Александрийский квартет: Жюстин. Бальтазар

Поразительно, что эта книга вышла всего через год после того, как Джеральд Даррелл, младший брат Лоренса, в книге " Моя семья и другие звери " с таким юмором создал образ Ларри - заносчивого и самоуверенного, вспыльчивого и саркатического, начинающего писателя, прославившегося пока что только своим несносным характером.

А на самом деле...

На самом деле Джерри писал о ком-то другом. Не может быть такого, чтобы этот Ларри написал такую тонкую и прочувствованную, такую насыщенную и плотную, такую волшебную книгу.

С первых же страниц мне захотелось растянуть чтение на подольше и я дозировала "Жюстин" по 50-100 страниц в неделю, занимая время её переваривания двумя другими книгами.

Но не сюжет меня так заворожил. Сюжет, в общем-то, банален. Рассказчик, англичанин, живущий в Александрии, влюбляется в Жюстин, жену одного очень влиятельного в городе человека, Нессима. Нессим, однако, ни о чём не подозревая, вводит рассказчика в свой круг и с удовольствием проводит в его обществе время.

Однако это не банальный любовный треугольник. По мере того, как я вчитывалась, а точнее отдалялась от ниги, чтобы издалека лучше разглядеть всю картину, в кружеве повествования выступили другие персонажи и сюжеты:
Мелисса, девушка рассказчика;
Коэн, воздыхатель Мелиссы;
Мнемджян, Бальтазар, Клеа, Скоби, друзья рассказчика и его интеллектуальные корни, подпитывающие его размышления и его книгу;
Арнотти, писатель и бывший муж Жюстин, написавший о ней книгу, читая которую, рассказчик раскрывает нам характер, интеллект, внутренний стержень и затаённые страхи этой женщины

Как я уже написала выше, вовсе не сюжет меня заворожил. Ключевым моментом в книге, практически её главным персонажем, является язык.

Был чудесный весенний день, и даже на таком расстоянии ветер доносил шорох торопливых шагов моря.

Горсть красок для пейзажа... Длинные темперные тени. Свет, сочащийся лимонным соком. Воздух полон кирпичной пыли - сладко пахнущей кирпичной пыли и запаха горячих тротуаров, сбрызнутых водой. Легкие влажные облака липнут к земле, но редко приносят дождь. Поверх - брызги пыльно-красного, пыльно-зеленого, лилового с мелом; сильно разбавленный малиновый - вода озера. Летом воздух лакирован влагой моря. Город залит камедью.
А позже, осенью, сухой дрожащий воздух, шероховатый от статического электричества, разбегается под легкой одеждой язычками пламени по коже. Плоть оживает, пробует запоры тюрьмы на прочность. Пьяная шлюха бредет по улице ночью, роняя обрывки песни, как лепестки.

В великом молчании здешних зимних вечеров есть только одни часы: море. Его неясный ритм выстраивает фугу, и я нанизываю на нее слова. Гулкие кадансы морской воды, она зализывает собственные раны, облизывает губы Дельты, кипит на опустевших пляжах - пустынных, навсегда пустынных под крыльями чаек: белые росчерки на сером, тучи жуют их заживо. Если здесь появляется парус, то умирает прежде, чем мыс успеет его заслонить. Обломок кораблекрушения, вымытый к подножию острова, безмолвная шелуха, окатанная непогодой, прилипшая к голубому небу воды... исчез!

Небо в ту ночь по-летнему полыхало зарницами; не успел еще отплясать фейерверк, как захрустела где-то над пустыней, на востоке, черствая корочка грома, струпом разрастаясь в мелодичной ночной тишине. Брызнул легкий дождь, молодой и свежий, и в одно мгновенье темнота заполнилась бегущими фигурами людей - назад, под укрытие освещенных изнутри домов; поднятые выше колен платья и в голосах - прохладный перезвон радости. Фонари снимали отпечатки с обнаженных тел под мокрою насквозь одеждой - мы же, не сговариваясь, нырнули в беседку за сладко пахнущей живой изгородью и легли на резную, из камня скамью в форме лебедя. Болтали и смеялись люди, пробегавшие мимо беседки дальше, к свету; мы покачивались в мягкой колыбели темноты, чувствуя, как покалывают наши лица ласковые иголочки дождя. Люди в смокингах подожгли запалы последних, ненужных уже зарядов, и сквозь ее волосы я увидел, как карабкаются в небо запоздалые бледные кометы.
Я попробовал на вкус, с разноцветной круговертью радости перед глазами, теплый отчаянный рывок ее языка, ее рук поверх моих. Сколь несоразмерно было счастье - мы даже не говорили, мы просто глядели друг на друга в темноте глазами, полными непролитых слез.

