The New York Trilogy

Книга состоит из трех частей: трех рассказов, не связанных между собой. Каждый рассказ - кусочек чьей-то жизни.
Первые два рассказа более детективные. Там сыщик ведет дело. Последний тоже с элементами поисков, но там уже частное лицо занимается подобием расследования.
"Стеклянный город". По случайному стечению обстоятельств герой пробует себя в роли частного детектива и вскоре это занятие заменяет всю его жизнь.
"Призраки". Тут детектив получает задание на слежку за человеком. Но, увы, объект ничего не делает и большую часть времени проводит дома. Детектив изнывает от скуки, а время тянется так долго...
"Запертая комната". Здесь у главного героя пропал друг. И, можно сказать, что гг забрал жизнь друга себе: он женился на его жене, усыновил ребенка, получал доход от деятельности друга. Но что-то не давало ему покоя и он попытался найти пропавшего.

Все три истории не раскрываются полностью, в них существует некоторая недосказанность и незавершенность. Остаются вопросы и желание узнать, что же было на самом деле. Еще одна особенность - главные герои повествования потихоньку скатываются в бездну, они теряют рассудок и нет объяснения тому, как они доводят себя до крайнего состояния.

Вот неплохая теория заговора: чуть переступив двадцатый век все гуманитарии обеспокоились. Техника процветает, торжество научного знания, бог умер и вообще, книги можно не читать. Гуманитарные умы загрустили: «Парни, мы так без работы останемся». Тогда филологи собрались и придумали много разных умных слов. Затем внезапно случилось то, что логический и технический разум доведенный до абсурда создает евгенику, иприт и концентрационные лагеря. Светлые гуманитарные умы сначала обеспечили небольшую моральную поддержку пострадавшему человечеству, а потом тихонько протолкнули свой проект. А суть проекта со скучными словами семиотика, герменевтика, постструктурализм и постмодернизм заключался в том, что весь мир и вся культура – текст.. Так гуманитарии всего мира могли самозабвенно анализировать носки Мориса Метерлинка и подсчитывать число самоуничижений Франца Кафки в его письмах к Фелици. И получать за это деньги.

Это была несмешная шутка, а сейчас серьезно. В действительности, в отношении к миру как к тексту, нет каких-то ощутимых недостатков, кроме того, что это отличное упражнение в цинизме. А особо въедливые скажут вам, что нет ничего проще, чем разобраться в логике построения и функционирования ЖЖ, если прочитать «Жизнь и мнения Тристрама Шенди» Лоренса Стерна, который написан еще в 18 веке. Ролан Барт в «Мифологиях» пишет о том, как власть через текст, который выражается в языке, путем грамматики и синтаксиса текстовых конструкций представляет свою волю. Отсюда вырастает глобальная проблема – отношения человека и текста. И велика вероятность соотнесения человека и текста, не в пользу первого. Пол Остер поставил такой умственный эксперимент в «Нью-Йоркской трилогии» - что случится, если человек столкнется с абсолютной реальностью текста?

Строго говоря, «Нью-Йоркская трилогия» это три повести, объединенные общими темами, мотивами и иногда героями. Хотя каждая из них самодостаточна, все же «Стеклянный город», «Призраков» и «Запертую комнату» стоит рассматривать вместе. Часто не стоит верить словам писателей об их собственных книгах, но Остер высказался точно: «Мои книги – чистый нарратив, как сказки». Формально, каждая из повестей трилогии – вариация на детективные темы, близкая к рамкам нуарного романа. И в каждой детективная интрига лишь формальная сторона дела. У детективных вопросов не будет ответов. Прозвучат лишь ответы на невысказанные вопросы о проблемах текста.

Это игра, но не вычурная и\ ехидная усмешка постмодерниста, это игра на чисто нарративном уровне. Герой первой повести «Стеклянный город» Куин случайно оказывается в роли детектива, представляясь… Полом Остером. Его расследование будет связано с семьей Стиллменов, отцом и сыном, и имя обоих Питер. Не стоит пересказывать весь сюжет повести, стоит лишь упомянуть о том, что по ходу повествования Куин встречается с самим Полом Остером, который писатель, а не детектив, и Остер пересказывает ему запланированное эссе о «Дон Кихоте» Сервантеса.

