. И мысли находишь в тексте, похожие на свои. И общая атмосфера путанной щемящей разноликой тоски по России понятна и осязаема, как никогда.
Может быть, первую влюблённость в родину, надо отпускать так же, как влюблённость в "машеньку", не встречать её в каждом прибывающем поезде, не держаться за прошлое. Даже если оно кажется прекрасным.

И всё-таки Набоков - гений! Его можно любить, можно не любить, но не признать этого нельзя! Хотя, мне кажется, не слишком много найдётся людей, желающих с этим спорить.
Я тоже не принаждлежу к его безусловным поклонникам. И некоторые книги мне не понравились, я не смогла их понять. Но даже если судить только по тем, с которыми у нас всё сложилось - это, безусловно, талантище!
История, описанная в этой книге, проста и незатейлива. Летний роман, воспоминание молодости. В ней много светлой грусти и, порой, сожалений. Паутина и кружево слов. Какая-то пронзительность и боль. Красивый, образный язык. Виртуозные, до навязчивой реалистичности, описания. Порой так и хотелось потереть глаза, настолько ярко представлялся парк, вокзал, лужайка... Закрыв книгу, я задумалась - о чём она всё-таки? О любви? Может быть... но, скорее, о невозможности войти в одну реку дважды. О том, что не стоит пытаться вернуть прекрасные чувства, пережитые когда-то давно. Хотя, иногда этого хочется до боли... Но прежними они всё равно уже не будут. А другими они нам вряд ли окажутся нужны.
Книга оставила ощущение грусти, задумчивости, желания воспоминаний. Воспоминаний, которые (что уж греха таить) порой хочется попробовать воскресить...

Кто из нас в детстве не выискивал диковинных зверей на абстрактных ковровых узорах, не испытывал внутренний трепет во время поездок в поезде, не мечтал стать героем книги или фильма, не придумывал собственные миры? Порой живость воображения и поиски чего-то важного не исчерпываются в детстве и продолжаются в юности – такие люди слывут мечтателями, их поступки называют ребячеством, надеясь на то, что с возрастом все это перегорит, пройдет, улетучится, зашпаклюется прозой жизни. Ведь в большинстве случаев так и бывает. Но есть люди, у которых эта штукатурка будней и забот постоянно отваливается, обнажая мечты, фантазии, душевные порывы. Такой человек при всем своем желании никак не может вписаться в рамки, определенные его окружением и обществом, в котором он живет.

Таков Мартын, герой романа «Подвиг». Его мечтательность, живость воображения и рискованность, помноженные на приглушенную, неотчетливую, но постоянно пробивающую свои побеги в самых неожиданных местах тоску по родине, дают в результате тот самый случай, когда круг нельзя поместить в квадрат. То и дело вываливается этот круг-Мартын из тесных квадратных рамок, к которым пытается себя приладить, и снова катится, не имея ни целей, ни привязанностей. Его финальное решение – это не минутный порыв души, не чудачество, не шалость, это давно задуманный и тщательно продуманный план, реализация которого, видимо, должна была наконец успокоить его метущуюся душу. Был ли это действительно осознанный путь к смерти или все же предполагался шанс выжить, только рискнув жизнью – решать читателю.

Себя же я увидела в другом герое романа, Дарвине. Это как раз тот самый случай, о котором я писала вначале – большинство юных чудаков и фантазеров с возрастом становятся «толстокожими», пригашают внутренний огонь, прилаживаются к требованиям повседневности, привычным для общества нормам и правилам, а от воспоминаний остается «одна выцветшая вывеска». Когда-то родные души, Мартын и Дарвин, встретившись спустя пару лет, оказываются чужими друг другу. Хотя последующее волнение Дарвина за друга, его действия, направленные на поиски Мартына, искреннее переживание за его судьбу уверяют нас в том, что он все же сохранил теплые чувства к товарищу.

Не могу не написать о Соне. С одной стороны, странная девушка, с другой – очень естественный женский образ. Не думаю, что Соня виновата в судьбе Мартына, хотя наверняка будет винить себя за это. Конечно, обзаведясь семьей, вряд ли Мартын решился бы на такой шаг. Однако Соня отказывала не ему одному: один со временем нашел новую привязанность, другой «реанимировался» с помощью творчества. Мартын же Сони особо не добивался (так лишь, в духе «была не была»), считая, видимо, что все должно произойти естественно, если на то судьба.

Конечно, конечно, невозможно не упомянуть набоковский стиль и слог – то, чем он завораживает, затягивает в воронку повествования, насыщает живительным нектаром читателя, неравнодушного к хорошему литературному языку и оригинальным авторским приемам. Также обожаю набоковский лаконизм: в небольших по объему романах он умудряется написать так много и о столь многом! Воды здесь нет, здесь каждое слово много весит, повествование одновременно и «концентрированное», и легкое в чтении.

