Машенька. Подвиг

Маленькая повесть о том, как человек может жить своими воспоминаниями. Тем более, судя по всему, в жизни этого человека ничего знакового и хорошего не происходило. И его любовная история с Машенькой просто накрывает его флешбеками.

Для меня в тексте стал явным перепад окраски при описании жизни главного героя в пансионате в Германии, и жизни на родине. На чужбине, получается, он просто влачил существование. Уныло, убого проходит его жизнь с такими же несчастными соседями. Совсем другое дело страницы, где нам рассказывается о Машеньке и тогдашнем его житии. Там все светло, тепло и радостно.

Но главный герой забыл, что прошло с тех пор много лет, и он совсем другой, и Машенька стала совсем иной, взрослой, замужней женщиной. А осознание всего этого очень больно ударило по его и так расшатанной психике. Действительность оказалась реальной, а Машенька - далекой и мифической насельницей его юных грез.

Все же Набокову по силам удивить. Человеческий мозг, душа и сердце это бесконечные лабиринты полные тайн. Из этого конкретного лабиринта, как мне кажется, я нашла выход.
Рассказ однозначно произвел впечатление. Принято спрашивать "чего хочет женщина?", прочитав, я задалась вопросом "чего же хотел герой этой книги?".
Героя зовут Ганин Лев Глебович, он эмигрант, живёт в Германии по фальшивым документам в первой половине 20 века. Постепенно мы видим его жизнь и таких же, как он в гостинице для эмигрантов. Ганин вспоминает свою первую любовь случившуюся в шестнадцать лет в России. По стечению обстоятельств, в соседнем номере живёт муж этой девушки, которую тот с нетерпением ожидает. С Машенькой у Ганина связи давно нет, но случайно увидев фотографии соседа, он погружается в пучину воспоминаний, которые и составляют весомую часть рассказа. Это рассказ о том, как одна любовь, даже давно ушедшая, может поддержать человека в сложной ситуации. Жизнь на чужбине тяжела, даже для такого ветреного субъекта, как Ганин. Он загнал себя в угол, это понятно сразу, хоть о причинах практически речь не идёт. Эти воспоминания помогли ему хоть на время найти равновесие. Это рассказ о жизни, в котором каждый выживал как, мог и таких историй тысячи. Лишившись родины, гонимые словно котята в поисках тепла и дома. Тепло на расстоянии, Машенька согревала и наверно ещё не раз будет согревать, пока он не найдет последнее пристанище.

Всё-таки Набоков не мой автор. Ну не нравится мне его стиль, его язык. Смотрю в книгу, вижу фигу - это про меня и Набокова. Девяносто процентов текста утекает сквозь пальцы, читаю и ничего кроме "много букв" не вижу. Ну да, слова красиво сложены и местами даже мне нравятся некоторые обороты и сравнения, но если оценивать в комплексе, так и хочется обозвать Набокова "словоблудом". Читаешь, а мысли уносятся совсем в другую сторону, ловишь себя на этом, когда пара-тройка страниц позади, но оказывается ты ничего не пропустил.

Что касается "Машеньки", то нам, читателям, полагается вспомнить вместе с главным героем свою первую любовь, поностальгировать, но меня автору пронять не удалось. Конечно, я пыталась сделать над собой усилие и представить себя на месте героя - ему предстоит нежданная встреча с его первой любовью, которая оказалась женой соседа, и теперь главный герой находится в томительном ожидании и предвкушении встречи с ней, - но все переживания персонажа мне не понятны, точнее не близки, глупо всё как-то.

С творчеством автора конечно буду продолжать знакомство, но пока что я наелась, мне хватило и такой маленькой книжки.

Инстаграм @kniga_travel

А ведь был момент, когда роман мне почти понравился. Вот вечно у меня так с Набоковым: только начну думать, что вот эта книга мне, наверное, даже понравится, когда он словно специально убеждает меня, что нет.

Сейчас скажу кощунственную вещь, за которую меня сожгут на священном костре, но я не воспринимаю его стиль. Читаю, как люди восхищаются его языком и... думаю, что я читала какие-то другие книги. Точнее, те же самые, но восприятие у меня какое-то сломанное.