Суть эссе Остера в том, что роман «Дон Кихот» был спланирован как перформанс о пределах человеческой доверчивости самим Дон Кихотом. Роман Сервантеса часто указывают как одну из первых книг, в которой проявились приемы постмодернизма. Санчо Панса обращается со страниц книги напрямую к читателю, есть элементы мета-прозы и так далее. Кроме этого эссе о Дон Кихоте есть второй внутренний текст, важный для трилогии – книга некоего Шервуда Блэка, о первоязыке, на котором люди говорили до грехопадения. Точка входа в систему текстов «Нью-Йоркской трилогии» - эти два внутренних текста Остера.

Для разбора «Стеклянного города» лучше всего провести аналогию с Сэмюэлем Беккетом. Остер исследует письменную речь, нарративные конструкции так же, как Беккет оперировал конструкциями устными. Это одна из черт эволюции письма Беккета – последовательная редукция элементов текста, доходящая до сбивчивого монолога. Остер поступает так же с книжным, а именно, детективным нарративом. Герой «Стеклянного города» отчужден, ведет замкнутый образ жизни и в перипетиях сюжета не продвигается к разгадке. Остер отрезает один из нарративных узлов и весь канат распадается – вместе с разрушением логики повествования разрушается и логика жизни. Способом существования Куинна становится безумие. Неизвестно только, насколько это продуманное безумие. Первая вариация столкновения человека и текста - с распадом нарративных конструкций распадается и разум субъекта.

В «Призраках» структура упрощается еще больше. Есть набор героев с «говорящими» именами: Синькин, Белик и Черни. Синькин – сыщик и главный герой, Белик – заказчик, а Черни – объект наблюдения. Синькин полностью документирует все действия Черни, пока не достигает странной гармонии с ним. Он может точно предугадать действия объекта наблюдения, они будто сливаются в одно. Для Остера в «Призраках» важна миметическая конструкция – как наблюдатель подражает действиям объекта наблюдения.

Реконструкция и повторение – один из смысловых центров европейской культуры. Самый известный пример – сцена с «Мышеловкой» из «Гамлета». Реконструкция тесно связана с отношением литературы и жизни, а так же с отношением литературы и искусства. Объект исследования «Призраков» - ситуация высокого модернизма, когда искусство приравнивается к жизни, которая приравнивается к литературе. То же самое воспроизведение ситуации находится в каждой из повестей, чья основа – детективный сюжет о наблюдении или поиске. Реальность текста довлеет над материальным, текст - это абсолют.

Замыкает трилогию «Запертая комната». Главный герой, оставшийся безымянным начинающий писатель, узнает, что его давний друг Феншо исчез. Об это ему сообщает жена Феншо – Софи. Поскольку он числится исчезнувшим уже полгода, логично предположить, что он мертв. И теперь Софи требуется помощь главного героя, чтобы он смог разобраться в рукописях и архиве Феншо, который так же был писателем. Уже после исчезновения, Феншо становится признанным гением, а главный герой начинает писать его биографию. Прямая связь между жизнью и текстом, биографией и реальными событиями жизни - автор концентрируется на этих аспектах. Герои Остера не имеют ничего общего с живыми людьми. Это уже и не типы реалистов и не индивидуальность модернизма. Герои всей «Трилогии» - нарративные необходимости, которые развивают определенную конструкцию. Герои – лишь функции двигающие сюжет вперед.

Остер стягивает в узел конструкции всех трех частей за счет одной детали – красной тетради. Конечно, в этом участвует и специфика повествования, но красная тетрадь – в центре всего. Без раскрытия сюжета можно сказать так – Остер строит многомерную конструкцию текстов. Они проникают друг в друга, и вбирают друг друга таким образом, что один из текстов будет одновременно и внутри одного и вбирать его в себя. Редуцирование сюжетных линий говорить лишь об одном – дальнейшее их развитие не прибавит замысле ровно ничего. Когда та или иная линия отдает смысловой конструкции всё, что смогла, Остер хладнокровно закрывает её. Это ловушка, предельный опыт постмодернизма – уже нельзя различить жизнь и культурный текст. Нет экзистенциальных проблем, есть лишь проблемы текста - нарратив, грамматика и синтаксис.

