Отец Горио. Блеск и нищета куртизанок. Шагреневая кожа. Гобсек. Тридцатилетняя женщина

Несомненно самое ценное и решительно значимое произведение в мировой литературе - французского гения, вдохновившего даже Достоевского. С первого взгляда может оттолкнуть стиль письма, не только начинающего, но даже читателя с немалым опытом - бесконечные, нескончаемые описания автора, доходит то того, что занимают собой по несколько страниц. Кого-то посчитает через чур утомляющим такой подход, в свою очередь принимаю это за достоинство романа, все написано на должном уровне - можно только восхищаться способностями начинающего автора. Само произведение очень динамичное и многогранное, на протяжении всей книги мы следим за взлетами и падениями главного героя — как нравственного - так и социального.
Рафаэль Валентен - главный герой, начинающий писатель и честолюбивец, человек за которым следим на протяжении всей истории. Неискушённый юнец у которого казалось бы все впереди, но который успел потерять многое, сталкивается с невозможностью преодолеть свою бедность. Не готовый мириться со своей судьбой -  набирается смелости совершить самоубийство, но в последний момент откладывает это дело на потом. Решив переждать до вечера, он приходит в лавку с диковинками со всего мира, где и встречает злосчастный или счастливый талисман — шагренивую кожу.
Сам Бальзак вносит идею о том, что любая цель забирает время(жизнь), поступки возымеют последствия и чем алчней они тем обширнее их масштаб. Детально показал всю грязную суть дворян; погоня за мнимым статусом; бесконечное пьянство; лицемерное окружение; беспринципное скопеще идиотов зацикленных лишь на обширности своего кошелька.

Не перестаю восхищаться прекрасным языком Бальзака! Только ради этого готова читать книги автора.

Мне также нравится знакомиться с жизнью и нравами парижского общества 19 века, хоть некоторые вещи кажутся мне дикостью. Например, беспорядочные связи между мужчинами и женщинами того времени.

Главной  темой романа является отношения родителей и детей, и автор показывает на что готова пойти слепая родительская любовь.

В этой книге я познакомилась с интересным, но неоднозначным персонажем - Эженом Растиньяком и мне любопытно, как будет развиваться его история дальше.
Также, здесь встретились уже знакомые мне герои с "Гобсека": граф, графиня, Максим де Трай и сам Гобсек.

Несмотря на то, что в середине книги, я немного заскучала, роман мне понравился.
Особенно впечатлила и растрогала концовка.

Рекомендую к прочтению!

В высшем свете в Парижа 1820-х появляется блестящий молодой человек Люсьен де Рюбампре, — по слухам, разорившийся, но теперь получивший громадные суммы и, также по слухам, со дня на день вернет себе титул указом короля. У него есть спутница, бывшая малолетняя гулящая по прозвищу Торпиль (скат), в будущем — та самая куртизанка с блеском и нищетой. За спиной Люсьена всего его жизнью руководит «серый кардинал», аббат Карлос Эрера. И именно этот человек является главным героем произведения.

Именно за aka Карлосом Эрерой было интереснее всего наблюдать: его ловят — он с непроницаемым лицом отдает распоряжения верной служанке. Достаточно одного его слова — и находится краденное. Честь маркиз и графинь также лежит в его руках: он захочет — и дамам возвратят письма к уголовнику (к концу повествования все так запутается, что будет проще собрать все письма и притвориться, что ничего не было). Четвертая часть — это буквально квинтэссенция романа, когда все мотивы и точки интереса обозначены, остается только наблюдать и болеть.

Слог у автора очень тяжелый. В формате аудиокниги - просто праздник. В формате чтения - это тяжкий труд. Только что нам представили персонажа, но я уже теряю его из виду за рассуждениями о бытии, иносказательными выражениями и прозвищами. Персонажи, за исключением эпизода в тюрьме, изъясняются высоким слогом с невероятным пафосом, больше походя на абстрактных куколок, нежели на живых людей. И будьте готовы, что гендерные роли здесь разнесены буквально до противоположностей, причем женщина принимает удары судьбы с невероятной покорностью, как будто так и нужно, без единого резкого слова (странно этого ожидать от героини, которую... ну, «развратили» в детстве) или в подробностях описывается, как женщина будет во всем помогать своему любовнику-вору. Я понимаю, что в жизни всякое бывает, но не в ста процентах же случаев? У меня сразу в голове появляется статистика по домашнему насилию в маргинальной среде, из-за чего реалистический роман превращается в сказку про мушкетеров.

Неудивительно, что здесь никто не объясняет предысторию персонажей — нас кидают с места в карьер, как будто мы уже знали Люсьена де Рюбампре, общались с неким Растиньяком и в курсе темных дел Биби Люпена. Вы не знаете, кто это такие? И я тоже не знала. Какой высоты должен быть порог вхождения в цикл, чтобы им насладиться? Это явно не Золя, которого можно взять чуть ли не середины, выдернуть прямое продолжение истории персонажа («Нана» или «Деньги») и все равно плавать как рыба в воде.

Сколько же здесь отступлений... Про тюрьму Консьержери нам расскажут во всех подробностях, вплоть до истории каждой башни и каждого зала. Думала, моих знаний по истории Франции хватит — ни черта не хватило. Я обожаю, когда автор внутри текста что-то рассказывает и поясняет, но когда пояснения подаются настолько витиевато — чтение превращается в каторгу. Кстати, о каторге — про быт арестантов, приговоренных и каторжан нам тоже расскажут. Вообще, меня порадовало все, что касается тюрьмы (кроме ее развернутого описания, совершенно бесполезного без иллюстраций) — это несложные многоходовочки с участием знакомых персонажей, с убийственным «балаканьем по фене», с репрезентацией мужской проституции (ну да, как будто оно в ста процентах случаях по взаимному согласию в тюрьме происходит, поверим) и подробным рассказом о сети хранения и сбыта краденного.