Удивительно умеет Набоков так изобразить героев, что все и каждый из них внушают отвращение (даже сама Машенька в какие-то моменты, хоть и в меньшей степени, даже несмотря на то, что мы ее видим влюбленными глазами Ганина). Вот как так, а? Каждый жест, каждая мысль, каждое слово любого человека, даже самое безобидное, производят такое впечатление, что я только что не морщусь.

А уж обстановка... Ну, пансион-то берлинский понятно, каким еще ему быть. Мало того, что он в принципе так себе, для наших героев он еще более отвратителен тем, что здесь все чужое, что они оторваны от родных мест, от близких, вынуждены жить в съемной комнате и как-то перебиваться в чужой стране.

А вот лето на даче, каким оно рисуется в воспоминаниях Ганина? Ведь вот я вспоминаю сейчас прочитанное и кажется мне, что, наверно, оно было милым, теплым, счастливым, окрашенным ностальгией и первой любовью. Но в то время, как я читала, меня все бесило и больше всего сам Ганин.

Сейчас Ганин эмигрант, живет в паршивой комнате в пансионе, и случайное знакомство с одним человеком заставляет всколыхнуться его старые мечты. Он вспоминает лето, которое было всего несколько лет назад, а кажется, что прошла вечность. Шаг за шагом, по капельке, проживает он заново эти месяцы, пробуждая к жизни забытые чувства и воспоминания. Вместе с ним проживем (в моем случае - попытаемся) и мы.

И да, я рада, что все закончилось так, как закончилось и тогда, в прошлой жизни, и здесь, в настоящем. По-другому и не надо было, и не могло бы быть. Хотя это все грустно.

В этом удивительном, по-тургеневски пронзительном и доверчиво-нежном романе Набокова о первой любви, её утрате и почти спиритическом воскрешении её в своей памяти, важна сама тональность, светлое, нарастающее Allegro воспоминаний, порхающих лиловыми крыльями ноготков по шахматной зыби весенней листвы, так похожей на сердцебиение просиявшего ветерка.
Сам Набоков признавался, что Машенька - это символ России, с её милой раскосинкой глаз. Следовательно, этот роман о России, роман с той милой Россией, которую потерял Набоков и многие из нас.
Символично, что если первый роман Набокова - о романе с юной и чистой Россией, то последний его роман, написанный по-русски - "Дар", о романе с русской литературой, которую олицетворяет девушка Зина Мерц : мерцание в её фамилии!

Вы думаете, шальное сердечко Набокова остановилось на этих двух очаровательных "барышнях"? Нет, у него в любовницах окажутся американская, английская и даже французская литература (нежно-страстное, постельное, прирученное женское р-р-р-р с коготками задремавшей на груди книги), но Машенька... Машенька займёт в его сердце особое место, и не случайно жене Набокова, Вере, этот светлый роман полюбился больше всех его других романов : забавно : писал об одной девушке, посвятил - другой, Вере, но именно сила любви Набокова к Вере прустовски воскресила нежный образ Машеньки и прошлого, заполнив и осветив чувствами Веры тёмные закоулочки воспоминаний Набокова о России, где они могли встретиться, но не встретились.

(работа Guy Rose - девушка в парке)

Но и на этом не остановится сердце-казанова, ибо Набоков в своём романе умудрится у всех на виду, увести в тёмный, доверчивый сумрак аллей и музу Бунина, причём, на глазах у самого Бунина, читающего и восхищающегося этим романом Набокова : Бунин закрывает книгу, встаёт с зелёного кресла, подходит к белому столику, закуривает сигаретку, берёт перо и пытается написать на листке стих, что-то о чернике, беседке в саду... ничего не выходит.
Лист смотрит на него стыдливой бледнотой, похожей на ровную, разглаженную тишину постели, словно муза не ночевала сегодня дома.
Вот муза появляется через окно, словно воровка или девушка-подросток, тайком от родителей улизнувшая на свидание вечером.
Шальной и пошатывающейся походкой губ и слов, словно продолжая какой-то только что сочинённый стих, нечаянно задев улыбнувшимся крылом какую-то книгу на столе, уронив её на пол.... на листке, к удивлению Бунина проступают странные, словно не его слова, чужой аромат воспоминаний...

Был день как день. Дремала память. Длилась
холодная и скучная весна.
Внезапно тень на дне зашевелилась -
и поднялась с рыданием со дна.