Некоторые любят детективы английские, французские, а я люблю американские детективы 30-х - 50-х годов. Люблю эту атмосферу, пронизанную туманом Сан-Франциско, суетой Нью-Йорка, испорченностью Лос-Анджелеса. Люблю этих немногословных крутых парней, которые курят, но не страдают кашлем, пьют, но не пьянеют. И если вы меня спросите в какой книге или в какой эпохе я хочу жить, то это будет именно это время. Я бы непременно стала джазовой певицей, подружкой одного из таких брутальных детективов.
Но мои фантазии ограничиваются лишь моими нарядами и репертуаром. Если бы я страдала алкоголизмом или даже наркоманией, я бы домечталась до чего-то вроде "Нью-Йоркской трилогии".
Знаете, в детстве я была очень впечатлительным ребенком. Как-то я смотрела фильм, он был мне неприятен, он меня пугал, но я все равно продолжала смотреть. Он притягивал меня как песни Сирен. И, естественно, пару дней меня мучили кошмары.
Точно такое же ощущение вызвало у меня эта книга. Противно, но гипнотизирует (в плохом смысле слова). Вообще, попытка смешать бульварный нуар и абсурдизм, "арт-хауз", кажется довольно странной.
Я, конечно, уже не маленькая девочка, но все равно бросила роман. Антидепрессанты-то мне потом пить, так что не судите строго.

Завяз в этой книге. Никак не мог закончить читать. Довольно простой язык и вполне интересные сюжетные линии, но никак не мог увеличить темп. Потому что не очень интересно. Это вроде блога, где аллюзии на другие произведения не считываются, потому что читатель может не играть в ту игру, что Остер затеял. Это его первенец, состоящий из трех повестей, которые пришиты черными нитками друг к другу на скорую руку. Связь между повестями создается легко. Для этого не нужно быть великим писателем. Она несложная для тех, кто когда-нибудь писал сочинения в школе, которые были больше, чем тетрадный листок. Обронил пару-другую фраз из предыдущих предложений, намекнул, повторил - вот тебе и связь. А со стороны кажется великой задумкой. Никакая это не задумка. Просто первое произведение с довольно мутными вариациями, хоть и ясным слогом.

Не сказать, что понравилось и оставило что-то значимое. Так… Мелкий параллельный мир, которых пруд пруди. Многие линии повествования тупиковые. Значит - не очень глубокие. Объяснения от переводчика в конце книги кое-что поясняют, но не сказать, что это увлекательно или занимательно. Но, конечно, мало кто так бы сумел написать и произведение вполне может считаться тем, чем оно считается. Однако мне было, вероятно, всё-таки скучно. Потому и завяз в этой книге.

С признанием того, что Остер использует уникальный вид повествования, пришло понимание и уважение к его мастерскому письму. В конечном счете, я полностью погрузилась в три взаимосвязанных (правда!) романа, составляющих эту трилогию.

Первый роман, "Город из стекла", задает тон остальной части трилогии своими атмосферными и почти сказочными описаниями Нью-Йорка. Способность Остера уловить суть города, со всем его хаосом и интригами, поистине замечательна. Главный герой - сложный и увлекательный персонаж, который оказывается втянутым в таинственное дело, которое отправляет его в путешествие по городу и в конечном счете заставляет усомниться в собственном здравомыслии. То, как Остер сплетает воедино темы идентичности, языка и силы восприятия в этом романе, просто блестяще.

Второй роман, "Призраки", продолжает с того места, где закончился "Стеклянный город", и рассказывает о новом главном герое, Блу, который расследует странное дело, связанное с человеком по имени Блэк, который может быть мертв, а может и нет. По мере развития сюжета грани между реальностью и вымыслом становятся все более размытыми, и Остер мастерски исследует темы памяти, истории и представления о себе.

Однако до сих пор эти романы не казались частями трилогии. Да, были взаимосвязи, как очевидные, так и более неясные, но я все еще была немного смущена.

А затем появился заключительный роман "Запертая комната", который подводит трилогию к более чем удовлетворительному завершению, связывая воедино нити, проходящие через все три книги. Иногда эти нити настолько тонки, что их можно принять за подводное течение или фоновый шум, и все же они есть.
В этой заключительной части Остер взял все эти нити и сплел их в прекрасный сложный литературный “гобелен”, который даже сейчас, спустя десятилетия, ярко сияет в моей памяти.
Его главный герой, Фэншоу, - писатель, который таинственным образом исчезает, оставляя после себя тайник с неопубликованными рукописями. Пока его друг детства пытается разгадать тайну исчезновения Фэншоу, читатель отправляется в путешествие по мирам литературы, искусства и человеческой психики.

Что я больше всего оценила в "Нью-Йоркской трилогии", так это готовность Остера рисковать в своем творчестве. Его искусство - и не может быть никаких сомнений, что оно стоит наравне с любым другим великим произведением искусства - было, очевидно, важнее успеха мейнстрима. Я по-прежнему убеждена, что Остер потерял многих потенциальных читателей, как первоначально потерял и меня.