С каждым новым предложением рассказчик создаёт сотни новых одушевлённых персонажей. Всё, о чём он ни скажет, приобретает краски, становится выпуклым, просится из страницы наружу, чтобы в полной мере в реальности воплотиться в авторский замысел.

В первый раз за последние 4 года я пожалела о том, что у меня такая простенькая читалка (Sony PRS-505), в которой нельзя делать пометки. Хочется снова и снова возвращаться к некоторым пассажам, перечитывать, закрывать глаза и смаковать.

Впереди ещё 3 книги "Квартета". Очень надеюсь, что написаны они в таком же стиле.

Я даже не знаю, как мне оценивать книгу в которой, для меня! всё мимо.

- самое главное, в чем мы не сошлись - это стиль автора. Эти сильнейшие французские вайбы, с привкусом Кудзее...ммм...ваще не вкусно. Да еще в восточно-южных декорациях.... ( Даррелл ты ж англичанин, ты должен был стать мне другом, а не вот это все)

- сюжет. И хоть тема неверности, часто бывает в сфере моих интересов, то как Лоренс ее преподнес мне максимально неприятно. Типа изменили, изменяем, но ничего менять не будем в жизни, пусть другие меняют за нас.

- то как автор все чувства подбил под слово "любовь". Это как раз французский вариант. Всё - похоть, страсть, влюбленность, интерес, одиночество, ревность, потрахушки-по-пьяной-лавочке и прочее - всё это любовь. Кто бы знал! Терпеть не могу когда тупизм персов, автор оправдывает "Ну вот они так влюблены", хотя по факту они просто хотят и рыбку съесть (переспать) и жопку не уколоть (не потерять комфорт семейный).

- персонажи. Я так и не поняла в чем Жюстин фамме фоталь, что по ней сох весь город. Да и главные герой совершенно никакущий. Иногда, местами проникалась я второстепенными персонажами, но автор будто это чувствовал и сразу втягивал их во что-то мерзотное. Так что к финалу было жаль примерно никого.

Ну и хватит пожалуй моего бубнежа. Это совершенно точно вкусовщина. Уверена кто-то находит в книге божественно интересные пассажи и мысли на подумать. Мне же было читать так тяжело, что под вопросом стоят три остальные части истории. Хотя вроде как они (судя по оценкам) лучше и интереснее, но автор то остался тот же. Короче не знаю... может спустя полгодика вернусь, а может поберегу нервы.

Не ожидала, что слог Лоренса Даррелла так меня придавит, и одновременно подарит чувство полета. Ощущение при чтении — меня, как робота из Звездных Войн C-3PO после долгого скитания по пустыне, опустили в чан с оливковым маслом, все шестеренки сразу закрутились-завертелись, как положено, я попала в нужную книгу в нужное время)
Квартет, а в частности, первая книга Жюстин, очень странная штука.
У нас есть древний Город, основанный еще Александром Македонским. Город со своим характером, с особенным укладом, влияющий на людей, меняющий их.
30-е годы прошлого столетия, уже чувствуется приближение войны. Рассказ ведется от лица мужчины. Он нам поведает о себе, своих женщинах, друзьях и приятелях. От безысходности наш герой преподает в местной школе, но делает свою работу из рук вон плохо и предчувствует, что в конце года контракт на новый с ним не продлят. Подрабатывает случайными лекциями по литературе и искусству, побирается по друзьям, мечтает стать писателем. Вот только еще чуть подождать и появится муза, и он как напишет что-то великое, как все ахнут. Чем-то он мне напомнил Бредли Пирсона у Мёрдок. Муза, действительно появляется, да не одна, а с мужем. Книгу писать по-прежнему лень.
Все остальное действие вертится вокруг отношений между людьми, городом и своим внутренним миром.
Ясно, что наш герой любит приврать и приукрасить, он эгоист и рохля, но под видом простака таится довольно подленькая душонка. Обманет и подставит ближнего своего, расскажет предвзятое мнение о каждом окружающем горожанине. Себя же пусть иногда и принимается критиковать, но только лишь для того, чтобы потом выставить в более выгодном свете.
Его дама сердца замужем, меняет любовников, да и мужей тоже, склонна к истерикам, эгоистична, с несколькими психотравмами в прошлом, вообщем, очень занятная особа.
Вторая дама сердца (и обеих наш пострел искренне любит, каждую по-своему, или пытается нас в этом убедить) тоже безустанно наполняет свою головушку тараканами.
Да, есть еще и обманутый муж. И друзья, которые про все в курсе и всегда поддержат, что мужа, что любовников.
Так и тянет вспомнить чудесный фильм Покровские ворота и с придыханием произнести - Высокие, высокие отношения!)
В сюжете нет ничего особенного, обычный многоугольник на первый взгляд, в котором все не договаривают, притворяются, пытаются изобразить из себя эдакое, мол, не такие мы, как все. Но Даррелл — настоящий мастер слова. Если уж попадаешь в его Александрию, то не прочитав весь квартет от корки до корки, не выберешься. Объяснить сложно. Надо читать.