О чем рыдать? Утешить не умею.
Но как затопала, как затряслась,
как горячо цепляется за шею,
в ужасном мраке на руки просясь.

Прикроем дверь странички, оставив объясняться на повышенных тонах Бунина и его музу.
И даже не спрашивайте меня, откуда я знаю эту историю...

Перенесёмся в Берлин 20-х годов, в русский пансион для эмигрантов.
Давайте поднимемся на 4 этаж к нашим героям ( вызываю лифт, часто нажимая на кнопку).
Странно, лифт не едет, наверное, опять поломался, или это я его сломал?
Поднимемся по лестнице, вы не против?
Постойте, слышите, между 3 и 4 этажом застрял лифт, и в нём кто-то разговаривает? Какая удача, это наши герои!
Прислушаемся что они говорят...
Если закроете глаза, то вы себя некой контрабандой шёпота осязаний ощутите как бы рядом с ними, а они вас в темноте даже и не заметят, только тихо.
Кажется, что говорит темнота.. и темнота же подслушивает. Темнота моргает, сутулится... стыдливая темнота. Кто из вас чихнул? Тсс

- Будьте здоровы, Лев Глебович... - прошептала темнота.

• Какой вы странный, Алексей Иванович - промолвила, словно отвернувшись в сторону, другая темнота.
• Кажется, вы мне наступили на ногу...
• Разве? Простите..

  Ладно, откроем глаза, выйдем из сумрака..

Обратите внимание : номера на дверях заменяют листки календаря... Ага, забавно : 1 апреля - номер Алексея Ивановича Алфёрова. Рядом с ним - 2 апреля, комната Ганина.
Молодой человек, это вы спросили, кто вон те двое смешливых мужчин, что прошли сквозь вас в прустову сторону лета, в 6 апреля? Это танцоры.
Говорят, что они гомосексуалисты, точнее, призраки первых гомосексуалистов в русской литературе, описанных Львом Толстым в "Анне Карениной", но это секрет, т-ссс!
Лучше обратите внимание на 4 и 5 апреля : в 5 живёт кроткая и одинокая девушка Клара, с чернично-синими глазами, влюблённо смотрящими на Ганина, в 4 апреля живёт Антон Сергеевич Подтягин, старый поэт; тоже по секрету : это тень тени Бунина.
Как вы уже догадались - этот пансион населён тенями "умерших", которые могли бы сказать о себе стихами Георгия Иванова :

Итак, когда вы уже посвящены в декорации романа, нужно кое-что прояснить.
На самом деле, всё происходящее - чистилище воспоминаний, метемпсихоз.
Кем были все эти люди в своей прошлой жизни... в России?
Алексей Иванович Алфёров - мог быть математиком, тайком пописывающим стишки.
Кем были танцоры Колин и Горноцветов? Да мало ли кем... может, танцорами и были, возможно, даже хорошими.
Лидия Дорн - могла быть очаровательной барышней, гуляющей в тёмных аллеях со своей собачкой : ах, кто там прячется за деревцем? Куда убежала собака, лая на ветер?
Девушка прижалась спиной к стволу, словно Жанна д'Арк, и по ней бледными язычками огня жарко порхают, всё выше и выше, ладони её любовника..

Метемпсихоз достигает своего апогея, когда Набоков описывает торговлю главным героем тенями ( впрочем, и сам Набоков этим занимался в эмиграции) : Ганин снимается статистом в кино, и его беспамятные тени, неприкаянно блуждают по миру : одна из теней, едет в Америку ( фильм о каком-то гениальном писателе), другая - в Россию ( какая-то драма о поэте, которого, словно Достоевского, ссылают с Сибирь, в лагеря, где он пишет "Братьев Найт" и "Приглашение в бледный огонь")