И все же он пошел на риск и исследовал сложные идеи и темы таким образом, который одновременно увлекателен и заставляет задуматься. Трилогия наполнена перипетиями, которые держат читателя в напряжении, а персонажи настолько хорошо прорисованы, что невозможно не увлечься их историями.

Хорошая книга. Интересная. Легко читается. Интересно было увидеть в качестве одно из второстепенных персонажей самого автора с его настоящей семьей - никогда до этого не сталкивалась с такими поворотами сюжета. Так к же интересно кочевали имена персонажей из романа в роман. Объединяло же романы только ощущение безнадежности (остается оно и прочтения книги). И город. Правда не могу сказать, что я что-то для себя из этого произведения вынесла. Скорее просто интересно провела 2 вечера. Но ведь это тоже не мало?

Трилогия замечательная. Она насыщенна историями, аллюзиями и метафорами именно в той степени, чтобы получился коктейль того вкуса, аромата и крепости восприятия, который читается легко и оставляет приятное послевкусие.
Эта история о проникновении и тождественности, одиночестве и непредсказуемости человеческого ощущения реальности. Она о запертой комнате в собственной голове, в которой возможна как пропасть небытия так и лабиринт бесконечных возможностей. Она о смелости вглядываться в бездну, несмотря на ответный пристальный взгляд и о последствиях такой игры "в гляделки".
Этакая карусель не для слабонервных.

Чудная, чуднАя книга)

"Не столь важно, могло ли всё обернуться иначе, или всё было предопределено с самого начала, с того момента, когда он услышал голос в трубке. Важен сам рассказ, а значит ли он что-нибудь или нет, судить читателю."
Так начинается книга. Ну, не совсем так, но и это тоже в самом-самом её начале. Я люблю книги, где сюжет не играет особой роли. Мне не интересны детективы, где вся суть истории заключается в интриге "что же за психоз напал на человека, что он совершил такое преступление, и как же он так круто замёл следы". Я люблю открытые концовки и события, которым можно дать интерпретацию самостоятельно. Так что эта история заинтересовала меня сразу.
Книга очень тяжёлая морально и психически, к тому же сложная, как по содержанию, так и по философии и наполненности отсылками к культуре и истории. Я не очень понимаю, как вообще оценивать подобные вещи, поэтому буду пытаться писать по пунктам о том, что меня зацепило. Охватить роман целиком всё равно не получится, слишком он многослойный. Это как вглядываться в макет города из стекла. Вроде бы всё прозрачно, но при этом ужасно сложно, переплетено, просвечено насквозь какими-то намёками, и вот вы уже сами упали в этот город, и ваш мозг, который тоже оказывается стеклянным, взрывается тысячью осколков. Кхм. А ещё после этой книги очень сложно писать простым человеческим языком.
Итак, по пунктам.

1. Сюжет.
Как было сказано в самом начале, сюжет не важен. Он странный, он нереальный, он психоделичен и в нормальной жизни с нормальными людьми никак не мог бы произойти. Один, медленно сходящий с ума человек, берётся расследовать дело для человека, совершенно точно сумасшедшего. Дело заключается в слежке за третьим сумасшедшим, чтобы он точно не навредил второму. И эту историю рассказывает третий человек, никак не связанный с первыми двумя, опираясь на записки из дневника первого. Всё уже очень неопределённо и хрупко, нажми чуть-чуть, и всё сломается, разобьётся в пыль. Это ощущение стеклянной реальности, хрупкости, остаётся на протяжении всего произведения.
Два или три раза (на деле больше, но я не обратила внимания) в сюжете делается явная развилка. Герой решает идти тем или этим путём. Это даёт широкий простор для теорий, а что было бы если. Но никаких ответов, конечно, нет и не будет. Опять же, сюжет неважен. Но что в нём интересно, так это композиция. Тут постоянно всё перекликается. Если что-то возникло один раз, значит ему будет отражение, может быть не раз. Ничего не происходит однажды. Всё повторяется и сплетается в дремучую сеть. Детективный момент тут скорее именно в этом, а не в том, что главный герой, прости господи, ведёт дело.