Мое резюме: если вас привлекает эстетика приключений и придворных интриг, что-то вроде Дюма-старшего, только посложнее в плане повествования, где главными героями выступают рецидивисты и тайная полиция — это для вас. Если вас, как меня, привлекает городская эстетика — здесь такого очень мало.

Студент Эжен де Растиньяк из бедной, но благородной провинциальной семьи изучает право в Париже. Эжен мечтает стать богатым и знаменитым (что хорошо и похвально). Перед ним два пути.

Первый путь - долгий. Хорошо учиться, закончить университет, начать с низов, и, постепенно карабкаясь по служебной лестнице, добраться до должности чиновника средней руки где-нибудь в провинции (жить жить честно, иметь средний достаток к концу жизни). Перспектива не очень, стать богатым и знаменитым вряд ли получиться.

Второй путь - быстрый. Надо каким-то образом пробраться в высший свет Парижа и всё - весь мир в кармане! Тут тебе и золото, бриллианты, балы, красивые женщины, красивая жизнь.

Эжена привлекает второй путь к успеху. И тут в алгоритме действий нашего героя возникает еще одно ветвление. Первая опция (автор - дальняя родственница Эжена влиятельная виконтесса де Босеан) - надо охмурить богатую замужнюю женщину, стать ее любовником и доить "чистокровную лошадь" досуха.

Вот так вот! Все замужние женщины парижского бомонда обязательно имеют любовников, а их мужья - любовниц. Это один из обязательных признаков.

Вторая опция (автор - мутный сосед Эжена Вотрен, человек без определенного рода занятий) - в пансионе вместе с Эженом и Вотреном живет дочка богатого богатого банкира Викторина Тайфер, папочка-банкир не признает дочь, но Вотрен хочет этому негласно поспособствовать (правда способ такой нечистый)

и тогда Викторина становиться богатой наследницей, Эжен ее охмуряет и вуаля - Париж у его ног.

Короче шерше ля фам, как говорят французы. Как же поступить бедному студенту? Витязь на распутье.

Это и есть основная канва произведения Оноре де Бальзака .

На пути к счастливой жизни Эжену приходиться иметь дело со стариком Горио (живет в том же пансионе где и Эжен, Вотрен, Викторина и еще несколько мелких персонажей). Горио отвратительный тип, разжирел на страданиях народа во время французской революции - вермишельщик Горио загонял втридорога голодным согражданам продовольствие. Жена Горио рано умерла и оставило ему двух дочерей, в которых он души не чаял. Но это мягко сказано - любовь к дочерям у Горио патологическая и превосходит все разумные пределы. Дочки у Горио под стать ему - выдоили папашу ко времени встречи его с Эженом почти что досуха.

Эжен в общем-то неплохой парень - Горио сочувствует (а зря). В конце концов, видя как дочурки обращаются с папочкой, Эжен принимает решение.

Роман написан со всеми витиеватостями второй половины XIX века, но очень интересно, много мощнейших цитат можно извлечь и поразмышлять, к примеру, над словами Вотрена

Там такого много.

Этот психологический триллер даст фору многим новинкам книжного рынка!

Всё таки Бальзак прекрасный автор и очень проницательный психолог.

Он разворачивает не только интересную интригу внешне, на страницах своей книги, он ещё и заставляет читателя наблюдать за своими, меняющимися чувствами, которые возникают (и меняются) по мере прочтения этого коротенького, но очень увлекательного и поучительного произведения.

Повествователь – Дервиль, конечно, образец честности и благородства и по праву вызывает у читателя положительные чувства, но, признаемся честно, Гобсек нам, очень глубоко в душе, ведь тоже нравится ? И это несмотря на довольно не лестную характеристику, данную ему в начале повествования

Автор также одаривает читателя многочисленными парадоксальными прозрениями

- У больных странные причуды. Они как дети, сами не знают, чего хотят.

-Может быть, наоборот – они, как дети, прекрасно знают, чего хотят.

Графиня покраснела.

И не менее многочисленными откровениями житейской мудрости, которые могут пригодиться нам в реальной жизни и даже защитить от манипуляций и людской злобы

Интересную пищу для ума даёт нам Бальзак и интригующий повод для самонаблюдений.

Линия «папаши Гобсека» наполнена не только интеллектуальным, но, как бы это ни парадоксально звучало, ещё и эмоциональным содержанием, особенно в момент его смерти, как будто перенимаешься эмоциями этого неэмоционального человека

Но уже на следующей странице тебя переполняет презрение к Гобсеку

А последняя его просьба полностью противоречит его же философии и совсем не рациональна. Или всё же рациональна?

И вот ведь парадокс: лично я не хотел бы быть таким, как Гобсек, но, поймал себя на мысли, что хотел бы вызывать у Гобсека уважение!!!

«Что?», - восклицаю сам в себе, «Уважение этого козла?».

«А почему, собственно, козла?», продолжаю диалог с собой. Может, это Максим де Трай козёл, а может это графиня козлиха?

А ты, читатель, как думаешь, кто там по-настоящему «козёл» ?

Книгу рекомендую к прочтению. Помните, что классика никогда не подводит и не разочаровывает.

"А разве могут отказать в чем-либо тому, у кого в руках мешок с золотом? Я достаточно богат, чтобы покупать совесть человеческую, управлять всесильными министрами через их фаворитов, начиная с канцелярских служителей и кончая любовницами. Это ли не власть? Я могу, если пожелаю, обладать красивейшими женщинами и покупать нежнейшие ласки. Это ли не наслаждение?"

Одно из наиболее комментируемых у Бальзака произведений, Карлом Марксом и Фридрихом Энгельсом. Основные действующие лица - ростовщик Гобсек, поверенный Дервиль в начале его карьеры и история графини де Ресто. Они встречаются и в других работах, поэтому это одна из узловых работ для знакомства со всем циклом "Человеческой комедии".