Вернёмся в пансионат. Рядом с ним проходят железнодорожные пути, и Ганину иногда кажется, что поезд, неким призраком, проходит сквозь шумящий и дрожащий дом : словно бы в доме завёлся полтергейст... вот он касается книги на столике ( Анна Каренина), роняя её на пол, вот он задувает, словно белый одуванчик луны - лампу на столике ( тьма на миг колышется хлопьями и рябью света).
И неспроста Набоков, расшалившись, подчёркивает у поезда вдоль крыши "соски" как у самки собаки.
Такса у старушки, поезд несущийся сквозь дом и ещё один рыжий образ собаки - это образы трёхглавого Цербера, охраняющего выход из Ада.
У Ганина в этом чистилище есть мимолётные отношения с некой Людмилой.
Учитывая, что эпиграфом к роману служит стих Пушкина, это имя отсылает нас к поэме "Руслан и Людмила".
По сути, Набоков расщепляет образ России на Машеньку и Людмилу.
Людмила в его объятиях, механический секс с нею, похож на секс с тенью где-то на берегах Стикса, с тенью, которая пленным эхом воспоминаний повторяет кем-то слышанные раньше мелодраматические слова и жесты : он сжимает в объятиях призрак, тысячи голосов умершей, поруганной, похищенной России...
За окном, в небе, словно борода Черномора, вьётся тёмный дым паровоза... тень одевается, скрывая пустоту бледноты : чёрные чулки, платье, перчатки, шляпка... Людмила, словно говорящая без тела голова ( одежда слилась с темнотой, и голова, светлое лицо, похожее на какой-то цветок из детства, словно бы плавает на поверхности мрака), смотря на Ганина моргающим полумраком ресниц, похожих на спаривающихся пауков в "баньке" Достоевского на том свете, говорит ему что-то о Бодлере...
Это извращение, этот словно бы перешедший в инфракрасный спектр некрофилический акт, ибо это любовь уже не с мёртвым, но с призраком, достигает апогея, когда Ганин занимается сексом с Людмилой на полу в таксомоторе.

Проницательный читатель заметит тут жуткий но дивный символ : фактически, любовники занимаются сексом на лодке у Харона, которому в конце пути они положат в ладошку обещанную плату, а пока... ночная дорога течёт загробным чёрным Стиксом, отражая бледные цветы зла, поникшие гелиотропы фонарей.
Вы скажете, разве в машинах возможно было заниматься этим на полу?
В переписке с Уилсоном, Набоков, на такое же сомнение - на что-то намекая, - говорит, что берлинские таксомоторы 20-х годов "имели особое строение", словно бы созданные... для любви в аду, на который иной раз оглядывался любопытный "Харон" за рулём, пропуская кокетливые подмигивания светофора, касаясь крылом машины другой машины, тем самым увозя беспечных влюблённых уже в реальный ад, грустно блеснувший звездой в вечернем небе.

(берлинское такси 20-х годов с очаровательным "Хароном")

Весь этот грубый ад любви словно бы нагнетает ту ночь воспоминания и сердца, в которых должна расцвести нежная звезда любви, памяти о Машеньке.

Грустно шелестит, раскладывается чеховский пасьянс голосов : говорят словно бы в нравственной темноте, как герои романа в лифте в самом начале, и не слышат друг друга : пасьянс не сходится.
Заходящее солнце тоже словно бы раскладывает пасьянс окон в пансионе : зажигаются, переворачиваются, гаснут..
Набоков любовно переносит гоголевский Невский проспект в вечер берлинских улиц, и вот уже заштрихованные дождём, по дорогам несутся не люди, но целые миры, закрывшиеся плащами, словно тёмными крыльями : это миры памяти о России, кем они были там...
И вдруг, среди тёмной, дрожащей прохлады проплывающих адскими кувшинками зонтиков, Ганин вспоминает другой дождь, вспоминает как 9 лет назад - ах, эти 9 лет, словно 9 Дантовых кругов Ада.., - он, 16-м юношей встретил её, милую Машеньку, которая теперь едет сюда в Берлин, словно гумилёвская Беатриче в аду.

И если у Пруста мы видим платоническую любовь к вещам, предметам быта, воскресающих в памяти от какого-нибудь аромата, то у Набокова мы видим любовь к самой памяти, оттолкнувшейся от шёлково скользнувших в памяти - словно с подножки тронувшегося вагона поезда, - теней сердца и глаз той юной весны : Набоковское цветение памяти, весна воспоминаний..
Фактически, Набоков, впервые в искусстве, занимается... нет, не сексом, но любовью с временем, Мнемозиной.
В этих потусторонних ласках есть что-то почти спиритическое, как при разговоре по телефону, когда зацветающая темнота на том конце провода, приложила трубку к груди, и ты не только слышишь сердце любимой, невесомо повиснувшее в темноте, среди звёзд за окном, но и словно бы касаешься его, целуешь его, а тьма шелестит, моргает вечерней листвой, как тогда, в парке... а любимая на том конце ночи, темноты, стоит юной Лилит со змеящимся по её руке и груди проводом : твой голос обвивает, ласкает её в темноте, а твоё сердце, словно в тёмном лифте, вдруг сладко ожившим от её слова : люблю, поднимается на 7 этаж неба...

