Рецензия на книгу

• 

  Аноним30 июня 2022 г.

  Да неужели все сводится к деньгам?

  "А разве могут отказать в чем-либо тому, у кого в руках мешок с золотом? Я достаточно богат, чтобы покупать совесть человеческую, управлять всесильными министрами через их фаворитов, начиная с канцелярских служителей и кончая любовницами. Это ли не власть? Я могу, если пожелаю, обладать красивейшими женщинами и покупать нежнейшие ласки. Это ли не наслаждение?"

  Одно из наиболее комментируемых у Бальзака произведений, Карлом Марксом и Фридрихом Энгельсом. Основные действующие лица - ростовщик Гобсек, поверенный Дервиль в начале его карьеры и история графини де Ресто. Они встречаются и в других работах, поэтому это одна из узловых работ для знакомства со всем циклом "Человеческой комедии".

  Эта повесть уточняет, углубляет понимание романа "Отец Горио". Здесь раскрывается страсть графини де Ресто к Максиму де Трай, ради которого она разоряет собственных детей, и совершает продажу фамильных бриллиантов Гобсеку. Из-за чего впоследствии и погибает отец графини де Ресто - Горио. Также показана борьба графа де Ресто с неверной женой (дочь Горио) за имущество, чтобы спасти детей от нищеты покуда она не промотала всё на любовника.

  Оноре де Бальзак изощрённо рисует читателю сущность ростовщического капитала. Предтечу крупной финансовой олигархии, показывая нехитрую философию жизни этих "хозяев жизни", ставшими рабами вещей точно также, как и самый тёмный люмпен-пролетарий:

  "Незыблемо лишь одно-единственное чувство, вложенное в нас самой природой: инстинкт самосохранения- В государствах европейской цивилизации этот инстинкт именуется личным интересом. Вот поживете с мое, узнаете, что из всех земных благ есть только одно, достаточно надежное, чтобы стоило человеку гнаться за ним. Это... золото. В золоте сосредоточены все силы человечества. Я путешествовал, видел, что по всей земле есть равнины и горы. Равнины надое- дают, горы утомляют; словом, в каком месте жить — это значения не имеет. А что касается нравов,— человек везде одинаков: везде идет борьба между бедными и богатыми, везде. И она неизбежна. Так лучше уж самому давить, чем позволять, чтобы другие тебя давили. По- всюду мускулистые люди трудятся, а худосочные мучаются. Да и наслаждения повсюду одни и те же, и повсюду они одинаково истощают силы; переживает все наслаждения только одна утеха — тщеславие. Тщеславие! Это всегда наше «я». А что может удовлетворить тщеславие? Золото! Потоки золота. Чтобы осуществить наши прихоти, нужно время, нужны материальные возможности или усилия. Ну что ж! В золоте все содержится в зародыше, и все оно дает в действительности."

  Занимательно показано убеждение Гобсека в необходимости ещё большего накопления, ведь это куда-как действеннее дарует возможность развернуться личности во всю ширь, нежели что-либо ещё на что люди тратят жизнь, с точки зрения самого богатого ростовщика Парижа:

  "Одни только безумцы да больные люди могут находить свое счастье в том, чтобы убивать все вечера за картами в надежде выиграть несколько су. Только дураки могут тратить время на размышления о самых обыденных делах — возляжет ли такая-то дама на диван одна или в приятном обществе, и чего у ней больше: крови или лимфы, темперамента или добродетели? Только простофили могут воображать, что они приносят пользу ближним, занимаясь установлением принципов политики, что- бы управлять событиями, которых никогда нельзя предвидеть. Только олухам может быть приятно болтать об актерах и повторять их остроты, каждый день кружиться на прогулках, как звери в клетках, разве лишь на пространстве чуть побольше; рядиться ради других, задавать пиры ради других, похваляться чистокровной лошадью или новомодной коляской, которую посчастливилось купить на целых три дня раньше, чем соседу. Вот вам вся жизнь ваших парижан, она укладывается в эти несколько фраз,— верно? Но взгляните на существование человека с той высоты, на какую им не подняться. В чем счастье? Это или сильные волнения, подтачивающие нашу жизнь, или размеренные занятия, которые превращают ее в некое подобие хорошо отрегулированного английского механизма. Выше этого счастья стоит так называемая «благородная» любознательность, стремление проникнуть в тайны природы и добиться известных результатов, воспроизводя ее явления. Вот вам в двух словах искусство и наука, страсть и спокойствие. Верно? Так вот, все человеческие страсти, распаленные столкновением интересов в нынешнем вашем обществе, проходят передо мною, и я произвожу им смотр, а сам живу в спокойствии. Научную вашу любознательность, своего рода поединок, в котором человек всегда бывает повержен, я заменяю проникновением во все побудительные причины, которые движут человечеством. Словом, я владею миром, не утомляя себя, а мир не имеет надо мною ни малейшей власти."