Эта повесть уточняет, углубляет понимание романа "Отец Горио". Здесь раскрывается страсть графини де Ресто к Максиму де Трай, ради которого она разоряет собственных детей, и совершает продажу фамильных бриллиантов Гобсеку. Из-за чего впоследствии и погибает отец графини де Ресто - Горио. Также показана борьба графа де Ресто с неверной женой (дочь Горио) за имущество, чтобы спасти детей от нищеты покуда она не промотала всё на любовника.

Оноре де Бальзак изощрённо рисует читателю сущность ростовщического капитала. Предтечу крупной финансовой олигархии, показывая нехитрую философию жизни этих "хозяев жизни", ставшими рабами вещей точно также, как и самый тёмный люмпен-пролетарий:

"Незыблемо лишь одно-единственное чувство, вложенное в нас самой природой: инстинкт самосохранения- В государствах европейской цивилизации этот инстинкт именуется личным интересом. Вот поживете с мое, узнаете, что из всех земных благ есть только одно, достаточно надежное, чтобы стоило человеку гнаться за ним. Это... золото. В золоте сосредоточены все силы человечества. Я путешествовал, видел, что по всей земле есть равнины и горы. Равнины надое- дают, горы утомляют; словом, в каком месте жить — это значения не имеет. А что касается нравов,— человек везде одинаков: везде идет борьба между бедными и богатыми, везде. И она неизбежна. Так лучше уж самому давить, чем позволять, чтобы другие тебя давили. По- всюду мускулистые люди трудятся, а худосочные мучаются. Да и наслаждения повсюду одни и те же, и повсюду они одинаково истощают силы; переживает все наслаждения только одна утеха — тщеславие. Тщеславие! Это всегда наше «я». А что может удовлетворить тщеславие? Золото! Потоки золота. Чтобы осуществить наши прихоти, нужно время, нужны материальные возможности или усилия. Ну что ж! В золоте все содержится в зародыше, и все оно дает в действительности."

Занимательно показано убеждение Гобсека в необходимости ещё большего накопления, ведь это куда-как действеннее дарует возможность развернуться личности во всю ширь, нежели что-либо ещё на что люди тратят жизнь, с точки зрения самого богатого ростовщика Парижа:

"Одни только безумцы да больные люди могут находить свое счастье в том, чтобы убивать все вечера за картами в надежде выиграть несколько су. Только дураки могут тратить время на размышления о самых обыденных делах — возляжет ли такая-то дама на диван одна или в приятном обществе, и чего у ней больше: крови или лимфы, темперамента или добродетели? Только простофили могут воображать, что они приносят пользу ближним, занимаясь установлением принципов политики, что- бы управлять событиями, которых никогда нельзя предвидеть. Только олухам может быть приятно болтать об актерах и повторять их остроты, каждый день кружиться на прогулках, как звери в клетках, разве лишь на пространстве чуть побольше; рядиться ради других, задавать пиры ради других, похваляться чистокровной лошадью или новомодной коляской, которую посчастливилось купить на целых три дня раньше, чем соседу. Вот вам вся жизнь ваших парижан, она укладывается в эти несколько фраз,— верно? Но взгляните на существование человека с той высоты, на какую им не подняться. В чем счастье? Это или сильные волнения, подтачивающие нашу жизнь, или размеренные занятия, которые превращают ее в некое подобие хорошо отрегулированного английского механизма. Выше этого счастья стоит так называемая «благородная» любознательность, стремление проникнуть в тайны природы и добиться известных результатов, воспроизводя ее явления. Вот вам в двух словах искусство и наука, страсть и спокойствие. Верно? Так вот, все человеческие страсти, распаленные столкновением интересов в нынешнем вашем обществе, проходят передо мною, и я произвожу им смотр, а сам живу в спокойствии. Научную вашу любознательность, своего рода поединок, в котором человек всегда бывает повержен, я заменяю проникновением во все побудительные причины, которые движут человечеством. Словом, я владею миром, не утомляя себя, а мир не имеет надо мною ни малейшей власти."

Стоит ознакомиться и с фрагментом, где в Гобсеке было уже проснулось сострадание, чтобы осчастливить честную бедность, но тут же нашлись доводы почему это делать не стоит:

"Я посмотрел повнимательней и с первого взгляда разгадал ее. Передо мной, несомненно, была девушка, которую нужда заставляла трудиться, не разгибая спины,— вероятно, дочь какого-нибудь честного фермера: на лице ее еще виднелись мелкие веснушки, свойственные крестьянским девушкам. От нее веяло чем-то хорошим, по- настоящему добродетельным. Я как будто вступил в атмосферу искренности, чистоты душевной, и мне даже как-то стало легче дышать. Бедная простушка! Она во что-то верила: над изголовьем ее немудреной деревянной кровати висело распятие, украшенное двумя веточками букса. Я почти умилился. Я готов был предложить ей денег взаймы всего лишь из двенадцати процентов, что- бы помочь ей купить какое-нибудь прибыльное дело. «Ну нет,— образумил я себя.— У нее, пожалуй, есть молодой двоюродный братец, который заставит ее подписывать векселя и обчистит бедняжку». С тем я и ушел, предостерегая себя от великодушных порывов: ведь мне частенько приходилось наблюдать, что если самому благодетелю и не вредит благодеяние, то для того, кому оно оказано, подобная милость бывает гибельной."