В почерке Даррелла – в мелодии, издаваемой его волшебной флейтой под названием «Жюстин» - угадывается изящная витиеватость Набокова, сосредоточенная созерцательность Исигуро, меланхоличная нежность Барикко…И, тем не менее, это совершенно особенный, неповторимый способ кружевоплетения.

Место действия – Александрия. В этой книге живёт и дышит Город. И каждое его упоминание в ней (даже в форме безликого имени нарицательного) удостаивается заглавной буквы. Да, Александрия здесь всегда именуется Городом. Может, потому, что она является одним из ключевых персонажей (а то и краеугольным и единственно значимым) разворачивающейся перед нами истории? Нет, берите выше: Город здесь – главный кукловод, режиссёр, артист и кудесник, порой таящийся в полупризрачном Закулисье, а порой с вызовом появляющийся из-за занавеса на ярко освещённой сцене. Он с беспечной небрежностью то дёргает за невидимые ниточки событий, то жонглирует судьбами. А все обладатели этих судеб – Жюстин, Нессим, Мелисса, Рассказчик, Бальтазар, Клеа– с трудом удерживают равновесие на опасной высоте, куда их подбрасывает эта неуправляемая и неподавляемая сила. С трудом удерживают целостность собственного «я», чтобы оно не распалось на осколки, возвращаясь из мимолётных высот обратно в привычные низины.
Иногда им это удаётся, а иногда…слышится звук бьющегося стекла и разлетающихся в воздухе осколков хрупких и недолговечных эмоций, ощущений, странных привязанностей и химерных мыслей, стремлений, желаний, безумия и здравомыслия.

Все персонажи этой истории раздают себя другим по крупице, по блику, по вздоху: не только добровольно - тем, кого лично они считают достойными такого дара, но и принудительно – тем, кто проявляет наибольшую настойчивость и требовательность. Что же они оставят себе? Ответ, возможно, откроется позже…ибо «Жюстин» - только первая дверь в таинственном многоликом коридоре.

Вот и прочитана вторая книга из цикла об Александрии. Если кто-то желал увидеть в ней продолжение первой части, он ошибся. Это дополнения и комментарии к первой, которые объясняют некоторые поступки героев или наоборот еще больше запутывают и вводят в недоумение читателя.
Я бы романы старшего Даррелла сравнила с дорогим коньяком, который имеет большую выдержку и достаточно крепок. И пить (смаковать) его нужно небольшими глотками, перекатывая их во рту, смакую каждый атом напитка. И только потом неспешно глотать, и ощущать, как коньяк проходит по всему телу, а потом подымается к голове фантасмагорической картинкой прекрасного города в песках – Александрия.
"…Города, готового подарить своим любовникам все, кроме счастья"
А так как крепкие напитки употребляю не часто и в очень небольших дозах, то чтение этой книги растянулось на достаточный срок. Вторая книга мне понравилась больше чем первая.
Практически те же герои, плюс еще новые, или о тех которых в прошлой книге говорилось в скользя, теперь вышли на первый план, а другие (например Мелисса), наоборот отошли на второй. Не возможно предугадать, что будет в следующей части, которую с одной стороны и хочется поскорей прочесть и вместе с тем так не хочется вновь окунаться в жаркий, дурманящий, заволакивающий город.
Какой же чудесный у Даррелла язык. Как прекрасны его обороты, сравнения. Это просто наслаждение читать эту книгу.
"Присутствие пустыни, хоть и невидимой, ощущалось постоянно – мелодраматическое и безвкусное, как облатка на церковном причастии."
"Мы вцепились друг в друга и орали, как две трахнутые кошки"

Слова Персуордена о Жюстин: "…я вижу в ней старый, скучный сексуальный турникет, через который, как предполагается, всем нам предстоит пройти, – этакая коварная александрийская Венера. Боже мой, какая из нее могла бы выйти женщина, будь она и в самом деле естественна и не копайся она в своих прегрешениях! Ее способ жить давно забронировал бы ей местечко в Пантеоне – но не отправишь, же ее туда с рекомендацией местечкового раввина и с пачкой бронебойных ветхозаветных бредней за пазухой. Что скажет старина Зевс!"