2. Персонажи.
На мой взгляд, название не совсем отражает суть книги, было бы правильнее сказать "Стеклянный человек". Речь не столько о городе, сколько всё-таки о том, насколько хрупка жизнь, сознание, мир отдельного человека. Стеклянный город, в котором так легко заблудиться, легко потеряться, раствориться стеклянному прозрачному человеку, он тоже герой истории. Книга начинается и заканчивается именно желанием человека потеряться, раствориться в прогулках, улицах, домах, отражениях в витринах. Даже в самом начале книги ему это уже удаётся.
Писатель, который пишет детективы под псевдонимом, ни с кем не общается и только бродит по улицам, потому что это помогает разогнать мысли в голове. Быть здесь и сейчас, если угодно. Думать только о прогулке. Во время своих прогулок по городу он "обретал покой, целительную пустоту в душе". Звучит хорошо, даже кажется, что это очень правильное и отличное занятие, релаксация, всё такое. Но наш герой ей несколько увлёкся. Он уже прозрачен и пуст. Он уже стеклянный. Он не считает себя автором своих книг, он не считает себя, да никем, по сути. Поэтому, когда ему дают шанс примерить маску неизвестного детектива, он с радостью её напяливает и идёт на дело. В конце концов он и вовсе сознательно отказывается от своей личности, от человечности и превращается просто в функцию, никому не заметное приведение. При этом непонятно, а был ли мальчик.
Питер и Вирджиния Стилмены. Это они случайно звонят нашему писателю на домашний, называют его чужим именем и просят о помощи как детектива. Питер сумасшедший. Причём очень необычным методом. В детстве он стал объектом масштабного эксперимента своего отца. Стилмен старший хотел выяснить, на каком языке заговорит человек, если его почти с рождения полностью изолировать. Таким образом маленький Питер провёл много лет в тёмной комнате, не слыша ни одного слова человеческой речи. Когда его спасли, а отца посадили в тюрьму, было уже, разумеется, поздно. Питер так и не обрёл нормальных навыков речи и диалога. Он появляется в книге лишь однажды, коротким описанием странно юноши и продолжительным почти бессвязным диалогом. "Здравствуйте, меня зовут Питер Стилмен, это не моё настоящее имя". Так повторяет он периодически. Его жена Вирджиния - это работница психиатрической лечебницы, которая вышла за него замуж с единственной целью ухаживать за ним. Но вот старшего Стилмена выпустили из тюрьмы, и теперь они опасаются, что он может захотеть навредить сыну. Вопрос "а был ли мальчик" остаётся актуальным. В один момент Стилмены исчезнут также внезапно, как и появились.
Старший Стилмен, далее просто Стилмен. Учёный, лингвист, гений в душе, психопат по документам и поведению. Именно за ним следит питатель. Но не факт, что за ним. Как так? А вот так. В один прекрасный момент он видит второго человека, который выглядит точно как Стилмен. Неизвестно, следил ли он вообще за тем, за кем нужно. Но этот человек явно нетривиален. Он занимается тем, что переписывает язык и мышление, ищет новые имена для сломанных вещей. Ведь разве можно называть зонтом то, что осталось от зонта? Интересная мысль, я уверена, что кто-то где-то наверняка исследовал этот вопрос. Эксперимент над сыном, конечно, чудовищен, но это не первый такой эксперимент и он вполне имеет свои основания. Не оправдываю ни в коем случае, герой сумасшедший, но что-то в этом есть. Но, опять же, тот ли это Стилмен - а кто знает.
Пол Остер. Это имя автора книги, да. А ещё это имя, которым Стилмены называют нашего писателя, имя то ли несуществующего, то ли когда-то давно всё-таки существовавшего детектива. А ещё это персонаж книги, которого писатель находит по телефонному справочнику. Он тоже писатель, но никак не детектив. И он тот, кем мог бы быть главный герой, если бы не события, предшествующие книге, и если бы он не решил, что проще раствориться и стать бессловесным наблюдателем, а не жить свою жизнь.