Красиво показано, на какие нечеловеческие усилия лезут из кожи вон отчаявшиеся люди всех классов общества, обращаясь за ссудой, лишь бы получить заветную копеечку и как Гобсек с ростовщиками-товарищами наслаждается этими блаженными моментами пуще чем театром или соблазнительной кокоткой:

"Какая- нибудь влюбленная молодая девица, старик-купец, стоящий на пороге разорения, мать, пытающаяся скрыть проступок сына, художник без куска хлеба, вельможа, который впал в немилость и того и гляди из-за безденежья потеряет плоды своих долгих усилий,— все эти люди иной раз изумляют меня силой своего слова. Великолепные актеры! И дают они представление для меня одного! "

"Как и я, мои собратья всем насладились, всем пресытились и любят теперь только власть и деньги ради самого обладания властью и деньгами. Вот здесь,— сказал он, поведя рукой,— в этой холодной комнате с голыми стенами, самый пылкий любовник, который во всяком другом месте вскипит из-за малейшего намека, вызовет на дуэль из-за острого словечка, молит меня, как бога, смиренно прижимая руки к груди! Проливая слезы бешеной ненависти или скорби, молит меня и самый спесивый купец, и самая надменная красавица, и самый гордый военный. Сюда приходит с мольбою и знаменитый художник и писатель, чье имя будет жить в памяти потомков. "

Интересна сцена, где Гобсек (а он уже в летах, старше восьмидесяти), жадно радуется тем что захватил чудовищно ценные бриллианты за бесценок, обскакав своих товарищей-соперников:

"Проживи я на свете еще сто лет, мне не забыть этой картины. Бледное лицо его разрумянилось, глаза загорелись каким-то сверхъестественным огнем, словно в них отражалось сверкание бриллиантов. Он встал, подошел к окну и, разглядывая драгоценности, подносил их так близко к своему беззубому рту, словно хотел проглотить их. Он бормотал ка- кие-то бессвязные слова, доставал из ларчика то браслеты, то серьги с подвесками, то ожерелья, то диадемы, поворачивал их, определяя чистоту воды, оттенок и грань алмазов, искал, нет ли изъяна. Он вытаскивал их из ларчика, укладывал обратно, опять вынимал, опять поворачивал, чтобы они заиграли всеми таившимися в них огнями. В эту минуту он был скорее ребенком, чем стариком, или, вернее, он был и ребенком и стариком."

Стоит также ознакомиться и с этой сценой, для того чтобы завершить образ Гобсека, о том как обобрать друга , чтобы он ещё и спасибо сказал:

"В тот день, когда я принес ему свой долг и расплатился полностью, я с некоторыми риторическими предосторожностями спросил у него, какие соображения заставили его брать с меня огромные проценты и почему он, желая помочь мне, своему другу, не позволил себе оказать это благодеяние совершенно бескорыстно. «Сын мой, я избавил тебя от признательности, я дал тебе право считать, что ты мне ничем не обязан. И поэтому мы с тобой лучшие в мире друзья». Этот ответ, сударь, лучше всяких моих слов нарисует вам портрет Гобсека."

В заключительной части повести, Бальзак рисует отчаянную женщину, идущую на отчаянные меры, почти на преступление, дикого зверя готового растерзать всех, лишь бы завладеть имуществом смертельно больного, измученного ею мужа (своё она уже промотала на любовника):

"Она решила установить строжайшее наблюдение за спальней мужа. В доме она была полно- властной хозяйкой и все подчинила своему женскому шпионству. Весь день она безвыходно сидела в гостиной перед спальней графа, прислушиваясь к каждому его слову, к малейшему движению, а на ночь ей тут же стлали постель, но она не смыкала глаз. Врач был всецело на ее стороне. Ее показная преданность мужу всех восхищала. С прирожденной хитростью вероломного существа она скрывала истинные причины отвращения, которое выказывал ей муж, и так замечательно разыгрывала скорбь, что стала, можно сказать, знаменитостью. Некоторые блюстительницы нравственности даже находили, что она искупила свои грехи. Но все время у нее перед глазами стояли картины нищеты, угрожавшей ей, если она потеряет присутствие духа. И вот эта женщина, изгнанная мужем из комнаты, где он стонал на смертном одре, очертила вокруг него магический круг. Она была и далеко от него и вместе с тем близко, лишена всех прав и вместе с тем всемогуща, притворялась самой предан- ной супругой, но стерегла час его смерти и свое богатство, словно то насекомое, которое роет в песке норку, изогнутую спиралью, и, притаившись на дне ее, поджидает намеченную добычу, прислушиваясь к падению каждой песчинки. Самому суровому моралисту поневоле пришлось бы признать, что графиня оказалась страстно любящей матерью. Говорят, смерть отца послужила ей уроком. Она обожала детей и стремилась скрыть от них свою беспутную жизнь; нежный их возраст легко позволял это сделать и внушить им любовь к ней. Она дала им превосходное, блестящее образование."

Нельзя сказать, что произведение оставило очень большое впечатление. По-моему скромному мнению "Фома Гордеев" Максима Горького, куда как более экспрессивно показал житейскую философию и моральные побуждения этих "хозяев жизни". Но "Гобсек" отличился тем, что здесь более тонко показана власть денег. Гобсек считает себя выше всех, деньги дают ему власть над миром вещей, над товарами. И чем больше денег, тем больше средств производства и наемных рабов которые постоянно приносят эти деньги, прибавочную стоимость, тем больше товаров можно купить и желаний удовлетворить. Уродство превратить в красоту, а недостатки - в добродетель. Всем правит капитал. Ведь люди всего лишь товар в рыночном обществе.

"Колесница цивилизации в своем движении подобна колеснице идола Джагернаута: наехав колесом на человеческое сердце, но не такое хрупкое, как у других людей, она, едва запнувшись, уже крушит его и продолжает свой достославный путь. Вроде этого поступите и вы: взяв эту книгу холеной рукой, усядетесь поглубже в мягком кресле и скажете: «А может быть, все это развлечет меня?» Прочтя про тайные отцовские невзгоды Горио, покушаете с аппетитом, а свою бесчувственность вы отнесете за счет автора, упрекнув его в преувеличении и осудив за поэтические вымыслы. Так знайте: эта драма не выдумка и не роман. All is true — она до такой степени правдива, что всякий найдет ее зачатки в себе самом, возможно, в своем сердце."

Париж, вторая половина 1820-ых годов. Первое произведение цикла "Отец Горио" , дальше"Утраченные иллюзии" и "Блеск и нищета куртизанок". Здесь начинается путь Эжен де Растиньяка, который будет раскрываться ещё в 12 книгах Бальзака, и история Обмани-Смерть, или же Вотрена, или же аббата Карлоса Эррера. Много и других персонажей, переплетённых из более ранних работ и получивших здесь развитие.