Ганин с Машенькой в парке, в почти тургеневской беседке с разноцветными стёклами в окошках.
На столик невесомо упал алый лист... словно солнце улыбчивым гарсоном поднесло к ним за столик вино ( очень важная на самом деле деталь : у Набокова мельком говорится о неком винном листочке, похожим на бутылку, и этот образ бутылки потом отзовётся в комнате 6 апреля в руках у Алфёрова, который захочет её бросить в окно, но не бросит : бутылка пустая, как и его намерение - важная тема блефа и пустоты в романе)
Жёлтые листы дрожат возле влюблённых словно зажжённые свечи, на столе, какой-то шалун написал лиловыми чернилами что-то пошлое о нашей паре.
Машенька стирает надпись : лиловые пальчики, словно она собирала чернику или вишню... поцеловать бы эти черничные пальчики чеховской грусти, словно бы дотянувшиеся до черничных ночей в ноябре.
Юный Ганин обнимает Машеньку, пахнущую дождём, вечером и какой-то нежной травою из детства : если закрыть глаза, то кажется, что занимаешься любовью с вечером, дождём и цветами... а цветы что-то шепчут, улыбаются, дождь обнимает и мурашки на коже похожи на шёлковые мурашки от начинающегося дождя на воде..
Окна сквозятся алым, жёлтым, синим цветом, словно это светофор счастья, пропускающий блаженно-лёгкое сердце куда-то на небо.

Но для любви к памяти нужна довольно опасная дистанция, память о памяти, в которой можно себя потерять.
Ганин строит план, что Машенька, его юность, приедет к Алфёрову, и он её увезёт.
Комната Алфёрова: зелёный колпак лампы, зелёный ковёр и чернильница в форме лягушки со спелой, черничной кляксой на белом столе. Это какой-то комнатный пруд... неужели Машенька - заколдованная принцесса? Возможно, но любитель Флобера заметит здесь отсылку к нему: его письменный стол был покрыт зелёным сукном, на котором была чернильница в форме жабы.
Любопытно, что тут Набоков словно бы вводит в текст тень Лужина из Преступления и наказания, женившегося-таки на Дунечке, сестре Раскольникова, но одновременно Набоков как бы намечает призрачными штрихами своих будущих злодеев из Лолиты и Волшебника ( как и герой Волшебника, Алфёров увлекается математикой)

Ганин опасается, что он уже не сможет любить Машеньку так, как любил её раньше, что некий пасьянс судьбы и времени не сойдётся, она - уже другая, он - тоже другой.
Ах, если бы этот милый поезд, её вагон, похожий на лифт, словно гумилёвский заблудившийся трамвай, застрял бы во времени, сладко и пьяно бы в нём заблудился... двери вагона открываются, и на влюблённого Ганина, вечером прохлады ( ибо и у прохлады словно бы есть нежные степени времён дня), обрушится ласковая, синяя волна того самого вечера, зелёная, алая вспышка листвы за её плечами, и дождь, милый дождь по ту сторону окна вагона, словно в фильме Тарковского "Солярис".
Как отделить свои чувства, душу и нежное тело Машеньки от того дождя, той тёмной аллеи? С корнем вырвать? С мясом вечера, цветов, дождя?
У Перси Шелли есть дивный стих "Атмосфера любви"