  Стоит ознакомиться и с фрагментом, где в Гобсеке было уже проснулось сострадание, чтобы осчастливить честную бедность, но тут же нашлись доводы почему это делать не стоит:

  "Я посмотрел повнимательней и с первого взгляда разгадал ее. Передо мной, несомненно, была девушка, которую нужда заставляла трудиться, не разгибая спины,— вероятно, дочь какого-нибудь честного фермера: на лице ее еще виднелись мелкие веснушки, свойственные крестьянским девушкам. От нее веяло чем-то хорошим, по- настоящему добродетельным. Я как будто вступил в атмосферу искренности, чистоты душевной, и мне даже как-то стало легче дышать. Бедная простушка! Она во что-то верила: над изголовьем ее немудреной деревянной кровати висело распятие, украшенное двумя веточками букса. Я почти умилился. Я готов был предложить ей денег взаймы всего лишь из двенадцати процентов, что- бы помочь ей купить какое-нибудь прибыльное дело. «Ну нет,— образумил я себя.— У нее, пожалуй, есть молодой двоюродный братец, который заставит ее подписывать векселя и обчистит бедняжку». С тем я и ушел, предостерегая себя от великодушных порывов: ведь мне частенько приходилось наблюдать, что если самому благодетелю и не вредит благодеяние, то для того, кому оно оказано, подобная милость бывает гибельной."

  Красиво показано, на какие нечеловеческие усилия лезут из кожи вон отчаявшиеся люди всех классов общества, обращаясь за ссудой, лишь бы получить заветную копеечку и как Гобсек с ростовщиками-товарищами наслаждается этими блаженными моментами пуще чем театром или соблазнительной кокоткой:

  "Какая- нибудь влюбленная молодая девица, старик-купец, стоящий на пороге разорения, мать, пытающаяся скрыть проступок сына, художник без куска хлеба, вельможа, который впал в немилость и того и гляди из-за безденежья потеряет плоды своих долгих усилий,— все эти люди иной раз изумляют меня силой своего слова. Великолепные актеры! И дают они представление для меня одного! "

  "Как и я, мои собратья всем насладились, всем пресытились и любят теперь только власть и деньги ради самого обладания властью и деньгами. Вот здесь,— сказал он, поведя рукой,— в этой холодной комнате с голыми стенами, самый пылкий любовник, который во всяком другом месте вскипит из-за малейшего намека, вызовет на дуэль из-за острого словечка, молит меня, как бога, смиренно прижимая руки к груди! Проливая слезы бешеной ненависти или скорби, молит меня и самый спесивый купец, и самая надменная красавица, и самый гордый военный. Сюда приходит с мольбою и знаменитый художник и писатель, чье имя будет жить в памяти потомков. "

  Интересна сцена, где Гобсек (а он уже в летах, старше восьмидесяти), жадно радуется тем что захватил чудовищно ценные бриллианты за бесценок, обскакав своих товарищей-соперников:
  