Еще парочка цитат:
"Когда англичане чувствуют, что они не правы, единственный привычный выход для них – фарисейство"
"Европа: логический позитивист, пытающийся методом логической же дедукции доказать самому себе, что он существует"

А, что же сказать о самом сюжете, о его героях. В это части мы познакомились с братом Нессима – Нарузом. Через этого персонажа, автор попытался рассказать об односторонней любви, увечного человека, к объекты, который даже этого не подозревает.
Появился еще один персонаж их мать – Лейла. Со своей судьбой и своими "тараканами".
Появился и криминальный сюжет, который состоит из нескольких элементов. Это и исчезновение дочери Жюстин: жива она или нет? кто виноват в ее исчезновении (смерти). Почему покончил с собой Персуорден? Что в себе таит смерть Скоби? И кто убийца Тото?

И множество вопросов о любви, почему они были вместе, и почему они не могли быть вместе, кто кого любил и почему?
Ну что ж придет время и я открою следующую бутылку, ой, извините, книгу и выпью ее также как это неспешно, с расстановками и ворохом раздумий.

Причиной прочтения мной романа "Жюстин" стала рецензия countymayo . Слова "гений", "хорошая литература" и прочие подобные выражения в рецензиях разных читателей сами по себе способны заставить заинтересоваться книгой. Я же с трудом преодолела нагромождение метафор, не вызывающих в моем воображении четких представлений или ассоциаций. Ну например, в самом конце в разделе "Квинтэссенции персонажей" о Жюстин: "стрела во тьме" - что бы это значило? или:

красиво? - в общем, да.
завораживает? - о да!
непонятно? - абсолютно!
Если отбросить все метафоры, то получится не совсем красивая и довольно странная любовная история, любовный многоугольник.
Не моя книга.

Есть такой литературный анекдот, про то как Некрасов прибегает к Белинскому со словами "У нас новый Гоголь родился!", на что тот отвечает: "У вас Гоголи как грибы родятся".

Вот и сейчас в каждой третьей издательской рецензии пишется "новый Пруст родился". Не миновала участь сия и Даррела: "первые прочили автору славу нового Пруста, вторые видели в нем литературного шарлатана". Конечно же Даррел не Пруст. Но он однозначно писатель.

В основе сюжета первой квартетной части - банальный адюльтер. Отягощающие факторы: александрийская жара, дети и бордели, дворцы и нищета, писатели и дипломаты, гнет судьбы, букет болезней и зависть к мягкому Средиземноморью.

Самая интересная деталь романа - абсолютная архитепичность. Характеры, образы и пейзажи вылощены до состояния полного отрыва от реальности, получилось что-то околомифическое. Текст при некоторой навороченности (возможно, она необходима чтобы сплести воедино квартет) воспринимается нормально, хотя лирика получилась из разряда сижу на табуретке с пустыми глазами и шепчу «о как я страдал».

Давно хотела познакомиться с «Александрийским квартетом» (как тут не захотеть, когда Людмила Личи на своем YouTube-канале с таким воодушевлением рассказывала о нем?). И вот в KillWish выпадает сразу две книги из цикла! «Это, определенно, какой-то знак судьбы», - подумала я и приступила к чтению. И что-то как-то пока что идет все немного трудно…

Про первую книгу цикла говорят, что она самая сложно написанная и запутанная. Пожалуй, соглашусь… Язык трудный. Хотя… Дело даже скорее не в самом языке, а в идеях: когда автор направляет свою мысль в философское русло — читать невозможно, ощущение — будто находишься в трясине болотной. Но и бросить чтение не хочется, есть желание продраться сквозь эту вязкость, чтобы увидеть светлый лучик чисто сюжетной линии. Такие моменты, где есть конкретное действие, читались на одном дыхании и очень мне понравились. И герои раскрывались, и сюжет увлекал, и текст становился приятным глазу…

Пока что от книги остались интересные впечатления, хочется сравнить с шаром с водой и большим количеством блесток или песчинок, который предварительно встряхнули. Картинка получается объемной, желейной, но замутненной, с оставшимися вопросами, которые, надеюсь, раскроются в следующих частях. Огонек желания продолжать знакомство с «Александрийским квартетом» не погас, и это главное!

После Киплинги и Грина еще один английский дипломат-разведчик-писатель в моем списке. Лоренс Даррелл, брат знаменитого анималиста, прославился как мастер остросюжетных детективов. «Александрийский квартет» считается вершиной его мастерства.