Если любимый человек - планета, если с неё, словно платье, насильно сорвали голубую атмосферу и сердце задыхается темнотой, пустотой?
Кто тот насильник, что похитил любимую, Россию, саму твою юность, с тем вечером и дождём?
Может, не стоит и ждать Машеньку? А ведь она когда-то писала письма в пустоту и ночь ( так иногда ночью дозваниваешься в пустоту, тишину, и кажется, что дозвонился до какой-то звезды, что шлёт однообразными гудками невыносимого, холостого ожидания своё вечное sos), и её немые письма на его груди и руках весили мёртвым, бледным весом умерших цветов.
Неужели прошлое нельзя вернуть? Или же можно, вернув себя ему, тем самым утратив себя, своё будущее?
Ах, как бы нам хотелось, чтобы Ганин выйдя из 6 апреля под утро, словно из палаты №6, где мертвецы празднуют что-то безумное, грустное, вышел бы и потом вернулся за оставленным зонтиком, зашёл бы за какой-то женщиной в белом в сумеречный лифт, и застрял бы, и погас бы свет, и женщина оказалась бы Машенькой... коснувшись её голоса в темноте, словно вор, он бы... украдкой поцеловал этот голос, и вышел, навсегда.

Набоков, как всегда, установил в романе ловушку, которую большинство обошли, а кто-то, как я, как обычно, угодил в неё, и теперь не могу сдвинуться с места.
Вы идите дальше, только не быстро, а я вам расскажу кое-что напоследок, а когда вы уйдёте, и я останусь наедине с вернувшейся Машенькой, я ей всё расскажу, да и вам тоже расскажу в своей статье на "Машеньку" её удивительную и грустную тайну. Посторонитесь, призрак поезда несётся!! ах, не успел, не смог отойти...)
Ганин как-то обмолвился тени Бунина (поэту Подтягину), что он в юности распустил слух, что имеет отношения со взрослой женщиной : как ему завидовали все эти розовощёкие, девственные гимназисты!
А что... если никакой Машеньки у Алфёрова нет? Была, возможно, или он видел её однажды на балу ( словно Набоков, тоже встретивший свою Веру на балу. Алфёров - это мрачный, взрослый двойник, антагонист Ганина; для него Россия мертва, сгорела в огне революции : как он может быть с Машенькой? Он всех дурачит, он владеет лишь её тенью..), быть может, он даже надругался над ней, но.. может, Машенька, Россия, юная и милая Россия, всё так же ждёт где-то Ганина, Набокова, всех нас?

Сердце Машеньки, её черничные пальчики, растворились и нежно слились с липовыми, чайными сумерками души Ганина, Набокова : так прустовское печенье Мадлен нежно намокало в липовом чае героя "Утраченного времени", рождая в нём воспоминания.
Машенька, Россия, навсегда осталась в его сердце.
Любил ли он её, любовь к ней или память о ней? Всё вместе...
Зеркальные тона конца романа, приезда на поезде Машеньки, отъезда её любимого... катарсис ангелической, крылатой лазурности стилистики выполненной в ритме adagio...
Солнце улыбнулось, какой-то шахматный пасьянс сложился, но мы пока ещё не знаем какой.
Вот листва зарябила, зашелестела дождём на ветру, вот девушка с собачкой тепло посмотрела на небо, а вот светофор улыбнулся тебе самой весной...
Машенька, как и любовь - теперь везде, и только память почему-то сутулится, оборачивается на провожавшую Ганина к выходу Клару, хотевшую ему сказать : "я вас люблю", но по-чеховски, оступилась сердцем, устами, сказав что-то о спящих рядышком, прижавшись друг к другу танцорах.... словно тень Ганина, она осталась в какой-то всхлипывающей темноте пансиона, отвернувшись к стене и выводя что-то пальцем на ней ( эта сцена удивительно похожа на один эпизод из воспоминаний Лидии Авиловой : что-то празднуя на даче, радостно принимая съезжающихся на поезде гостей, Лидия узнала в тёмном коридорчике о смерти Чехова, оставшись наедине с тишиной, темнотой..)
Клара первая встретит тень Машеньки в этом чистилище, которое покинул её любимый, чтобы жить : его воскресила любовь к Машеньке, как сказал бы Достоевский ( Владимир Владимирович, простите, что заканчиваю рецензию фамилией Достоевского, просто и его тень смутно мелькала в романе)

p.s. Как сказочно и сладко для русского уха звучит имя "Машенька"... Если разложить это имя на синестетический пейзаж, то мы увидим розовое, лиловое цветение облаков на вечерней заре, матовый шелест травы и цветов, с капельками черничных ягод, к которым на колени склонилась девушка в белом платье.
Тут словно бы спелый отблеск из романа, с розами на обоях, у которых бредил в юности Ганин, и его любимая в парке, с перепачканными черникой пальцами..
А как этот роман называется в англоязычных странах? Mary... холодный, мглистый силуэт растушёвки вечерних ветвей, как смутная память ГГ. о первой любви, которую он отпустил от себя, дав имени покрыться мраком.
Фактически, перед нами две совершенно разные тональности прочтения романа, две разные Машеньки : Машенька в начале романа, нежная, как тёплая, весенняя память героя о ней, и осень памяти ГГ. о ней в конце романа, когда он покинул самую память о ней : Россия, грустно зримая с других берегов...