не первая книга, читанная у Набокова, но первая за последние 8-9 лет.
на мой взгляд, далеко не лучший роман автора.
герой романа Мартын Эдельвейс родился в России и был воспитан в английских традициях, но та волна, которую подняла Революция 1917 г. и Гражданская война, не только вынесла его из отечества, но и оправила странствовать по миру.
Мартын побывал в Турции, Греции, ненадолго побывал в Швейцарии (там живет его дядя по отцу), закончил Кембридж в Англии, далее - Берлин и юг Франции. Везде и всегда он чувствует себя лишним, его гонит поиск лучшей доли. Так и хочется сравнить его с Чайльд Гарольдом, который также нигде не может найти покой. Примечателен разговор между Мартыном и французом, в ходе которого герой был то англичанином, то немцем, а под конец - швейцарцем. Он - человек мира ,но в этом и заключается его основная боль.
Девушка (Соня), которую Мартын сильно любит, отказывает ему, так и не найдя ни достойного занятия, ни достойной женщины, он приходит к единственному выводу - вернуться в Россию. Но нужен ли он там?
Роман очень тягучий, с большим количеством подробностей, часто ненужных, обращают на себя внимание неточности в написании некоторых слов - пенснэ, свэтер и т.д.

Не встречайтесь с первою любовью,
Пусть она останется такой -
Острым счастьем, или острой болью,
Или песней, смолкшей за рекой.

Не тянитесь к прошлому, не стоит -
Все иным покажется сейчас...
Пусть хотя бы самое святое
Неизменным остается в нас. (Юлия Друнина)

Для чего нужны воспоминания? Чтобы ворошить прошлое, не давая возможности идти вперед, не оборачиваясь; чтобы вонзать в сердце клинок, вызывая невыносимую острую боль? Или, наоборот, воспоминания- это утешение, балласт, на котором стоит человек, воскрешая внутри себя позабытую теплоту, трогательную грусть, первую любовь? Чем был бы человек, без воспоминаний? Машиной, роботом, не имеющим прошлого, а значит и будущего…

Первая любовь – самая чистая, настоящая. Она должна оставаться не законченной, только лишь воспоминанием, а войти в одну реку дважды невозможно, да и не нужно.

В романе Набоков не только раскрывается перед нами, делясь чувствами, эмоциями, он представляет собой целую группу людей – русских эмигрантов. Для них понятия первая любовь и Родина неделима. Именно в России они были счастливы по-настоящему, испытали тревогу, трепет, прелесть влюбленности. Запахи и краски милой сердцу природы, закаты и восходы, пение птиц и свист метели зимой…Только будучи уже далеко от всего этого, они поняли что рай на земле есть, но он уже потерян навсегда.

Очень тонко и чувственно Набоков делится наболевшим, хочется упиваться красотой текста, который становится личным и для тебя. Ощущая ароматы и образы, ты погружаешься в воспоминания героев, лиричные, тоскливые, порою немного циничные.

Но, все же, автор призывает жить настоящим, повернуть время вспять невозможно. Рай уже потерян, но кто знает, может и ад не так страшен…

Я была влюблена в Набокова в 16 лет и немного позже. Читала все, что было доступно в любых вариантах, плакала от восторга, цитировала до бесконечности. Из-за него даже перестала быть книжным червем. Ибо после фаворита все казались блеклыми и безынтересными. Временно, но…Перечитывала до изнеможения и сравнивала прозу с медом, но даже самое прекрасное может приесться, если не знать меры.
И вот через множество лет и стадий охлаждения, возобновился интерес. Простая, но от этого не менее прекрасная история, герои и язык, финал, среди множества перебираемых, так и неугаданный.

Набоков меня настолько избаловал своим мастерским владением слогом, что даже от его первого романа я ожидала лингвистической феерии. Здесь же текст крепкий, но привычного волшебства и желания смаковать фразы нет.

Как история первой любви книга меня совсем не зацепила. Как изображение эмигрантской жизни в Берлине 1920-х – вполне. Грустны истории жильцов русского пансиона у железной дороги, неприкаянных и неопределённых. Кто-то вынужден проводить дни напролёт в чуждом ему мире, кто-то потерялся окончательно, чья-то участь не так плачевна, ведь искусству незнакомы языковые преграды, а кто-то просто плывёт по течению.

Вся тоска Ганина по Машеньке больше похожа на ностальгию по прошлому и счастливым дням в дореволюционной России, чем на тоску по реальной девушке из дачного посёлка. Это позабытое чувство пробуждает героя к жизни, заставляет очнуться и заново переосмыслить прошлое. Но спасибо автору, что чувство это оказалось вспомогательным. Оно не опошлило повествование разрушительной силой своей реальности, а осталось зыбким и подвластным течению времени.

Какой же потрясающий язык у Набокова, как у ручья сидишь, и напиться не можешь, утоляя читательскую жажду, так сладка вода из его ручья! Начало меня захватило и увлекло, все эти сожители в съемных комнатах, эта тесность на чемоданах, ожидание будущности, жизнь на развилке возможностей. Казалось, любое дуновение и нас унесет в неведомые события… Но увы, унесло нас в прошлое, в страдание по первой любви. И что-то не захватило меня, не задело, казалось будущее так близко и так интересно, а отжитое все равно отпустил в конце, так к чему оно? Ситуация с паспортом заставила мое сердце биться быстрее больше, чем эта вся чувственная любовь. Сам персонаж Ганина не интересен мне как главный герой, он забавен, как второстепенный, чтобы служить примером, наделять главного героя чувствами ему слабо свойственными, но наблюдать только за Ганиным там мало, так недостаточно.