  "Проживи я на свете еще сто лет, мне не забыть этой картины. Бледное лицо его разрумянилось, глаза загорелись каким-то сверхъестественным огнем, словно в них отражалось сверкание бриллиантов. Он встал, подошел к окну и, разглядывая драгоценности, подносил их так близко к своему беззубому рту, словно хотел проглотить их. Он бормотал ка- кие-то бессвязные слова, доставал из ларчика то браслеты, то серьги с подвесками, то ожерелья, то диадемы, поворачивал их, определяя чистоту воды, оттенок и грань алмазов, искал, нет ли изъяна. Он вытаскивал их из ларчика, укладывал обратно, опять вынимал, опять поворачивал, чтобы они заиграли всеми таившимися в них огнями. В эту минуту он был скорее ребенком, чем стариком, или, вернее, он был и ребенком и стариком."

  Стоит также ознакомиться и с этой сценой, для того чтобы завершить образ Гобсека, о том как обобрать друга , чтобы он ещё и спасибо сказал:
  
  "В тот день, когда я принес ему свой долг и расплатился полностью, я с некоторыми риторическими предосторожностями спросил у него, какие соображения заставили его брать с меня огромные проценты и почему он, желая помочь мне, своему другу, не позволил себе оказать это благодеяние совершенно бескорыстно. «Сын мой, я избавил тебя от признательности, я дал тебе право считать, что ты мне ничем не обязан. И поэтому мы с тобой лучшие в мире друзья». Этот ответ, сударь, лучше всяких моих слов нарисует вам портрет Гобсека."

  В заключительной части повести, Бальзак рисует отчаянную женщину, идущую на отчаянные меры, почти на преступление, дикого зверя готового растерзать всех, лишь бы завладеть имуществом смертельно больного, измученного ею мужа (своё она уже промотала на любовника):

  "Она решила установить строжайшее наблюдение за спальней мужа. В доме она была полно- властной хозяйкой и все подчинила своему женскому шпионству. Весь день она безвыходно сидела в гостиной перед спальней графа, прислушиваясь к каждому его слову, к малейшему движению, а на ночь ей тут же стлали постель, но она не смыкала глаз. Врач был всецело на ее стороне. Ее показная преданность мужу всех восхищала. С прирожденной хитростью вероломного существа она скрывала истинные причины отвращения, которое выказывал ей муж, и так замечательно разыгрывала скорбь, что стала, можно сказать, знаменитостью. Некоторые блюстительницы нравственности даже находили, что она искупила свои грехи. Но все время у нее перед глазами стояли картины нищеты, угрожавшей ей, если она потеряет присутствие духа. И вот эта женщина, изгнанная мужем из комнаты, где он стонал на смертном одре, очертила вокруг него магический круг. Она была и далеко от него и вместе с тем близко, лишена всех прав и вместе с тем всемогуща, притворялась самой предан- ной супругой, но стерегла час его смерти и свое богатство, словно то насекомое, которое роет в песке норку, изогнутую спиралью, и, притаившись на дне ее, поджидает намеченную добычу, прислушиваясь к падению каждой песчинки. Самому суровому моралисту поневоле пришлось бы признать, что графиня оказалась страстно любящей матерью. Говорят, смерть отца послужила ей уроком. Она обожала детей и стремилась скрыть от них свою беспутную жизнь; нежный их возраст легко позволял это сделать и внушить им любовь к ней. Она дала им превосходное, блестящее образование."

  Нельзя сказать, что произведение оставило очень большое впечатление. По-моему скромному мнению "Фома Гордеев" Максима Горького, куда как более экспрессивно показал житейскую философию и моральные побуждения этих "хозяев жизни". Но "Гобсек" отличился тем, что здесь более тонко показана власть денег. Гобсек считает себя выше всех, деньги дают ему власть над миром вещей, над товарами. И чем больше денег, тем больше средств производства и наемных рабов которые постоянно приносят эти деньги, прибавочную стоимость, тем больше товаров можно купить и желаний удовлетворить. Уродство превратить в красоту, а недостатки - в добродетель. Всем правит капитал. Ведь люди всего лишь товар в рыночном обществе.

  14

  1,3K