Не спрятаться мне от этого, не скрыться. Как бы долго я ни оттягивала момент необходимости высказать о "Машеньке", но всё же он настанет.

А почему я так не хочу этого делать? Да всё очень просто: уж слишком много тыловых взрывов вызывает Набоков, как таковой. Даже не буду упоминать Тот Роман на Букву Л, что нельзя называть. Достаточно просто сказать "Набоков" – и обязательно появится кто-то, с пеной у рта доказывающий его графоманьячество, и кто-то, с пеной у рта, доказывающий его гениальность, а я вообще пену у рта не очень люблю, особенно в таких тонких материях.

И всё же "Машенька" Сирина, первый роман, первый блин сами знаете чем. Нет, в "Машеньке" уже есть то самое обаяние, которое в более зрелых вещах погружает в атмосферу книги с головой. Есть деликатное заигрывание с языком, которое может показаться искусственным (хотя как раз в "Машеньке" пока ещё не слишком). Есть явная автобиографичность, которая привлекает к себе частичной искренностью и зоркими наблюдениями. Но кроме того и минусов вагон. Не буду касаться сюжета, он хоть и кажется слабоватым, но всё же прослеживается и не провисает. Меня не устроил образ романа. Попробую объяснить, что я имею под этим в виду. Вот сел господин Набоков за стол и решить написать роман. Разложил всё по полочкам. Вот тут будет это, вот тут это, вот тут драма, а тут я рефлексию накручу, тут слезцы добавлю, тут будет монолог, а тут комедия положений. Расписал это всё, как шахматную партию, от начала до конца. И заранее продумал реакцию читателя на то или иное место, какая она должна быть идеальная и существующая только в его воображении. Но роман — не способ дрессировки читателя, как собачки, поэтому заранее вымуштрованное повествование, да ещё и не без явного самолюбования и кокетства, не всегда катит. Нарочитость в "Машеньке" так и сквозит. Не спорю, возможно, Набоков действительно умнее почти всех, а то и всех своих читателей, кто ж его знает. Но так этим кичиться перед собственной потенциальной аудиторией незачем. Выйдет... Скучно. Бездушно. Механически.

В итоге получается, что "Машеньку" любопытно прочитать ради автобиографических мотивов, но больше незачем. Ну, кроме как ярым фанатам Набокова, но они же и без моей подсказки прочтут всё до последней строчки. Из "Машеньки" же можно узнать про то, что у автора есть потенциал, который в будущем либо раскроется, либо будет погребён под тяжёлой глыбой собственного характера. Из дальнейшей библиографии Набокова видно, что именно из всего этого вышло.

А сама "Машенька" = лавстори + эмигрантская лирика + слезоточивые сцены бытовушки + тележка рефлексии + не метафоры, а аллюзии + пафосный финал. Не так уж и плохо, но всё слишком в лоб. Сыроват ещё господин Сирин.

Моё знакомство с Владимиром Набоковым состоялось в феврале, с его нашумевшего романа "Лолита". После её прочтения, я решила продолжить знакомство с автором, и, недолго думая, взялась за "Машеньку" - первый, и наиболее автобиографичный роман. Книгу, в исполнении Татьяны Телегиной, прослушала с удовольствием, она очень лиричная. Действие охватывает всего шести дней, в течении которых мы увидим жизнь постояльцев дешёвого берлинского пансионата для русских эмигрантов. Мы увидим любовь и тоску по утраченной Родине - Россие, по тому времени, по юности, по прошлому, в котором была первая любовь Ганина - Машенька. Мы предадимся вместе с ним этим светлым, грустным, щемящим сердце воспоминаниям. Проживём их, насытимся ими, и... отпустим. Мы не будем встречаться с Машенькой, которая уже вышла замуж и приезжает к мужу в тот самый пансионат. Ведь мы не хотим разрушить тот образ, который так нежно любим в воспоминаниях. После прочтения остаётся ощущение грусти по былому, тому прекрасному, чудному мгновенью, которое ушло и уже никогда не вернется.