В произведении широко рисуется власть чистогана, которая попирает совесть, родственные связи, дружбу, камня на камне не оставляя от привычного уклада жизни. Деньги - вот величайшая сила буржуазной эпохи. Деньги компенсируют все недостатки их обладателя. Бальзак в несколько слов наметил костяк сюжета: «Старичок — семейной пансион — 600 франков ренты — лишает себя всего ради дочерей, причем у обеих имеется по 50 000 франков дохода; умирает, как собака». Беззаветная любовь, оказывается неблагодарностью и дочери почтительны со стариком покуда у него есть за спиной капиталы:

"Он видел, что дочери стыдятся его, и раз они любят своих мужей, то он помеха для зятьев. Настало время принести жертву. Старик пожертвовал собой, на то он и отец: он сам себя изгнал из их домов, и дочери были довольны; заметив это, он понял, что поступил правильно. Так совершилось семейное преступление при соучастии отца и дочерей. Явления такого рода мы наблюдаем сплошь и рядом. Разве этот папаша Дорио в гостиной дочерей не имел бы вида какого-то сального пятна? Да и самому ему было бы там тягостно и скучно. То, что постигло этого отца, может постигнуть самую красивую женщину, полюбившую мужчину всей душой: если она мужчине докучает своей любовью, он уходит и, чтобы от нее отделаться, идет на подлости. Такова судьба всех чувств. Наше сердце — это клад: растратьте его сразу, и вы нищий. Мы не щадим ни чувства, когда оно раскрылось до конца, ни человека, когда у него нет ни одного су. Этот отец роздал все. Свою душу, свою любовь он отдавал в течение двадцати лет, а свое состояние он отдал в один день. Дочери выжали лимон, а корку бросили на улицу."

"— Так не приедет ни одна из дочерей?! — воскликнул Растиньяк.— Сейчас напишу обеим. — Ни одна! — отозвался старик, приподнимаясь на постели.— У них дела, они спят, они не приедут. Я так и знал. Только умирая, узнаешь, что такое дети. Ах, друг мой, не женитесь, не заводите детей! Вы им дарите жизнь, они вам — смерть! Вы их производите на свет, они вас сживают со свету! Они не придут! Мне это известно уже десять лет, Я это говорил себе не один раз, но не смел этому верить. На воспаленные края его век скатились две слезы и так застыли. — Ах, будь я богат, кабы я не отдал им свое богатство, а сохранил бы у себя, они были бы здесь, у меня бы щеки лоснились от их поцелуев. Я бы жил в особняке, в прекрасных комнатах, была бы у меня прислуга; было бы тепло; дочери пришли бы все в слезах, с мужьями и детьми. Так бы оно и было! А теперь ничего. За деньги купишь все, даже дочерей. О мои деньги, где они?! Если бы я оставлял в наследство сокровища, дочери ходили бы за мной, лечили; я бы и слышал и видел их. Ах, милый мой сынок, единственное мое дитя, я предпочитаю быть бесприютным, нищим. По крайности, когда любят бедняка, он может быть уверен, что любим сам по себе. Нет, я бы хотел быть богатым, тогда бы я их видел... Хотя, правда, как знать? У них обеих сердца каменные. Я чересчур любил их, чтобы они меня любили. Отец непременно должен быть богат, он должен держать детей на поводу, как норовистых лошадей. А я стоял перед ними на коленях."

Как говаривал Ломоносов: "Кто мил, на том всегда приятен и убор; Хоть правда, что притом и кошелёк неспор". Нельзя не привести касательно этого и пример Бальзака:

"В сравнении с другими можно было назвать ее хорошенькой, а при счастливой доле она бы стала восхитительной: поэзия женщины — в ее благополучии, как в туалете — ее краса. Когда б веселье бала розоватым отблеском легло на это бледное лицо, когда б отрада изящной жизни округлила и подрумянила слегка ввалившиеся щеки, когда б любовь вдохнула жизнь в эти грустные глаза,— Викторина могла бы поспорить с любой самой красивой девушкой. Ей не хватало того, что женщину перерождает: тряпок и любовных писем. Ее история могла бы стать сюжетом целой книги."

В буржуазном мире, где всё продаётся и всё покупается, женщина становится таким же товаром, как и любая другая вещь, как и наёмный труд. Бальзак занимательно отметил, как новые общественные отношения повлияли даже на отношения к женщине:

"Вообразите большие черные глаза, великолепные руки, точеные ноги, в движениях огонь — женщину, которую маркиз де Ронкероль звал «чистокровной лошадью». Нервная утонченность не портила ничем ее красот: все формы отличались полнотой и закругленностью, не вызывая упрека в излишней толщине. «Чистокровная лошадь», «породистая женщина»—такие выражения стали вытеснять «небесных ангелов», «оссиановские лица» :— всю старую любовную мифологию, отвергнутую дендизмом."

Занимательно автор показал, как живительная сила денег, само обладание ими, потенция их потратить на что только вбредёт в голову, открывает все двери, все дороги:

"Едва в студенческий карман попали деньги, как настроение студента поднимается подобно какой-то фантастической колонне, и он возносится на этот пьедестал. Походка у студента сразу делается красивее, он чувствует в себе самом точку опоры для своих действий, смотрит прямо и открыто, его движения быстры; вчера он робок, смирен, готов сносить побои, назавтра сам побьет хоть первого министра. С ним творится что-то неслыханное: он хочет все и может все, в его желаниях сумбур, он весел, щедр и общителен. Короче говоря, бескрылой птице дали размашистые крылья. Студент без денег хватает на лету щепотку наслаждения, как собака ворует кость, преодолев тысячу опасностей, потом грызет ее, высасывает мозг и бежит дальше; но если юноша потряхивает кошельком, где приютились золотые шалые монеты, то он смакует наслаждения, растягивает их, доволен сам собой, витает в небесах, забыв, что значит слово нищета. К его услугам весь Париж. Пора, когда все блещет, искрится и пламенеет; пора разгульной силы, зря пропадающей у женщин и мужчин! Пора долгов и острых опасений, что, впрочем, лишь во много крат усиливает наслаждения! Тот, кто не знает левый берег Сены, между улицей Сен-Жак и улицей Сен-Пер, тот ничего не смыслит в жизни человека!"