Это роман-тетралогия, посвященная Александрии 1920 – 1930-х гг. При чтении этих четырех полноценных романов у меня в голове постоянно всплывала фраза Оруэлла о том, что писатели прежних времен могли писать о людях любого социального положения, но современный автор может написать хороший роман только о писателе романов. В этой книге целых два писателя романов, так что автор отвел душу.

Один из этих писателей высказывает свой замысел: написать книгу, которая реализовала бы современные ему новейшие представления о пространстве-времени. По его убеждению, только такие книги и остаются в веках. Эту книгу написал второй писатель в сюжете, эта книга и есть «Александрийский квартет». Четыре романа выражают четыре координаты в теории относительности Эйнштейна – три пространственных и одну временную.

Первая часть, «Жюстин», построена как любовный роман, который разворачивается под жарким солнцем Александрии. Он очень импрессионистический: дрожание капель воды на смуглой коже, взгляд сквозь ресницы, тончайшие оттенки чувства.

Во второй части, «Бальтазар», фокус смещается: книга построена как комментарии одного из персонажей истории к первой части, автор-мемуарист задвигается на задний план, на передний план выходят те люди, которые раньше мелькали где-то на краю повествования, но перед нами по-прежнему любовный роман, только уже с другим главным героем.

В третьей части, «Маунтолив», совы вообще не то, чем кажутся. Любовная линия иссякает, и оказывается, что все события, которые мы пережили с героями до сих пор, представляют собой часть полномасштабной шпионской интриги, охватывающей несколько стран и правительств. Герой оказался в водовороте событий, которые даже спустя несколько лет совершенно не понимает.

Это были пространственные координаты. Четвертая, временная, реализована в последней части «Клеа». Здесь сюжет наконец-то сдвигается вперед. Герои переживают духовное возрождение на фоне второй мировой войны в южном Средиземноморье.

Обычно я люблю такие сложные структуры, но на фоне «Бледного пламени», которое является безусловным фаворитом нынешнего лета, писания английского разведчика выглядят простенько и растянуто. Хотя так-то там всего полно – любовь и бедность, каббала и герметизм, копты и евреи, вечная Александрия и стихи ее поэтов. Но как-то это всё не затронуло.

Город-сказка, город-мечта -
Попадая в его сети, пропадаешь навсегда.
«Город», гр. «Танцы Минус»

Итак, во второй части тетралогии Даррелла необыкновенная Александрия снова раскрывает свои объятия перед читателем. И расставляет сети для заблудившихся в пространстве бытия душ, из которых так непросто выпутаться. Да, для кого-то этот город – мечта, для кого-то – проклятие, а для иных – просто неизбежность. То, что Александрия являет собой, таит в себе и много прекрасного, и немало опасного.

В «Бальтазаре» к той картине, которую Даррелл начала писать в «Жюстин», добавились дополнительные штрихи, играющие новыми и неожиданными детективно-политико-мистическими оттенками, бликами и переливами. Лица, которые стали такими знакомыми в первой части даррелловской эпопеи, предстают здесь в несколько ином свете: обманчивом сиянии карнавальных огней, сверкании пламенных глаз ночного города, блеске ребристой поверхности моря. Наверно, оттого они будто бы приобретают новые, доселе неведомые черты. И черты эти то удивляют, то восхищают, то вызывают недоумение. Но не отвращение – вот что важно. Вообще, у Даррела нет однозначно и неопровержимо отрицательных персонажей. Тем, которые иногда и совершают несколько неблаговидные и странные поступки, автор тут же находит оправдание – и читатель, уже настроившийся было на волну осуждения, неодобрения и порицания, тут же смягчается и «перенастраивается» на жалость и сострадание. И у него возникает непреодолимое желание «понять и простить»(с). Или хотя бы попытаться проанализировать и отследить первопричины и мотивы. Но осуществимо ли это желание?

Убийство, пропавший ребёнок, брак по расчёту, измена…Всё это и в первой части маячило перед мысленным взором читателя подобно полупрозрачным фантомам, но именно в «Бальтазаре» призраки начинают постепенно обретать плоть, становятся всё более осязаемыми.

Порой начинает казаться, что за всем происходящим стоит Город, что все истоки и корни мыслей и поступков персонажей этой истории таит в себе именно его дух…непознаваемый и неприступный. Они (его обитатели) берут начало в нём, а он – в них. И таким образом возникает какое-то необъяснимое, неделимое и роковое сплетение, единство, мистический симбиоз.

Интересно, каким предстанет Город в следующей части тетралогии?...Изменится ли его лицо до неузнаваемости или в лике его всё же будут преобладать до боли и до радостной дрожи знакомые черты?