Первый роман Набокова. Его же называют самым автобиографичным из всех произведений автора. Об этом писал и сам Набоков в своём предисловии к американскому изданию; он писал, что в "Машеньке" ему удалось точнее и искренне передать фрагменты своей жизни, своих воспоминаний, чем в профессионально написанной автобиографии.

Господин Ганин живет в отеле для иммигрантов. К одному из постояльцев должна приехать жена. На фотографии его жены, Ганин узнаёт свою первую любовь.

"Машенька" действительно очень настоящая. Несмотря на некоторые хитросплетения сюжета, которые принадлежат больше вымыслу, чем действительности, ты все равно читаешь эту историю как чьё-то откровение, в котором не можешь усомниться. С таким чувством она написана.

Это история о первой любви, о тоске по родине, о судьбе переменчивой и непредсказуемой. Все герои, за время прочтения этого короткого повествования, становятся очень близкими. Все они очень гармонично вписаны в произведение, занимают свои места; все они необходимы, значимы в своих маленьких ролях.

Мне понравился незамысловатый, но очень уместный юмор. Понравился стиль, язык, витиеватые, но ясные метафоры.

Вот не могу сказать, что мне понравилось. Книга напоминает стон отчаяния в глухом лесу, который, словно через густой кисель, пробирается через громады повествования Набокова. Какая-то бесполезная тоска о несбывшемся, при том, что сам главный герой в своей жизни вполне осознанно ставил точки, а теперь вот начал прогонять через себя свои воспоминания. Вот только для чего? Узнав о том, что его юношеская любовь, теперь супруга, можно сказать человека, с которым главного героя случайно свела судьба, он начинает терзаться прошлым. Казалось бы их встреча, возможно расставила бы все точки, и старая любовь, развеяла бы свой пыл, или наоборот, вспыхнула бы с новой силой, но нет, он закончив с воспоминаниями, он уходит, смело ставит точку, и живет дальше.

Образ Машеньки у эмигранта Ганина тесно связан с Россией, и мне, например, до конца осталось не понятно, по чему же больше тоскует герой: по бывшей любви, или по тем местам, где она была? Воспоминания вообще конечно вещь суровая, и тут, видимо, что бы избежать разрушения того "идеала" запечатленного в памяти, Ганин и бежит от встречи с Машенькой, т.к., она способна разрушить не только свой образ, любовно хранимый под сердцем, но образ покинутой Родины.

Герои, к слову, не понравились, все какие-то нераскрывшиеся, пустые, мямли...Ни одного твердого, волевого характера.
Ах, я любил...ну я пошёл?

Главный герой.
Чем-то главный герой напомнил мне того главного персонажа из «Степного волка» Германа Гессе, который вышел через год после этого первого романа Владимира Набокова. То есть, (это) к тому, что у Гессе в его книге главный герой Гарри Галлер, выглядит, словно (несколько) заматеревший и ещё более рефлексирующий Лев Ганин, главный герой «Машеньки».. Ибо оба (этих) персонажа –типичные ницшеанцы и циники (что вообще характерно для рождавшегося как раз в то самое время «потерянного поколения»). Таким образом, можем констатировать (здесь для себя), что «наш» Ганин, -это наша лепта (наш вклад) и наш персонаж (представитель) вышеназванного «поколения».
Описательная красивость.
А вот с «описательной» частью (природы, окружающей обстановки и ситуативности) автор немного переборщил.. Ну то есть, если с точки зрения классической (русской) литературы, это конечно практически прям «как надо» и даже «с коробом» как надо, то с точки зрения классического модернизма – слишком «пушисто» (по принципу "кашу маслом не испортишь")..
Но, справедливости ради, суммарно (текст, идея, реализация) всё получилось очень и очень даже неплохо.
Для чего.
Как обычно: для «репрезентации» и «освобождения». Ну и, кроме того, этот его роман, как одно из базисных, «формообразующих» творческих зерен (для последующих его произведений).