Очень красива сцена, когда Вотрен подобно демону-искусителю соблазняет Растеньяка на прибыльное дело, ради которого нужно заплатить совестью. Прилагаю лишь небольшой отрывок:

"А знаете ли вы, что нужно вам при вашем теперешнем размахе? Миллион — и очень спешно, а без него мы с нашей головушкой можем совершить прогулку до сетей в Сен-Клу, чтобы убедиться, есть ли высшее существо. Этот миллион я дам вам.— Вотрен сделал паузу, глядя на Эжена.— Ага! Вы смотрите уже приветливее на милого дядюшку Вотрена. Услыхав слово «миллион», вы стали похожи на молодую девушку, которой сказали: «сегодня вечером»,— и она прихорашивается, облизываясь, как кот на молоко. Очень хорошо."

"Ваших стремлений я не порицаю. Иметь честолюбие, дружочек мой, дано не каждому. Спросите женщин, каких мужчин они предпочитают,— честолюбцев. У честолюбцев хребет крепче, кровь богаче железом, сердце горячее, чем у других мужчин. А женщина в расцвете своих сил чувствует себя счастливой, красивой и оттого предпочитает всем мужчину огромной силы, не страшась того, что он ее сломает."

"Вопрос такой: у нас аппетит волчий, зубки острые, что же делать, как нам добыть провизии в котел?"

Устами Вотрена, Бальзак смеётся над наивностью верующих, ещё надеющихся от начала времён, на высшую справедливость:

"Но что такое, по-вашему, честный человек? В Париже честный человек — тот, кто действует молчком и не делится ни с кем. Я оставляю в стороне жалких илотов, которые повсюду тянут лямку, никогда не получая награды за свои труды; я называю их братством божьих дурачков. Там добродетель во всем расцвете своей глупости, но там же и нужда. Я отсюда вижу, какая рожа будет у этих праведных людей, если бог сыграет с ними злую шутку и не явится на Страшный суд.

В одной сцене мы видим, устами Вотрена, чуть ли не "Атланта расправившего плечи", для которого остальные люди - всего лишь удобрение личного успеха:

"Итак, раз вы хотите быстро составить состояние, необходимо или уже быть богатым, или казаться им. Чтобы разбогатеть, надо вести игру большими кушами, а будешь прижимистым в игре — пиши пропало. Когда среди ста доступных вам профессий десять человек достигли быстрого успеха, публика сейчас же обзывает их ворами. Сделайте отсюда вывод. Вот жизнь как она есть. Все это не лучше кухни: вони столько же, а если хочешь что-нибудь состряпать, пачкай руки, только потом умей хорошо смыть грязь — в этом вся мораль нашей эпохи. Если я так смотрю на человеческое общество, то мне дано на это право, я знаю общество. Вы думаете, что я его браню? Нисколько. Оно всегда было таким. И моралистам никогда его не изменить. Человек далек от совершенства. Он лицемерен иной раз больше, иной раз меньше, а дураки болтают, что один нравствен, а другой нет. Я не осуждаю богачей, выхваляя простой народ: человек везде один и тот же — что наверху, что в середине, что внизу. На каждый миллион людского стада найдется десяток молодцов, которые ставят себя выше всего, даже законов; таков и я. Если вы человек высшего порядка, идите к цели прямо, смело. Но вам придется выдержать борьбу с посредственностью, завистью и клеветой, идти против всего общества."

Просто показана философия буржуазного прагматизма, для которого всё то истинно, что выгодно в данный момент для отдельного лица, желающего получить преимущества. Всё лишнее отбрасывается:

"Могу подать, мой ангел, еще один совет: бросьте считаться с вашими убеждениями и вашими словами. Продавайте их, если на это будет спрос. Когда человек хвастается, что никогда не изменит своих убеждений, он обязуется идти все время по прямой линии,— это болван, уверенный в своей непогрешимости. Принципов нет, а есть события; законов нет—есть обстоятельства; человек высокого полета сам применяется к событиям и обстоятельствам, чтобы руководить ими. Будь принципы и законы непреложны, народы не сменяли бы их, как мы — рубашку. Отдельная личность не обязана быть мудрее целой нации."

Занимательно описано влияние общественного мнения на честолюбцев, готовых от малейших успехов, перешагнуть через родных, и отказаться от былых "заблуждений":

"Он был так молод, так красив, в его нарядности так много вкуса! Заметив, что на него смотрят, чуть не любуясь, он позабыл обобранных сестер и тетку, забыл о добродетельной своей брезгливости. Он видел, как у него над головой пронесся демон, которого легко принять за ангела, тот сатана на пестрых крыльях, что сыплет рубинами, вонзает золотые стрелы во фронтоны на дворцах, наряжает женщин в багряницу и облекает глупым блеском троны, первоначально очень скромные; он уже внял богу трескучего тщеславия с его сверкающими побрякушками, которые мы принимаем за символы могущества. Речь Вотрена при всем своем цинизме запала ему в душу, как в память девушки врезается гнусный профиль сводни, говорящей: «Любви и золота по горло!»"

Небольшая, но довольно верная цитата, известная нам по басне Крылова "Лисица и Ворона", только в более прозаичной форме:

"Для женщин нет большего удовольствия, как вслушиваться в журчание нежных слов. Им внемлет самая строгая святоша, даже в том случае, когда она по своему долгу не может отвечать на них."