3. Вопросы и идеи.
Не знаю, как это ещё назвать. Но это то единственное, что имеет реальный смысл в книге. Ну или так только кажется, кто знает. Как пишется в послесловии, книга будет интересна не только любителям драмы и детектива, но и лингвистам, литературоведам, историкам, психиатрам, философам.
Здесь много, очень много говорится о языке. О Вавилонской Башне, Новом Вавилоне и первоначальном языке. О том, как влияет язык на сознание. О том, какими категориями можно вообще мыслить о языке. Это интересно. Здесь очень много игры слов и смыслов, очень много, весь роман держится на них. Я даже не буду пытаться это описать, только всё испорчу. Это нужно читать.
Аллюзии. Постоянные аллюзии. Очень много аллюзий на Библию. Ведь всё крутится вокруг Вавилона, так что не удивительно. Также много аллюзий на другую литературу. Из Шалтая-Болтая там вообще выведена целая огромная теория. Выведена сумасшедшим, но что-то в ней есть. Насчёт Дона Кихота тоже построена огромная теория, не менее безумная, хотя придумана, вроде, нормальным человеком.
Про философию, историю и психиатрию говорить не стоит. Они сплетаются в одно странное целое. Книга построена на, так сказать, альтернативном мышлении. Тут много сумасшедших. Но так ли они безумны, как нам кажется?
Очень много вопросов, которые в голову не придёт задать, а вот они есть.

"Стеклянный город" написан очень необычно, мне нравится его плавность и странная последовательность совершенно непоследовательных событий. Очень много мыслей и тем для размышления. Рецензия получилась как описание. Я не очень выражаю свои мысли. Но, вот тут вот главная фишка книги. С одной стороны, мыслей очень много. А с другой стороны - их нет. Растворились, смешались, расплавились в бесконечных отражениях стеклянного города.

Вообще вот так живёшь себе, ходишь на работу, думаешь иногда в метро о бренности бытия, а потом начинаешь читать странную тонкую книгу и тебе так "ХДЫЩ" по голове.
Это я к тому, что представьте себе, что какой-то автор решил вместо написания простых детективов сделать карточки с именами (своё тоже вписал), а потом всё перепутал. И такой "А что бы это значило?".
Меня зовут Рина Р., но это не настоящее моё имя.
На самом деле я К., пишу в красную тетрадь свой роман, который выпущу потом под псевдонимом, и он будет называться трилогией,

Миллион-другой отсылок, постоянная игра с читателем не то в шахматы без правил, не то в классики - о да, когда дочитаешь, не забудь посмотреть на себя в зеркало: посмотрим, кого ты увидишь за стеклом.
В общем, как-то в сети ходила такая история:
Один буддийский монах остановил человека в аэропорту и задал ему вопрос:

• Кто ты?

Я обожаю постмодернизм, детективы и Пола Остера. Эта книга ДОЛЖНА была мне понравиться. Но что-то пошло не так.

Первая история была мне интересна. Я люблю постмодернизм за то, что в нем можно раскапывать смыслы и строить теории. В первой части главный герой Квинн, писатель под псевдонимом Уилл Уилсон, волею судеб становится детективом по имени Пол Остер. Его задание заключается в выслеживании отца нанимателя - ученого, ставившего эксперименты над собственным ребенком, чтобы у того пробудился природный, божественный язык. Здесь было все: и отсылки к классической американской литературе, и теории об исходе из Рая и новом обретении, и обыгрывание двойников таким образом, чтобы они превращались в триаду, и задачки по рисованию для читателя. Это был хороший, сильный старт.

Вторая история раздражала меня именами. В ней все фамилии героев - это производные цвета. И если в английском это звучит органично, то перевод на русский подкачал. Черни? Серьезно? Сделали бы хоть Черных или просто Черный. В этой части детектива Синькина нанимают следить за этим самым Черни, который просто целыми днями сидит за столом и что-то пишет. Мне было уже не так интересно, как в первый раз. Но, все равно, размышления о том, что нам нужен наблюдатель для подтверждения нашего существования приятно щекотали мои учившиеся на физмате нейрончики.

Третья история утомила меня. В ней главный герой должен прочитать и решить судьбу рукописей своего старого друга. Издав их, он начинает писать биографию автора, узнает, что он жив, и пытается его выследить. Не знаю, сыграла ли тут моя личная усталость или угасший после второй части интерес, но меня эта история не зацепила. Конечно, здесь есть приятная мысль о том, что только в момент смерти есть смысл подводить итоги, а до нее все пути открыты, но этого оказалось мало. В третьей же части сходятся воедино линии первых двух, но мне, к сожалению, было уже не особо интересно разбираться в этом. Поэтому для меня эти истории остались тремя отдельными.

Наверное, я взяла эту книгу в неподходящее время - на постмодернизм нужны силы, которых у меня в данный момент не было. В процессе написания своей рецензии я прочитала одну чужую, которая показала мне, насколько поверхностно я рассматриваю эту книгу. И, как бы грустно мне от этого не было, это тоже часть читательского опыта.