Бальзак об искреннем чувстве:

"Что замечательно, так это сила наития, свойственная нашим чувствам. Взять хотя бы самое невежественное существо: стоит ему проявить подлинную, сильную любовь, оно сейчас же начинает излучать особый ток, который преображает его внешность, оживляет жесты, скрашивает голос. Под влиянием страсти даже тупица доходит до вершины красноречия, если не складом речи, то по мысли, и как бы витает в некой лучезарной сфере. Так и теперь: и в голосе и в жестах старика чувствовалась захватывающая сила, какою отличаются великие актеры. Да и все наши лучшие чувства — разве они не поэтические выражения нашей воли?"

Несколько занятных высказываний об отношениях:

"Если женщина говорит молодому человеку, что она несчастна, а молодой человек умен, хорошо одет и у него в кармане лежат без дела полторы тысячи франков, он, наверное, подумает то же, что Эжен, и станет самодовольным фатом."

"Для парижанки так естественно, даже в пылу страсти, оттягивать минуту своего падения, испытывая сердце того мужчины, которому она вручает свое будущее!..Иногда в кокетстве женщины заключено гораздо больше радостей, чем удовольствий от ее любви."

Отличная драма, которой наслаждаешься. Ни Гюго, ни Золя, ни Мопассан не даст читателю такого всеобъемлющего анализа явлений во всей их взаимосвязи и взаимообусловленности как то делает стихийный диалектик Оноре де Бальзак. По поводу Вотрена, может показаться, что это последний негодяй. Но он честнее, откровеннее самого видного банкира (Нусингена) в произведении. Первый наживает состояние на пороках богачей, второй на невежестве и бесправии нищеты.

В этом произведении прекрасно всё: от первой метафоры про шляпу, до последней про общество.

Почти вся «Шангренева кожа» до главы «Агония» читается легко, как одно сложноподчинённое предложение, при этом ювелирно проработано всё: душевные переживания, многочисленные описания, пьяный «базар» парижан, возомнивших себя элитой, философский диалог двух проституток, сложные любовные переживания Рафаэля, философско-религиозные темы, отблески которых мы встречаем почти на каждой странице, описание бытовых деталей, которые так сильно влияют на поведение и весь душевный строй главного героя, а ведь именно так и бывает в реальной жизни.

Как красиво и точно, но при этом без лишнего пафоса передано состояние влюблённости:

Я был счастлив. Чем? Не знаю. В эти мгновения, когда её лицо было залито светом, с ним что-то происходило, и оно начинало сиять; чуть заметный пушок, золотивший её тонкую и нежную кожу, мягко намечал контуры её лица, и в этом было то самое очарование, которое пленяет нас в далёких линях горизонта, теряющихся в солнечном свете. Казалось, что сияние дня, сливаясь с нею, ласкает её и что от её лучезарных черт исходит свет более яркий, чем свет настоящий; потом тень, проходя по милому лицу, как будто бы окрашивала его, разнообразя выражения, меняя оттенки. Нередко на мраморном её челе, казалось, явственно обозначалась мысль; её глаза загорались, веки вздрагивали, по лицу пробегала улыбка; живой коралл её губ приходил в движение, то сжимаясь, то разжимаясь; какой-то особенный отлив её волос отбрасывал тёмные блики на свежую белизну висков. В этом лице говорила каждая чёрточка. Каждый оттенок его красоты был новым пиршеством для моих глаз, открывал моему сердцу ещё одну неведомую прелесть. ... Немые наши разговоры шли от души к душе, как звук переходит в эхо, и они щедро дарили мне мимолётные радости, оставлявшие во мне глубокое впечатление.

Читая это ты сам это ощущаешь или вспоминаешь.

Однако, в книге всё, как в жизни, поэтому несколькими страницами далее:

Я брал Феодору за руку и, всматриваясь в её черты, в её глаза, домогался того слияния чувств, той внезапной гармонии, которую пробуждает порою музыка, заставляя души вибрировать в унисон; но рука её ничего не отвечала, и глаза не говорили ничего. Когда пламя сердца, исходящее от каждой моей черты, слишком сильно било ей в глаза, она дарила мне деланую улыбку, ту условную улыбку, которую воспроизводят все салонные портреты. Музыки она не слушала. Божественные страницы Россини, Чимарозы, Цингарелли не вызывали в ней никакого чувства, не будили никаких поэтических воспоминаний: душа её была бесплодна. Феодора сама являлась зрелищем в зрелище. Её лорнет всё время странствовал по ложам; вечно испытывая беспокойство, хотя и спокойная с виду, она была жертвой моды: её ложа, шляпа, карета, собственная её особа были для неё всем. Часто можно встретить людей, по внешности колоссов, в бронзовом теле которых бьётся сердце доброе и нежное; она же под хрупкой и изящной оболочкой таила бронзовое сердце.

Как видим, тут нас поражает не только резкий контраст по сравнению с предыдущими чувствами главного героя, но и поразительная актуальность и даже вполне современная распространённость поведения, которое демонстрирует Феодора. Замените слово «лорнет» на слово «смартфон» и разницы почти в двести лет совсем не видно!

А как прекрасно Растиньяк описывает способы самоубийства! Нечто подобное, но в более примитивной форме, писал Чак Паланик в одной из своих статей. Он рекомендует мужчинам регулярно, раз в 3-4 года, совершать самоубийства:)

Итак, до главы «Агония» текст читается на одном дыхании, несмотря на огромное количество изложенных деталей и высокий уровень эмоционального накала. В указанной же главе повествование замедляется, несмотря на близость финала и чтение становится более тяжёлым. Особенно для впечатлительных читателей. Я - впечатлительный, поэтому эту главу мне было читать тяжело, ибо ты хоть на время, но всё же воспринимаешь страхи Рафаэля.

Кстати, не это ли происходит с большинством из нас, когда мы до бесконечности «улучшаем продуктивность» и «повышаем эффективность» ?

От коротенькой сцены встречи со старым учителем ты чувствуешь физический дискомфорт. Настолько гениален Бальзак.

Ещё более эмоционально насыщенной является сцена встречи Рафаэля и торговца редкостями в театре. И сегодня таких персонажей (старый торговец и Ефрасия) можно наблюдать в театрах, на презентациях да и просто в ресторанах...

Автор повышает градус кипения и сводит Рафаэля вновь с Феодорой. На этом подъёме повествователь рождает цитату, которую нам всем следует запомнить:

Ну а вершиной «театральных встреч» конечно будет узнавание Полины.

И как же трогательно наблюдать за их встречей, за признаниями Полины...

На этом эмоциональные «качели» не заканчиваются, и Бальзак, «запаковав» хэппи энд в середину этой главы (а значит, в конце хэппи энда не будет), с хирургической точностью вскрывает не только межличностные отношения, но и практически весь спектр социального взаимодействия, который мы наблюдаем и сегодня. Поэтому, «Шангренева кожа», помимо эстетического удовольствия, может рассматриваться как учебник социальной психологии. Ведь основы того, что мы наблюдаем прямо сейчас, когда больные люди обвиняют здорового в том, что он якобы может их заразить, лежат в этом:

И актуальнейшая манипулятивная дурость:

Тут так и хочется дополнить: без лицевого аксессуара специального аусвайса...

И как же точно автор препарирует это «порядочное общество»:

А как прекрасны диалоги с учёными и врачами, как чётко Бальзак показывает манипулятивные приёмы, как высмеивает псевдоинтеллектуальные потуги и прочие претензии на оригинальность!

Вместе с тем, в книге присутствуют эстетически красивые и даже прекрасные описания, например,

Каково, а?! Конечно, можно спорить насчёт конкретного места, например, я считаю, что подобное описание применимо и к Боко-Которской бухте в Черногории, но, как же прекрасны эти, приведенные выше, эпитеты... Любая современная туристическая или рекламная компания дорого заплатила бы за подобный текст:)

Чем же ещё полезна книга в практическом плане? Она показывает человеческие ошибки и их трагические последствия, а значит мы можем учиться на этих ошибках и сделать нашу жизнь более осознанной и счастливой. Такая жизнь могла бы быть у Рафаэля и Полины, если бы они не обманулись навязанными предрассудками. Да, как бы это ни звучало банально, но деньги - не главное.

Несмотря на трагичность, произведение благотворно действует на душу, так что катарсис гарантирован.

Книгу рекомендую для прочтения и наслаждения!

Красочная человеческая трагедия, считаю, была бы отличным вариантом для чтения в школе
мне жаль Горио и не жаль одновременно. потому что он сам прекрасно понимает, что давал своим дочерям все, что они не захотят, что намного разумнее было бы не отдать им все состояние в приданое, а только часть и назначить ренту например. но он слеп в своей любви, и дочки выросли ужасно эгоистичными и поверхностными. Внешний лоск им важнее чувств к отцу.
мне нисколько не жаль Анастази, даже больше, учитывая, что перед Горио я прочла Гобсека, мне противна Анастази, я не верю в ее любовь даже к Максиму Траю, который выпотрошил ее, а она даже никаких попыток не принимала улучшить положение, все только тянула деньги с отца. Она нечестна ни с кем, она не погнушается ничем для достижения денег, просто мерзкая девица
Дельфина тоже заботится только о себе, и ей просто до лампочки и страдания отца, и ситуация, в которую они с сестрой ввергли его, развлечения и свой статус, вот что ее беспокоит.. даже финансовое положение ее волнует только в той мере, в какой оно дает статус и свободу развлекаться и жить по своему хотению
Растиньяк вроде и не плохой юноша, порывистый и с благими намерениями, но раз ступив на скользкую дорожку, он постоянно отирается возле, он играет (продолжает играть) и проигрывается, он совершенно нелепо дает Анастази вексель! на огромные для него деньги! с учетом своего заведомо бедственного положения! для дамочки, которая 100% спустит его в трубу, в Максима Трая, то есть равносильно выкинуть в Марианскую впадину, в огонь, в пропасть, да, это немного успокоило Горио, но этот его порыв - это шаг в бездну.
Вотрен, несмотря на свои методы, очень интересный персонаж, в первую очередь, своей проницательностью, его тоже не жаль, но наблюдать за ним было любопытно,
Единственная, кого мне жаль - это виконтесса де Босеан, несмотря на ее измену мужу (но тут вообще все друг другу изменяли практически, тоже мне, парижский высший свет), она стойкая женщина с сильным характером и достойна уважения.

Давно я хотел познакомится с этим автором и вот наконец-таки добрался до шагреневой кожи. Начало для меня было крайне разочаровывающим, но где-то начиная с середины книги, повествование полностью захватило меня.
Доведенный до отчаяния, Рафаэль решает утопиться, но случайно заглядывает в лавку древностей где находит удивительный талисман - шагреневую кожу. Эта вещичка в состоянии исполнить любое желание. Вот только после каждого желания, размеры ее уменьшаются, а когда она исчезнет совсем - исчезнет и Рафаэль. По-началу, молодой человек не верит в чудеса и ради смеха загадывает доход в 200000 франков и замеряет размеры талисмана. На утро же он узнает, что умер его родственник в Калькуте и оставил ему доход в 200000. Он бросается к шагреневой коже, а та уменьшилась в размерах. И вот, человек, который хотел покончить с собой, теперь боиться всего и вся. Запирается в доме и пытается избавить себя от любого соблазна, чтобы вновь не пожелать чего-нибудь. Вот только судьба распоряжается иначе. Однажды в театре, он встречает давнюю знакомую - Полину, которая давно в него влюблена и сам Рафаэль влюбляется в девушку. Он, со словами "будь, что будет" выбрасывает талисман, но от него не так просто избавиться, ведь даже, гидравлический пресс ломается в попытках уничтожить этот артефакт. Так, вспыхнувшая надежда вновь сменяется агонией.
Интересно было проследить за зигзагами судьбы Рафаэля, который вчера хотел покончить с собой, сегодня обладатель могущественного талисмана, а завтра, он дрожит от страха за свою жизнь, с которой накануне хотел распрощаться сам.